Текст книги "Прикосновение зла"

– Я знаю, о чем вы хотите спросить, – произнесла богиня.

Персефона сглотнула. Слова так и вертелись на кончике ее языка: «В это замешана моя мать? Вы тоже почувствовали ее магию?»

– Я почувствовала присутствие вашей матери, – подтвердила ее опасения Тюхе. – Я надеялась… что она пришла помочь мне. Мое сознание спуталось, и я не поняла, что вокруг только ее магия.

Чувство вины охватило Персефону, заставив все внутри сжаться.

– Я не понимаю, почему моя мать выбрала этот путь, – сказала Персефона, и боль от этих слов рикошетом отозвалась в ее теле.

После некоторой паузы Тюхе ответила:

– Мы с вашей матерью когда-то были близкими подругами.

Персефона сдвинула брови. Она не знала, что Деметра и Тюхе дружили. За все то время, что она провела в оранжерее, Персефона ни разу не слышала о богине удачи и не встречалась с ней.

– Я… вас не помню, – призналась она.

Тюхе печально улыбнулась:

– Мы были подругами задолго до того, как она попросила мойр о дочери. Задолго до того, как она стала такой злой и обиженной.

– Расскажите мне.

Тюхе глубоко вздохнула:

– Ваша мать держала ваше рождение в тайне по многим причинам. Вы знаете лишь об одной из них – о вашем будущем браке с Аидом, но Деметра начала прятаться задолго до вашего рождения. Ее изнасиловали.

У Персефоны в горле встал ком, который она с трудом сглотнула.

– Что?

– Посейдон обманул ее – приманил к себе под видом коня, а потом набросился на нее. Именно тогда в ней зародилась ненависть к другим олимпийцам. И она лишь усилилась, когда Деметра обратилась к Зевсу, умоляя наказать его брата, а он ей отказал. Я рассказываю вам об этом не для того, чтобы оправдать ее поведение по отношению к вам или миру. А для того, чтобы вы поняли, почему она себя так ведет.

– Я… не знала.

– Ваша мать не видит силы в том, что выжила.

Персефона никогда не задумывалась о том, что могло сделать Деметру такой, какой она стала, – насилие, которому она подвергалась и которое пережила.

Но это…

Это было травмой Деметры. Семенем, из которого произрастал ее страх мира – страх за нее. Посейдон и Зевс входили в троицу – и в том, что касалось Аида, у Деметры не было оснований считать его каким-то другим.

– После этого она очень изменилась, – продолжила Тюхе. – Я думаю, она похоронила часть себя, чтобы продолжить существование, но при этом потеряла и ту часть, что жила.

Персефона попыталась сделать вдох, но безуспешно.

– Мне жаль, Персефона.

– Я рада, что вы мне рассказали.

Несмотря на все то зло, что творила Деметра, Персефона видела нити, что вели ее мать по этой тропе, и, как оказалось, дело было не в ней самой, а в этой травме. Посейдон сломил ее, а Зевс уничтожил, и ей пришлось продолжать жить в мире, над которым они сохраняли контроль и власть.

– А Аид знает? – уточнила Персефона.

– Я не знаю, говорила ли Деметра кому-нибудь об этом, кроме меня.

Она была не уверена почему, но ей стало чуть легче дышать.

– Что же мне делать?

Тюхе пожала плечами:

– Сложно сказать. Наверное, жить с осознанием, что Деметра сделала все, что могла, с учетом обстоятельств, и тем не менее понимать – это не делает вашу травму несущественной. Мы все сломлены, Персефона. Значение имеет только то, что мы делаем с осколками.

Деметра использовала свои осколки, чтобы причинять боль другим, и Персефона знала, что, несмотря на страдания матери, ее нужно остановить.

– Спасибо, Тюхе.

– Легко не будет, Персефона. Система сломана. Что-то новое должно занять ее место, но на войне нет ни обещаний, ни гарантий, что победа окажется за тем, за что мы боремся.

– И все же шанс того стоит… разве не так?

Тюхе грустно улыбнулась:

– Это надежда. Злейший из врагов человечества.

