Текст книги "Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю"

Во вторник 8 февраля 1250 года еще до рассвета план короля начал претворяться в жизнь. Впереди шли тамплиеры, за ними – группа рыцарей под командованием брата Людовика Роберта д’Артуа, среди которых был англичанин Уильям Лонгсуорд, граф Солсбери. Вскоре стало очевидно, что брод глубже, чем ожидалось, лошадям придется плыть. Кроме того, на крутых илистых берегах некоторые крестоносцы скользили, падали в воду и тонули. Тем не менее сотни франков появились на противоположном берегу.

Когда начало вставать солнце, Роберт д’Артуа принял внезапное и поспешное решение начать атаку и устремился во главе своих людей к береговой базе Айюбидов. В неразберихе тамплиеры последовали за ним, а Людовик и основные силы крестоносцев еще переправлялись через реку. В этот момент все надежды на упорядоченное наступление рассеялись. Неизвестно, что заставило Роберта действовать так стремительно: возможно, он увидел, что шанс на неожиданную атаку ускользает, или стремился к славе и известности. Когда он поскакал вперед, те, кто остался позади, и среди них король, должно быть, испытали смесь шока, удивления и гнева.

Но даже при этом сначала создавалось впечатление, что поспешность Роберта может оказаться удачной. Ворвавшись в мусульманский лагерь, где многие еще спали, 600 крестоносцев и тамплиеров графа встретили лишь очень слабое сопротивление и начали разить врага направо и налево. Фахр ад-Дин, выполнявший утренние омовения, быстро надел первые попавшиеся одежды, вскочил на лошадь и поскакал в бой, даже толком не вооружившись. Сразу же наткнувшись на двух рыцарей-тамплиеров, он был убит. Бойня шла по всему лагерю. Один франк описал, как латиняне «убивали всех, не щадя никого», и заметил, что «было грустно видеть так много мертвых тел и пролитой крови, и утешало лишь то, что это были враги христианской веры»[379]379
  Rothelin Continuation. P. 603–604.


[Закрыть].

Это жестокое нападение смяло лагерь Айюбидов, и, если бы Роберт теперь решил закрепить свой успех, перегруппировать силы и дождаться подхода Людовика, победа франков могла стать быстрой и блестящей. Но этому не суждено было случиться. Уцелевшие в кровавой бойне мусульмане бежали в Мансуру, и граф д’Артуа принял поспешное и необдуманное решение броситься в погоню. Когда он собрался устремиться за ними, командир тамплиеров призвал к осторожности, но граф обвинил его в трусости. Согласно рассказу одного из очевидцев, тамплиер ответил: «Ни я, ни мои товарищи, не боимся… но позвольте сказать, что ни один из нас не вернется – ни вы, ни мы».

Вместе они быстро преодолели короткое расстояние до Мансуры и ворвались в город. Но здесь ошибочность их отважного, но самоубийственного решения сразу стала очевидной. На открытой равнине, пусть даже в лагере Айюбидов, христиане имели свободу маневра и сражались небольшими сплоченными группами. Но, очутившись на узких городских улицах, они были вынуждены менять стиль боя. Хуже того, в Мансуре они оказались лицом к лицу с элитными воинами Бахрии, которые были расквартированы в городе. Это была первая стычка латинян с «львами сражения». Мусульманский хронист описал, что мамлюки сражались решительно и безжалостно. Они окружали крестоносцев со всех сторон, атаковали, используя копья, мечи и луки. Из 600 рыцарей, ворвавшихся в Мансуру, уцелела лишь горстка. Роберт д’Артуа и Уильям Лонгсуорд были убиты[380]380
  Rothelin Continuation. P. 604–605; Ibn Wasil. The Seventh Crusade. P. 144.


[Закрыть].

