Текст книги "Треки смерти"

4

Первым, что я услышал в ту ночь, был крик.

Так же, как и прошлой ночью, включив приемное устройство, я собирался остановить машину в порту. И вдруг услышал крик. Я спешно затормозил и обернулся. За горящими красными огнями тормозов виднелось темное окно комнаты Такагаки Саи. В наушнике опять послышались крики. Они доносились издалека, наверное, с первого этажа. И еще – как будто что-то упало. Топот по полу. Кричала женщина, но было непонятно, то ли Такагаки Сая, то ли ее мать… Нет, кричали обе. Иногда один голос накладывался на другой. Кричали хрипло, они что-то говорили друг другу. Внезапно шум и крики затихли.

Бом-бом-бом-бом-бом. Шум приближающихся шагов. Наверное, шел не один человек, а двое. Меня охватил смутный страх, я закрыл глаза и оказался не в машине, а в комнате Такагаки Саи. Резко открылась и тут же закрылась дверь. Бэмс! – что-то большое ударилось о дверь снаружи. Бэмс, бэмс! Звук не прекращался, было слышно дыхание Такагаки Саи, она что-то шептала. Ба-ам! – раздался еще более громкий звук. Она вскрикнула. Послышались неуверенные шаги. От приоткрытой двери потекла длинная узкая полоска света. Света становилось все больше, и я четко увидел темную мужскую тень, мелькнувшую силуэтом на фоне света.

– Как ты меня назвала?

Он говорил, еле шевеля губами, было понятно, что он пьян. Такагаки Сая прерывисто дышала, не произнося ни слова. Может быть, мужчина стал на нее наседать – она опять вскрикнула. Как будто совсем близко, я вновь услышал топот бегущих ног.

– Вы сказали, что больше не поднимете руку на маму.

– Отвечай! Как ты меня сейчас назвала?

Я услышал его слова, и мне показалось, что его горящие глаза смотрят прямо на меня.

– Ты назвала меня паразитом, так?

– Вы говорили, что больше не будете бить маму, но опять ударили, поэтому, увидев это…

– Тут же вырвалось, да? Похоже, ты давно задумала сказать мне это слово.

Снова тяжелый звук приближающихся шагов. Кто-то из собеседников упал на кровать.

– Показать тебе паразита?

Голос с металлом, но как будто его сдавили.

– А?.. Вот так вот.

Все из-за меня.

– Смотри, сейчас я проникну в твое тело. Вот так.

Это ведь я затеял разговор о паразитах. Я специально говорил о них так, чтобы Такагаки Сая подумала об этом мужике. Трясущейся рукой я достал из сумки смартфон. В полицию… Нет, я не могу этого сделать. Как я объясню им, что узнал о том, что происходит? Скажу, что передал ей USB-адаптер с подслушивающим устройством, и теперь сижу и подслушиваю звуки в ее комнате? Пока я бессмысленно держал телефон в руках, слышались сильное трение и тяжелое дыхание. Вскоре она закричала громко, но этот крик был тут же задушен. Видимо, ей зажали рот, были слышны только ее глухие вскрики. Как будто сами эти крики хотели вырваться из заточения и бились в поисках выхода.

– Ты постоянно ко мне на «вы» обращаешься. Это потому что я тебе чужой? Ну, раз я чужой, то и взятки гладки.

Послышался торопливый стук шагов по лестнице вверх.

Мужик прекратил двигаться, и следующие его слова послышались на расстоянии:

– Только попробуй что-нибудь сказать ей. Вышвырну из дома обеих.

Что-то у него с головой не то. Психованный. Если он выгонит из дома Такагаки Саю и ее мать, то они, конечно, окажутся на улице, но и ему самому, должно быть, придется несладко. Если он не может понять таких простых вещей, то с ним явно не все в порядке.

– Только попробуйте еще хоть раз тронуть меня, я вас убью.

Как будто издеваясь, мужик несколько раз коротко вздохнул и вышел из комнаты. Он должен был пройти мимо матери, которая поднялась по лестнице, но ничьих голосов не было слышно.

Через несколько секунд вместе с приближающимися шагами послышался голос матери.

– Сая!.. Ты в порядке?

Она не ответила.

– Послушай, Сая. Не обращай на него внимания – и все будет хорошо. А начнешь его останавливать, так он и тебя еще побьет.

Поздно уже. Он сделал с ней кое-что похуже, чем просто побил.

