Текст книги "Пылающая гора. Часть 2"

Шарлю казалось, что сам граф относится к жене с прохладцей, так же как раньше де Круа относился к остальным женщинам. Барон ещё не решил хорошо это или плохо и как можно использовать подобный факт. Но сегодня наблюдая за Анри, де Маси понял, что за Шарлотту граф готов жизнь отдать! Сначала молодого человека озадачило подобное открытие, а потом, когда он подсмотрел, как де Круа страстно целует девушку, догадался – граф влюблён в свою собственную жену. И в голове завистника постепенно созревала идея, отмстить сопернику его же монетой. Анри заставил Шарля когда-то ревновать, надо постараться и помучить мужчину тем же. Только вот как? Похоже, Шарлотта сама без ума мужа. Де Маси завидовал и ревновал, что прибавляло ему злости. Он надеялся придумать способ заставить графа мучиться, и идея отомстить завладела сознанием барона.

Супруги, немного погуляв по парку, вернулись к гостям. Но после происшествия с королём, высокородная публика, стала слишком много внимания уделять графу и его жене, а они намеревались насладиться одиночеством. Поэтому с наступлением темноты Анри и Шарлотта отправились домой.

Глава 9

Приближалась зима. Парижская жизнь четы де Круа особо не отличалась от жизни других придворных и протекла безмятежно, не доставляя супругам особых беспокойств. Единственный вопрос, который волновал молодожёнов это то, что Шарлотта до сих пор не забеременела, хотя, как порой шутил Анри, он прилагал немало усилий в стремлении получить наследника, чем вводил жену в краску и смущение. За это время при дворе проводилось немало балов, которые посещали граф с женой, но самого де Круа светские развлечения уже совершенно не интересовали, они порядком ему наскучили, да и теперь всё, что мужчина желал, у него имелось. Шарлотта же любила танцевать, и могла ночь напролёт выводить пируэты и па, поэтому мужу приходилось сопровождать девушку, оставлять супругу одну при дворе граф остерегался, но с удовольствием наблюдал за ней, любуясь своей грациозной нимфой. Король иногда танцевал с Шарлоттой, но это не выходило за рамки приличия и выглядело, как некий лёгкий флирт, который, по-видимому, несколько будоражил венценосную кровь, но не более. Людовик не предпринимал откровенных попыток сблизиться с наследной герцогиней и граф больше не волновался по этому поводу.

Шарлотту привлекали к постановке балета и девушке понравилось участвовать в спектаклях. Правда она немного стеснялась выступать на публике, но как только начинала звучать музыка, забывала обо всём на свете и танцевала просто восхитительно. Анри наблюдал как зрители, включая короля, восторженно смотрят на его супругу, это тешило его самолюбие и не вызывало ревности. Графу было известно, что Людовик никогда не принуждал женщин к близости с ним, всё случалось по обоюдному согласию, а де Круа был уверен в своей жене и поэтому не тревожился. Зато другие знатные ловеласы не рисковали приближаться к юной герцогине, ожидая, что рано или поздно недотрога сдаться монарху. Такое уже бывало при дворе, а поэтому дворцовые интриганы не желали навлекать на себя гнев Людовика, а с нетерпением ждали заветного часа, когда можно будет позлорадствовать относительно рогов, наставленных де Круа, но одновременно в душе завидуя графу, вскоре он может быть удостоен такого высочайшего внимания.

На самом деле Людовик не был по-настоящему влюблён в Шарлотту. В девушке, мужчину его возраста привлекало очарование юности, здоровье и энергия, исходящие от неё. Герцогиня не походила на обычных любовниц монарха: – полнотелых светловолосых красавиц, и её правильные черты лица выглядели яркими, на фоне пастельной красоты блондинок, и король не мог не заметить их. А заглянув в выразительные, обрамлённые длинными, тёмными ресницами огромные глаза миледи и увидев их чистоту, видавший виды мужчина оказался заинтригован. Редко встретишь при дворе такую искреннюю невинную душу. Но не получив желаемого сразу, Людовик и вправду ожидал, когда малышка, несколько попривыкнет к правилам двора, поостынет к мужу, и наконец сдастся сюзерену непременно оценив его царственное величие. Поэтому изредка оказывал девушке знаки внимания, демонстрируя свою заинтересованность, считая, этого вполне достаточно, чтобы очаровать любую женщину. Он её король и этим всё сказано! Но Людовик как-то, заметил, какими глазами Шарлотта смотрит на своего мужа, и поймал себя на неприятной мысли – этот де Круа не являясь королём, увлёк девушку настолько, что она отвергает ради него самого монарха. «Чем этот человек так привлекает женщин? – недовольно подумал король, – А если бы сам Людовик родился простым графом? Сколько женщин тогда готовы были упасть в его постель?» – неожиданно задался вопросом мужчина и эта мысль не понравилась Люовику. Он, готов был поверить, что де Круа продал душу дьяволу, чем в то, что Анри обладал природным обаянием.

