Текст книги "Прикосновение зла"

Глава XXIII
Ссора влюбленных

– Водка? – спросил Аполлон, наливая себе стакан. Он стоял по другую сторону островка на своей безупречной кухне. Персефоне лишь однажды довелось побывать в пентхаусе Аполлона – когда она помогала Сивилле съехать. Это было помещение с современным дизайном, огромными окнами и монохромной цветовой палитрой. Если бы она не знала, насколько Аполлон любит организованность, то решила бы, что здесь вообще никто не живет. Но этот бог славился своей дисциплиной и распространял ее на все окружение. Вокруг царили идеальный порядок и чистота, даже на приборах из нержавеющей стали не было ни единого пятнышка – такое мастерство заслуживало награды.

– Еще только десять утра, Аполлон, – напомнила Персефона, усевшись возле стойки для завтрака напротив него.

– Ага, и что?

Она вздохнула:

– Нет, Аполлон. Я не хочу водки.

Бог пожал плечами:

– Как хочешь. – Он осушил стакан.

– Ты алкоголик.

– Это Аид алкоголик, – заявил Аполлон.

А он был не так уж и далек от истины.

– Так тебе нужен мой совет? – спросила Персефона, меняя тему разговора.

Аполлон налил себе еще стакан и снова опрокинул его в себя. Она наблюдала за ним и ждала, отметив про себя, насколько в этот момент он был похож на Гермеса. Тот же подбородок, те же нахмуренные брови – их родство сложно было отрицать.

– Я облажался, – наконец признался он.

– Так я и думала, – мягко произнесла она, не сводя с него взгляда, несмотря на то что он раздраженно прищурил свои фиолетовые глаза.

– Как грубо, – огрызнулся он.

Персефона вздохнула:

– Аполлон, просто расскажи мне, что случилось.

Она видела, что он тянет время, и хотела, чтобы бог выложил все прежде, чем выпьет всю бутылку водки, пусть даже та особо его и не опьянит. Персефоне просто хотелось разговорить Аполлона до того, как она решит, что ей самой пора выпить.

– Я поцеловал Гектора.

Персефона моргнула, слегка ошарашенная его признанием:

– Я думала, тебе нравится Аякс.

– Откуда ты знаешь про Аякса?

– В Палестре ты глаз не мог от него отвести. – Персефона не стала добавлять, что от него пахло иначе, когда тот явился к Афродите, – к его магии примешался какой-то другой аромат, и она узнала в нем Аякса, ведь тот помог ей на поле.

Аполлон нахмурился.

– Зачем ты поцеловал Гектора?

Он провел ладонями по лицу.

– Я не знаю, – простонал бог. – Я разозлился на Аякса, а Гектор просто оказался рядом, и я подумал… почему бы не… посмотреть, что из этого выйдет… как вдруг вошел Аякс.

– Ох, Аполлон.

Персефона видела его страдания – его взгляд кричал об этом так, что у нее заныло сердце.

– Я даже не знаю, почему мне не плевать. Я поклялся, что никогда больше в это не ввяжусь.

– Не ввяжешься во что?

– В это! В любовь!

До нее вдруг дошло. Аполлон говорил о Гиацинте, спартанском принце, в которого он влюбился много веков назад. Смертный погиб от несчастного случая. После этого Аполлон пошел к Аиду и умолял отправить его в Тартар, чтобы не жить в этом мире без своего любимого. Аид ему отказал, и Аполлон нашел отмщение в объятиях Левки.

– Аполлон…

– Не… жалей меня.

– Я не жалею, – ответила она. – Но в смерти Гиацинта не было твоей вины.

– Была. Я был не единственным богом, влюбившимся в Гиацинта. И когда он выбрал меня, Зефир, бог западного ветра, взревновал. Это его ветер изменил траекторию моего броска и стал причиной смерти Гиацинта.

– Значит, в его смерти виноват Зефир, – сделала вывод Персефона.

