Текст книги "Темная Башня"

И она объяснила, очень подробно. В какой-то момент Роланд услышал ее голос и проснулся. Подошел, глянул на нее в сумрачном красном свете прогоревшего до углей костра, начал отворачиваться, затем посмотрел вновь, его глаза широко раскрылись. До этого момента у нее не было уверенности, что Роланд заметит произошедшие с ее лицом изменения. Она не исключала, что магия Патрика достаточно сильна, чтобы стереть язву и из памяти стрелка.

– Сюзанна, твое лицо! Что случилось с твоим…

– Помолчи, Роланд, если любишь меня.

Стрелок замолчал. Сюзанна повернулась к Патрику и начала говорить вновь, спокойно, но настойчиво. Патрик слушал, и наконец она увидела, как в его глазах начал разгораться свет понимания.

Роланд подбросил дров в костер, пусть никто не просил его об этом, и скоро их маленький лагерь засиял под звездами.

Патрик написал вопрос, расположив слова левее уже нарисованного вопросительного знака:

Какой высоты?

Сюзанна взяла Роланда за руку, поставила перед Патриком. Стрелок возвышался над землей на шесть футов и три дюйма. Она попросила Роланда поднять ее, потом отмерила рукой еще три дюйма над головой стрелка. Патрик, улыбнувшись, кивнул.

– И посмотри, что еще должно быть на двери. – Сюзанна, после того, как Роланд опустил ее на землю, выбрала ветку из маленькой кучки сухого хвороста, который они везли с собой для растопки. Сломала, создав свой острый «карандаш». Она могла вспомнить символы, но решила, что будет лучше, если не станет очень уж сосредотачиваться на них. Чувствовала, что символы должны полностью совпадать с увиденными во сне, а не то дверь, которую создаст Патрик, перенесет ее совсем не в то место, куда она хотела попасть, или не откроется вовсе. А потому, с того самого момента, как она начала рисовать на слое земли и золы, рука ее по скорости не уступала руке Патрика. И она ни разу не позволила себе взглянуть хотя бы на один из уже нарисованных символов. Потому что, взглянув на один, она наверняка взглянула бы и на остальные, ей бы показалось, где-то что-то не так, и возникшая нерешительность не позволила бы довести дело до конца. Детта, грубая, сыплющая ругательствами Детта, которая не раз и не два становилась ее спасительницей, и теперь могла прийти на помощь, но особо Сюзанна на это не рассчитывала. В глубине души она по-прежнему далеко не полностью доверяла Детте, опасалась, что в критический момент та все испортит, исключительно из вредности. Не полностью она доверяла и Роланду. Стрелок, возможно, хотел, чтобы она оставалась с ним, по причинам, которые не до конца понимал и сам.

Она рисовала на пыли и золе, рисовала быстро, не возвращаясь к уже нарисованному, и вот какие символы появились из-под летающего острия ее самодельного инструмента.

– Ненайденная, – выдохнул Роланд. – Сюзанна… что… как…

– Помолчи, – повторила она.

Патрик склонился над альбомом и начал рисовать.

16

Она продолжала оглядываться в поисках двери, но круг света, отбрасываемый костром, оставался слишком маленьким и после того, как Роланд подбросил дров. Маленьким в сравнении с необъятной темнотой прерий. Двери она не находила. Когда повернулась к Роланду, увидела невысказанный вопрос в его глазах и поэтому, пока Патрик продолжал работать, показала ему свой портрет, нарисованный юношей. Ткнула пальцем в то место, где была язва. Поднеся лист к глазам, Роланд разглядел следы ластика. Патрик заретушировал их очень хорошо, но при пристальном рассмотрении Роланд все-таки смог их обнаружить, как хороший следопыт обнаруживает старый след после многодневных дождей.

– Неудивительно, что старик срезал с карандашей ластики, – прокомментировал он, возвращая рисунок.

– Я пришла к такому же выводу.

