Текст книги "Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю"

Алеппо счастливо избежал Второго крестового похода. По сути, латинская экспедиция даже укрепила позиции Нур ад-Дина в Северной Сирии. Понятно, что Крестовый поход не вернул ни одного приобретения Зангидов в графстве Эдесса. В последующие годы разбросанные остатки того, что некогда было первым государством крестоносцев на Востоке, были постепенно захвачены исламом. Испытывая давление с трех сторон – от Нур ад-Дина, Масуда и Артукидов, которые все желали завладеть территорией Эдессы, – граф Жослен II, чтобы хотя бы как-то себя обезопасить, согласился на смиренное перемирие с Алеппо. Но когда в 1150 году граф был захвачен в плен, Нур ад-Дин не принял во внимание статус Жослена; франк был брошен в тюрьму (возможно, ослеплен) и оставался в заключении до самой смерти, последовавшей спустя девять лет.

Сторонники Зангидов постарались извлечь все, что можно, из захвата графа. Называя его «непримиримым дьяволом, жестоким и ненавидящим мусульман», один мусульманский хронист заметил, что «пленение графа было ударом по всему христианскому миру». Развивая эту тему, поэт Ибн аль-Кайсарани (теперь ставший придворным Нур ад-Дина) утверждал, что скоро и Иерусалим будет «очищен»[146]146
  Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 39–40; Lilie R.-J. Byzantium and the Crusader States. P. 163–164.


[Закрыть].

После захвата в плен Жослена его супруга Беатрис продала остатки графства Византии, вызвав поток франкских и восточнохристианских беженцев в Антиохию. Графиня обосновалась в Палестине, где ее дети – Жослен III и Аньес – позже стали видными политическими фигурами. Даже греки не сумели защитить эти изолированные островки, и после падения Телль-Башира в 1151 году с графством Эдесса было покончено. Зангиды окончательно уничтожили одно из четырех государств крестоносцев.

Глава 8. Светоч веры

После Второго крестового похода Нур ад-Дин стал самым выдающимся мусульманским лидером. В ходе своей карьеры Нур ад-Дин объединил Сирию, распространил власть Зангидов до Египта и одержал ряд убедительных побед против франков. Он стал одним из светочей средневекового ислама, оплотом суннитской ортодоксальности и грозным воином джихада против латинского Утремера, иными словами, заслужил свое имя: «Нур ад-дин» в буквальном переводе означает «светоч веры».

Мусульманские хронисты XII века обычно представляли Нур ад-Дина образцом совершенного исламского правителя – глубоко набожным, милосердным и справедливым, скромным и аскетичным и одновременно культурным, храбрым, умелым в бою, преданным борьбе за Святую землю. Этот взгляд нашел самое яркое выражение у великого арабского историка Ибн аль-Асира (ум. 1233), который работал в Мосуле в самом начале XIII века, когда городом все еще управляли представители династии Зангидов. Ибн аль-Асир создал объемный труд по истории человечества, начав с Сотворения мира, и даже в этой масштабной летописи Нур ад-Дин является главным героем. Сказано, что слава о его правлении и справедливости обошла весь свет, а его хороших качеств и добродетелей было так много, что их не могла вместить одна книга[147]147
  Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 1–4, 222–223. Чуть более сдержанным был другой автор – Ибн аль-Каланиси (ум. 1160), который написал хронику Дамаска, живя в этом городе в середине XII века. Ибн аль-Каланиси дважды занимал должность раиса – лидера городского населения и главы ополчения (Ibn al-Qalanisi. P. 7—14). Арабские источники, описывающие этот период: Gabrieli F. The Arabic historiography of the crusades / Historians of the Middle East. Ed. B. Lewis, P.M. Holt. London, 1962. P. 98—107; Richards D.S. Ibn al-Athir and the later parts of the Kamil / Medieval Historical Writing in the Christian and Islamic Worlds. Ed. D.O. Morgan. London, 1982. P. 76—108; Eddé A.M. Claude Cahen et les sources arabes des Croisades / Arabica. Vol. 43. 1996. P. 89–97.


[Закрыть].