* * *

Покинув детский сад, Персефона направилась в библиотеку. Она бродила среди стеллажей в поисках информации о Титаномахии – чтобы узнать больше о событиях, что привели к поражению титанов и приходу к власти олимпийцев. Собрав несколько книг, она уселась перед камином и принялась читать.

Большинство текстов в деталях описывало вражду и ожесточенные битвы, но кроме них – способность Зевса очаровывать и разрабатывать стратегии. У него была целая история манипулирования и торговли за лояльность богов и чудовищ: божествам он обещал власть, а монстрам – амброзию и нектар. Персефоне был не знаком такой бог грома: существовал ли он до сих пор? Было ли ему так комфортно на его троне, при его могуществе, что он растерял свои умения? Или блаженное неведение и щедрая натура скорее были хитрой уловкой?

Персефона почувствовала Аида прежде, чем увидела его, – от его присутствия по спине у нее побежали мурашки, словно ее кожи коснулись его губы. Она напряглась. С учетом их прошлой ночи она не ожидала увидеть его сегодня, и все же он появился рядом с ней. Бог мертвых всегда выглядел так, словно вышел из тени, но сегодня из-под его кожи и из глубины глаз словно сочилась сама тьма, и у богини кровь застыла в жилах.

Персефона опустила книгу, и несколько долгих мгновений они просто смотрели друг на друга. Он держался на расстоянии, и она чувствовала между ними странное напряжение, холодившее ей кожу и давившее на грудь. Ей хотелось сказать что-нибудь о прошлой ночи – что ей жаль, что она не понимает, почему это случилось. Но произнести эти слова оказалось слишком тяжело.

– Я сегодня говорила с Тюхе, – сказала она вместо этого. – Она думает, что ей не удалось исцелить себя, потому что мойры перерезали нить ее судьбы.

Аид на мгновение уставился на нее ничего не выражающим взглядом. Это был другой Аид, тот, что появлялся, когда не желал открывать себя чувствам.

– Мойры не перерезали нить ее судьбы, – ответил он.

Персефона ждала, что он продолжит, но он молчал. Тогда она спросила:

– О чем ты говоришь?

– О том, что Триаде удалось найти оружие, способное убивать богов, – Аид произнес это безразличным тоном, без волнения или обеспокоенности в голосе.

– И ты знаешь, что это?

– Я не уверен, – ответил он.

– Расскажи мне.

Аид заговорил не сразу. Словно не знал, с чего начать, или, скорее, не хотел говорить.

– Ты видела гидру, – наконец сказал он. – Она побывала в прошлом во многих сражениях, потеряла много голов – но она отращивает их заново. Эти головы бесценны из-за их яда. Я думаю, что Тюхе поймали новым вариантом сети Гефеста и убили стрелой с ядом гидры – реликвией, если быть точнее.

– Отравленной стрелой?

– Это биологическое оружие Древней Греции, – сказал Аид. – Я потратил годы на то, чтобы вывести из обращения подобные реликвии, но их слишком много, и есть целые сети, занимающиеся их поиском и продажей. Я не удивлюсь, если Триаде удалось заполучить несколько.

Персефона обдумала его ответ, а потом сказала:

– Мне казалось, ты говорил, боги не могут умереть, если только не бросить их в Тартар, где их разорвут титаны.

– Обычно это так. Но яд гидры очень сильный, даже для богов. Он замедляет наше исцеление, и, похоже, если пронзить им бога слишком много раз…

– То он умрет.

Это объясняло, почему Тюхе не смогла исцелить себя. Спустя мгновение Аид снова заговорил, и слова, слетевшие с его губ, шокировали Персефону – не столько из-за самой информации, сколько из-за того, что он решил поделиться ею, чего никогда прежде не делал.

– Я думаю, что Адониса тоже убили реликвией. Серпом моего отца.

– Почему ты так решил?

Несколько мгновений Аид молчал.

– Потому что его душа была разорвана.

Персефона поняла. Адонис навечно отправился в Элизий. Его душа стала магией, от которой цвели маки и гранаты.

– Почему ты мне не сказал?

Он снова ответил ей молчанием, но она ждала, пока он заговорит.

– Полагаю, мне нужно было дождаться, когда я смог бы рассказать тебе. Видеть разорванную душу нелегко, а перенести в Элизий еще тяжелее.