А в это время на берегу реки Танис, ничего не ведая о разыгравшейся в Мансуре драме, Людовик пытался сохранить контроль над войсками, даже когда эскадроны конных мамлюков бросились в контратаку. Один крестоносец описал, как послышался «громкий шум рогов, труб и барабанов», когда они приблизились. «Люди кричали, лошади ржали, и было невозможно ни видеть, ни слышать». Но в гуще сражения король остался хладнокровным и старался пробиться вперед, чтобы захватить позиции на южном берегу реки, напротив лагеря крестоносцев. Здесь франки сплотились вокруг орифламмы и отчаянно пытались устоять, пока мамлюки обрушивали на них «тучи стрел» и втягивали в рукопашный бой. Потери того дня были ужасны. Один из рыцарей Жуанвиля получил удар «копьем между лопаток, и рана была так огромна, что кровь выливалась из его тела, как из отверстия в бочке». Другой получил удар мусульманского меча в середину лица, практически отрубивший ему нос, который «качался над его губами». Рыцарь продолжил сражаться и позже умер от ран. О себе Жан написал: «Я был ранен пятью стрелами врага, а моя лошадь – пятнадцатью».

Крестоносцы были близки к поражению – некоторые пытались переплыть реку, и один очевидец записал, что видел «реку, полную копий и щитов, полную людей и лошадей, тонувших в воде». Тем, кто сражался рядом с королем, казалось, что врагов бесконечно много, потому что «на месте каждого убитого мусульманина тут же появлялся другой, свежий и рвущийся в бой». Однако на протяжении всего сражения Людовик был непреклонен и отказывался отступать. Вдохновленные примером своего короля христиане выдерживали атаку за атакой, и наконец около трех часов пополудни натиск мусульман ослабел. К ночи изрядно потрепанные франки сохранили господство на поле сражения[381]381
  Rothelin Continuation. P. 606; John of Joinville. P. 110, 116.


[Закрыть].

Латинские источники описывают битву при Мансуре как величайшую победу христиан, и в каком-то смысле это действительно было так. Выстояв, франки создали плацдарм к югу от Таниса. Но за это достижение пришлось заплатить огромную цену. Гибель Роберта д’Артуа и его отряда, а также большого числа тамплиеров лишила экспедицию самых надежных воинов. Во всех последующих боях их отсутствие ощущалось необычайно остро. И хотя крестоносцы переправились через реку, город Мансура все еще оставался в руках противника и преграждал им путь дальше.

Сразу после сражения при Мансуре перед Людовиком IX возникла стратегическая дилемма. Теоретически у короля было две возможности: сократить потери и отступить за Танис или укрепиться на южном берегу в надежде как-нибудь одолеть Айюбидов. Выбор первой возможности был равнозначен признанию поражения, потому что, хотя такая осторожная тактика могла позволить крестоносцам перегруппироваться, шансы организовать еще одно успешное наступление через реку были крайне ограниченными, поскольку армия понесла большие потери. Должно быть, Людовик также осознавал, что стыд и разочарование из-за оставления плацдарма, захваченного с такими огромными жертвами, вероятно, подорвут моральный дух армии и восстановить его уже не удастся. В ту ночь или на рассвете король еще мог скомандовать отступление, но этот шаг означал бы крах его египетской стратегии и конец Крестового похода.

Учитывая искреннюю веру Людовика в то, что его экспедиция «санкционирована и поддержана» свыше, что он обязан сохранять рыцарство и чтить достижения своих предков-крестоносцев, вряд ли стоит удивляться тому, что он отверг мысли об отступлении. Вместо этого он немедленно начал укреплять свои позиции к югу от реки, используя для этого материалы, найденные в разгромленном лагере мусульман, в том числе дерево от четырнадцати оставшихся катапульт, для сооружения импровизированного забора. Также были выкопаны неглубокие оборонительные траншеи. В то же время несколько маленьких лодок были связаны вместе, чтобы создать некое подобие моста через Танис. Так были соединены старый северный лагерь крестоносцев и их новый аванпост. Этими мерами крестоносцы подготовились к военным действиям, которые должны были последовать. Возможно, в памяти Людовика еще была свежа неожиданная победа при Дамьетте, и он был убежден, что сопротивление Айюбидов вот-вот будет сломлено.