– Мама… какие глупости ты говоришь! – произнесла она абсолютно без эмоций, как будто у нее их больше не осталось.

После этого никаких разговоров больше не было. Вскоре послышались медленные шаги и закрылась дверь. Через некоторое время я услышал долгие всхлипывания Такагаки Саи. Она плакала, стараясь не подавать голос, уткнувшись лицом то ли в подушку, то ли в одеяло, то ли закрыв лицо руками.

Я вышел из машины, не снимая наушников. Рыбацкие суда, стоявшие одно за другим вдоль волнореза, ритмично покачивались – то ли на волнах, то ли меня самого штормило. Обернувшись, я посмотрел назад. Окна комнаты, в которой плакала Такагаки Сая, были темными. Она плакала, не останавливаясь, а я продолжал слушать ее голос. Мне казалось, у меня затекло все тело. Полная луна над крышей была похожа на зияющую на небе белую дыру.

5

Я стал приезжать в порт каждый день.

Днем там бывали люди, поэтому я всегда приезжал туда поздним вечером. В дни, когда не было занятий, я приезжал туда с наступлением темноты. В те дни, когда занятия были, – после их окончания. Каждый вечер я останавливал машину на парковке и слушал, что происходит в комнате Такагаки Саи.

Когда она оставалась одна, в комнате было очень тихо. Как будто она жила вместе с монстром, который нападает на каждый посторонний звук. Когда ходила, садилась, вставала, что-то передвигала, листала страницы – она делала это, стараясь производить как можно меньше шума. Я прислушивался к ее присутствию, затаив дыхание. Обычно в одиннадцатом часу вечера раздавался звонок в дверь – мать возвращалась с работы. Такагаки Сая выходила из комнаты и где-то через час возвращалась. И опять сидела, тихонько занимаясь чем-то. В это время часто можно было услышать орущий мужской голос, доносящийся с первого этажа. В те вечера, когда его не было слышно, мать стучалась в комнату дочери, и они болтали. По тому, как звучали их голоса, можно было понять, что они вдвоем рядышком сидят на кровати.

Внимательно слушая их разговоры, я постепенно узнавал все больше и больше о жизни Такагаки Саи. Дом, в котором они жили втроем, принадлежал второму мужу матери, за которого она вышла замуж два года назад. До этого мать и дочь снимали квартиру. Мать неустанно работала, но заработать достаточное количество денег было сложно, и в конце концов мечты о поступлении дочери в университет пришлось оставить. Как и где мать встретила этого мужика, я не знаю. Что бы там ни было, где-то пару лет назад она была записана в его домовую книгу и, взяв с собой дочь, переехала к нему. В то время мужик был рыбаком, но что он там ловил, неизвестно. Как следовало из разговоров, заработок у него был хороший. Может быть, мать вышла за него замуж, думая о будущем своей дочери? Может быть, для того, чтобы дать дочери шанс поступить в университет?

Но в конце прошлого года мужик попал в автомобильную аварию, будучи пьяным, получил травму руки и больше не смог работать. Вроде бы имелась медицинская страховка, но так как травма была получена при вождении автомобиля в нетрезвом виде, страховку ему не выплатили, и деньги в доме закончились. Мужик ничего не делал, только пил с утра до вечера, а мать бегала с одного места на другое, зарабатывая деньги – на жизнь, на учебу дочери, на подготовительные курсы, на ипотеку. Трудилась не покладая рук. И трудится по сей день.

– Продал бы он лодку… Хоть какие-нибудь деньги бы выручили, – однажды сказала мать.

Сразу после этого послышались шаги, открылись занавески и окно, и я инстинктивно вжался в сиденье автомобиля. Мать встала на подоконник и посмотрела на суда в порту. Явно выглядывала какое-то маленькое суденышко среди тех, что стояли вдоль волнореза.

– Но я не могу сказать ему «продай».

– Почему не можешь?

– Она была у него еще до того, как мы стали жить вместе.

– Надо сказать ему, что деньги кончились – пусть продает.

Мать закрыла окно, задвинула занавески и сказала, будто пытаясь его оправдать:

– Ему и так непросто.