А уж от этого вывода оставался только один шаг к ее единственно верной интуитивной догадке: если Патрик мог (во всяком случае, в этом мире) что-то убрать с помощью ластика, он мог и что-то создать с помощью карандаша. Когда она упомянула о стаде банноков, которое загадочным образом приблизилось, Роланд потер лоб, как человек, у которого дико разболелась голова.

– Мне следовало это увидеть. Следовало понять, что это значит, Сюзанна. Я старею.

Сюзанна проигнорировала его слова – она не раз слышала их раньше – и рассказала ему о снах, в которых видела Эдди и Джейка, упомянув о надписях на фуфайках, о поющих голосах, предложении горячего шоколада, нарастающей панике в их глазах, когда ночь уходила за ночью, а она все не понимала, что нужно вынести из этих снов.

– Почему ты не рассказала мне об этих снах раньше? – спросил Роланд. – Почему не попросила помочь истолковать их?

Она пристально посмотрела на него, думая, что поступила правильно, не обратившись к нему за помощью. Да, правильно… пусть ее решение и могло причинить ему боль.

– Ты потерял двоих. Может, тебе хотелось потерять и меня?

Он покраснел. Она увидела это даже при свете костра.

– Ты говоришь обо мне плохо, Сюзанна, а думаешь и того хуже.

– Может, и думаю. Если так, я говорю: извини. Я не уверена, чего хотела сама. Какая-то моя часть мечтает увидеть Темную Башню, ты знаешь. Какая-то моя часть ни о чем другом не хочет и слышать. И если даже Патрик сможет «извлечь» Ненайденную дверь, а я смогу ее открыть, то откроется она не в реальный мир. Об этом говорят надписи на фуфайках, я уверена.

– Ты не должна так думать, – покачал головой Роланд. – Реальность – это не всегда белое и черное, то, что есть, и чего нет, что должно быть, а что – не должно.

Патрик победно вскрикнул, и они оба посмотрели на него. Он поднял блокнот, повернул к ним так, чтобы они увидели, что он нарисовал. Сюзанна подумала, что это полная имитация Ненайденной двери. Конечно, без слова ХУДОЖНИК и без скрещенных карандашей на ручке из блестящего металла, но Сюзанну это не смущало. О таких мелочах она просто не стала ему рассказывать. Точно знала: они предназначались лишь для того, чтобы помочь ей сообразить, что к чему.

Джейк и Эдди сделали все, разве что не нарисовали карту, – подумала она. И задалась вопросом: почему все должно быть таким сложным, таким чертовски

(головоломки, сплошь головоломки)

загадочным, и она знала, что на этот вопрос ей никогда не удастся найти удобоваримый ответ… разве что, такова человеческая природа, не так ли? Ответы на важные вопросы никогда не находились легко.

Патрик вновь вскрикнул. На этот раз в крике слышались вопросительные интонации. И она внезапно осознала, что бедный мальчик сам не свой от тревоги, и почему нет? Он только что выполнил свой первый заказ и хочет знать, что думает, как оценивает достигнутые успехи его patrono d’arte[230]230
  Patrono d’arte – покровительница его искусства (ит.).


[Закрыть].

– Отлично, Патрик… великолепно.

– Да, – согласился Роланд, беря альбом в руки. Дверь выглядела точно такой, как те двери, на которые он, в полузабытьи, умирающий от яда омароподобных чудовищ, набрел на берегу Западного моря. Словно это несчастное, лишившееся языка существо заглянуло к нему в глубины памяти и увидело настоящее изображение этой двери: фоттеграффия.

Сюзанна тем временем в отчаянии оглядывалась. И когда на ладонях и культях поползла к границе круга света, Роланду пришлось резко ее остановить, напомнить, что Мордред может быть где угодно, а темнота – союзник Мордреда.