Спустя три дня надеждам короля был нанесен первый удар. В пятницу 11 февраля мамлюки начали массированную атаку, возглавляемую Бахрией. Сражение длилось до темноты. Тысячи мусульман окружили лагерь крестоносцев, исполненные решимости сломить сопротивление франков с помощью обстрела и кровопролитного ближнего боя. Христиане позднее заявили, что подверглись «упорной, ужасной и устрашающей атаке», и многие латиняне из Утремера говорили, что «никогда не видели такого смелого и жестокого нападения». Необузданная ярость мамлюков ужаснула крестоносцев, один из которых написал, «что они были похожи не на людей, а на диких зверей, одержимых злобой», и не боялись смерти. Многие франки были ранены в битве при Мансуре – Жуанвиль, к примеру, из-за ран не мог носить доспехи, – но тем не менее они упрямо защищались, и им помогали стрелы из арбалетов, которые обрушивали на противника стрелки из старого лагеря на противоположном берегу реки. Людовик опять сохранил хладнокровие, и латиняне устояли, хотя и потеряли много людей погибшими и ранеными. Среди последних был Великий магистр ордена тамплиеров, который 8 февраля потерял глаз, а теперь лишился второго и вскоре умер от ран.

В двух страшных сражениях латиняне продемонстрировали огромную стойкость и силу духа. Они также утверждали, что во втором сражении убили не менее 4 тысяч мусульман. В арабских хрониках нет сведений, подтверждающих или опровергающих эти данные, но, даже если они верны, такие потери не лишили Айюбидов подавляющего численного преимущества. Армия крестоносцев устояла, хотя и была сильно ослаблена. Отныне и впредь они не имели возможности атаковать. В лучшем случае они могли рассчитывать сохранить свой опасный плацдарм на южном берегу. А если Мансуру нельзя было атаковать, как выиграть войну?

В последующие дни и недели вопрос встал еще острее. Египтяне периодически вели разведку боем, но в целом довольствовались тем, что удерживали христиан в границах лагеря. К концу февраля, в условиях отсутствия и намека на прогресс, атмосфера в лагере начала ухудшаться. Трудности крестоносцев усугубились началом эпидемии, в основном связанной с огромным количеством трупов, оставшихся на поле боя и в воде. Жуанвиль описывал, что видел десятки мертвых тел, плывущих по течению Таниса, которые запрудили реку у лодочного моста франков, так что «вся река была покрыта телами от одного берега до другого и так далеко вверх по течению, насколько можно было добросить камень». Начала сказываться и нехватка продовольствия, многие заболели цингой[382]382
  Rothelin Continuation. P. 608; John of Joinville. P. 142–144.


[Закрыть].

В этой ситуации снабженческая цепочка вниз по Нилу до Дамьетты стала жизненно важной. Пока христианский флот мог беспрепятственно перевозить грузы в лагерь Мансуры, но вскоре все изменилось. 25 февраля 1250 года, после многомесячного путешествия из Ирака, в дельту Нила прибыл наследник Айюбидов аль-Муаззам Тураншах. Он сразу вдохнул новую жизнь в мусульманские армии. Разлив Нила давно закончился, и в канале Махалла было слишком мало воды, чтобы в него можно было войти с юга, но Тураншах приказал переправить около 50 судов волоком по суше к северной части канала. Оттуда суда могли плыть по Нилу мимо флота франков в Мансуре. Жуанвиль признал, что это «было большим шоком для наших людей». Уловка Тураншаха была идентична той, что мусульмане применили против Пятого крестового похода, и для экспедиции Людовика она предвещала катастрофу.