Современные историки стремились, с разной степенью успеха, на основании этого панегирика реконструировать истинный образ Нур ад-Дина. Получались совершенно разные люди. Центральной чертой этого процесса являлась попытка выделить момент трансформации или духовного прозрения в жизни эмира, после которого он стал истинным воином джихада – моджахедом[148]148
  По сэру Гамильтону Гиббу, известному британскому исследователю арабской истории, перемена наступила в 1149 году. Гибб заявил, что это был поворотный момент в понимании Нур ад-Дином своей миссии и в истории мусульманской Сирии. В глазах ислама он стал истинным борцом за веру, и теперь он сам намеревался выполнять обязанности, связанные с этой ролью (Gibb H.A.R. The career of Nur ad-Din. P. 515). Десятью годами позже, в 1967 году, Никита Елисеев опубликовал трехтомную биографию великого мусульманского правителя Сирии, где уточнил этот взгляд. По утверждению этого автора, только после 1154 года Нур ад-Дин проникся преданностью джихаду и стал одержим желанием покорить Иерусалим. Но только после 1157 года использовал пропаганду джихада для продвижения своих политических целей (Köhler. Allianzen und Verträge. P. 239, 277). По этому вопросу см.: Hillenbrand C. The Crusades: Islamic Perspectives. P. 132–141.


[Закрыть]. В контексте Крестовых походов крайне важны два взаимосвязанных момента. Нур ад-Дин провел немалую часть жизни, сражаясь против своих собратьев по вере – мусульман, но действовал ли он во имя высшего блага, объединяя ислам в подготовке к джихаду, или священная война была для него просто удобным прикрытием для построения мощной империи Зангидов? И начал ли Нур ад-Дин свою карьеру как обычный амбициозный и своекорыстный турецкий военачальник, лишь в какой-то момент почувствовавший углубление религиозных убеждений и усиление желания вести священную войну? Частично ответы на эти вопросы могут быть получены, если проанализировать ход карьеры Нур ад-Дина – рассмотреть, когда и почему он сражался против латинян, и оценить его договоренности с суннитскими мусульманами Сирии, шиитскими Фатимидами Египта и византийскими греками.

Летом 1149 года Нур ад-Дин начал наступление на христианское княжество Антиохия, желая укрепить свою растущую власть в Северной Сирии. С конца 1148 года его войска сталкивались с силами антиохийцев в ряде небольших схваток, но результаты нельзя было назвать решающими. В июне 1149 года Нур ад-Дин использовал для собственной выгоды восстановление дружественных отношений с Унуром Дамасским, призвал подкрепление, созвал грозную армию вторжения, главной ударной силой которой был шеститысячный отряд конных воинов. Историки почти не пытались понять мотивацию правителя Алеппо, предполагая, что он просто желал спровоцировать конфронтацию с Раймундом Антиохийским. Но так же как его предшественник Иль-гази, Нур ад-Дин, возможно, имел более определенную стратегическую цель.

В 1149 году Нур ад-Дин намеревался захватить два латинских аванпоста – Харим и Апамею. Город-крепость Харим стоял на западном краю гор Белус, занимая господствующее положение над антиохийскими равнинами. Располагавшийся в двадцати милях (32 км) от Антиохии Харим находился в руках латинян со времен Первого крестового похода. Горы Белус издавна играли немалую роль в противостоянии между Алеппо и княжеством. В начале XII века, когда Антиохия находилась в процессе возвышения, франки заняли территорию к востоку от этих крутых скалистых гор, являя прямую угрозу безопасности Алеппо. Их отбрасывал назад сначала Иль-гази, потом Занги, восстановив границу вдоль естественного барьера – гор Белус. Но только Нур ад-Дин не был удовлетворен таким положением равновесия. Он желал захватить Харим и получить плацдарм за горами, тем самым подорвав оборонную целостность восточной границы Антиохии.

Нур ад-Дин также нацелился на Апамею – город, расположенный на южном краю плато Суммак. В прошлом антиохийское господство на плато угрожало путям, связывающим Алеппо с Дамаском, но Занги в конце 1130-х годов сумел захватить значительную часть плато. К 1149 году франки сохранили только небольшой коридор вдоль долины Оронта на юг к одинокому аванпосту Апамеи. Первой целью Нур ад-Дина в 1149 году стал захват этого укрепленного франкского поселения, каковым он устранял навязчивое франкское присутствие в регионе Суммак. Недавние попытки прямого штурма Апамеи, стоящей на обрывистом земляном холме, оказались неудачными. Теперь Нур ад-Дин решил изолировать город, перерезав линии связи с Антиохией, для чего захватить мост Эш-Шогур через Оронт.