Аполлон покачал головой:

– Ты не понимаешь. Уже сейчас я вижу, что то же будет и с Аяксом. Гектор с каждым днем все больше ревнует. Драка, которую он развязал с Аяксом в Палестре, уже не первая.

– А что, если ты тоже нравишься Аяксу? – не выдержала Персефона. – Если он и сам хочет бороться за тебя? Ты решишь не добиваться его из-за этого страха?

– Это не страх… – начал Аполлон и с гневом отвел глаза.

– Тогда что?

– Я не хочу все испортить. Я уже далеко не… хороший. Что, если я снова проиграю? Если стану… злом?

– Аполлон, – произнесла Персефона так ласково, как только могла. – Если ты тревожишься, что можешь стать злом, то в тебе уже намного больше человечности, чем ты думаешь.

По его взгляду было понятно, что он придерживается другого мнения.

– Тебе стоит поговорить с Аяксом, – сказала Персефона, хотя и сама знала, как сложно бывает разговаривать. Это стало самым большим вызовом в ее отношениях с Аидом. Отчасти она винила мать. За годы юности Персефона привыкла молчать, даже когда у нее было свое мнение или желание, боясь последствий, а именно презрения матери. Аид стал первым, кто хотел понять, что происходит у нее внутри, и богине приходилось признавать, что ей было по-прежнему сложно поверить, что он и правда хотел узнать, о чем она думает.

– Он меня не хочет.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю, потому что он сам так сказал!

Персефона уставилась на бога. Глубокая складка пролегла у его рта, а глаза выражали такую боль, которую она могла сравнить лишь с той, что познала в Лесу отчаяния.

– Что именно он сказал?

Бог вздохнул, явно раздосадованный:

– Мы целовались, все было отлично, а потом он оттолкнул меня и сказал… «Я так не могу» – и ушел.

Персефона приподняла бровь – он определенно о чем-то умалчивал.

– Ты уверен, что он именно так и сказал?

– Да, – прошипел Аполлон. – Он, может, и глухой, но совершенно точно может говорить, Персефона.

– Это не значит, что он тебя не хочет, – объяснила Персефона.

– А что еще это может значить?

– Ты должен был… не знаю… броситься за ним вслед!

– В последний раз, когда я бросился кое за кем вслед, этот кое-кто умолял превратить его в дерево.

– Но это другое! – в отчаянии воскликнула Персефона. Она на мгновение умолкла, а потом вздохнула: – А Аякс поцеловал тебя в ответ?

Щеки Аполлона слегка порозовели, и Персефоне пришлось прикусить свою щеку изнутри, чтобы не захихикать. Было так странно видеть эгоистичного бога музыки настолько смущенным.

– Да, он поцеловал меня в ответ, поэтому я и не понимаю… как… как он может не хотеть быть со мной?

– Он не сказал, что не хочет быть с тобой. Он сказал, что он так не может – а это могло означать что угодно. Например, «я не могу заниматься этим прямо сейчас». Ты не узнаешь, пока не спросишь.

– Ну, теперь я не могу спросить, потому что поцеловал Гектора.

– Именно поэтому тебе и нужно поговорить с ним! – возразила Персефона. – Или ты хочешь, чтобы Аякс думал, будто он тебе безразличен?

– Почему меня должно волновать, что он думает?

Она узнала в его ответе защитный механизм – когда что-то шло не так, как он хотел, Аполлон сразу же решал, что это не стоит его времени и энергии.

– Аполлон, ты идиот.

Он сердито взглянул на нее:

– Ты ведь должна быть мне другом.

– Если ты ищешь кого-то, кто будет превозносить каждое твое решение, обратись к тем, кто тебе поклоняется. Друзья говорят правду.

Он даже не взглянул на нее, предпочитая гневно таращиться на стену, так что она продолжила:

– Поговори с Аяксом, Аполлон. И с Гектором тоже.