Но сам Анри наоборот всё больше понимал, насколько он безумно любит жену. Его чувства не становились сдержанней, граф так же страстно желал её одну, а ночи, проведённые с супругой, оставались такими же горячими, как и в первый медовый месяц. Порой ему становилось даже страшно, от осознания насколько девушка дорога ему. У де Круа, прямо как у волка, поднималась шерсть на загривке, если ему казалось, что кто-то собирается отобрать у него его сокровище. Анри злился на себя за это чувство, а иногда смеялся над собой: – «Влюблён как глупый мальчишка» – дразнил себя граф, но совсем не желал избавиться от своего ощущения.

На днях из провинции вернулся Матье Борель с сообщением, что Луи де Маси, окончательно отказался от идеи вернуть Шарлотту. Барон осознал, если он уберёт де Круа, то тем самым, освободит место не сыну, а королю. И смирившись, Луи больше не планировал ни каких нападений, ни на девушку, ни на самого графа, а искал другие варианты продвижения своего наследника к трону. Подобное известие не могло не порадовать Анри.

В Париже Матье остановился в доме де Круа вместе со своей Адель. Шарлота привязалась к этой несколько грубоватой женщине, тем более с Люси госпоже всё же пришлось расстаться. Марио сделал девушке предложение, и Шарлотта выдала служанку замуж, снабдив неплохим приданым. Сам итальянец получил хороший гонорар за работу и, сложив эти деньги с приданным Люси, модожёны купили небольшой домик недалеко от богатого района и открыли парикмахерский салон, где заправляла Люси. Здесь же сам Марио мог работать со своими клиентами. У них получалось неплохо, и потихоньку супруги обрастали клиентурой. Люси все же по первому зову являлась к бывшей госпоже, сделать миледи причёску для особых случаев.

Памятуя о своём обещании Анри занялся устройством Матье Бореля в полицейское управление Парижа. Граф успел переговорить с Ла Рейни, по поводу сыщика и генерал заинтересовался господином обещая подумать. Де Круа как раз направлялся к генерал-лейтенанту, размышляя, что во многом Ла Рейни свой пост получил тоже благодаря усилиям Коьбера.

С 1665 года Кольбер подвиг короля произвести муниципальную перестройку. Он показал Его Величеству, что «полицейские должностные лица» не проводят никакой другой политике, кроме «политики отсутствия» полиции и осенью следующего года учредили новый орган – полицейский совет, состоящий из членов советов по гражданским делам. Однако Людовик XIV не сразу почувствовал всей важности появления такого должностного лица как лейтенанта полиции, но позже все же оценил эту необходимость. Поскольку целые кварталы столицы Франции оставались без надёжной охраны, не говоря уже о знаменитом Дворе чудес, где царили свои законы, и правила. Это страшное царство давало приют ожесточённой черни, умирающей с голоду. Сотни – тысячи бродяг, воров, душегубов, публичных девок и попрошаек, днём предпочитали оставаться в своих норах, а с наступлением темноты – выползали на улицы Парижа, превращая их в свои охотничьи угодья. Но и днём было небезопасно оставлять свой кошелёк без присмотра, поскольку никто не боролся с этим злом, кроме перегруженного сторожевого дозора – кучки полицейских, находящихся в ведении тюрьмы Шатле. И выбор короля пал на Габриэля Никола де Ла Рейни, докладчика в Государственном совете – личность сильную. Именно такого человека и стоило назначать, чтобы привести институт полиции в действие, но по 1674 год Ла Рейни пришлось бороться не только против бродяг и хулиганов, но и против гражданского лейтенанта, своего номинального начальника, самолюбие которого было сильно уязвлено, введением новой должности.