В течение следующих недель корабли Айюбидов перехватили два христианских снабженческих конвоя, идущие на юг из Дамьетты. Отрезанные от снабжения этой блокадой, крестоносцы вскоре оказались в безнадежном положении. Латинский очевидец описал чувство отчаяния, охватившее армию. «Все ожидали смерти. Никто не надеялся спастись. Невозможно было найти ни одного человека в этой огромной толпе, который не оплакивал бы павшего друга, и ни одной палатки, где не было бы больного или умершего». На этой стадии раны Жуанвиля загноились. Он позже вспоминал, как лежал в своей палатке, охваченный лихорадкой, а снаружи «цирюльник-хирург» очищал гниющие десны тех, кто был поражен цингой, чтобы люди могли есть. Жуанвиль слышал крики жертв этой варварской хирургии и уподобил их крикам женщин в родах. Нехватка продовольствия каждый день уносила новые жизни – людей и животных. Многие франки с радостью ели подгнившее мясо павших лошадей, ослов и мулов, а позднее перешли на употребление в пищу кошек и собак[383]383
  John of Joinville. P. 144, 150; Rothelin Continuation. P. 609.


[Закрыть].

К началу марта 1250 года положение в главном лагере христиан на южном берегу Таниса стало невыносимым. Один очевидец признал, что люди окончательно лишились надежд. И основным виновником такого положения дел был Людовик. В середине февраля он не сумел произвести реальную стратегическую оценку рисков и возможных преимуществ, связанных с сохранением южного лагеря крестоносцев, лелея надежду на распад Айюбидов. Он также сильно недооценил уязвимость снабженческой линии по Нилу и численность войск, необходимых для того, чтобы одолеть египетскую армию в Мансуре.

Некоторые из этих ошибок можно было компенсировать последующей решительностью и целеустремленностью. Следовало признать, что лагерь непригоден для обороны. Единственный логический выход – немедленное отступление или переговоры, но весь март Людовик не предпринимал никаких шагов. Вместо этого, пока его войска слабели и все вокруг него умирали, французский монарх был парализован нерешительностью, не в силах осознать, что его египетская стратегия провалилась. Только в начале апреля Людовик наконец начал действовать, но было уже слишком поздно. Желая заключить перемирие с Айюбидами, он, вероятно, предложил обменять Дамьетту на Иерусалим (еще одна параллель с Пятым крестовым походом). Соглашение такого рода было возможно в феврале 1250 года, вероятно, даже в марте, но в апреле мертвая хватка мусульман, взявших христиан за горло, уже была очевидна всем. У Тураншаха имелись явные преимущества, и, чувствуя, что до победы уже рукой подать, он отклонил предложения Людовика. У христиан оставался единственный выход – уходить на север в Дамьетту, до которой было сорок миль (64 км) по открытому пространству[384]384
  Rothelin Continuation. P. 610. Представляется возможным, что в эти мрачные дни король Людовик IX отошел от рационального принятия решений и вместо этого обратился к Богу, моля о чуде. Такое обстоятельство вовсе не является немыслимым в контексте Крестовых походов. Но, учитывая позицию Людовика относительно необходимости соблюдения равновесия между помощью свыше и практической человеческой ответственностью, маловероятно, что он мог просто положиться на сверхъестественное вмешательство.


[Закрыть].

4 апреля латинская армия получила соответствующий приказ. Сотни, даже тысячи больных и раненых предстояло погрузить на корабли и лодки, чтобы везти вниз по Нилу в тщетной надежде, что какому-нибудь плавсредству удастся избежать встречи с мусульманским кордоном. Крестоносцам, которые еще держались на ногах, предстояло пройти сорок миль (64 км) до побережья по суше.