Его затравленный взгляд говорил: ей не понять, что пришлось вынести Аиду.

Персефона отложила книгу в сторону и прошептала его имя, отчаянно желая успокоить его, но стоило лишь ей двинуться, как он словно напрягся, метнув взгляд на книгу.

– Что ты читаешь? – спросил он, сменив тему, и Персефона ощутила, как боль эхом отозвалась у нее в груди.

– Я искала сведения о Титаномахии, – ответив, она заметила, как Аид стиснул челюсти.

– Зачем?

– Потому что… я думаю, у моей матери есть цели поважнее, чем просто разлучить нас.

Глава XXVII
Музей Древней Греции

Было уже довольно поздно, когда Персефона проснулась и увидела, что рядом с ней пусто. Аид так и не пришел в постель. Она встала и пошла искать его, найдя на балконе в окружении ночи. Богиня подошла к нему сзади и обняла за талию. Он напрягся и разомкнул ее руки, чтобы повернуться.

– Персефона.

Ее немного смутило то, как быстро он это сделал.

– Почему ты не ложишься в постель? – спросила она почти шепотом.

– Я скоро приду, – ответил он, отстранившись.

Персефона подняла руку к груди:

– Я тебе не верю.

Он на мгновение уставился на нее ничего не выражающим взглядом:

– Я не могу уснуть. И не хочу тебе мешать.

– Ты мне не мешаешь. Я не могу спать, когда тебя нет рядом.

Эти слова, будучи произнесенными вслух, ей самой показались немного глупыми, но в его присутствии ей действительно было легче расслабиться.

– Мы оба знаем, что это не так, – сказал он, и она вздрогнула от его слов, поняв, что он намекает на Пирифоя. Она прикусила щеку изнутри, чтобы не дать своим губам задрожать. С тех пор как она встретила Аида, он ни разу не отказал ей, и все же сейчас он делал именно это. Это причиняло Персефоне боль, она чувствовала себя виноватой.

– Ты прав, – ответила она. – Это не так.

Она оставила его, но вместо того, чтобы вернуться в их кровать, она ушла в покои царицы, где свернулась калачиком на холодном покрывале и заплакала.

* * *

Персефона сидела за столом, сжимая в ладонях чашку кофе. Она смотрела пустым взглядом, как поднимаются завитки пара, не в силах сосредоточиться. Ей так и не удалось уснуть, и теперь голова была будто в тумане. Телу не хотелось ничего другого, кроме как найти тихое местечко и подремать, но мысли хаотично бурлили, без конца проигрывая одно и то же у нее в голове.

Богиня мучительно размышляла о вчерашней ночи, раздираемая чувством вины и гневом из-за отстраненности Аида. Возможно, ей нужно было заставить себя поговорить о ее реакции, но, после того как он отказался пойти в постель, она лишилась уверенности в себе и побоялась поднимать эту тему. Будучи спровоцированной на ровном месте, она вспылила, и хотя Персефона знала, что он тоже страдает, это не шло ни в какое сравнение с тем, какой опустошенной, какой подавленной она себя чувствовала.

Что, если он больше не желает воплощать с ней свои фантазии? И что насчет ее собственных?

Ее внимание отвлек стук в дверь. В офис вошла Левка с охапкой газет. Она выглядела такой же измотанной, какой себя ощущала Персефона.

– У тебя все в порядке? – спросила Персефона.

Нимфа положила газеты ей на стол и пожала плечами:

– Я плохо сплю с тех пор, как…

Ее голос стих, но заканчивать предложение не было нужды, потому что Персефона поняла – та переживает после нападения на стадион «Талария».

– Кое-что не изменилось с античных времен, – сказала Левка. – Вы по-прежнему убиваете друг друга, просто другим оружием.

Она была не так уж и не права – общество было настолько же жестоким, насколько и миролюбивым.

Взгляд Персефоны упал на кипу газет, что ей принесла Левка. Сверху лежали «Новости Новых Афин», и заголовок касался нападения на стадионе «Талария»:

СМЕРТЬ И ЖЕСТОКОСТЬ:

ПОСЛЕДСТВИЯ ПОКЛОНЕНИЯ БОГАМ

В статье, написанной Еленой, говорилось, что нападение было спланировано Триадой, чтобы приблизить перемены, и что без конфликта смертные продолжат жить под пятой богов.

