Текст книги "Темная Башня"

Глава 2
На Бэдлендс-авеню

1

Тоннель вывел их на пологий каменистый склон холма, рядом с куонсетовским ангаром, похожим по форме, но гораздо меньше того, в котором располагалась Экспериментальная станция 16-го сектора Дуги. Крышу маленького здания покрывала ржавчина. Перед входом в ангар полукругом лежали кучки костей. Окружающие скалы словно зачернили местами и разбили. Один огромный валун, размером никак не меньше дома, построенного в стиле королевы Анны, в котором работали Разрушители, раскололо пополам, и теперь разлом поблескивал минералами. Было холодно, они слышали неустанный вой ветра, но скалы блокировали его порывы, и Сюзанна с Роландом в безмолвной благодарности обратили взгляды к ярко-синему небу.

– Здесь шел бой, не так ли? – спросила Сюзанна.

– Да, я бы так сказал. Большой бой, давным-давно. – По голосу чувствовалось, что Роланд вымотался донельзя.

На земле перед полуоткрытыми воротами в куонсетский ангар лежал щит-указатель, надписью вниз. Сюзанна настояла на том, чтобы Роланд опустил ее на землю. Хотела перевернуть щит и прочитать, что на нем написано. Роланд подчинился, а потом сел, привалившись спиной к скале, глядя на замок Дискордия, который они оставили позади. Две башни поднимались к синему небу. Одна – целая, вторая – с полностью разрушенной верхней частью. Роланд сосредоточился на том, чтобы побыстрее восстановить дыхание. От земли шел холод, и он уже знал, что путешествие по Плохим Землям будет трудным.

Сюзанна тем временем приподняла указатель. Одной рукой держала его, другой – счищала грязь. От слов, которые ей открылись, написанных на английском, похолодело сердце:

ЭТОТ КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ ЗАКРЫТ

НАВСЕГДА

А ниже краснел Глаз Короля, который, как показалось Сюзанне, злобно смотрел на нее.

2

В основном зале куонсетского модуля они не нашли ничего, кроме разбитого вдребезги оборудования и множества скелетов, среди которых не было ни одного целого. В примыкающей к залу кладовой их, наоборот, ждали приятные сюрпризы: полки и полки с консервами, гораздо больше, чем они могли бы унести, а также банки «Стерно» (она не думала, что Роланд и теперь с пренебрежением отнесется к ее предложению взять с собой горючее желе). Сюзанна сунула нос в помещение, которое находилось за дверью в задней стене кладовой, для проформы, не ожидая найти там что-либо, кроме скелетов, но нашла. Наградой за любопытство стало транспортное средство, на котором лежала груда костей: собачья тележка, вроде той, на которой она сидела в галерее на крепостной стене замка, когда совещалась с Миа. Эта была поменьше и получше. С колесами не из дерева, а из металла, по периметру залитыми каким-то прочным синтетическим материалом. С двух сторон к тележке крепились длинные стержни, заканчивающиеся рукоятками, которые позволяли человеку тянуть ее за собой. И Сюзанна поняла, что это не собачья тележка, а повозка рикши.

Готовься тащить ее на себе, сладенький.

Это была типичная для Детты Уокер мысль, но от неожиданности Сюзанна все равно рассмеялась.

– Что ты нашла там смешного? – крикнул Роланд.

– Ты увидишь, – ответила она, изо всех сил пытаясь изгнать из голоса интонации Детты, но полностью ей это сделать не удалось. – Сейчас все увидишь сам.

3

К задней части повозки крепился маленький моторчик, но оба сразу поняли, что прошли века с той поры, когда он работал. В кладовой Роланд нашел несколько самых простых инструментов, в том числе и разводной ключ. Регулировочный винт поначалу не крутился, но машинное масло (из знакомой Сюзанне красно-черной банки «3-In-1») привело его в движение. С помощью ключа Роланд отвернул гайки, а потом снял мотор со шпилек. Пока он работал, а Сюзанна, как говорил папа Моуз, оглядывалась по сторонам, не покладая рук, Ыш сидел в сорока шагах от входа в тоннель, определенно охраняя их от твари, которая гналась за ними в темноте.

– Не больше пятнадцати фунтов, – Роланд вытирал руки о джинсы, глядя на лежащий на полу мотор, – но я уверен, что буду радоваться избавлению от него к тому времени, когда эта телега сослужит свою службу.