– С Гектором? Зачем?

– Потому что ты обязан все ему объяснить. Ты его поцеловал, а значит, теперь у него появилась причина верить, что между вами есть что-то большее.

Бог нахмурился и спустя мгновение пробормотал:

– Я уже говорил, что никогда больше в это не ввяжусь.

– Ты не можешь бороться со своими чувствами.

– Мне лучше знать, – возразил он. – Я никому не приношу ничего хорошего, Сеф.

Она покачала головой, чувствуя, что проигрывает.

– Гиацинт так не думал, – тихо произнесла она. – И, могу поспорить, Аякс тоже так не думает.

Бог музыки фыркнул:

– Откуда тебе знать? Ты вообще здесь только из-за сделки, да и оказалась связана ею лишь потому, что отказалась разговаривать с Аидом.

Персефона поджала губы, слова Аполлона ее больно ранили. Она и сама отлично это знала, ей ведь часто приходилось об этом вспоминать – каждый раз, когда она хотела позвонить и поговорить с Лексой, сходить с лучшей подругой на ланч, каждый раз, когда приходила в Элизий. С трудом сумев сдержать слезы, богиня прокашлялась:

– И об этом решении я буду сожалеть всю свою оставшуюся жизнь.

Не попрощавшись и не подав никакого знака, она исчезла, оставив Аполлона в одиночестве.

Глава XXIV
Гонки на колесницах

Персефона приехала на стадион «Талария» вместе с Сивиллой, Левкой и Зофи. Снаружи арена больше напоминала здание из мрамора с многочисленными колоннами и арками зеркальных окон. В обычный июльский день они бы отражали красоту закатного солнца. Сейчас же они были покрыты льдом. Несмотря на непогоду, повсюду были люди, пробирающиеся по снегу к одному из множества входов по периметру стадиона.

– Здесь пишут, что состязаться будут восемь героев, – сказала Левка, глядя в свой телефон. От сияния экрана ее белые глаза мерцали. – Три женщины и четверо мужчин.

– Тут должно быть больше женщин, – сказала Зофи, сидевшая рядом с Левкой и возвышавшаяся над всеми остальными. – Мы намного лучше справляемся с болью.

Они все засмеялись.

– А у Аида есть герой на этих играх, Персефона? – поинтересовалась Сивилла. Ее волосы были собраны назад в кудрявый хвост, и она успела переодеться после работы в менее официальную одежду: спортивные джинсы и розовую толстовку Университета Новых Афин.

– Нет, насколько я знаю, – мотнула головой Персефона. Аид никогда не выбирал героя – ни на играх, ни в сражениях, – хотя он когда-то их воскрешал.

– Мне никогда не нравились колесничные бега, – сказала Левка, морща нос. Видимо, она вспомнила что-то из своей прошлой жизни в древнем мире.

– Почему? – спросила Персефона.

– Потому что они кровавые. Почему, по твоему мнению, Игры начинаются именно с них?

– Чтобы избавиться от соперников, – ответила Зофи со зловещим блеском в глазах.

Эти слова наполнили Персефону ужасом и тревогой за соревнующихся, особенно за Аякса. Она знала, что он отлично подготовлен, но, если с ним что-нибудь случится, Аполлон будет убит горем.

– Не волнуйся, – сказала Сивилла. – Они же специально этому обучаются.

– Дрессировка ничего не значит, когда дело касается животных, – возразила Зофи.

Антоний подъехал к задней части стадиона и припарковался у отдельного входа, где стояла лишь горстка людей. Они покинули комфорт лимузина и вышли на морозный вечерний воздух. Персефона выбрала для события белое платье, черный блейзер и плотные черные чулки. И все же ее пронизывал ветер. Когда девушки вошли внутрь, их проводили к лифту, на котором они поднялись на верхний этаж и оказались в просторной ложе. Это было современное помещение с монохромным дизайном, баром, черными кожаными диванами и огромными телевизорами в каждом углу комнаты, где показывались кадры с предыдущих игр и интервью с героями. Перед панорамным окном, с которого открывался вид на арену, один в один похожую на тренировочную площадку Дельфийской палестры, располагался ряд кресел на платформе.