И при всем ее нетерпении, Сюзанна подалась от границы света и тьмы, потому что слишком хорошо помнила, что случилось с матерью, выносившей Мордреда, и как быстро это случилось. Однако возвращение к костру причиняло боль, чуть ли не физическую боль. Ранее Роланд сказал ей, что к концу грядущего дня надеется увидеть Темную Башню. Если бы она оставалась с ним, если бы увидела Башню вместе с ним, ее притяжение, по мнению Сюзанны, могло оказаться слишком сильным. Ее волшба. А пока, имея возможность выбрать между Башней и дверью, Сюзанна знала, что еще может выбрать дверь. Но с приближением к Башне сила ее росла, пульсации все громче звучали в мозгу, поющие голоса становились все слаще, и сделать выбор в пользу двери становилось труднее.

– Я ее не вижу. – Голос Сюзанны переполняло отчаяние. – Может, я ошибаюсь. Может, и нет никакой чертовой двери. О, Роланд…

– Я не думаю, что ты ошибалась, – говорил Роланд с явной неохотой, как человек, которому приходится говорить, потому что он должен сделать работу, отдать долг. А он у этой женщины в долгу, полагал Роланд. Разве не он схватил ее за шкирку и перетащил в этот мир, где она научилась искусству убивать, влюбилась и осталась вдовой? Разве не он стал причиной ее теперешней печали? И если он мог все это исправить, ничего другого ему просто не оставалось. А желание держать Сюзанну при себе, рискуя при этом ее жизнью, – чистый эгоизм, недостойный стрелка.

И что еще более важно, недостойный любви и уважения, которыми он к ней проникнулся. То, что осталось от его сердца, разбивалось при мысли, что придется прощаться с ней, последней из этого странного и удивительного ка-тета, но если она этого хотела, если считала, что ей это необходимо, тогда он должен помочь. И он думал, что это ему по силам: увидел в рисунке Патрика то, что упустила Сюзанна. Не то, что было нарисовано: то, чего не было.

– Посмотри сюда, – мягко сказал он, показывая ей рисунок. – Видишь, как он старался, пытаясь порадовать тебя, Сюзанна?

– Да! – воскликнула она. – Да, разумеется, вижу, но…

– Насколько я могу судить, у него ушло десять минут, чтобы нарисовать эту дверь, тогда как большинство рисунков, таких же хороших, он заканчивает за три или четыре минуты, не так ли?

– Я не понимаю, о чем ты! – Сюзанна чуть ли не кричала.

Патрик подтянул к себе Ыша, обнял ушастика-путаника, уставившись на Сюзанну и Роланда широко раскрытыми, несчастными глазами.

– Он работал изо всех сил, старался, как мог, чтобы изобразить то, что ты просила. А именно Дверь. Она стоит сама по себе, на бумаге она одна. У нее нет… нет…

Он искал нужное слово. И дух Ванни шепнул это слово ему в ухо.

– У нее нет привязки.

Еще несколько мгновений на лице Сюзанны отражалось недоумение, а потом по нарастающему блеску глаз стало ясно, что до нее начинает доходить смысл слов стрелка. Но Роланд не стал ждать, пока она окончательно его поймет, опустил здоровую левую руку на плечо Патрика и попросил нарисовать перед дверью маленький электрический скутер Сюзанны, который она называла Хо-3.

Патрик с удовольствием выполнил просьбу. Помимо прочего, чтобы нарисовать Хо-3 перед дверью, у него появился повод еще раз пустить в дело ластик. Работал он гораздо быстрее (чуть ли не небрежно, как могло показаться стороннему наблюдателю), но стрелок сидел рядом с ним и видел, что Патрик не упускает ни единой мелочи. Закончил он передним колесом скутера и отсветом костра на колпаке ступицы. Потом опустил карандаш, и, едва он это сделал, воздух колыхнулся. Роланд почувствовал, как его поток обтекает лицо. Языки пламени, ранее поднимавшиеся вертикально, на какое-то мгновение склонились набок. Но воздух вновь застыл, а языки выпрямились. Менее чем в десяти футах от костра, за маленьким скутером Сюзанны, стояла дверь, которую Роланд в последний раз видел в Калье Брин Стерджис, в пещере Голосов.