– Когда выступаем? – спросила Сюзанна.

– Как только загрузим ее консервами по максимуму. Положим, сколько я смогу увезти. – Тут Роланд тяжело вздохнул. Его бледное лицо заросло щетиной. Под глазами темнели мешки. Новые морщины прорезали щеки и спускались к челюсти из уголков рта. И он буквально высох, стал тощим как жердь.

– Роланд, ты не можешь! Не так скоро. Ты же совершенно вымотался!

Он указал на Ыша, который, не сдвигаясь с места, сидел в сорока шагах от черного зева тоннеля.

– Ты хочешь оставаться рядом с этой дырой после наступления темноты?

– Мы сможем разжечь костер…

– У этой твари могут быть друзья, для которых огонь – не помеха. Пока мы были в тоннеле, тварь не хотела делиться нами с кем бы то ни было, потому что не думала, что ей нужно поделиться. Теперь тварь может и забыть про эгоизм, особенно если она мстительная.

– Такая тварь не способна мыслить. Конечно же, не способна. – Теперь, когда они выбрались из тоннеля, Сюзанна с легкостью могла в это поверить. Но знала, что настроение ее может перемениться, как только тени начнут удлиняться и расширяться.

– Не думаю, что это тот риск, на который нам стоит идти, – добавил Роланд.

Она признала, пусть и с неохотой, что правота на его стороне.

4

К счастью для них, первый отрезок извилистой тропы, уходящей в Плохие Земли, выдался ровным, а когда начался подъем, Роланд не стал возражать против того, чтобы Сюзанна слезла с Роскошного такси Толстяка Хо, как она окрестила повозку, и на руках и культях добралась до вершины холма. Мало-помалу расстояние до замка Дискордия все увеличивалось и увеличивалось. Роланд продолжал идти, когда за скалами скрылась разрушенная башня, а вот когда исчезла и целая, указал на каменный навес у тропы.

– Если не возражаешь, лагерь сегодня разобьем здесь.

Сюзанна не возражала. Они привезли с собой достаточно тряпок и костей, чтобы разжечь костер, но она знала, что этого топлива надолго не хватит. Тряпки сгорали так же быстро, как и газеты, да и кости прогорели бы до того, как стрелки новеньких часов Роланда (которые он показывал ей с благоговением) слились одна с другой в полночь. А в следующий вечер их скорее всего ждал привал без костра и холодная еда прямо из банки. Она понимала, что все могло быть гораздо хуже (по ее прикидкам, дневная температура составляла порядка сорока пяти градусов[171]171
  45 градусов по шкале Фаренгейта соответствуют 8 градусам по Цельсию.


[Закрыть] с небольшим плюсом или минусом, и еды им хватало), но многое отдала бы за свитер и еще больше за теплые подштанники.

– Возможно, по пути мы найдем топливо для костра, – с надеждой предположила она, когда вспыхнул огонь (от горящих костей шел зловонный дым, так что они сидели так, чтобы ветер дул в спину). – Траву… кусты… кости… может, даже засохшие деревья.

– Я так не думаю, – покачал головой Роланд. – С этой стороны замка Алого Короля едва ли. Не найдем даже бес-травы, которая в Срединном мире растет практически везде.

– Ты же этого не знаешь. Во всяком случае, наверняка. – Мысль о днях и ночах в холоде казалась невыносимой, с учетом того, что оба были одеты так, словно решили погулять в Центральном парке в погожий весенний день.

– Я думаю, он убил эту землю, когда покрыл мраком Тандерклеп, – пояснил Роланд. – Тут и раньше скорее всего мало что росло, а теперь земля стала стерильной. Но кое в чем тебе повезло. – Он протянул руку и коснулся прыщика, который выскочил у нее на лице под полной нижней губой. – Сто лет назад он бы почернел, расползся и сожрал бы твои кожу и мышцы до кости. Проник бы в твой мозг и свел с ума до того, как ты успела бы умереть.

– Рак? Радиация?

Роланд пожал плечами, как бы говоря: какая разница.

– А вот за замком Алого Короля мы скорее всего вновь увидим степь, а может, даже и лес, но только траву, вероятно, укроет снег, потому что мы пришли сюда в неудачный сезон. Я чувствую это по воздуху, об этом говорит и то, что день очень уж рано переходит в ночь.