– А здесь мило, – оценила Левка, подходя к окнам.

– А нам нельзя сесть поближе? – спросила Зофи.

– Я не готова глотать пыль, Зофи, – ответила Левка. – Или умереть. Ты что, никогда не видела столкновения колесниц?

Персефона переместила взгляд на Сивиллу, размышляя, будет ли ей здесь комфортно с учетом того, как сильно все в этой ложе напоминало об Аполлоне. Но оракул улыбнулась:

– У меня все отлично, Персефона.

Все четверо заказали напитки в баре.

– Виски, пожалуйста, – попросила Персефона. – Чистый.

– Виски? – Левка приподняла бровь. – Ты же вроде обычно пьешь вино?

Богиня пожала плечами:

– Я как-то вечером попробовала виски Аида, и мне понравилось.

Им принесли их заказ, и Персефона отпила из бокала, наслаждаясь вкусом и ароматом, ей стало жаль, что Аида до сих пор нет рядом.

– Сефи!

Она развернулась и увидела Гермеса в белом блейзере, брюках и светло-голубой рубашке. Он выглядел великолепно и весь сиял.

– Гермес! Я не знала, что ты тоже будешь в этой ложе!

– Ну, похоже, тут будешь ты, я, парочка олимпийцев и еще несколько их кукол, которых они решат привести с собой, – ответил он, и у Персефоны округлились глаза. – Надо делиться, Сефи!

Она едва не застонала. Меньше всего на свете ей хотелось оказаться в одной комнате с Зевсом, Посейдоном, Герой и Аресом. Предложение Зофи пересесть на первые ряды, несмотря на все опасности, уже не казалось ей такой плохой идеей.

Персефона сделала большой глоток виски.

Вскоре боги начали прибывать вместе со своими фаворитами, ложа наполнилась теплом и ароматами магии. Первой явилась Артемида – прекрасная, с атлетичной фигурой, в коротком платье и с приглаженными назад волосами, собранными в тугой прямой хвост. Войдя в ложу, она замерла, нахмурившись при виде Гермеса и Персефоны.

– Ты, – произнесла она.

– У нее есть имя, Артемида, – сказал Гермес. – Постарайся быть повежливей.

– Да я и так вежлива, – ответила та с хищным блеском в глазах. – Ты меня заинтриговала, богиня.

– Персефона, – напомнил Гермес. – Ее зовут Персефона.

– Все еще намерена выйти замуж за Аида и позволить миру умереть? – поинтересовалась она.

Персефона наклонила голову набок и спросила:

– А ты разве не богиня охоты?

Артемида приподняла подбородок:

– И какое это имеет отношение ко всему происходящему?

– Ну, полагаю, ты могла бы использовать свои уникальные способности выслеживания, чтобы найти мою мать, вместо того чтобы оскорблять меня.

Та поджала губы:

– А у тебя, как я посмотрю, невыносимый рот, богиня.

Губы Персефоны изогнулись в улыбке:

– Думаю, это единственное, в чем бы с тобой согласился Аид.

Артемида закатила глаза и зашагала прочь.

– Да не обращай на нее внимания, – сказал Гермес. – У нее палка в вагине.

Персефона взглянула на Гермеса:

– В заднице, Гермес. Палка в заднице [5]5
  Have a stick up one’s ass – англ. перен. «быть чрезвычайно занудным, скучным, надоедливым».


[Закрыть].

Он пожал плечами:

– Да там все рядом.

Богиня приложила все усилия, чтобы не рассмеяться.