17

Сюзанна ждала до рассвета, сначала коротала время сбором своих вещей, потом вынимала их из мешка: какую пользу эти вещи (не говоря уже о мешке, в который она их складывала) могли принести ей в Нью-Йорке? Люди бы только смеялись. Они, наверное, все равно будут смеяться… или закричат и разбегутся, как только увидят ее. В Сюзанне Дин, которая внезапно появится в Центральном парке, большинство его посетителей не признают ни выпускницу колледжа, ни наследницу крупного состояния; не признают даже Зену, королеву джунглей, ничего не поделаешь. Для цивилизованных горожан она, вероятно, будет выглядеть, как беглянка из шоу уродов. А сможет ли она вернуться назад, пройдя через эту дверь? Нет. Никогда в жизни.

Поэтому она отложила вещи в сторону и просто ждала. А когда первый бледный свет зари разогнал темноту на горизонте, подозвала Патрика и спросила, не хочет ли он пойти с ней. В тот мир, из которого пришел, или в очень похожий, сказала она ему, хотя знала: не помнит Патрик того мира вовсе. Или «выдернули» его оттуда совсем маленьким, или травма, вызванная переходом между мирами, стерла память.

Патрик посмотрел на нее, потом на Роланда, который сидел на корточках, не сводя с него глаз.

– Выбор за тобой, сынок, – сказал стрелок. – Ты сможешь рисовать в любом из этих миров, скажу тебе правду. Хотя там, куда идет она, ценителей будет больше.

Он хочет, чтобы Патрик остался, – подумала Сюзанна и разозлилась. Потом Роланд глянул на нее и чуть качнул головой. С уверенностью она сказать не могла, но у нее создалось впечатление…

Нет, не создалось. Она поняла, что означает это покачивание. Роланд хотел, чтобы она знала: он прячет от Патрика свои мысли. Свои желания. И хотя для нее не составлял тайны тот факт, что стрелок может лгать (особенно ярко это проявилось на собрании жителей Кальи Брин Стерджис перед приходом Волков), она не предполагала, что он будет лгать ей. Детте, возможно, но не ей. Или Эдди. Или Джейку. Бывало, он говорил им не все, что знал, но лгать впрямую?.. Нет, они были ка-тетом, и Роланд играл с ними в открытую. Отдайте дьяволу должное.

Патрик внезапно взял альбом и быстро что-то написал на чистом листе. Потом показал им:

Я ОСТАНУСЬ. БОЮСЬ ИЙТИ В НОВАЕ МЕСТО.

И чтобы подчеркнуть свою мысль, открыл рот, чтобы продемонстрировать отсутствие языка.

Она увидела облегчение на лице Роланда? Если так, то возненавидела за это стрелка.

– Хорошо, Патрик. – Сюзанна попыталась изгнать чувства из голоса. Потянулась к юноше, похлопала по руке. – Я тебя понимаю. И хотя все так, люди могут быть жестокими… жестокими и злыми… добрых тоже предостаточно. Послушай меня, до рассвета я никуда не уйду. Если передумаешь, предложение остается в силе.

Он быстро кивнул.

Довольный тем, что я не стала убеждать его передумать, – сердито подумала Детта. – И этот белый старикан тоже, похоже, доволен!

Заткнись, – предложила ей Сюзанна, и, вот уж чудо: Детта заткнулась.

18

Но когда ночь сменилась днем (при свете они увидели, что неподалеку, примерно в двух милях, пасется приличных размеров стадо банноков), она позволила Детте вернуться. Более того, передала Детте бразды правления. Так было проще, менее болезненно. Именно Детта снова оползла лагерь, последний раз вдыхая воздух этого мира, вбирая его в память. Именно Детта оползла дверь, сначала по часовой стрелке, потом против, и ничего не увидела с другой стороны. Патрик подошел к ней, потом Роланд. Юноша издал крик удивления, увидев, что двери нет. Стрелок промолчал. Ыш подошел к тому месту, где стояла дверь, принюхался… а потом прошел сквозь нее, через то самое место, где стояла дверь, если смотреть на нее с другой стороны. Если бы мы были там, – подумала Детта, – то увидели бы, как он проходит сквозь дверь, прямо-таки фокус в цирке.