Она притворно застонала, пытаясь вызвать у него улыбку, да только в стоне явственно прозвучали страх и слабость. Такая перспектива пугала ее. Уши Ыша тут же встали торчком, он посмотрел на них.

– Лучше бы ты подбодрил меня, Роланд.

– Ты должна знать правду, Сюзанна, – ответил он. – Мы сможем достаточно долго продолжать путь в таких условиях, но удовольствие это маленькое. Еды на повозке хватит на месяц или больше, если мы будем расходовать ее экономно… а мы будем. Снова выйдя на живую землю, мы найдем животных, даже если все будет в снегу. Они нам понадобятся. Не потому, что к тому времени нам захочется свежего мяса, хотя и от него мы не откажемся. Что нам потребуется, так это шкуры. Я надеюсь, что шкуры не станут для нас предметом первой необходимости, хотелось бы, чтобы до этого не дошло, но…

– Ты боишься, что именно так и будет.

– Да, – согласился Роланд. – Боюсь, что так и будет. Если брать долгий период времени, постоянный холод – одно из верных средств сломить человека. Даже не такой сильный, чтобы убить, постоянный холод отнимает энергию, силу воли и жир, каплю за каплей. Я боюсь, что нас ждет тяжелое испытание. Ты увидишь.

Так оно и вышло.

5

Постоянный холод – одно из верных средств сломить человека.

Дни давались легче. По меньшей мере они двигались, а потому хоть как-то могли согреть кровь. Однако иной раз и дни становились сущим кошмаром, когда они попадали на открытую равнину, где завывал ветер, проносясь над милями разбитых камней, на которых ничего не росло, да иной раз наталкиваясь на редкие холмы с крутыми склонами или столовые горы. Холмы поднимались навстречу неизменно синему небу, словно красные пальцы похороненных в земле каменных великанов. Ветер, похоже, становился еще резче, когда им проходилось идти молочными завитушками облаков, плывущих вдоль Тропы Луча. Сюзанна закрывала лицо руками и злилась, что пальцы никогда не немели, только начинали ныть изнутри. И глаза тут же наполнялись влагой, а потом слезы стекали по щекам. Полоски слез никогда не замерзали, температура воздуха так сильно не падала. Но холод забирался в них глубже и глубже, все более превращая жизнь в сплошной кошмар. И за какой пустяк продала бы она свою бессмертную душу, пока эти малоприятные дни сменялись ужасными ночами? Иногда она думала, что для покупки дьяволу хватило бы паршивого свитера. Случалось, что в голову приходила и другая мысль: Нет, сладенькая, ты ценишь себя гораздо выше, даже сейчас. Неужто ты согласишься провести вечность в аду, а может, в тодэшной тьме, за какой-то свитер? Конечно же, нет.

Может, и нет. Но если бы дьявол-искуситель добавил еще пару меховых наушников…

А ведь требовалась самая малость, чтобы они не испытывали никаких неудобств. Она думала об этом постоянно. Еды им хватало, в воде тоже не было недостатка, потому что через каждые пятнадцать миль им встречался насос, который работал, выкачивая холодную минеральную воду из глубин Плохих Земель.

Плохие Земли. Часы, дни, потом и недели она раздумывала над этими двумя словами. Почему эти земли стали плохими? Благодаря отравленной воде? Вода невкусная, все так, но ведь не отравленная. Нехватка еды? Еда у них была, пусть со временем с ней и возникли бы проблемы, если б не удалось пополнить запасы. А пока Сюзанне, конечно, надоела бесконечная тушенка, не говоря уже про изюм на завтрак и, если возникало такое желание, на десерт. Однако это была еда. Горючее для организма. Так каким образом эти земли оправдывали свое название, превращаясь в Плохие, если у них были пища и питье? С приближением ночи, когда небо на западе становилось сначала золотым, а потом багряным, а на востоке из лилового – черным, с точечками звезд. Завершения каждого последующего дня она ждала со все нарастающим ужасом: пугала сама мысль о еще одной бесконечной ночи, когда они втроем будут лежать, прижавшись друг к другу, ветер – свистеть и завывать в скалах, а звезды – бесстрастно смотреть с неба. С наступлением ночи она попадала в холодное чистилище, где стопы и кисти ныли изнутри, а в голове сидела одна мысль: Если бы у меня были свитер и перчатки, я была бы всем довольна. Это все, что мне требуется, всего лишь свитер и перчатки. Потому что на самом деле не так уж и холодно.