На этой стадии и у самого Людовика началась дизентерия. Многие франки предлагали ему бежать – или на корабле, или на сильном коне, чтобы не попасть в плен. Но отважный, хотя и несколько безрассудный король решил проявить солидарность и отказался покинуть своих людей. Он привел их в Египет и теперь надеялся вывести обратно в безопасное место. Был разработан не слишком удачный план, предусматривавший отступление под покровом темноты, оставив палатки в южном лагере на месте, так чтобы мусульмане не сразу узнали, что исход начался. Людовик также приказал своему инженеру Жослену де Корно перерезать канаты, удерживающие лодочный мост, когда переправа через Танис будет завершена.

К несчастью, все сразу пошло не так, как хотелось бы. Большинство крестоносцев переправились на северный берег в темноте, но группа лазутчиков Айюбидов заметила передвижения франков, поняла, что происходит, и подняла тревогу. Когда мусульмане атаковали его позиции, Жослен, судя по всему, бежал, и мост остался невредимым. Мусульманские воины получили прекрасную возможность переправиться через реку и устремиться в погоню. Началась паника и беспорядочное бегство. Один мусульманский очевидец описал: «Мы шли за ними по пятам, и нашим мечам хватало работы. Судьбой христиан стали позор и катастрофа».

Немного раньше в тот же день Жан де Жуанвиль и два его рыцаря сели в лодку и ожидали возможности отойти от берега. Он увидел раненого франка, в суматохе брошенного на произвол судьбы в северном лагере. Несчастный пополз к берегу Нила в надежде попасть на какой-нибудь корабль. Жуанвиль записал: «Пока я требовал, чтобы моряки выпустили нас, сарацины вошли в северный лагерь, и я увидел в свете пожаров, как они безжалостно убили несчастного». Затем лодка Жуанвиля отошла от берега, ее подхватило течение и понесло к спасению[385]385
  Ibn al-Jauzi S. The Seventh Crusade / Trans. P. Jackson. Aldershot, 2007. P. 159; John of Joinville. P. 150.


[Закрыть].

К рассвету 5 апреля 1250 года стал очевидным масштаб катастрофы. На суше разрозненные группы франков бежали от свирепых мамлюков, которым было неведомо понятие милосердия. В течение следующих дней много сотен отступающих христиан были убиты. Один отряд был остановлен в дне пути от Дамьетты, окружен и вынужден капитулировать. Великие символы гордости и храбрости франков были уничтожены: орифламма была разорвана на части, штандарт тамплиеров – растоптан.

Направляясь на север, престарелый патриарх Роберт и Одо де Шатору каким-то чудом сумели избежать плена, но после первых двадцати четырех часов пути, измотанные чрезмерным физическим напряжением, не могли продолжать путь. Роберт позже описал в письме, как они, по воле случая, наткнулись на маленькую лодку, привязанную кем-то к берегу, и все-таки добрались до Дамьетты. Так повезло немногим. Большинство кораблей, перевозивших больных и раненых, были разграблены или сожжены на воде. Лодка Жана де Жуанвиля медленно плыла по течению, и ее пассажиры имели возможность наблюдать ужасные сцены бойни на берегу. В конце концов лодка была обнаружена. Когда к ним направилось сразу четыре мусульманских корабля, Жуанвиль обратился к своим людям и спросил, что они предпочтут: высадиться на берег и попытаться пробиться к безопасности или остаться на воде и сдаться в плен. С обезоруживающей честностью он описал, как один из слуг заявил: «Мы все должны дать себя убить, потому что таким образом попадем в рай». Правда, Жуанвиль признал, что «никто из нас не последовал его примеру». Когда его лодка была захвачена, Жан, чтобы не быть убитым на месте, даже назвался кузеном короля. И его взяли в плен[386]386
  Matthew Paris. Chronica Majora. Vol. 6: Additamenta. P. 195; John of Joinville. P. 156–158.


[Закрыть].