Она вернулась к Хо-3, потому что еще раньше решила въехать в дверь на скутере. При условии, что та откроется. Все происходящее обернулось бы жестокой шуткой, если бы дверь не открылась. Роланд хотел помочь ей забраться на сиденье. Она оттолкнула его руки и забралась сама. Нажала красную кнопку у руля, электрический мотор скутера тихонько загудел. Стрелка, показывающая зарядку аккумулятора, все еще покачивалась в зеленой зоне. Она повернула рычаг на правой ручке и медленно покатила к закрытой двери с марширующими по ее поверхности символами, совокупность которых означала: НЕНАЙДЕННАЯ. Остановилась, едва не коснувшись двери крылом переднего колеса.

Повернулась к Роланду с искусственной улыбкой на лице.

– Вот и все, Роланд. Я говорю тебе, прощай. Долгих дней и приятных ночей. Желаю тебе дойти до Башни и…

– Нет, – оборвал он ее.

Она посмотрела на него. Детта посмотрела на него, ее глаза сверкали и смеялись. Предлагая выгнать ее теперь, когда она была у руля. Давай, хонки, посмотрим, что ты сможешь сделать.

– Что? – спросила она. – Что у тебя на уме, большой мальчик?

– Я не попрощаюсь с тобой, какая ты сейчас, после всего того, через что мы прошли, – ответил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Сюзанна, только с интонациями Детты.

– Ты знаешь.

Она вызывающе покачала головой. «Не знаю».

– Во-первых, – он взял ее левую, всю в мозолях руку в свою правую, изуродованную, – есть еще один, кто тоже должен выбрать, уйти ему или остаться, и я говорю не о Патрике.

На мгновение она не поняла. Потом посмотрела вниз, увидела пару глаз с золотым ободком, пару стоящих торчком ушей, и до нее дошло. Она забыла про Ыша.

– Если его попросит Детта, он точно останется, потому что никогда ее не любил. Если попросит Сюзанна… ну, тогда не знаю.

Этого хватило, чтобы Детта ушла. Она, конечно, еще вернется, Сюзанна теперь понимала, что ей никогда не удастся полностью избавиться от Детты Уокер, и ее это вполне устраивало, больше она не хотела от нее избавляться, но тут она ушла.

– Ыш? – мягко спросила она. – Ты пойдешь со мной, сладенький? Возможно, мы снова найдем Джейка. Может, не совсем такого же, но все-таки…

Ыш, который во время их похода по Плохим Землям, Белым Землям Эмпатики и равнине практически не произнес ни слова, теперь заговорил.

– Эйк? – В голосе его слышались вопросительные нотки, словно он не очень-то помнил, о ком речь, и у Сюзанны защемило сердце. Она обещала себе не плакать, и Детта гарантировала, что она не будет плакать, но Детта ушла, и глаза вновь наполнились слезами.

– Джейк, – повторила она. – Ты помнишь Джейка. Сладенький, я знаю, что помнишь. Джейка и Эдди.

– Эйк? Эд? – В голосе прибавилось уверенности. Ыш помнил.

– Пойдем со мной, – позвала она его, и Ыш двинулся к ней, словно хотел запрыгнуть на сиденье. А потом, понятия не имея, для чего она это говорит, Сюзанна добавила: – Есть и другие миры, помимо этих.

Ыш остановился, как только эти слова слетели с ее губ. Сел. Когда поднялся снова, в ней колыхнулась надежда: может, у них будет маленький ка-тет, дан-тете-тет, в том Нью-Йорке, где люди ездят на «такуро спирит» и фотографируют друг друга, пьющих «Нозз-А-Ла», камерами «шиннаро».