Организация выбрала стадион, потому что Игры представляли собой власть богов над обществом и, чтобы это изменить, их необходимо было искоренить. Вот только сколько человек из тех ста шестидесяти, что погибли на стадионе, согласны были принять мученическую смерть ради Триады?

Ответ Елены был жесток: а где были ваши боги?

– Я не могу поверить, что Деметрий одобрил эту статью, – произнесла Левка, но Персефона подозревала, что Деметрию и вовсе не дали возможности высказаться. – Елена обезумела.

– Я не думаю, что она и правда верит в то, что пишет, – ответила Персефона. – И вряд ли она думает своей головой.

Богиня была уверена, что это не так.

– Если когда-нибудь увидишь ее снова, пожалуйста, преврати ее в дерево, – попросила Левка.

Персефона тихо рассмеялась, и Левка вышла, закрыв за собой дверь. На мгновение богиня обмякла в своем кресле, чувствуя себя в еще большем изнурении, чем прежде. Предательство Елены ее ошарашило, но это… это было другое. Что-то гораздо хуже. Почти как объявление войны.

Она выпрямилась и прочитала еще несколько статьей. На сердце у нее становилось все тяжелее с каждым заголовком:

ЗИМНЯЯ ПОГОДА СТАЛА ПРИЧИНОЙ

ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ 56 СМЕРТЕЙ – И ЭТО ТОЛЬКО

ЗА ПОСЛЕДНЮЮ НЕДЕЛЮ

МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ ОСТАЛИСЬ БЕЗ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИИ

И ВОДЫ ИЗ-ЗА ОПАСНОЙ ЗИМНЕЙ ПОГОДЫ

МНОГИЕ ОПАСАЮТСЯ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОГО КРИЗИСА ПОСРЕДИ ЗИМНЕЙ БУРИ

Но один заголовок почти внизу страницы привлек ее внимание больше других:

ИЗ МУЗЕЯ УКРАДЕНО НЕСКОЛЬКО АРТЕФАКТОВ

Персефоне это показалось странным. Она вспомнила, что Аид упоминал реликвии, продающиеся на черном рынке, но что, если их взяли из музеев?

«Моя мать спрячется у всех на виду».

Персефона набрала телефон Айви.

– Да, миледи?

– Айви, попроси Антония подогнать машину. Я спущусь через несколько минут.

– Конечно. – После паузы нимфа добавила: – А что мне сказать лорду Аиду? Если он спросит, куда вы уехали?

Персефона напряглась. Она сердилась на Аида, но не хотела, чтобы он беспокоился.

– Можешь сказать ему, что я поехала в Музей Древней Греции, – ответила Персефона и положила трубку.

Она надела пальто и спустилась к выходу, миновав стойку Айви.

– Хорошей вам поездки, миледи, – сказала администратор, когда богиня выходила из здания.

Персефона осторожно спустилась по покрытым льдом ступенькам. Антоний уже ждал ее, улыбаясь, несмотря на холод.

– Миледи, – он открыл заднюю дверь «Лексуса».

– Антоний, – с улыбкой поздоровалась она, усаживаясь в теплый салон.

Заняв водительское кресло, циклоп спросил:

– Куда едем, миледи?

– В Музей Древней Греции.

Антоний наморщил лоб с удивленным видом:

– Исследования?

– Да, – кивнула она. – Можно так сказать.

Музей Древней Греции находился в самом центре Новых Афин. Антоний высадил ее у тротуара, и она пошла через двор музея к мраморным ступенькам у входа в здание. Персефона много раз бывала здесь, обычно в солнечные дни, когда площадь была заполнена людьми. Сегодня же вокруг было пусто и скользко, а мраморные статуи, обычно ослепительно сверкающие под лучами солнца, были погребены под сугробами снега.

Войдя в музей и миновав пост охраны, Персефона остановилась и сделала вдох, пытаясь почувствовать аромат магии своей матери, но до нее доносились лишь запахи кофе, моющих средств и пыли. Она пошла по залам, каждый из которых был посвящен отдельной эре Древней Греции. Выставка была прекрасно организована, с аккуратно подобранными образцами. Несмотря на это, все внимание Персефоны было привлечено к людям – она выискивала знакомые черты в выражениях их лиц и движениях. Узнать в них богов было крайне сложно, если они накладывали слишком много чар.