Анри зашёл в кабинет к генералу и поприветствовал господина, расположившегося за столом заваленного бумагами. Мужчине перевалило за пятьдесят, он взглянул на графа карими, умными глазами и приятное лицо с небольшими усиками расплылось в приветственной улыбке.

– Граф, рад видеть, садитесь, – доброжелательно предложил Ла Рейни, – только вспоминал о вас. Вы говорили, у вас есть человек, который мечтает работать у нас?

– Да, я пришёл к вам как раз по этому делу. Его зовут Матье Борель, он толковый сыщик, мне самому пришлось обращаться к нему и убедиться в его способностях.

– Замечательно! Мне как раз утвердили дополнительное место я готов взять его. С этими делами о колдунах и ведьмах у меня просто голова идёт кругом! – признался генерал, – Трудно представить, что подобные преступления возможны. Однако люди совершили их и сами подтверждают это, – печально произнёс Ла Рейни. – Открываются всё новые имена, и я просто боюсь подумать, что завтра может случиться при дворе. Имена всё более известные и значительные, – расстроено продолжил он, – Ниточки тянутся до самого ближайшего окружения короля. Вы понимаете меня, де Круа? Это уже политика!

– Я согласен с вами. Мне самому ежедневно приходиться читать доносы, приходящие к королю лично. Мои подчиненные целыми пачками каждую неделю несут их в ваше ведомство.

– Я скажу больше! – Ла Рейни приблизился, словно опасаясь быть услышанным посторонними. – Дело дошло до одной дамы, особо близкой королю, – тихо проговорил он.

– Вы о мадам де Монтсепан?

– Откуда вы знаете? Это пока только в засекреченных материалах, – удивился генерал.

– Мне ещё летом приходило письмо с упоминанием её имени и намёками на причастность мадам к «чёрным мессам», – сообщил Анри.

– И куда вы дели это письмо? – озабоченно спросил Ла Рейни, подобный документ не попадал в его руки.

– Письмо непонятным образом исчезло с моего стола, и где оно теперь, я понятия не имею, – пожав плечами признался граф.

– Это плохо, – нахмурился Ла Рейн. – Вас могут обвинить в сокрытии важного документа. Вы понимаете?

– Я даже не думал об этом, – растеряно ответил Анри, – Мне ежедневно приходится читать столько глупостей! Порой даже кажется, что это не город, а сумасшедший дом. Неужели вы всерьёз верите в существование колдунов и ведьм? – засмеялся де Круа, – И в самом деле думаете будто с помощью заклинаний можно заставить человека полюбить или разлюбить? Вот с помощью ядов, да! Можно отправить к праотцам кого угодно, это точно. Но это уголовное дело, обычное преступление, а сюда пытаются подключить церковь. Уже несколько человек сожгли, словно мы в мрачном средневековье. Куда мы катимся, раз снова зажглись костры инквизиции? – возмутился де Круа.

– Но арестованные дают показания. И указанная дама с помощью приворотного зелья вызывала в короле желание, что недопустимо, без желания самого короля. Главное, будто бы благодаря этому зелью, она столь долго имеет влияние на него, – возразил генерал.

– Глупости! Подобное желание никак не связано с колдовством. Это тоже химия. Тот же яд, только предназначен для другого. Честно говоря, мне не понравилось бы, если кто-то попробовал его на мне, – признался Анри, – Испытывать желание не по своей воле, согласитесь, как-то неприятно, – поморщился граф, и подумав добавил, – Но с другой стороны все эти годы король не хранил верность Атенаис, и не раз был замечен с другими дамами, поэтому похоже это зелье имело не больший эффект, чем возбуждающее средство, – усмехнулся он.

– Да, де Круа если бы все рассуждали, так как вы! – сокрушённо ответил Ла Рейни, – Когда включается политика и кому-то очень хочется представить всё в нужном для себя свете, логика отступает на второй план, а порой и вовсе отсутствует, – посетовал полицейский.