В июне он перешел в наступление и начал операции с осады небольшого форта Инаб. Когда об этом узнали в Ан тиохии, князь Раймунд отреагировал очень быстро. Позднее утверждали, что он отправился освобождать Инаб немедленно, даже не дождавшись кавалерии, но это, вероятно, было преувеличением, поскольку мусульманский современник из Дамаска отметил, что франки прибыли с 4 тысячами рыцарей и тысячей пехоты. У Раймунда также был отряд ассасинов, возглавляемый курдским союзником Антиохии Али ибн Вафа. Нур ад-Дин ответил на приближение антиохийцев 28 июня осторожным отступлением от Инаба, чтобы оценить силы противника, но он постоянно был настороже, выжидая удобного шанса для контрудара, и такой шанс не замедлил представиться.

Прибыв в окрестности Инаба, Раймунд оптимистично и самоуверенно предположил, что испугал Нур ад-Дина, и успешно занял район. Для лагеря он выбрал место на открытой равнине, не пожелав добраться до безопасного убежища. Это оказалось роковой ошибкой. Удалившись на небольшое расстояние, Нур ад-Дин собрал сведения о численности франков, оценил уязвимость их позиции и немедленно под покровом ночи повел свои войска обратно. На рассвете 29 июня 1149 года латиняне, проснувшись, обнаружили, что окружены. Чувствуя, что он почти добился победы, правитель Алеппо, не теряя времени, развил успех, организовав штурм лагеря, как штурм города. По версии хрониста из Дамаска, князь Раймунд тщетно старался собрать людей и организовать оборону, но мусульмане разбились на отряды, атаковавшие с разных направлений. Началось ожесточенное сражение. В довершение всего поднялся сильный ветер и поднял клубы пыли, что добавило неразберихи. Находясь в меньшинстве и в окружении, латиняне вскоре отступили, но, даже когда остатки его войск бежали, Раймунд остался на поле боя, решив стоять до конца. В арабском тексте сказано, что «мечи ислама сказали свое последнее слово, и, когда дымка рассеялась, христиане лежали на земле мертвые и грязные».

Мусульмане одержали победу, причем весь масштаб их триумфа стал очевиден, когда люди Нур ад-Дина начали прочесывать поле боя. Там был найден антиохийский правитель Раймунд, «простертый на земле среди своей стражи и рыцарей; его узнали, после чего князю отрубили голову и отнесли ее Нур ад-Дину, который вознаградил гонца дорогим подарком». Ходили слухи, что князя сразил удар меча курда Ширкуха. Нур ад-Дин велел упаковать голову франка в серебряную шкатулку и отправил ее в Багдад, чтобы отпраздновать победу над врагом, который, как утверждали мусульмане, «приобрел особую репутацию благодаря ужасу, который он вселял своей суровостью и излишней жестокостью». Латинские источники подтверждают, что труп Раймунда был обезглавлен, добавляя неприятное, но вполне практичное соображение: когда антиохийцы наконец вернулись за своим князем, его тело сумели опознать только по шрамам и прочим отметинам[149]149
  О сражении при Инабе см.: Ibn al-Qalanisi. P. 288–294; Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 31–32; William of Tyre. P. 770–774; Kinnamos J. P. 97; Matthew of Edessa, Continuation. P. 257; Michael the Syrian. Vol. 3. P. 288–289; Shama A. Le Livre des Deux Jardins / RHC Or. IV–V. P. 61–64.


[Закрыть].