И действительно, до какой температуры охлаждался воздух после заката? Никогда эта температура не падала ниже тридцати двух градусов по Фаренгейту[172]172
  32 градуса по Фаренгейту соответствуют 0 градусов по Цельсию, то есть температуре замерзания воды.


[Закрыть], она это знала, потому что вода, которая оставлялась для Ыша, не замерзала. Она полагала, что от полуночи до рассвета температура падала до сорока градусов, но пару-тройку раз опускалась к тридцати, потому что на кромке кастрюли, которая служила миской Ышу, появлялась тонкая корочка льда.

Сюзанна начала поглядывать на меховую шкуру Ыша. Поначалу говорила себе, что это всего лишь упражнения для ума, способ скоротать время, мысли о том, сколько энергии выделяет организм Ыша, перерабатывая пищу, и насколько тепло чувствует он себя в этой меховой шкуре (с густым мехом, удивительно густым, потрясающе густым мехом)? Постепенно она начала осознавать, каким же чувством вызываются эти мысли – завистью, которая звучала в голосе Детты: Этот малыш не печалится, когда заходит солнце, не так ли? Нет, только не он! Ты полагаешь, что его шкуры хватит на две пары рукавиц?

Она гнала эти мысли прочь, отвратительные и ужасные, задаваясь вопросом, а есть ли предел низости человеческой души, когда она начинает думать только о себе, готовая пожертвовать кем и чем угодно, и решила, что не хочет этого знать.

Все глубже и глубже проникал в них холод, день за днем, ночь за ночью. Сидел в них, как заноза. Они ложились спать лицом другу к другу, с Ышем между ними, потом поворачивались спинами к Ышу. Долго спать не могли, как бы ни уставали за день. Когда луна начала прибывать, разгоняя темноту, они две недели шли по ночам и спали днем. Так было легче.

Из живности они видели только больших черных птиц, летающих на юго-восточном горизонте или собирающихся по каким-то лишь им ведомым причинам на столовых горах. Если ветер дул с той стороны, Роланд и Сюзанна слышала их пронзительное карканье.

– Как ты думаешь, эти птицы годятся в пищу? – однажды спросила Сюзанна стрелка. Луна почти ушла, и они вновь шли днем и спали ночью, чтобы вовремя увидеть подстерегающие на дороге опасности (несколько раз тропу пересекали глубокие расщелины, а однажды они натолкнулись на карстовую воронку, дна которой даже не смогли разглядеть).

– А как ты думаешь? – спросил Роланд.

– Скорее всего нет, но я бы не возражала против того, чтобы поймать одну и попробовать. – Сюзанна помолчала. – Чем они тут питаются?

Роланд только покачал головой. Тропа в тот момент проходила по какому-то фантастическому каменному саду торчащих из земли заостренных скал. Чуть дальше более сотни черных, похожих на ворон птиц кружили над столовой горой и сидели на краю ровной вершины, глядя в сторону Роланда и Сюзанны, словно присяжные в зале суда.

– Может, нам стоит сойти с тропы? Посмотреть, не удастся ли нам подобраться к птицам достаточно близко?

– Если мы сойдем с тропы, возможно, нам более не удастся ее найти.

– Это чушь собачья! Ыш без труда…

– Сюзанна, я не хочу больше об этом слышать! – Такого резкого, злого тона она никогда не слышала. Насчет злого – да, Роланд и раньше частенько говорил зло. Но теперь в голосе слышалась какая-то нетерпимость, даже жестокость, которая ее тревожила. И немного пугала, не без этого.

Следующие полчаса они молчали. Роланд тянул Роскошное такси Толстяка Хо, Сюзанна ехала на нем. Потом узкая тропа (Бэдлендс-авеню, так Сюзанна ее прозвала) пошла вверх, Сюзанна спрыгнула с повозки, на руках и культях добралась до Роланда и дальше двинулась с ним рядом. Для таких случаев она разорвала футболку с ДНЯМИ ГОРОДА пополам и обматывала тряпками руки. Тряпки не только защищали от острых камушков, но и согревали пальцы.