Оба господина понимали – главное заинтересованное лицо в деле, их патрон – Лувуа.

– Вообще-то, на вашем месте, граф, я поостерегся столь открыто и вольно высказываться, – предупредил Габриель, – Сейчас конечно не средневековье, но ваши высказывания отдают душком ереси, а наш король особенно последнее время, стал часто обращаться к всевышнему. Отрицание колдовства может быть приравнено к отрицанию самого бога! – заявил Ла Рейни.

– Что вы генерал! Только с вами я могу так открыто обсуждать подобные вещи, хотя не понимаю, как они могут быть связаны? Бог разве не может сам покарать людей поклоняющийся дьяволу, не обращаясь за помощью к «Огненной палате»? Человек – это создание его. Как бог позволяет своему творению так заблуждаться? Получается, что дьявол сильнее его? – засмеялся граф.

– Де Круа, вы так точно договоритесь до костра, – неодобрительно посмотрел на него генерал.

– Нет! – вошел в раж Анри, – Вот, объясните мне Ла Рейни, вы видели столько человеческих отбросов! Людей, совершающих ужасные преступления, не зависимо от их происхождения. Как господь терпит их существование? Почему он вообще позволил таким людям появиться на свет? Он же всё про всех знает? Они тоже создания его? Тогда зачем он их создал? Решил наказывать с помощью негодяев честных добропорядочных людей? Или я чего-то не понимаю? – явно задирался де Круа.

– Граф не путайте меня! Опять вы начали свою философию, – стал раздражаться Ла Рейни, – Понимаю, куда вы клоните. Но я стараюсь не задумываться над вопросами богословия, а просто выполняю свою работу, – недовольно фыркнул полицейский.

– Как же, тогда вы отдаёте своих подопечных в руки новой инквизиции? Их надо судить светским судом, – не унимался граф.

– Согласен, я тоже порой сомневаюсь в правильности постулатов, которые нам высказывают святые отцы, только не считаю нужным об этом орать во всеуслышание, – возмутился Габриэль.

Анри довольно улыбнулся. Он вновь привёл доводы, на которые у генерала не оказалось ответа. Этот спор у господ состоялся не в первый раз, де Круа уважал ум и преданность своему делу, Ла Рейни, но не понимал, как с такими талантами и на такой работе, каждый день, сталкиваясь с преступниками, полицейский продолжает верить догматам церкви.

– Всё же граф, будьте осторожней. Я уважаю ваше умение аргументировать свои убеждения, но уверяю, это опасно, тем более сейчас, – предупредил генерал-лейтенант.

– Не переживайте, я ни с кем кроме вас не веду такие беседы, – миролюбиво хмыкнул Анри, – А что касается церкви, я ещё в детстве приводил своими вопросами учителя богословия в бешенство, за что и получал по заслугам и хорошо знаю методы, которыми святые отцы могут убеждать сомневающихся, – засмеялся он. – Думаю, вам-то я могу доверять? Вы честный человек и не станете меня топить, – улыбнулся повеса.

Покачав головой, Ла Рейни добродушно улыбнулся: – молодой человек был неисправим! Но он тоже уважал де Круа, хотя не совсем соглашался. В словах графа генерал находил определённый резон, ему и самому приходили порой такие мысли, но будучи более опытным и более осторожным, генерал никогда не доводил свои сомнения до логического вывода.

– Ладно! Идите де Круа и ведите своего сыщика, – улыбнувшись, ответил Ла Рейни, – и держите язык за зубами, если не хотите оказаться в моём ведомстве в другом качестве, – напутствовал полицейский графа.

Улыбнувшись, Анри раскланялся и удалился. Де Круа в самом деле ещё в детстве многое не понимал при изучении святого писания. Перечитывая библию он, заметил, как одна страница порой абсолютно противоречит тому, что написано на другой. «И где же тогда истина? На которой из них?» – задавался вопросом ребёнок, и озадачивал им учителя. Преподаватель, пытаясь объяснить необъяснимое, получал от молодого человека ещё больше вопросов, и богослов, раздражаясь, наказывал его. Позже Анри понял, что священнослужители очень умело, использовали именно то суждение, которое им необходимо и выгодно сегодня, абсолютно забывая о другом противоречащим ему, ровно до момента, когда оно им тоже понадобится. Как могут сочетаться слова: – «Око за око» с высказыванием, «Если тебе дали по одной щеке, подставь другую»? Никто не давал юному графу чёткого ответа, а уходил при объяснении в какие-то разговорные дебри.