Персефона не знала, сколько времени она бродила по музею, но спустя час богиня уже обошла все выставки, кроме детского крыла. Стоило лишь ей взглянуть на его вход – ярко раскрашенный, с большими буквами и мультяшными колоннами, – как она уловила знакомый запах – мускуса и цитруса, от которых у нее кровь застыла в жилах.

Деметра.

Ее сердце забилось быстрее, когда зашагала по разноцветному крылу с интерактивной выставкой, мимо восковых статуй и моделей античных зданий, следуя за ароматом магии Деметры, пока не увидела ее, окруженную группой детей. Та явно приложила немало усилий, чтобы скрыть свою настоящую личность, – она выглядела намного старше с седыми волосами и морщинами на лице. Тем не менее при ней осталась ее надменность – та, которую так хорошо помнила Персефона.

Как оказалось, Деметра вела экскурсию и прямо сейчас рассказывала детям историю Панэллинских игр и их значение в культуре.

Такого Персефона совершенно не ожидала, хоть и подозревала, что Деметра прячется у всех под носом.

В окружении детей она казалась совсем другой богиней. В ней не было ни намека на свирепость, а глаза излучали свет, которого Персефона не видела со времен своего детства. А потом Деметра подняла голову и встретилась взглядом с Персефоной – и от всей ее доброты не осталось и следа. Всего на мгновение в ее глазах вспыхнули досада, гнев и отвращение, прежде чем она снова обратила свой взор на детей с широкой улыбкой на лице и морщинками у глаз.

– Почему бы вам немного не осмотреться тут самим? Я буду здесь, если у вас появятся вопросы. Ну, бегите!

– Спасибо, мисс Досо! – хором ответили дети.

Персефона не двинулась с места, когда дети бросились врассыпную, но Деметра повернулась к ней, прищурилась и выставила вперед подбородок:

– Ты пришла, чтобы убить меня?

Персефона вздрогнула:

– Нет.

– Значит, ты пришла меня отчитать.

Персефона молчала.

– Ну? – резким тоном потребовала ответа Деметра.

– Я знаю, что с тобой случилось… до того, как я родилась, – произнесла Персефона. Она заметила удивление во взгляде Деметры, в том, как приоткрылись ее губы. И все же это был лишь миг слабости, миг, когда Персефона увидела настоящую боль своей матери, прежде чем та снова спрятала их глубоко внутри, нахмурившись.

– Ты заявляешь, что теперь понимаешь меня?

– Я не буду притворяться, будто понимаю, через что ты прошла, – сказала Персефона. – Но мне жаль, что я не знала.

– И что бы это изменило?

– Ничего, кроме того, что я бы потратила меньше времени, злясь на тебя.

Деметра ответила ей звериной усмешкой:

– Какой смысл жалеть о злости? Она питает столько всего другого.

– Например, твою месть?

– Да, – прошипела та.

– Ты знаешь, что еще можешь все это остановить, – сказала Персефона. – Нельзя побороть судьбу.

– Ты и правда в это веришь? – усмехнулась Деметра. – Даже зная о судьбе Тюхе?

Персефона сжала губы. Это было признание Деметры.

– Она любила тебя.

– Возможно – вот только она тоже говорила мне, что я не смогу побороть судьбу, а теперь – посмотри на меня. Я перерезала нить ее судьбы своими собственными руками.

– Убивать может каждый, мама.

– И все же не каждый может убить бога, – ответила та.

– Так вот каков твой путь. И все только из-за того, что я полюбила Аида?

Деметра скривила рот:

– Ох, благонравная дочь, дело не только в тебе. Я свергну каждого олимпийца, принявшего сторону судьбы, каждого верующего, что их уважает, и одного за другим убью их всех. А когда закончу, то не оставлю камня на камне от мира вокруг тебя.

Тело Персефоны затряслось от гнева:

– Ты думаешь, что я буду просто стоять в стороне и смотреть на все это?

– Ох, цветочек. У тебя не будет выбора.