Но вместо того чтобы подойти к ней, Ыш вернулся к стрелку и сел около его потрепанного сапога. Они отшагали много, эти сапоги, очень много. Мили и колеса, колеса и мили. Но теперь им осталось пройти совсем ничего.

– Олан, – сказал Ыш, и окончательность принятого решения, которая прозвучала в голосе, тяжелым камнем привалилась к ее сердцу. Она с горечью повернулась к человеку из глубокой древности, с большим револьвером на бедре.

– Вот. Ты тоже владеешь колдовством, не так ли? Всегда владел. Сподобил Эдди на одну смерть, а Джейка – так на две. Теперь очередь Патрика и даже ушастика-путаника. Ты счастлив?

– Нет, – ответил Роланд, и она поняла, что так оно и есть. Верила, что никогда не видела такой грусти и такого одиночества, написанных на человеческом лице. – Никогда я не был так далек от счастья, Сюзанна из Нью-Йорка. Ты передумаешь и останешься? Пройдешь со мной последний кусочек пути? Тогда я буду счастлив.

На какое-то ужасное мгновение она подумала, что пройдет. Отвернет переднее колесо скутера от двери, которая обеспечивала только одностороннее перемещение и ничего не обещала, и поедет с ним к Темной Башне. Пройдет еще день. Они встанут лагерем ближе к вечеру, а завтра прибудут к конечной точке своего долгого похода на закате, как он и хотел.

Потом она вспомнила сон. Поющие голоса. Молодого человека, который держал в руке чашку горячего шоколада, хорошего шоколада, с толикой сливок поверху.

– Нет, – ответила она. – Я готова рискнуть и пройти сквозь дверь.

На мгновение решила, что он не будет создавать ей трудностей, разом согласится и отпустит ее. Однако его злость… нет, отчаяние, прорвалось наружу.

– Но ты не можешь быть уверена! Сюзанна, вдруг сон этот – чей-то трюк и колдовство? Вдруг то, что ты увидишь, когда дверь откроется, не более чем мираж? Вдруг ты шагнешь в дверь и попадешь в тодэшную тьму?

– Тогда я освещу ее мыслями о тех, кого люблю.

– Да, это может сработать. – Горечь переполняла голос. – В первые десять лет… или двадцать… или даже сто. А что потом? Как насчет остальной части вечности? Посмотри на Ыша! Ты думаешь, он забыл Джейка? Никогда! Никогда! Никогда в твоей жизни! Никогда в его! Он чувствует, что-то не так! Сюзанна, не надо. Умоляю тебя, не ходи. Я встану на колени, если это поможет. – И, к ее ужасу, он начал опускаться на колени.

– Не поможет, – ответила она. – А поскольку я вижу тебя в последний раз, мое сердце говорит об этом, то мне не хочется запомнить тебя стоящим на коленях. Ты не из тех, кто встает на колени, Роланд, сын Стивена, никогда таким не был, и я не хочу помнить тебя таким. Я хочу видеть тебя, стоящим на ногах, как ты стоял в Калье Брин Стерджис. Как стоял со своими друзьями на Иерихонском холме.

Он выпрямился и направился к ней. На мгновение Сюзанна подумала, что он хочет удержать ее силой, и испугалась. Но он лишь коснулся ее плеча и убрал руку.

– Позволь еще раз спросить тебя, Сюзанна. Ты уверена?

Она заглянула в свое сердце и увидела, что да. Она осознавала всю степень риска, но да… уверенности у нее не убавилось. А почему? Потому что путь Роланда был путем револьвера. Потому что путь Роланда приводил к смерти всех, кто шел или ехал верхом на лошади рядом с ним. Роланд доказывал это раз за разом, с самых первых дней своего похода… нет, даже раньше, с тех пор, как подслушал повара Хакса, замышляющего предательство, и того вздернули на веревке. Он все делал ради добра (которое называл Белизной), Сюзанна в этом не сомневалась, но Эдди все равно лежал в могиле в одном мире, а Джейк – в другом. Не сомневалась она и в том, какая судьба ожидает Ыша и бедного Патрика.