Он искоса посмотрел на нее, потом вновь перевел взгляд на тропу, прямо перед собой. Его нижняя губа чуть выступала вперед, и Сюзанна подумала, что он наверняка не знает, какое же обиженное у него лицо: прямо-таки трехлетнего ребенка, которого не пустили на пляж. Он не мог этого знать, а она не собиралась ему говорить. Потом, возможно, и сказала бы, когда этот кошмар останется в прошлом, а они смогут смеяться. Когда они более не смогут в точности вспомнить, а чем, собственно, так ужасна ночь, когда температура воздуха сорок один градус[173]173
  Чуть больше 5 градусов по Цельсию.


[Закрыть], а ты лежишь без сна, дрожишь на холодной земле, наблюдаешь, как по небу изредка огненной полосой проносится метеорит, думаешь: «Мне нужен всего лишь свитер. Один только свитер, и я буду счастлива, как попугай, которому принесли еду». И гадаешь, хватит ли шкуры Ыша на подштанники, да и вообще, не окажешь ли ты бедной животине большую услугу, убив ее: Ыш стал таким грустным после того, как Джейк шагнул с тропы в пустошь.

– Сюзанна, я очень резко ответил тебе, так что прошу меня извинить.

– В этом нет нужды.

– Я думаю, есть. У нас достаточно проблем и без того, чтобы создавать их в наших отношениях. Незачем нам сердиться друг на друга.

Она промолчала, глянула на него. Он же смотрел на юго-восток, на кружащих в воздухе птиц.

– Это вороны.

Она молчала, ожидая продолжения.

– В моем детстве мы иногда называли их черными птицами Гана. Я рассказывал тебе и Эдди о том, как мой друг Катберт и я кормили хлебом птиц после того, как повесили повара, не так ли?

– Да.

– Птицы были точно такие же, некоторые называли их дворцовыми воронами. Королевскими воронами не называли никогда, потому что они – стервятники, пожиратели падали. Ты спросила, чем питаются эти вороны. Возможно, они что-то находят во дворах и на улицах его замка, после того как он оттуда ушел.

– «Ле кас руа рюс» или «Руа руж», или как ты там его называл.

– Да. Не буду утверждать, что так оно и есть, но…

Роланд не закончил фразу, но необходимости в этом не было.

После того как Сюзанна какое-то время понаблюдала за птицами, ей показалось, что да, они улетают на юго-восток и прилетают с юго-востока. То есть эти птицы могли указывать, что они все-таки приближаются к цели. Пустяк, конечно, но и этого хватило, чтобы поднять ей настроение на остаток дня и помочь продержаться большую часть следующей холодной ночи.

6

На следующее утро, когда они ели очередной холодный завтрак в лагере без костра (Роланд пообещал, что вечером они сожгут немного «Стерно», чтобы подогреть еду), Сюзанна спросила, может ли она взглянуть на часы, которые он получил от «Тет корпорейшн». Роланд передал ей часы, ничем не показав, что нет у него желания выпускать их из своих рук. Она долго смотрела на сигулы, выгравированные на крышке, особенно на Башню с поднимающимися по спиралям окнами. Потом открыла крышку, вгляделась в циферблат. Не поднимая головы, попросила Роланда:

– Повтори мне еще раз, что они тебе сказали.

– Они передали мне то, что сказал один из членов их группы «светлого разума». Особо талантливый, по их словам, хотя имени его я не запомнил. По его мнению, часы могут остановиться, когда мы приблизимся к Темной Башне, могут даже пойти в обратную сторону.

– Трудно представить себе, чтобы «Патек Филип» пошли в обратную сторону. Если верить часам, сейчас восемь шестнадцать утра или пополудни, но я не думаю, что это имеет какое-то значение. А как мы узнаем, что часы спешат или отстают?

Роланд перестал укладывать банки на повозку, задумался над ее вопросом.

– Видишь эту маленькую стрелку внизу? Ту, что бежит сама по себе?

– Секундная стрелка, да.

– Скажи мне, когда она будет на самом верху.

Сюзанна смотрела, как секундная стрелка бежит по своему циферблату, и сказала: «Сейчас», – когда стрелка указала на двенадцать часов.