Если до этого мой гнев был направлен только на мужика, то сейчас я почувствовал то же самое и по отношению к матери. Мне хотелось бросить в нее правду о том, что случилось с ее дочерью. Выпрыгнуть сию же минуту из машины и прокричать в сторону окна на втором этаже. Но откуда во мне взяться такой смелости?.. Вскоре Такагаки Сая выступила за меня:

– Лучше бы он погиб в автокатастрофе, тогда бы хоть страховку выплатили.

– Не говори ерунды.

– Я проверила его медицинскую страховку. Ему ничего не выплатили, так как он был пьяным за рулем, но если бы он погиб, то страховку по смерти, скорее всего, выплатили бы. Да и сейчас, если бы он умер нам на радость, то мы бы получили деньги.

– Да что ты такое говоришь!

– Мама! – перебила она мать.

По тому, как она это произнесла, и по шуму ее дыхания я догадался, что она хочет открыться матери. Сидя в машине, я молил ее набраться смелости и все рассказать. Я сжал кулаки у груди, с такой силой желая этого, что руки у меня затряслись.

– Он…

Но в итоге она так ничего и не рассказала.

Той ночью перед тем как уснуть, она выдвинула какой-то ящик. В любой комнате есть выдвижные ящики, и обычно все их закрывают после того как открыли. Через несколько секунд или – самое долгое – через пару десятков секунд. Но той ночью она открыла ящик и долго его не закрывала. Я не слышал, ни как она что-то достала, ни как что-то положила. Как будто в течение долгого времени она смотрела на что-то лежавшее внутри.

Как ни странно, это повторилось и на следующий день, и после. Погасив свет, перед сном она непременно открывала ящик и тихонько закрывала его – не сразу, а гораздо позже. Судя по звуку и расстоянию до его источника, это был ящик стола. Я представлял себе разные предметы, которые попадались ей на глаза: альбом на окончание средней школы, красивые камешки, собранные на берегу моря, старый альбом с семейными фотографиями, ее собственное старое фото.

Когда раз в две недели я видел Такагаки Саю в классе, у нее всегда было напускное безразличное выражение на лице. Когда к ней обращался кто-то из одноклассников, она рассеянно поворачивала к нему голову и то наклоняла ее вбок, то поднимала, как будто смотрела не на собеседника, а внутрь себя. Когда занятия заканчивались и она выходила из класса, я слышал, как о ней говорили, что это с ней из-за стресса, из-за того, что она изо всех сил готовится к вступительным экзаменам в вуз. Я ничего не смел возразить. Боялся, что мои слова нанесут непоправимый вред Такагаки Сае – как мои нарочитые рассуждения о паразитах. Я хотел спросить у Тауры, который учился с ней в одной школе, как она ведет себя там. Но по той же причине я не мог и этого сделать. Подобно тому как двор пустого дома зарастает всякими сорняками, раздражение и гнев разрастались в моем сердце. Но я в самом деле ничего не мог сделать. А события медленно двигались в сторону непоправимого финала.

6

Однажды на второй неделе декабря с вечера зарядил холодный дождь.

Эффект от «Клиармакса» значительно ослаб, к тому же ученики принесли с собой распространяющуюся в аудитории влажность. Пока я вел занятие по биологии, отражавшийся в окне профиль Такагаки Саи практически перестал быть различим. А когда я смотрел на нее прямо, ее лица, опущенного вниз и спрятанного за челкой, не было видно.

Однако в середине занятия я заметил, что она подняла лицо. Широко открытые глаза смотрели в пространство, спина до странного прямая. Она легонько покачивалась из стороны в сторону – вперед-назад, влево-вправо. Словно персонаж из кинофильма или телесериала, которым овладела какая-то сущность. Я отвел взгляд в сторону. Нельзя было допустить, чтобы это заметили ученики. Я продолжил занятия, ни разу больше толком не посмотрев на нее, но краем глаза видел, что она сидит все в той же позе.

Занятие закончилось, Такагаки Сая встала с места раньше всех, надела на плечи рюкзак и вышла из класса. В помутневших стеклах окон, выходивших на парковку, перемещались горящие огни машин, приехавших забрать детей. В такие дождливые дни, как этот, почти все ученики разъезжались на машинах родителей. Я подошел к окну, протер стекло и посмотрел на велостоянку, расположенную рядом с парковкой. На ней был только один велосипед – Такагаки Саи. Неужели она поедет, промокая под этим холодным дождем? А если я ее окликну и предложу подвезти, будет совсем плохо?.. Да что в этом плохого? Сегодня она единственная из учеников, кто приехал на велосипеде. Поэтому здесь ничто не выдаст моего особенного отношения к ней. Подвозя ее на машине, я смогу поговорить с ней по дороге, и, может быть, она расскажет мне обо всем, что ее тревожит. Я поспешил отойти от окна, но…

– Сэнсэй, а вы один живете?