Только тогда Персефона поняла, что возродить Деметру, скрытую внутри, уже невозможно. Та богиня давно умерла, и хотя она время от времени появлялась – улыбаясь детям и вспоминая свою травму, – ей уже никогда не стать прежней. Деметра решила, что ей необходимо стать такой ради собственного выживания.

Персефона уже давно потеряла свою мать, и это… было их прощание.

– Тебя ищут олимпийцы.

Деметра ответила ей наводящей ужас улыбкой. Она словно хотела что-то добавить, но ее перебили.

– Мисс Досо! – позвал малыш, и Деметра повернулась к нему. Ее искривленный рот и злобный прищур сменились улыбкой и искорками в глазах.

– Да, мой милый? – ее голос был тихим и приятным – таким, каким поют сладкие колыбельные.

– А вы расскажете нам о Геракле?

– Конечно, – она рассмеялась, и смех ее был похож на звон серебряного колокольчика. Ее взгляд упал на Персефону, и фальшивая улыбка снова растворилась: – Тебе следует бояться, что они найдут меня, дочь.

После этого богиня плодородия отвернулась, давая Персефоне понять, что их разговор окончен.

Слова Деметры были предостережением, отбросив на ее сердце устрашающую тень. Персефона сделала глубокий вдох, испытывая отвращение к запаху матери, наполнившему ее горло, и покинула музей.

Глава XXVIII
Прикосновение ужаса

После похода в музей Персефона не вернулась в офис. Вместо этого она перенеслась в подземное царство и отправилась искать Гекату. Она нашла ее на лугу – та уже ждала ее. На Гекате сегодня были черные одежды – под цвет Нефели, что застыла рядом с ней подобно дурному предзнаменованию. При виде них Персефона замедлила шаг, в ее груди пробудилось беспокойство. Геката никогда не ждала ее, она всегда была чем-то занята – сбором трав и грибов, приготовлением ядов или проклятием смертных.

Персефона остановилась на краю луга, глядя на богиню.

– Я почувствовала твой гнев в тот же момент, как ты спустилась в подземное царство, – произнесла Геката.

– Я меняюсь, Геката, – голос Персефоны надломился.

– Ты превращаешься, – поправила ее Геката. – Ты ведь ее чувствуешь? Тьму, что поднимается в тебе.

– Я не хочу стать такой, как моя мать.

Это был самый большой ее страх, то, о чем она думала с той ночи, когда попросила Аида отвести ее в Тартар, чтобы подвергнуть пыткам Пирифоя.

– Меня не приводят в ужас пытки, – сказала Персефона. – Я жажду отмщения по отношению к тем, кто меня обидел. Я готова убивать, чтобы защитить свое сердце. Я больше не знаю, кто я.

– Ты Персефона. Царица Аида, предназначенная ему судьбой.

Ее грудь тяжело вздымалась и опускалась.

– Ты не должна чувствовать стыд от того, что причиняешь боль людям, которые причинили боль тебе, – добавила Геката. – Это природа битвы.

Они уже говорили о сражениях и войне – эти слова вплетались нитью во все их разговоры в последние месяцы: борьба с Деметрой, война с богами.

– Но разве это не значит, что я не лучше тех, кто причиняет мне вред?

Геката саркастично рассмеялась:

– Тому, кто так говорит, никогда не причиняли боль, – не такую, как тебе или мне.

Персефоне хотелось расспросить Гекату подробнее – как ей причинили боль? Но она знала, какое горе пробуждают такие вопросы, и не желала подвергать этому богиню.

– Твоя мать ведет войну в мире наверху, – напомнила Геката. – Ты желаешь ее повергнуть?

– Да.

– Тогда я научу тебя как, – сказала Геката, и за ее словами последовала ужасающая вспышка силы – в ладонях ее собрался черный огонь, отбрасывающий тени ей на лицо. Она выглядела устрашающе с обескровленным лицом цвета пепла. – Я буду сражаться с тобой, как сражалась бы твоя мать. И тебе будет казаться, что я никогда тебя не любила.

Прежде чем Персефона успела задуматься над ее словами, Геката выпустила свою магию теней. Персефону отбросило назад, и она ударилась спиной о ствол дерева. Боль была невыносимой – словно ее позвоночник разломился на куски. Обездвиженная, она тут же призвала свою магию, чтобы исцелиться, но внезапное рычание Нефели заставило кровь застыть у нее в жилах. Она совсем забыла о гриме, бросившемся к ней.