Прибывало все больше гостей. Зевс явился с Герой, Посейдон – с прекрасной синеволосой нимфой океана. Братья Аида улыбнулись Персефоне, но только Зевс решил заговорить. От этого ей стало неуютно, и она напряглась, заметив его приближение.

– Отлично выглядишь, леди Персефона.

– Спасибо, – ответила она, хотя эти слова прозвучали неуклюже и неискренне.

– Полагаю, Аид тоже скоро к нам присоединится.

– Да. Мы с нетерпением ждем новостей о ваших успехах в поисках моей матери и окончании бури, – сказала она.

Лицо Зевса ожесточилось, он коротко кивнул:

– Конечно.

Когда он отошел, у нее сложилось впечатление, что его особо не заботила судьба смертных, пока сам он отдыхал на Олимпе.

Немного погодя появились и Афродита с Гармонией. Богиню примирения Персефона заметила первой, когда та напрямик направилась к их группе. Улыбаясь, она остановилась рядом с Сивиллой:

– Рада тебя видеть, Гармония. Как ты?

– Отлично, – она улыбнулась. – Прости, что мне пришлось уйти…

Она не закончила фразу, потому что к ним подошла Афродита.

– Персефона, – произнесла она и кивнула остальным: – И все… остальные.

Последовало несколько мгновений молчания. Обычно Персефона быстро начинала разговор, но сейчас ей на ум не приходило ничего, кроме образа Афродиты в подвале клуба «Афродизия» – окровавленной, с сердцем полубога в руке. Она спросила себя, как богиня вообще узнала о том сборе? Удовлетворила ли ее последовавшая бойня? Эти вопросы пришлось отложить, потому что вокруг вдруг зазвучала громкая музыка и раздались восторженные возгласы.

– О, Игры начинаются! – заметила Зофи.

Они заняли свои места, и Персефона испытала облегчение, когда по правую руку от нее сел Гермес – слева уже сидела Сивилла. Они наблюдали, как внизу началась церемония открытия. Первым выступил Аполлон – председатель судейской коллегии Игр. Его вынесли на паланкине четверо силачей с обнаженными промасленными торсами. На них были белые туники, широкие золотые браслеты и лавровые листья в волосах – тот же наряд выбрал и Аполлон. Он улыбался и махал публике, ничем не выдавая своей агонии. За ним последовала группа женщин, танцевавших и разбрасывавших цветочные лепестки.

Они сделали круг по полю и вернулись на стадион.

– Аполлон тоже будет сидеть с нами? – уточнила Персефона у Гермеса.

– Нет, у него своя личная ложа.

После этого в центр поля вышли герои, и по громкоговорителям объявили поддерживавших их богов. Она узнала нескольких из тех, что тренировались в Палестре, включая Гектора и Аякса.

– А у тебя есть свой герой на этих играх? – спросила Персефона Гермеса.

– Да, – ответил он. – Третий слева. Его зовут Эзоп.

Персефона нашла его в ряду других – высокий сухопарый мужчина с песочными волосами.

– Ты как будто не особо от него в восторге, – заметила Персефона.

Он пожал плечами:

– Он способный, но не такой сильный, как Аякс, и не такой напористый, как Гектор. Вот у этих двоих будет настоящее соревнование.

Среди героев были также Дамон, принадлежавший Афродите, Кастор – от Геры, Анастасия – от Ареса, Деми – от Артемиды, Киниска – от Афины. Они вышли на поле, разминая мышцы и позируя, отчего толпа завопила еще громче.

– Дамы и господа, боги и богини, царственные божества, встречайте аплодисментами героев Новой Греции!

Персефона наклонилась к Гермесу, чтобы спросить под шум толпы:

– Ты сказал, что Гектор напористый. Что это значит?

– Увидишь.