Роланд сидел на корточках – теперь, когда боль из бедра ушла, для него это не составляло труда. Он закрыл глаза, обхватил руками колени. При каждом выдохе у губ возникало облачко пара. Сюзанна старалась не смотреть на туман. Не хотелось думать, что ненавистный холод становился таким сильным, что обретал видимость, пусть и на какие-то мгновения.

– Роланд, что ты д…

Он поднял руку ладонью вверх, не открывая глаз, и она замолчала.

Секундная стрелка спешила по кругу, сначала спустилась вниз, к шести часам, потом вновь начала подъем, пока не достигла верхней точки, двенадцати часов. И когда она прибыла туда…

Роланд открыл глаза.

– Прошла минута. Настоящая минута, клянусь Лучом, на котором я сейчас нахожусь.

У Сюзанны отвисла челюсть.

– Во имя неба, скажи, как ты это сделал?

Роланд покачал головой. Понятия не имел. Знал только одно: Корт говорил им, что они должны всегда держать время в голове, поскольку нет возможности полагаться на часы, а в облачный день солнце не поможет. Или, если уж на то пошло, в полночь. Как-то летом он ночь за ночью отправлял их в Детский лес, расположенный к западу от замка (и там было страшно, особенно когда ты один, хотя никто из них в этом не признался, даже друг другу), пока они не могли вернуться во двор на задах Большого Зала, в минуту, назначенную Кортом. И часы-в-голове, как это ни странно, заработали. Нет, сначала ничего не получалось. И потом. И потом. Поэтому за дело принимался узловатый кулак Корта, учил жизни под хрипловатый голос наставника: «Ну, червяк, эту ночь тоже проведешь в лесу! Тебе там, должно быть, нравится!» Но как только часы начинали тикать, время они показывали без ошибки. В какой-то момент Роланд утратил эту способность, точно так же мир, где он жил, утратил привязку к сторонам света, но теперь она к нему вернулась, чему он очень обрадовался.

– Ты отсчитывал минуту? – спросила Сюзанна. – Миссисипи-один, Миссисипи-два, что-то такое?

Он покачал головой.

– Я просто знаю. Когда проходит минута… или час.

– Все ясно! – фыркнула Сюзанна. – Ты угадал!

– Если бы я угадывал, заговорил бы в тот самый момент, когда стрелка описала полный круг?

– Тебе могло повезти, – ответила Детта и посмотрела на него, прищурив один глаз, такую гримаску Роланд терпеть не мог (но никогда об этом не говорил; знал, что Детта будет корчить такую вот рожу всякий раз, когда у нее появлялась возможность показать себя).

– Хочешь повторить? – спросил он.

– Нет. – Сюзанна вздохнула. – Я верю тебе на слово, что твои часы показывают идеально точное время. А это означает, что мы не приблизились к Темной Башне. Пока не приблизились.

– Возможно, мы не так близко, чтобы она воздействовала на часы, но ближе, чем теперь, я к ней еще не подходил. – Голос Роланда звучал ровно и спокойно. – Образно говоря, мы почти что в ее тени. Поверь мне, Сюзанна… я знаю.

– Но…

Над их головами раздалось карканье, грубое и одновременно приглушенное: «Кру, кру!» вместо «Кау, кау».

Сюзанна вскинула голову и увидела одну из огромных черных птиц, Роланд назвал их дворцовыми воронами, пролетающую над ними достаточно низко, чтобы она услышала шум мерно поднимающихся и опускающихся крыльев. Из ее длинного клюва свисало что-то желто-зеленое. Сюзанна подумала, что это высохшая водоросль. Пожалуй, не совсем высохшая.

Она повернулась к Роланду, вопросительно посмотрела на него.

Он кивнул.

– Бес-трава. Возможно, нужна ворону, чтобы вить гнездо. Определенно не для того, чтобы кормить птенцов. Этим не кормят. Но бес-трава всегда остается последней, когда входишь в Затерянные земли, где ничего не растет, и всегда встречается первой, когда выходишь из них, как выходим мы. Как наконец-то выходим мы. А теперь слушай меня, Сюзанна. Я хочу, чтобы слушала ты, и я хочу, чтобы ты загнала эту надоедливую суку Детту как можно глубже. И я хочу, чтобы ты не теряла времени, убеждая меня, что ее нет и в помине, потому что я вижу, как она танцует каммалу в твоих глазах.