Не успев полностью исцелиться, Персефона перекатилась на ноги и вытянула руку, использовав свою магию, чтобы перенести собаку в другую часть подземного царства. Напротив нее на другой стороне луга неподвижно стояла Геката, и впервые со дня знакомства с богиней колдовства Персефона осознала, что никогда по-настоящему не чувствовала магию Гекаты. Она ощущала ее вспышками – словно призрачные огоньки, сияющие во тьме, время от времени направляющие ее, пахнущие шалфеем и землей. Эта же магия – та, которую она призвала для битвы, – была совсем иной. Она была древней. Ее запах был горько-кислым, как у вина, но с особым привкусом, остававшимся в горле, – металлическим, подобно крови. От его ощущения ужас сжал ей сердце, и его биение стало единственным, на чем она могла сосредоточиться, – на нем и на быстром приближении Гекаты.

Персефона сконцентрировалась на исцелении и призыве своей силы, снова и снова повторяя про себя слова Аида, что он произнес во время их сражения в роще.

«Если бы ты боролась с любым другим олимпийцем – любым врагом, – он бы ни за что не позволил тебе встать».

Геката играла по тем же правилам, послав в нее удар магии теней. Персефона подняла руку, и на долю мгновения все замедлилось – но, в отличие от тех случаев, когда ей удавалось заморозить время, магия Гекаты тут же среагировала, словно прежде она использовала лишь ее крупицу, и разрушила заклинание Персефоны. Тени снова ударили в нее, отбросив назад. Персефона упала, отбив себе легкие и подняв вокруг тучи пыли.

Вдруг земля вокруг нее задрожала и застонала. Богиня почувствовала, как та разверзается прямо под ней, и вцепилась ногами и руками в почву, чтобы не упасть в образовавшуюся расщелину. Она подняла глаза и увидела Гекату всего в нескольких футах от себя. Ее глаза были полностью черными. Она разверзла землю, даже не пошевелив пальцем. Она использовала могущественную магию и не падала от усталости. Она поставила Персефону на колени, применив лишь одну унцию своих сил.

Персефона попыталась подняться, но лишь сильнее провалилась.

– Геката, – имя богини слетело с ее губ, но ту не тронула ее мольба. Вместо этого она швырнула в Персефону огонь. Богиня весны, завопив, упала в расщелину. Тьма окружила ее лишь на пару секунд – она снова приземлилась на выжженную огнем сражения поляну. От мощного удара земля под Персефоной углубилась на несколько футов, и она оказалась на дне кратера.

Она лежала там секунду, глядя в небо подземного царства. Оно было мутным и светлым.

Персефона снова вспомнила наставления Аида.

«Как мне бороться, если я не знаю, какую силу ты против меня используешь?»

«А ты никогда и не будешь знать».

Она переместилась, появившись позади Гекаты, магия бурлила у нее в крови. Богиня колдовства повернулась к ней, и на этот раз вместо теней из-под земли пробились темные колючие стебли. Широко распахнув глаза, Персефона снова исчезла. Появившись на несколько футов дальше, она призвала свою магическую силу – перед ней вырос похожий колючий стебель, но толще, острее и с красными шипами. Он переплелся со стеблями Гекаты, образовав барьер между богинями.

– Ну, наконец-то, – произнесла Геката, и на ее лице появилась коварная улыбка.

Персефона ощутила вспышку магии Гекаты, энергию столь свирепую и убийственную, что сердце зашлось у нее в груди. Сплетение стеблей взорвалось, и Персефона рухнула на землю, закрыв голову, – шипы разлетелись по всей поляне. Острая боль пронзила ее тело в нескольких местах, где воткнулись колючки. Она зарычала от боли, и магия обволокла ее, выдавливая из ее тела щепки и запечатывая раны.

– Ты единственная, кто может остановить твою мать, – сказала Геката. – И все же, мне кажется, ты ждешь, когда вмешаются олимпийцы.

Персефона вздрогнула. Геката была не так уж не права, вот только олимпийцы были намного сильнее богини весны.