Во всеобщем хаосе король Людовик оказался разделенным со своими людьми. Он так сильно страдал от дизентерии, что ему даже пришлось прорезать дыру в штанах. Небольшая группа приближенных сделала попытку доставить короля в безопасное место, и они укрылись в маленькой деревушке. Именно там могущественный суверен Франции был взят в плен, когда лежал полумертвым в жалкой хижине. Его отважная попытка завоевать Египет окончилась неудачей.

Ошибочные действия Людовика IX в Мансуре – главным образом его неспособность извлечь уроки из ошибок Пятого крестового похода – теперь усугубились его пленением. Никогда раньше король латинского Запада не попадал в плен во время Крестового похода. Эта не имевшая аналогов в истории катастрофа поставила самого Людовика и жалкие остатки его армии в крайне уязвимое положение. Схваченные противником, не имея шанса обговорить условия капитуляции, франки были отданы на милость ислама. Наслаждаясь триумфом, мусульманский очевидец писал: «Подсчитали число пленных, их оказалось более 20 000, тех, кто был убит или утонул, насчитывалось 7000. Я видел мертвых, они покрывали лик земли в избытке. <…> Такого великого дня мусульмане еще не знали, и не слышали о подобном».

Пленных поместили в лагеря по всей дельте, рассортировав по рангам. Согласно арабскому свидетельству, Тураншах приказал простых людей обезглавить и поручил одному из своих помощников, которого привез из Ирака, проследить за казнью. Работа велась методично – по 300 казненных за ночь. Остальным франкам предложили выбор – переход в ислам или смерть – и высшую знать, таких как Жан де Жуанвиль, оставили в живых из-за их экономической ценности – как заложников. Жуанвиль предположил, что Людовику пригрозили пыткой, продемонстрировав деревянные тиски с зубьями, которыми ломали ноги жертве, но об этом больше нигде не упоминается. Несмотря на болезнь и унизительные обстоятельства пленения, монарх сохранил свое достоинство[387]387
  Ibn al-Jauzi S. The Seventh Crusade. P. 160; John of Joinville. P. 166.


[Закрыть].

На самом деле положение Людовика улучшилось благодаря все более возрастающей неуверенности в своих силах Тураншаха. После своего прибытия в Мансуру наследник Айюбидов отдавал явное предпочтение своим собственным воинам и командирам, восстановив против себя высших чинов египетской армии, в том числе командира мамлюков Актая. Желая заключить сделку, которая укрепит его власть в Нильском регионе, Тураншах согласился на переговоры, и в конце апреля условия были урегулированы. Было объявлено перемирие на десять лет. Французский король освобождался в обмен на немедленную сдачу Дамьетты. За 12 тысяч крестоносцев, находившихся в плену, был затребован выкуп в размере 800 тысяч золотых безантов (или 400 тысяч турских ливров).

В начале мая, однако, неожиданно создалось впечатление, что даже выполнение этих тяжелых условий может не принести христианам свободу. Переворот в стане Айюбидов, которого так долго ждал Людовик у Мансуры, наконец произошел. 2 мая Тураншах был убит Актаем и порочным молодым мамлюком по имени Бейбарс. В последовавшей борьбе за власть сначала главой Египта Айюбидов стала Шаджар аль-Дурр. В действительности же начался грандиозный сейсмический сдвиг, который привел к постепенному, но неизбежному подъему мамлюков.

Несмотря на династические беспорядки, повторное вступление во владение Дамьеттой мусульманами прошло, как и было запланировано, и 6 мая 1250 года Людовик получил свободу. Он сразу начал собирать деньги, чтобы заплатить половину выкупа – 200 тысяч турских ливров. Из них 177 тысяч турских ливров были взяты из королевского военного бюджета, а оставшаяся часть – у тамплиеров. Потребовалось два дня, чтобы посчитать и взвесить эту сумму. 8 мая Людовик отплыл в Палестину со своими приближенными, среди которых были два его уцелевших брата – Альфонс де Пуатье и Карл Анжуйский, а также Жан де Жуанвиль. Пока большинство крестоносцев оставались в плену.