Дальше – больше. Юноше исполнилось четырнадцать, когда Анри, постигая писание, разбирал наказание Содома и Гоморры, и его поразило: – за что бог наказал всех, включая младенцев и детей? Он растерянно посмотрел на крохотную Луизу, лежащую в своей колыбельке, и не понимал, как добрый, всевидящий и всемогущий бог мог наказать такое невинное и беспомощное существо? Мальчику это показалось ужасным. Какие бы чудовищные преступления не совершили родители, в чём виноваты дети, которые ещё не чего плохого сделать не успели? И если бог такой всемогущий, зачем тогда создал человека таким слабым? Почему сразу не вложил в него только хорошее? Сначала сам сделал человека таким, какой он есть, а потом за это его и наказывает! И зачем всевышнему доказательства того, что человек верит в него? Он без доказательств должен знать это! А бог требовал от своего раба, принести ему в жертву сына! Зачем такая жестокая жертва? Выходит, бог так же тщеславен, как простой человек? Зачем всевышнему постоянные молитвы и преклонения? Юношу страшно мучил этот вопрос: – зачем ЭТО БОГУ? Он же превыше всего! Он над всем. Его не должны волновать такие мелочи, как преклонение ему. И чем больше Анри думал, тем больше сомнений возникало у него. А вместо ответов, мальчик получал наказание за свой живой и аналитический ум.

Позже, увидев, как живут служители этого самого господа, граф и вовсе разочаровался. Ватикан сам являлся настоящим рассадником всевозможных грехов, где царило преклонение мамоне, лжи и разврату. Священнослужители утопали в роскоши, порой затмевающей самих королей, ни в чём себя не ограничивали, за деньги отпускали грехи, а для удержания своей власти могли оболгать и уничтожить любого, и сами несмотря на все запреты не гнушались распутных девок. При этом требовали с высоких трибун от паствы бескорыстья, честности, воздержания, покаяния и терпения. Главное терпения! И на всё это абсолютно спокойно взирал бог, которому они служили и от чьего имени говорили, неся слово его. И Анри понял, библию написали обычные и более того малообразованные люди, для удовлетворения своих амбиций и протаскивания своих интересов. Сделав такой вывод граф, посещал церковь только, как дань обычаю, или как обязательное светское мероприятие.

Конечно, существовали и честные служители, которые истинно верили в то, о чём говорили, но они никогда не поднимались высоко в церковной иерархии, а служили обычно в бедных приходах, таких же, как и их прихожане. И не смея в открытую, высказывать свои сомнения, Анри исповедовался именно такому духовнику, когда правила требовали от него покаяния.

От генерала, Анри вышел в хорошем расположении духа. Ему удалось устроить Матье на должность в полицию Парижа, и он знал, насколько сыщик обрадуется этому известию. Заниматься любимым делом и получать за это постоянное жалование, являлось давней мечтой Бореля. И с чувством выполнено долга, граф направился в свой кабинет. Всё складывалось, как нельзя лучше и де Круа наслаждался жизнью. Анри подумал, раз уж опасность миновала можно съездить домой, проведать родителей, а заодно и бабушку Шарлотты, и неплохо повидаться с Пьером. Граф ежедневно уделял достаточно времени фехтованию, он тренировался сам и тренировал Шарлотту, но позаниматься с де Форше было совсем другим делом. Да и жена обрадуется совместной прогулке, подумал Анри и отдал распоряжение Жерому – все письма, связанные с делом о ядах, тут же отправлять лично на стол Ла Рейни, а с остальными разобраться станет проще, и с чистым сердцем граф поспешил домой. Супруги уже обсуждали возможность проведать родных, и Шарлотта только ожидала, когда муж освободится, поэтому сборы оказались недолгими. Перед выходом девушка вновь спрятала кинжал под юбку, засунув его за подвязку. Анри засмеялся, после последнего случая в лесу, Шарлотта даже по дворцу ходила, исключительно вооружившись своим кинжалом.