За моей спиной стоял Таура.

– Ты чего это вдруг?

– Ну так, просто.

Противореча самому себе, Таура пристально смотрел на меня, поправляя свои круглые очки.

– Я живу с родителями. Близко, да и смысла съезжать от них нет… За тобой разве еще не приехали? Иди быстрее.

– В последние дни я отказался от того, чтобы меня провожали и встречали. Вот и сегодня пришел из дома пешком под зонтом.

– Береги себя. Не то заболеешь в такое важное время, – сказал я, чтобы от него отвязаться, и поспешил к выходу.

Но до меня донесся голос Тауры:

– Не хочу беспокоить родителей.

Я обернулся, но выражение лица у меня, наверное, было крайне отталкивающее. Такое, как у лица, которое я нарисовал в детстве.

Через дверь до меня доносились разговоры родителей с детьми, как будто тихий смех из-под одеяла. И я сам, уже многие годы паразитирующий на образе героя мультсериала, не успев принять защитную стойку, стоял, будто обнаженный, в углу класса. Увидевший подлинного меня Таура резко поднял брови с таким выражением лица, как будто заметил какое-то странное существо.

7

Что он хотел? Почему решил завести этот разговор? Когда я выбежал из пахнувшей влажностью аудитории, а потом и из здания и посмотрел на велостоянку, велосипеда Такагаки Саи там уже не было. Пока я собирал вещи в учительской, бежал через главные ворота и садился в машину, перед моими глазами стояло круглое лицо Тауры, и чтобы отделаться от него, я погнал в рыбацкий порт. У меня не было времени сюсюкать с этими противными детишками. У меня было дело. Вполне возможно, что у него не имелось никакой задней мысли и он просто так заговорил со мной, не предполагая, во что может вылиться разговор. Он и в контрольных работах пытался вписать в колонку ответа как можно больше текста, в конце иероглифы становились совсем мелкими и нечитаемыми. Признак отсутствия творческого воображения.

Я приехал на парковку в рыбацком порту. Вставил наушники и включил принимающее устройство. Стоило мне выключить двигатель, как стекла в машине запотели от влажности. Внутри стало душно, и я вышел из машины, раскрыв зонтик. На тишину в наушниках накладывался шум капель дождя, стучавших по зонтику. Окно комнаты Такагаки Саи было пока темным. Я шел вдоль волнореза, в порту покачивались стоявшие в ряд мокрые корабли. Неподалеку от них на якоре стояло небольшое рыбацкое суденышко. Я каждый вечер парковался в порту и заметил, что оно никогда не сходит с места. Я подошел к нему поближе. Все металлические предметы на палубе ужасно проржавели, так, что это можно было увидеть в темноте невооруженным глазом. В центре палубы лежала рыбацкая сеть с крупными ячейками. Сверху на ней лежали несколько камней, видимо, для того, чтобы она не улетела. На сети и камнях было много белых пятнышек – наверное, экскременты чаек.

Может быть, это судно, которое принадлежит тому мужику – он и не пользуется им, и держит его в порту. Интересно, сколько можно за него выручить? Старое и неухоженное, наверное, задорого и не продашь. Такагаки Сая пока еще не вернулась. Наверное, я слишком сильно гнал машину, а она в дождь не может быстро ехать на велосипеде. Я ждал ее возвращения и неожиданно опять вспомнил выражение лица Тауры. Я пощелкал языком, помотал головой, но круглое лицо с мерзкой улыбочкой так и стояло у меня перед глазами. Делать было нечего, я вынул этот образ из своей головы, представил его прямо перед собой, взял вверх ногами закрытый зонт и со всей силы ударил по воображаемому Тауре. И тогда его лицо сплющилось, как мягкая резина. Просто сплющилось вместе с ударом зонтика, и больше ничего. Я еще раз ударил. И еще раз. И еще. Сделав несколько ударов, я представил, как поверхность резины порвалась и оттуда полилась кровь. Я продолжал лупить, и с каждым ударом кровь брызгала на зонт. В какой-то момент я настолько вышел из себя, что, когда очнулся, увидел, что лицо Тауры разбито так сильно, что даже не понять, какой формы оно было. В наушниках послышался слабый звук.