– Может, когда-то они и были сильнее, но теперь? – спросила Геката.

– Уйди из моей головы! – выдавила Персефона сквозь стиснутые зубы. Богиня колдовства ее проигнорировала.

– Что, если они примут не твою сторону? Что, если они разлучат вас с Аидом?

У Персефоны тряслись руки, внутри ее произошел сдвиг, ее магия изменилась. Она тянула ее из колодца, до которого ей удалось добраться лишь однажды.

Это была тьма.

Это была часть ее самой, где она копила свой гнев, сомнения и страхи – каждую негативную мысль и отрицательный опыт, что у нее когда-либо был. Эта энергия сочилась из ее тела, уходя в землю. Все листья и трава вокруг них пожелтели и пожухли, ветви деревьев упали на землю, словно расплавившись.

Она высасывала из подземного царства силу Аида, забирая его жизнь, чтобы накормить свою собственную магию.

Даже если Геката это и заметила, она ничем этого не выдала.

– Зевс пойдет по пути наименьшего сопротивления. Наименьшее сопротивление – это ты. Ты слаба.

– Я не слабая.

– Докажи.

Земля под их ногами стала бесплодной. Деревья, что когда-то сверкали роскошной зеленью, обратились в пепел, и его разнес ветер. Вокруг Персефоны сгущалась тьма, поднимая ее волосы и разрывая одежду.

– Я богиня жизни, – сказала Персефона. – Царица смерти.

Тени вихрем закружились вокруг, и Персефона почувствовала, будто и сама становится тьмой.

– Я начало и конец миров.

В следующий же миг, двигаясь быстрее, чем когда-либо прежде, она приблизилась к Гекате и свела ладони вместе. Между ними пульсировала темная энергия. Она выстрелила и поразила богиню в грудь. Та отлетела назад, подняв клубы пыли. Как только она остановилась, сплетение колючек, созданных Персефоной, оплели ее запястья и лодыжки.

Когда пыль улеглась, Персефона тяжело дышала, а ее тело гудело от энергии, которую ей удалось собрать со всего подземного царства.

Геката улыбнулась.

– Отлично, моя милая, – произнесла она. – Пойдем выпьем чаю?

Персефона почувствовала что-то мокрое у себя под носом и, коснувшись пальцами губ, увидела, что это кровь.

Она сдвинула брови.

– Хм, – пробормотала она. – Да, было бы чудесно.

* * *

Они вернулись в домик Гекаты, оставив луг иссушенным магией.

– Мне его… восстановить? – уточнила Персефона, когда они уходили.

– Нет, – невозмутимо ответила Геката. – Пусть Аид посмотрит на твою работу.

Персефона не стала возражать. Она чувствовала себя уставшей, хоть и не истощенной, как в прошлые разы, когда она использовала магию. А вот кровь была ей в новинку, и, когда она села за стол Гекаты, богиня протянула ей черное полотенце.

– Ты использовала много сил, – объяснила Геката. – Твое тело привыкнет пользоваться ими.

Как и прежде, горький запах заполнил домик, пока Геката заваривала чай.

– Ты думала о свадьбе? – поинтересовалась Геката. – Души горят желанием утвердить дату.

– Не думала. – Персефона опустила взгляд на свои руки: ногти были переломаны, пальцы испачканы грязью. Свадьба теперь пробуждала в ней другие чувства – например, вину. Ей вдруг снова захотелось сражаться только для того, чтобы не испытывать их.

Геката поставила перед ней дымящуюся кружку с чаем и баночку меда.

– Тебе захочется его подсластить, – сказала она. – Это ивовая кора, поэтому чай немного горчит.

Персефона медленно добавила меда и сделала глоток чая. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться на этой задаче, избегая взгляда Гекаты, она знала, что та на нее смотрит.

– У тебя все хорошо, милая? – Геката села напротив Персефоны.

Она не знала, что ответить, а потому промолчала, но глаза ей затуманили слезы.

– Милая? – тихая повторила Геката.

– Нет, – прошептала Персефона, и ее голос надломился. – Не хорошо.

Геката протянула руку над столом и накрыла ладонь Персефоны своей:

– Не хочешь мне рассказать?

Персефона сглотнула, слезы покатились у нее по щекам.