Сражение 1149 года при Инабе представляется ничуть не менее важным, чем сражение на Кровавом поле тридцатью годами ранее. Франкское княжество лишилось сильного правителя, и, при отсутствии у него очевидного взрослого наследника мужского пола, оказалось в уязвимом положении. Нур ад-Дин теперь занял господствующую позицию, и его действия после Инаба весьма показательны. Он не сделал ни одной решительной попытки подчинить себе Антиохию, а вместо этого отправил большую часть армии на юг к Апамее. Оставшуюся часть войска Нур ад-Дин повел к столице княжества, но после короткой осады согласился оставить город в покое в обмен на дань. Следуя по берегу, он сделал символический шаг – искупался в Средиземном море, – тем самым заявив, что власть ислама теперь дошла до моря.

Настоящие завоевания начались в середине июля штурмом Харима. Его латинский гарнизон был ослаблен после Инаба, город быстро пал, и немедленно были предприняты шаги к укреплению его обороноспособности. К концу месяца Нур ад-Дин выступил на юг непосредственно к Апамее. Отрезанные от Антиохии, не имея никаких надежд на спасение, франки сдались в обмен на обещание пощадить их жизни.

Как и Иль-гази в 1119 году, Нур ад-Дин использовал поражение антиохийцев для достижения своих стратегических целей. В этом случае он стремился нейтрализовать Антиохию и утвердить господство Алеппо на всей территории восточнее Оронта. Он также отказался от потенциальной возможности захватить Антиохию, вероятно, частично потому, что ему не хватало людской силы и материальных ресурсов для разрушения грозных фортификационных сооружений города. Кроме того, он не сомневался, что из Палестины вскоре прибудет франкское подкрепление. Словом, определенно и в 1119 году, и в 1149 году захват Антиохии не являлся приоритетной целью мусульман.

Несмотря на явное сходство, сражение при Инабе не было простым повторением битвы на Кровавом поле. В 1119 году иерусалимский король Бодуэн II поспешил на помощь Антиохии и в последующие годы возместил ее территориальные потери. Его внук король Бодуэн III также направился летом 1149 года в Сирию, но не смог ничего изменить. Апамея так никогда и не вернулась к христианам, да и короткая попытка взять Харим оказалась неудачной. Когда солдаты Нур ад-Дина находились в пределах досягаемости столицы Антиохии, ее способность угрожать Алеппо существенно уменьшилась. Позднее латиняне были вынуждены пойти на унизительный договор с Нур ад-Дином, который, подтвердив права Алеппо на плато Суммак и территорию к востоку от гор Белус, фактически признавал бессилие Антиохии.

Мотивация и намерения Нур ад-Дина в 1149 году также коренным образом отличались от тех, которыми руководствовался Иль-гази тридцатью годами раньше, и это само по себе раскрывает правду о смещении баланса сил в Сирии. Кровавое поле было выражением соперничества Антиохии и Алеппо, последней попыткой остановить территориальную экспансию франков на Восток. В противоположность этому, несмотря на первоначальное сходство, движущей силой кампании, кульминацией которой стало сражение при Инабе, было соперничество между мусульманами. Нур ад-Дин решил оккупировать Апамею не для того, чтобы остановить франкскую агрессию, а, скорее, чтобы открыть свободный и безопасный путь на юг к своей истинной цели, занятому Буридами Дамаску. Оттесненные за Оронт антиохийцы не могли помешать его большой игре.

Поколения современных историков неправильно истолковывали причины и значение Инаба, некоторые даже утверждали, что победа была важнейшим моментом превращения Нур ад-Дина в истинного воина джихада. Один мусульманский хронист заметил, что «поэты восхваляли Нур ад-Дина, поздравляя его с великой победой, поскольку убийство князя Антиохии Раймунда имело большое влияние на обе стороны», и привел стихи Ибн аль-Кайсарани:

 
Твой меч заставил содрогнуться франков,
А сердца Рима забились быстрее.
Ты нанес их вождю сокрушительный удар,
Уничтожив его хребет и заставив опустить кресты.
Ты очистил землю врагов от их крови,
И в очищении был загрязнен каждый меч.
 

Но принять эту пропаганду «по номинальной цене» значит игнорировать тот факт, что главной стратегической целью Нур ад-Дина в 1149 году был Дамаск. Последующие события показали, что он был вполне готов оставить Антиохию в слабеющих руках франков, поскольку латинское княжество больше не являлось угрозой в левантийском конфликте, а, наоборот, было полезным буфером между Алеппо и греческой Византией. В первые годы своего правления Нур ад-Дин стремился покорить Дамаск.