Зазвучали фанфары, богиня выпрямилась, и из тени стадиона появились восемь колесниц – каждая запряженная четырьмя могучими лошадьми. Это были огромные боевые жеребцы с шелковистой шерстью разных мастей. Их копыта загрохотали по земле, когда те вышли на дорожку, поднимая пыль и разбрасывая комья земли, в то время как их колесничие приказывали им мчаться вперед.

– В чем смысл гонок? – спросила она Гермеса. Ее сердце уже колотилось от страха.

– Колесничие должны сделать двенадцать кругов по ипподрому. Счет будет показываться вот там, – он указал на механическую систему в центре арены – ряд статуй-дельфинчиков, нырнувших носом вперед, когда был пройден первый круг.

– Зачем использовать такую древнюю систему ведения счета?

Он пожал плечами:

– Мы тщательно выбираем, что хотим сохранить из античности, Сефи. Ты разве не заметила?

Разговаривая, они оба не сводили глаз с поля, следя за гонкой – сражением между животными и людьми за право первым пройти поворот. Там было так много пыли, скорости и силы, что это просто не могло быть не опасным.

И стоило лишь этой мысли мелькнуть в голове Персефоны, как одна из колесниц перевернулась.

Резкий вдох шокированной Персефоны застрял у нее в горле, когда колесница с грохотом ударилась о землю и развалилась на части, накрыв собой тело Кастора. Но от чего кровь застыла у нее в жилах, так это от смеха, что вырвался у Зевса и Посейдона при виде гибели смертного.

– Что, победа тебе не светит, да, Гера? – с издевкой произнес Зевс.

Персефона взглянула на Гермеса, который тут же потянулся к ней и сжал ее руку:

– Для них это всего лишь игра, Сефи.

Она прикусила губу, вспомнив, почему Триада выступала против игр – именно поэтому они и протестовали. На поле выскочила группа людей, чтобы собрать обломки разбитой колесницы, спутать лошадей и унести тело.

– Почему они не останавливаются? – не могла понять Персефона. – Этот человек… Кастор… он же умер.

– Такова природа игры, – ответил Гермес.

Прошло совсем немного времени после первого происшествия, как случилось второе. Две колесницы столкнулись, спутавшись лошадьми и поводьями. Эзопа выбросило из его колесницы, в то время как колесница Деми переломила ей ногу – крики девушки донеслись до них с поля. И все же оба были живы.

Персефона разрывалась между необходимостью продолжать смотреть и желанием сбежать из этого места, но она осталась, потому что Аякс все еще участвовал в гонке и лидировал в ней – наряду с Гектором. Колеса их колесниц находились всего в нескольких дюймах, а лошади то и дело наскакивали друг на друга. Из них двоих более отчаянным выглядел Гектор, понукавший своими жеребцами с помощью плети – взмахивая ею снова и снова, а потом хлестнул ею и Аякса.

– Так же нельзя? – Персефона наклонилась вперед, глядя на Гермеса. – Или можно?

Бог хитрости пожал плечами:

– Тут нет таких правил. Честно ли это? Нет.

Она вдруг поняла, почему Гермес описывал Гектора как более напористого.

Персефона снова посмотрела на поле.

Гектор продолжил хлестать Аякса, пока тот не ухватился за его плетку и не выдернул ее у него из рук, – жульничество Гектора имело свою цену, так как его колесницу занесло к стене, и она ударилась о нее с такой силой, что разлетелась на куски, выбросив Гектора. Персефона даже не видела, куда упал смертный, она сосредоточилась на Аполлоне, появившемся на поле, как только Аякс завершил свой последний круг, выиграв гонку.

Аякс остановил колесницу, широко улыбаясь публике. Когда он спешился, Аполлон подошел к нему и нерешительно протянул руку, чтобы коснуться окровавленного лица смертного, рассеченного плетью. А потом они вдруг поцеловались. Аякс обхватил ладонями лицо Аполлона и в порыве страсти прильнул к губам бога. Такая демонстрация привязанности была встречена аплодисментами – даже от Гермеса.