– Ты у меня прямо, как разбойница! Всегда вооружена, – отметил он.

Но по-видимому нападения страшно напугали девушку, и она, не обращая внимания, на насмешки мужа, всегда аккуратно проверяла хорошо ли закреплён нож, и, только убедившись в этом, невозмутимо поправив юбки, выходила из дома. С оружием Шарлотта чувствовала себя спокойнее.

Родители Анри, конечно же, обрадовались приезду сына и невестки, впрочем, как и бабушка Шарлотты, к которой супруги подъехали ближе к вечеру и остались к радости герцогини ночевать в поместье д Амбуаз. Вечером, расположившись возле камина, господа беседовали и обсуждали новости. Позже мужчины сели играть в карты, а бабушка с внучкой остались возле огня. Женщины давно не виделись, и Анна д Амбуаз не могла наговориться с любимицей, расспрашивая о новостях и жизни в Париже. Огонь плясал в очаге, счастливо пощёлкивая дровами, мягко освещал лица людей и согревающим потоком проникал в комнату. Мерцающее пламя, словно пушистым пледом, окутывало девушку теплом родительского дома, возвращая бабушку с внучкой в счастливое прошлое, тревожа их приятными воспоминаниями. Неожиданно Шарлотта спросила:

– Бабушка, легенда о том, что твой род происходит от амазонок, неужели это правда?

– Правда, деточка, – усмехнулась Анна де Амбуаз.

– Но я не понимаю, – засомневалась девушка, – Я слышала, что мой далёкий предок ходил в крестовые походы, и будто там встретил племя амазонок, и полюбил их предводительницу. Воительница тоже полюбила его. Когда у женщины родился ребёнок, он оказался мальчиком очень похожим на её возлюбленного. И горячее любящее сердце не позволило жестокой амазонке убить сына, и она отдала его отцу. И все потомки женского пола унаследовали от своей пра-пра-прабабки амазонки её воинственность и способность к военному делу.

– Откуда ты взяла такую историю? – засмеялась бабушка.

– Мне рассказывали крестьянские дети, когда я была маленькая.

Анри улыбнулся, он вновь убедился, насколько исключительной бывает фантазия у простого народа.

– Но я вот думаю, – озабоченно проговорила Шарлотта, – откуда могли взяться амазонки в те времена? К этому времени их племя уже исчезло! Похоже, это всё же сказка?

– Не совсем так, – ответила бабушка, – Он встретил не амазонок, а какое-то славянское племя. Женщины у славян так же хорошо держались в седле, как и мужчины и могли, так же, как и мужчины сражаться с врагом. И наш предок полюбил дочь славянского князя и, участвуя в состязании, завоевал её любовь, и взял её в жёны. И как гласит легенда, все женщины унаследовали от неё это родимое пятно, которое есть у тебя. Только располагается оно на теле по-разному.

– У тебя оно тоже есть? – удивилась девушка, – Раньше ты никогда не говорила, мне об этом.

– А ты никогда не спрашивала, – улыбнулась Анна де Амбуаз, – Конечно, я не знаю было ли оно у нашей далёкой пра, пра, прабабки, но у моей бабушки оно имелось. Правда на груди. Но раньше женщины так не оголялись, как теперь, и оно тоже было сокрыто от посторонних глаз, как и твоё.

С интересом слушая историю де Круа мечтательно улыбался, вспоминая свою роковую встречу с девушкой и её королевское родимое пятно, которое привлекло тогда его внимание. И мужчина, вспомнив любовь русских к бане подумал, может славянские корни заставляют его жену, с таким упоением плескаться в воде? Шарлотта обожала принимать ванны, и готова была купаться хоть каждый день. А тот факт, что пятно переходит по женской линии рода герцогини, показался графу особо любопытным.

Немного погостив у родителей, супруги вернулись в столицу, поскольку Шарлотта участвовала в постановке нового балета – одного из главных развлечений короля. К тому же в скором времени ожидался бал, на котором они обязаны были присутствовать, да и Анри ждали в Париже дела. Жизнь протекала своим чередом, и муж и жена продолжали наслаждаться жизнью, и друг другом не ожидая неприятностей.