События августа 1149 года предоставили Нур ад-Дину превосходную возможность увеличить свое влияние в мусульманской Сирии. После участия в дружеском обеде его иногда – союзник, иногда – противник занемог. Кишечная болезнь перешла в острую дизентерию, и к концу месяца Унур умер, а Дамаск погрузился в хаос, вызванный борьбой за власть. Но все мечты использовать это несчастье в своих целях исчезли, когда пришло сообщение о еще одной неожиданной смерти. 6 сентября умер старший брат Нур ад-Дина Саиф ад-Дин. Устремившись в Ирак, Нур ад-Дин сначала подумывал заявить права на Мосул, но со временем неохотно смирился с тем, что правителем там стал его младший брат Кутб ад-Дин Маудуд, заранее назначенный наследником. Теперь шанс захватить власть в Дамаске был упущен. Буриды остались в городе, но прошло совсем немного времени, прежде чем Нур ад-Дин снова обратил свой взор в южную сторону[150]150
  Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 31–32, 36; Ibn al-Qalanisi. P. 295; Gibb H.A.R. The career of Nur ad-Din. P. 515–516; Holt P.M. The Age of the Crusades. P. 44; Mayer H.E. The Crusades. P. 107–108; Richard J. The Crusades. P. 171; Jotischky A. Crusading and the Crusader States. P. 111.


[Закрыть].

В 1150 году латинский Утремер преследовали несчастья. Вероятно, еще никогда не складывалась более благоприятная ситуация для правителей Ближнего Востока – и в первую очередь для Нур ад-Дина – нанести удар в сердце государств крестоносцев и сбросить франков в море. Христиане потерпели сначала неудачу Второго крестового похода, потом поражение при Инабе и распад Эдессы. После 1149 года их трудности только усилились. Панические призывы к новому Крестовому походу оставались тщетными, поскольку еще была слишком свежа память о недавнем унижении. В Антиохии неожиданная гибель князя Раймунда положила начало новому кризису, поскольку его сыну и наследнику Боэмунду III было всего пять лет от роду, а его вдова Констанция наотрез отвергала планы ее кузена иерусалимского короля Бодуэна III выдать ее замуж по своему усмотрению. Как и ее мать Алиса, Констанция желала сама управлять своей судьбой. Но это оставляло княжество без командующего войсками и заставляло Бодуэна III не упускать Антиохию из виду. Обязанности юного короля еще более умножились, когда в 1152 году ассасины убили Раймунда II, графа Триполи. Сын, наследник и тезка своего отца Раймунд III едва достиг возраста двенадцати лет, и Бодуэн снова был вынужден взять на себя роль опекуна.

Бодуэн III Иерусалимский, которому едва перевалило за двадцать, теперь отвечал за все три уцелевших латинских государства. В это же время резко испортились его отношения с матерью, что отнюдь не облегчало положение. Они осуществляли совместное правление Иерусалимом начиная с 1145 года (когда юный король был объявлен совершеннолетним в возрасте пятнадцати лет), и вначале мудрость и опыт королевы были желанным источником безопасности и преемственности. Но по мере того как король становился старше, присутствие матери стало скорее стеснять, а не помогать. Мелисенда, со своей стороны, не имела намерения отказываться от власти и все еще пользовалась широкой поддержкой в королевстве. С 1149 года отношения между соправителями начали ухудшаться, и к 1152 году латинская Палестина оказалась на грани гражданской войны. В конце концов Бодуэн был вынужден вытеснить Мелисенду с ее земель в Наблусе, а потом осадить королеву в самом Святом городе, заставить отречься и, наконец, утвердить свои права независимого правителя.