Я спешно оглянулся. В комнате Такагаки Саи зажегся свет.

Я быстро вернулся в машину, запрыгнул на водительское сиденье. Звуки дождя прекратились, и я сразу услышал, как открылась дверца, предположительно, платяного шкафа. Я кое-как справился со сбившимся дыханием и прислушался. По моим вискам струились чуть теплые капли дождя. Вернувшаяся домой в дождь на велосипеде Такагаки Сая, должно быть, тоже промокла. Наверное, сейчас она переодевается в сухую одежду. Я закрыл глаза и стал представлять, как стою в тени ее кровати и вглядываюсь в полуобнаженную фигуру, белеющую под потолочной лампой. По моему телу вместе с артериальной кровью побежало что-то теплое, но через несколько секунд вся эта кровь с шумом ушла из меня.

Стоявшая перед моими глазами Такагаки Сая, как будто заметив меня, застыла как каменная. Но причиной этому был, конечно, не я.

Было четко понятно, что это мужик. Тяжелые шаги. Не ритмичные, как будто шел человек, находящийся при смерти. Шаги приближались к двери. Такагаки Сая быстро зашевелилась, послышался шелест ткани. Ноги скользнули по полу. Шаги за дверью становились громче. Причина неверной походки стала ясна сразу, как только дверь с шумом открылась.

– Тыпомо-о-ола-а-а…

Вообще ничего не разберешь. Мужик был настолько пьян, что язык у него не ворочался. Такагаки Сая выдохнула, вскрикнув. Прыжком передвинулась в сторону USB-адаптера – то есть в мою сторону, – сильно ударившись ногой о кровать.

– Не входите!

Крик, как у загнанного животного. Но мужик только мычал что-то нечленораздельное и никуда не собирался уходить. Тут же пол как будто превратился в крутой склон, и мужик придвинул колени к ней. Было слышно, как отчаянно дышит Такагаки Сая. Звук тканей, грубо трущихся одна о другую. Сплетение тел. У нее в горле родился крик, но его заглушил стон мужика, который рычал, как дикий зверь. Все мое тело затряслось от гнева. Мое дыхание участилось, кровь закипела, поднявшись до темени. Я выскочил из тени кровати и со всей силы ударил мужика зонтом по лицу. Но это не возымело никакого эффекта, и сколько я ни бил его ручкой, ничего не происходило. А лицо Тауры ведь превратилось в сплошное месиво. Весь был измазан кровью, голубчик. Я переложил зонтик в другую руку и ткнул его кончиком мужику в глаз. Он издал низкий стон и упал на пол.

Тела наконец-то резко отсоединились друг от друга.

Ее шаги удалились, шурша по полу.

– Я предупреждала вас: еще раз полезете – убью!

Послышался звук выдвигаемого ящика.

Я слышал, как она выдвигает ящик каждый вечер. Но впервые услышал, как она что-то из него достает.

– Убийцы… Полиция ловит их и ломает им жизнь.

– Моя жизнь уже сломана.

Она вернулась на прежнее место.

– Поэтому я хочу вернуть ее.

– Что ты делаешь?

В голосе мужика отчетливо звучал страх.

– Возвращаю себе жизнь… Помогите мне, пожалуйста.

По моим барабанным перепонкам ударил ужасный шум.

– Помогите мне, пожалуйста…

Тотчас же раздался крик мужика, как будто ему оттянули рот до самого подбородка. Но он звучал всего мгновение. Затем я услышал несколько тупых звуков подряд, которые издает падающее тело. Звуки эти сопровождались короткими стонами, вырывавшимися из горла. Они не прекращались, мужик продолжал стонать. Постепенно стоны стали тише, а потом и вовсе прекратились. После этого несколько раз послышались бессмысленные звуки, издаваемые телом. Потом и они исчезли, в наушниках воцарилась тишина. Я слушал эту тишину, закрыв лицо руками, не в силах пошевелиться. Мне казалось, все мои суставы крепко закрутили болтами. Я жалел о многом. О том, что дал Такагаки Сае USB-адаптер. О том, что подслушивал здесь каждый вечер. О том, что не смог помочь ей. О том, что не нашел приличную работу. О том, что стал учителем на курсах допподготовки. О том, что в детстве только и делал что учился.