На лице Сюзанны отразилось сначала удивление, потом обида, казалось, она начнет протестовать. Но она отвернулась, не сказав ни слова. Когда же вновь посмотрела на Роланда, более не чувствовала присутствия той, кого стрелок назвал «этой надоедливой сукой». И Роланд, похоже, не обнаружил присутствия Детты, потому что продолжил:

– Я думаю, скоро все будет выглядеть так, будто мы выходим из Плохих Земель, но ты должна постараться не доверять тому, что увидят твои глаза. Несколько домов, может, мощеные участки дороги не означают возвращения к цивилизации. И достаточно скоро мы подойдем к его замку, «Ле кас руа рюс». Алый Король практически наверняка покинул его, но, возможно, оставил нам ловушку. Я хочу, чтобы ты смотрела и слушала. А если придется говорить, я хочу, чтобы ты предоставила это право мне.

– Что ты такого знаешь, чего неизвестно мне? – спросила она. – Что ты от меня скрываешь?

– Ничего, – ответил он с редкой для него горячностью. – Это всего лишь предчувствие, Сюзанна. Теперь мы близки к нашей цели, что бы ни говорили нам эти часы. Но мой учитель, Ванни, бывало, говорил, что есть только одно правило без исключений: перед победой идет искушение. И чем величественнее победа, которую предстоит одержать, тем сильнее искушение, перед которым надо устоять.

Сюзанна задрожала всем телом, обхватила себя руками.

– Я хочу лишь одного – согреться. Если никто не предложит мне большую связку дров и теплый шерстяной комбинезон, попросив взамен забыть про Башню, полагаю, еще какое-то время нам тревожиться не о чем.

Роланд вспомнил один из главных принципов Корта: «Никогда не говори о худшем вслух!» – но промолчал, во всяком случае, не стал высказываться на сей предмет. Осторожно убрал часы, поднялся, готовый продолжить путь.

Но Сюзанна задержала его еще на несколько мгновений.

– Мне снился другой. – О ком речь, она могла не пояснять. – Три ночи подряд, идущий по нашему следу. Ты думаешь, он действительно здесь?

– О да, – кивнул Роланд. – И я думаю, что у него пустой желудок.

– Голоден, Мордред голоден. – Эти слова она тоже слышала во сне.

И по телу Сюзанны вновь пробежала дрожь.

7

Тропа, по которой они шли, расширилась, и во второй половине дня на ней стали появляться мощеные участки. Она становилась все шире. А перед наступлением темноты они вышли к месту, где их тропа сливалась с другой, которая в стародавние времена определенно была дорогой. Тут же стоял ржавый столб, на котором, по всей видимости, когда-то крепился щит-указатель. На следующий день они увидели первый дом на этой стороне Федика. Разрушенный, конечно, с другим щитом-указателем, который лежал на остатках крыльца. За домом виднелись и развалины сарая. С помощью Роланда Сюзанна перевернула щит, и на лицевой стороне они прочитали: ПЛАТНАЯ КОНЮШНЯ. Под надписью краснел знакомый глаз.

– Я думаю, тропа, по которой мы шли, служила дорогой для дилижансов между замком Дискордия и «Ле кас руа рюс», – заметил Роланд. – Это логично.

Они проходили все новые дома, все новые пересечения с другими дорогами. Шли по окраине городка или деревни, может, даже большого города, который когда-то построили вокруг замка Алого Короля. Но в отличие от Луда от этого города мало что осталось. Островки бес-травы росли вокруг развалин домов, но никакая другая растительность им не встретилась. И похоже, стало еще холоднее. На четвертую ночь после того, как они увидели воронов, путники решили разбить лагерь в доме, стены которого еще не рухнули, но оба услышали голоса, шепчущиеся в тенях. Роланд идентифицировал их (и, к удивлению Сюзанны, не нашел в них ничего странного) как голоса призраков, которых он назвал «домовыми», а потом предложил вернуться на улицу.

– Я не думаю, что они способны нагадить нам, но могут причинить вред нашему маленькому другу. – И Роланд погладил Ыша, который забрался к нему на колени со столь несвойственной ему робостью.