Да и смерти им осталось ждать недолго.

– Я уверена.

– Хорошо. Ты поцелуешь меня?

Она взяла его за руку, нагнула к себе, приложила свои губы к его. Когда целовала, вдохнула тысячу лет и десять тысяч миль. И, да, попробовала вкус смерти.

Но не твоей, стрелок, – подумала она. – Смерти других, но только не твоей. И пусть я смогу уйти от твоих чар, и пусть мне будет хорошо.

Именно она и разорвала поцелуй.

– Сможешь открыть мне дверь? – спросила Сюзанна.

Роланд подошел к двери, взялся за ручку, и она легко повернулась под его пальцами.

Из двери потянуло холодным воздухом, достаточно сильно, чтобы отбросить с лица длинные волосы Патрика. С воздухом прилетело и несколько снежинок. Она увидела траву, которая еще зеленела, лишь прихваченная первым морозцем, тропинку, железную изгородь. Голоса пели: «Что это за дитя?» Совсем, как в ее сне.

Это мог быть Центральный парк, да, мог. Центральный парк в одном из миров, которые вращались вокруг оси, не того мира, из которого она пришла, но, возможно, достаточно близкого, чтобы она в скором времени уже не чувствовала разницы.

Или, как говорил он, все увиденное могло быть колдовством.

И возможно, на самом-то деле за дверью ее ждала лишь тодэшная тьма.

– Это может быть одна видимость. – Он, безусловно, читал ее мысли.

– Жизнь – видимость, любовь – колдовство, – ответила она. – Возможно, мы встретимся вновь, на пустоши в конце тропы.

– Если ты так говоришь, пусть так и будет, – ответил он, выставил вперед одну ногу, твердо уперевшись в землю стоптанным каблуком, и поклонился ей. Ыш начал плакать, но остался сидеть у левой ноги стрелка. – Прощай, моя милая.

– Прощай, Роланд. – Сюзанна повернула голову, теперь она смотрела прямо перед собой, глубоко вдохнула и повернула рычаг на руле. Скутер плавно покатился вперед.

– Подожди! – крикнул Роланд, но она не оглянулась, не посмотрела на него. Въехала в дверь, которая захлопнулась за ней с глухим, издевательским стуком, который он знал очень хорошо, который снился ему с тех самых пор, когда в полузабытьи он брел по берегу Западного моря. Поющие голоса исчезли, остался только заунывный вой ветра прерий.

Роланд из Гилеада сидел перед дверью, которая выглядела использованной и никому более не нужной. Открыться второй раз она уже не могла. Он заслонил лицо руками. Подумал о том, что никогда не чувствовал бы себя таким одиноким, если бы не любил их. И однако не сожалел, что благодаря им его сердце вновь открылось для любви.

19

Позже (потому что всегда приходит позже, не так ли?) он приготовил завтрак и заставил себя съесть свою долю. Патрик, тот поел с аппетитом, а потом отошел, чтобы справить нужду, пока Роланд паковался.

Третья тарелка осталась нетронутой.

– Ыш? – спросил Роланд и пододвинул тарелку к ушастику-путанику. – Не поешь хоть чуть-чуть?

Ыш посмотрел на тарелку, потом попятился на пару шагов. Роланд кивнул и выбросил еду на траву. Может, Мордред выйдет на их лагерь и найдет что-нибудь себе по вкусу.

Солнце уже поднялось достаточно высоко, когда они тронулись в путь. Роланд тащил за собой Хо-2, Патрик шагал рядом, низко опустив голову. Но скоро биение Башни вновь наполнило разум стрелка. Близкое, очень близкое биение. Эти ритмичные удары изгнали все мысли о Сюзанне, чему он только порадовался. Он полностью отдался этому биению и позволил ему заменить собой все мысли и все печали.

Каммала-кам-кам, – пела Темная Башня, которой предстояло вот-вот появиться из-за горизонта. – Каммала-кам-ти, стрелок должен прийти.

Каммала-кам-Роланд, твой поход почти завершен.