Несмотря на слабость своего предполагаемого противника, Нур ад-Дин почти ничего не предпринимал для ведения джихада против христиан. Вместо этого он продолжал уделять все свое внимание захвату Дамаска. Желающие объявить Нур ад-Дина героем исламской священной войны – от средневековых мусульманских хронистов до современных историков – утверждают, что это упорное стремление подчинить Сирию было всего лишь средством для достижения священной цели. Ведь только не допустив попадания Дамаска в руки христиан и объединив ислам, правитель Алеппо мог надеяться добиться победы в великой борьбе против франков[151]151
  Поддерживавший Зангидов Ибн аль-Асир позднее утверждал, что в начале 1150-х годов «Нур ад-Дин не имел средств помешать франкам, потому что Дамаск был препятствием между ними». По утверждению летописца, существовало опасение, что франки скоро оккупируют древнюю метрополию, потому что они выкачивали ее богатство ежегодной данью, которую «собирали у населения приходящие в город агенты» (Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 71). Нур ад-Дин понимал силу этих аргументов и принял активное участие в пропаганде войны против Дамаска, спонсировав создание поэтических произведений, которые осуждали городскую политику союза с франками. Об Иерусалимском королевстве того периода см.: Mayer H.E. Studies in Queen Melisende. P. 95—183; Baldwin M.W. The Latin states under Baldwin III and Amalric I 1143–1174 / History of the Crusades. Vol. 1. Ed. K.M. Setton, M.W. Baldwin. Philadelphia, 1958. P. 528–552.


[Закрыть]. Занги тоже желал получить этот вожделенный приз, но его отвлекали дела в Месопотамии. В течение следующих пяти лет Нур ад-Дин стремился к этой цели с большим упорством, используя самые разные тактические приемы. Главным оружием его отца всегда было запугивание. Он вырезал население Баальбека после того, как обещал пощадить жизни людей в случае капитуляции, в тщетной попытке устрашить население Дамаска. Возможно, Нур ад-Дин усвоил урок. Он решил применить новый подход, используя не только силу оружия, но и завоевывая умы и сердца людей.

Власть в Дамаске принадлежала другому члену слабой династии Буридов – Абаку и его советникам, но их положение в городе было далеко не прочным. В апреле 1150 года Нур ад-Дин откликнулся на известие о вторжениях франков в Хауран, пограничную зону между Иерусалимом и Дамаском, призвав Абака присоединиться к нему и организовать совместный отпор франкам. После этого Нур ад-Дин выступил в Южную Сирию мимо Баальбека. Как он и ожидал, Абак постарался уклониться, приведя множество лицемерных аргументов, и одновременно отправил послов к королю Бодуэну III с предложением заключить новый договор.

Разбив лагерь к северу от Дамаска, Нур ад-Дин тщательно поддерживал дисциплину в войсках, не давая им грабить окрестные деревни, а сам постепенно усиливал дипломатическое давление на Абака. В Дамаск стали прибывать послания, упрекающие правителя из династии Буридов за его обращение к франкам и оплату им средствами, украденными у бедных и слабых жителей города. Нур ад-Дин заверял Абака, что не имеет намерения штурмовать город, но Аллах наделил его властью и ресурсами, «чтобы принести помощь мусульманам и вести священную войну против многобожников». На это Абак прямо ответил, что «между нами нет ничего, кроме меча». Твердый, но сдержанный подход Нур ад-Дина тем не менее принес нужные плоды – общественное мнение в Дамаске стало меняться в его пользу. Один житель даже отметил, что «жители Дамаска постоянно возносят за него молитвы».

Нур ад-Дин не торопился. Несмотря на браваду, Абак в конце концов согласился на перемирие с Алеппо, официально признал Нур ад-Дина своим сюзереном и велел, чтобы его имя произносилось во время пятничной молитвы и было помещено на монеты, чеканенные в Дамаске. Эти жесты, конечно, являются символичными, но так началась работа по медленному подчинению Дамаска с минимальным кровопролитием. В течение следующих лет Нур ад-Дин поддерживал дипломатическое и военное давление на Буридов, все еще надеясь избежать прямого штурма города. Его нежелание убивать мусульман было замечено жителями, и в 1151 году многие уже отклоняли призыв Абака собраться против Алеппо.