– Да! Вперед, брат!

Персефона старалась не рассмеяться.

Когда из толпы донеслись неодобрительные возгласы, Аполлон повернулся и увидел Гектора, поднявшегося из грязи с прижатой к груди рукой. Он сплюнул кровью, из носа и рта у него текли красные ручейки, в глазах сверкала ненависть.

И тут Персефона заметила нечто странное – несколько зрителей повскакивали со своих мест на стадионе и побежали вниз по ступенькам.

– Гермес… кто эти люди?

Стоило ей лишь произнести вопрос, как Аякс, кажется, тоже заметил этих людей и в следующую же секунду закрыл собой Аполлона – раздались выстрелы, и воздух вокруг наполнился криками.

– Ложись! – закричала Сивилла, но Персефона могла лишь с ужасом наблюдать, как Аякс толкнул Аполлона на землю, получая одну пулю за другой.

– Нет! – крик Персефоны был полон отчаяния и боли, раздирая ей горло, она встала и ударила по стеклу.

– Персефона, – Гермес потянулся к ней. – Нам нужно уходить.

Аполлон кричал под содрогающимся в конвульсиях телом Аякса. Наконец ему удалось перевернуться, и пули, что летели в него, застыли в воздухе, а потом попадали на землю.

– Сражаться будут другие, – пытался достучаться до нее Гермес. – Но не ты.

Гермес схватил ее за руку и оттащил от окна. Затем раздался страшный звук – грохот, словно из-за туч прорвалась магия Зевса, – вот только это была не она. Часть стадиона взорвалась.

– Уводите смертных! – скомандовал кто-то, и вокруг вдруг забурлила магия. Персефона увидела, как Гармония исчезла вместе с Сивиллой и Левкой. Зофи встала, протянув руку Персефоне.

– Уходи! – Гермес подтолкнул ее к амазонке.

Затем раздался еще один оглушающий взрыв, и Персефона почувствовала, как летит куда-то. Она упала прямо на беговую дорожку посреди обломков и пыли. Ударившись, богиня ощутила острую боль в ребрах, воздух словно высосали из ее тела. Она перекатилась на спину, хватая ртом воздух, и тут над ней нависла чья-то тень.

Смертный мужчина занес над ней камень.

Персефона закричала, ее магия всколыхнулась, и из-под земли вырвались огромные колючие стебли, пронзив мужчину. Он уронил камень, и кровь закапала у него изо рта.

Персефона отползла и поднялась на ноги посреди хаоса отчаянных криков и смерти. Всюду лежали неподвижные люди, другие бежали прямо по телам, чтобы выбраться из разрушенной арены. Сотни нападавших продолжали идти к своей цели, несмотря на спустившихся к ним богов. Она не понимала этого, но знала, ради чего это все – ради ненависти.

Магия воспламенила воздух в потоке яркого света – засверкали молнии, запульсировала энергия. Артемида выпустила дождь смертоносных стрел, Афина наносила удары своим копьем, Арес – мечом. Зофи тоже сражалась, приземлившись в противоположной части арены. По ее лицу стекала кровь, но меч амазонки был обнажен, а сама она двигалась ловко, быстро и опасно.

Это была бойня. Кровопролитное сражение.

– Персефона! – ее имя сорвалось с губ Аполлона. Она обернулась, но было слишком поздно. Пуля пробила ей плечо.

– Нет! – С пылающими глазами Аполлон бросился к ней.

Она проковыляла пару шагов, ошарашенная. Левая часть ее тела онемела. Богиня опустила взгляд и увидела кровь, сочащуюся сквозь белую ткань ее платья. Персефона начала заваливаться на бок, но, прежде чем она успела упасть в грязь, ее подхватили сильные руки. От резкой встряски у нее из груди вырвался крик боли.

– Ты со мной, – произнес Аид. Она лишь на секунду заглянула в его темные глаза, прежде чем они перенеслись.