Сюзанна встретила предложение Роланда с облегчением. В доме, где они решили провести ночь, холод пробирал до костей, и причиной его была не только температура окружающего воздуха. Призраки, чей шепот они слышали, возможно, были не только очень старыми, но, по ее мнению, еще и голодными. Поэтому они втроем вновь легли, прижавшись друг к дружке, посреди Бэдлендс-авеню, за роскошным такси Толстяка Хо, и ждали, пока наступивший день поднимет температуру на несколько градусов. Они попытались разжечь костер из досок одного из рухнувших домов, но только зря потратили две пригоршни «Стерно». Желе выгорело на щепках стула, которые они использовали как растопку, но дерево отказывалось гореть.

– Почему? – спросила Сюзанна, наблюдая, как тают последние струйки дыма. – Почему?

– Ты удивлена, Сюзанна из Нью-Йорка?

– Нет, но я хочу знать почему. Оно слишком старое? Окаменело или что-то в этом роде?

– Оно не загорелось, потому что ненавидит нас. – По тону чувствовалось, что объяснение Роланд полагает очевидным. – Это его территория, по-прежнему его, пусть он отсюда и ушел. Здесь все ненавидит нас. Но… послушай, Сюзанна. Теперь, раз уж мы на настоящей дороге, да еще по большей части вымощенной, как насчет того, чтобы идти ночью? Согласна попробовать?

– Конечно, – ответила она. – Все лучше, чем лежать на земле и дрожать, как котенок, которого только что окунули в бочку с водой.

Так они и поступили: провели в пути остаток этой ночи, всю следующую, потом еще две. Сюзанну не отпускала мысль: Я заболею, не могу я так долго жить в таком холоде, не свалившись от какой-нибудь болезни. Но не заболела. Никто из них не заболел. Оставался лишь прыщик слева от нижней губы, с которого иногда сдиралась головка и тогда по подбородку начинала течь узкая струйка крови. Текла, пока ранка не закупоривалась свернувшейся кровью и не образовывалась новая корочка. Так что единственной их болезнью было постоянное ощущение холода, который забирался все глубже и глубже. Луна вновь начала увеличиваться в размерах, и в одну из ночей она поняла, что они идут на юго-восток из Федика уже чуть ли не целый месяц.

Постепенно покинутый городок уступил место фантастическому саду из остроконечных скал, но Сюзанна приняла очень близко к сердцу слова Роланда о том, что они по-прежнему в Плохих Землях. Хотя им и попадались редкие щиты-указатели, утверждавшие, что они идут по Королевскому тракту (каждый щит, само собой, украшал глаз, всегда красный глаз), она понимала, что на самом деле они на той же Бэдлендс-авеню.

Это был странный городок, и она пока не могла представить себе, что за странные люди могли в нем жить. Боковые улочки вымостили. Дома стояли узкие с высокими, крутыми крышами. Дверные проемы были узкие и очень высокие, словно предназначались они для тех узких людей, которых можно увидеть в некоторых зеркалах в комнате смеха. То были дома Лавкрафта, дома Кларка Эштона Смита[174]174
  Смит Кларк Эштон (1863–1961) – американский писатель-фантаст, расцвет творчества которого пришелся на 1930-е годы. В 1944 г. написал хвалебную статью об Уильяме Ходжсоне.


[Закрыть], дома Пограничья Уильяма Хоупа Ходжсона[175]175
  Ходжсон Уильям Хоуп (1877–1918) – американский писатель-фантаст, одно из лучших произведений которого – роман «Дом в Пограничье» (1908).


[Закрыть], собранные вместе под лунным серпом Ли Брауна Койе[176]176
  Койе Ли Браун (1907–1981) – американский художник-иллюстратор.


[Закрыть], дома, наклонившиеся вперед и вбок на склонах холмов, которые возвышались вдоль дороги, по которой они шли. Тут и там дома успели развалиться, и руины эти имели неприятный органический вид, словно являли собой разодранную и гниющую плоть, а не груды древних досок и осколков стекла. Вновь и вновь ей казалось, что она видит лица мертвецов, пялящихся на нее из нагромождения досок и теней, лица, которые поворачивались и следили за их продвижением вперед жуткими глазами зомби. Лица эти вызывали у нее мысли о страже-привратнике на Голландском холме, и по телу ее пробегала дрожь.