Примерно в это время брат Ширкуха ибн Шади Айюб начал играть роль агента Нур ад-Дина в этом городе. Айюб стал союзником династии Буридов в 1146 году, но теперь решил, с обычной политической гибкостью, вернуться к Зангидам и стал поддерживать их при дворе Дамаска, одновременно перетянув на свою сторону народное ополчение. Медленно, но верно Нур ад-Дин превращал Дамаск в зависимое государство. В октябре 1151 года Абак отправился в Алеппо, чтобы заявить о своей лояльности, молча признав подчиненное положение в надежде избежать завоевания. Нур ад-Дин использовал этот визит как повод для применения еще более хитрой, сеющей рознь пропаганды. Прикрываясь маской озабоченного господина, он постоянно предостерегал Абака о том, что некоторые его придворные предлагают свои услуги Алеппо, чтобы сдать город.

Зимой 1153/54 года Нур ад-Дин наконец усилил давление, перерезав путь, по которому в Дамаск подвозилось зерно. Вскоре в городе начал ощущаться недостаток продовольствия. Весной, когда недовольство в городе усилилось, он выслал передовой отряд под командованием Ширкуха на юг, а в конце апреля пожаловал к городу собственной персоной. В штурме не было необходимости. Утверждают, что одна еврейка спустила канат, позволив воинам из Алеппо забраться на восточную стену и поднять флаг Нур ад-Дина. Абак в ужасе бежал в цитадель, а жители Дамаска распахнули городские ворота как знак безоговорочной капитуляции.

Терпение и сдержанность позволили Нур ад-Дину овладеть историческим центром мусульманской власти. Он всячески старался и далее сохранять эти принципы. Абак, несмотря на свои страхи, встретил спокойное к себе отношение и вместо Дамаска получил в качестве фьефа Хомс, позднее он перебрался в Ирак. В город начало поступать продовольствие, и щедрость Нур ад-Дина дошла до того, что «были упразднены пошлины на овощи и дыни».

Покорение Нур ад-Дином в 1154 году Дамаска было замечательным достижением. Теперь, совершив то, что никак не удавалось его отцу, он наконец вышел из его тени. Теперь Нур ад-Дин был повелителем практически всей мусульманской Сирии; впервые после начала Крестовых походов Алеппо и Дамаск объединились. И все это было достигнуто, не проливая крови мусульман.

Покорение Дамаска часто изображают как венец карьеры Нур ад-Дина. Понимая важность этого, он стал часто использовать титул аль-Малик аль-Адиль (Справедливый король). Распространилась идея о том, что его свержение другого мусульманского властителя было необходимой предпосылкой для ведения священной войны против франков. Один хронист из Алеппо позднее написал, что «отныне и впредь Нур ад-Дин полностью посвятил себя джихаду».

Такой взгляд на события не выдерживает внимательного исследования. Возможно, Нур ад-Дин действительно не желал убивать своих собратьев по вере, но он четко понимал значимость его милосердия для практических и пропагандистских целей. Еще важнее то, что, несмотря на привлечение антилатинских настроений для оправдания и поддержки своей кампании против Буридов Дамаска, Нур ад-Дин не вел новых кампаний джихада после 1154 года. Логично было предположить, что, если бы перед ним было Иерусалимское королевство, эмир развязал бы яростную агрессию против франков. А в действительности, если верить арабскому свидетельству, сразу вслед за оккупацией Дамаска новый эмир согласился на заключение новых мирных договоров с латинской Палестиной. 28 мая 1155 года «были согласованы условия мира» с Иерусалимом на один год. В ноябре 1156 года договор был продлен еще на год, на этот раз с условием, то «дань, уплачиваемая франкам из Дамаска, будет 8000 тирских динаров». Нур ад-Дин был весьма далек от ведения священной войны после 1154 года, вместо этого уделяя основную часть своего времени приобретению других мусульманских территорий. Он подчинил себе Баальбек и, воспользовавшись смертью сельджукского султана Масуда, захватил и земли на севере. Договоры и дань христианам, столь опороченные в прошедшие годы, теперь служили делу безопасности Дамаска[152]152
  Ibn al-Qalanisi. P. 296–327. Елисеев тоже считал, что Нур ад-Дин сделал своим приоритетом священную войну после оккупации Дамаска. По его мнению, после 1154 года эмир действовал только «во имя джихада против крестоносцев и ради возрождения суннитского ислама» (Elisséeff N. Nur al-Din, II. P. 426). Hillenbrand C. The Crusades: Islamic Perspectives. P. 134.


[Закрыть].