Текст книги "Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю"

В любом случае 12 июля 1191 года была достигнута договоренность, завершившая осаду Акры. Город и все его богатства переходили франкам, которые обязались сохранить жизни находившимся в городских стенах мусульманам. Гарнизон города останется в заложниках до выполнения других условий сделки: выплаты 200 тысяч золотых динаров, возвращения захваченной в Хаттине реликвии – частички Истинного креста и освобождения 1500 франкских пленных «простого происхождения», а также от 100 до 200 поименно названных аристократов. Уступки такого масштаба говорили о безусловной победе латинского христианства.

После почти двухлетней ожесточенной борьбы сражение за Акру завершилось не безумным кровопролитным грабежом, а неожиданным миром. Когда условия перемирия были согласованы, по христианским армиям был отправлен глашатай, чтобы возвестить о немедленном прекращении военных действий и о том, что «нельзя ни делать, ни говорить ничего, что могло бы оскорбить или спровоцировать турок, не следует больше стрелять по стенам и по туркам, которые могут показаться на них». Странное спокойствие воцарилось в Акре и ее окрестностях. Христиане с любопытством наблюдали, как турки ходят по вершине городских стен. Ворота города наконец распахнулись, и гарнизон вышел, чтобы сдаться. Наблюдавшие за этой сценой крестоносцы были в немалой степени удивлены. Оказалось, что безликие противники последних месяцев – вовсе не толпа дикарей, а «люди, обладающие достойным восхищения мастерством и исключительной отвагой… не сломленные несчастьями. Их лица оставались решительными». Некоторые франки показали меньше самообладания, оплакивая осквернение «разрушенных церквей Акры» руками людей «проклятой расы», но в целом капитуляция шла без сцен насилия[284]284
  Al-Din B. P. 161; Al-Din I. P. 318; Itinerarium Peregrinorum. P. 233; Ambroise. P. 84.


[Закрыть].

Как и их мусульманские противники, участники Третьего крестового похода проявили в Акре удивительную стойкость, поддерживая осаду и в испепеляющую жару, и в пронизывающий холод. Их не сломил ни голод, ни болезни, ни беспрерывные сражения. Тысячи, возможно, даже десятки тысяч людей нашли свою гибель во время этой осады – точный подсчет потерь невозможен. Во всяком случае, среди знати, чью жизнь и смерть легче проследить, потери оказались беспрецедентными: патриарх, шесть архиепископов, двенадцать епископов, около 40 графов и 500 других представителей аристократии. Короли Англии и Франции не начинали эту борьбу, но активно участвовали в ее успешном завершении. До их прибытия воюющие стороны зашли в тупик. Ресурсы и новая энергия, которую Ричард и Филипп привнесли в борьбу, склонили чашу весов в пользу крестоносцев. Это была победа, которую оба монарха по праву считали своей. Когда гарнизон разоружили, они вошли в город, чтобы потребовать свой приз.

Еще на Западе Ричард и Филипп договорились, что все свои приобретения на Святой земле будут делить поровну. Поэтому их флаги вместе взвились над Акрой. Ричард занял королевский дворец и взял под стражу аль-Маштуба и половину пленных, а Филипп потребовал для себя прежнюю резиденцию тамплиеров, а также Карагуша и оставшихся пленных. При этом и у других крестоносцев осталось мало возможностей утолить свою жажду наживы. В попытке утвердить свои королевские права Ричард сорвал со стены знамя герцога Леопольда V Австрийского, крестоносца, прибывшего в Акру в апреле. Этот пример историки часто приводят как свидетельство грубости и несдержанности английского монарха. Впоследствии Ричард, конечно, сожалел о недобрых чувствах, порожденных этим эпизодом, но в то время его ум был занят защитой своих неотъемлемых прав, и его обращение с Леопольдом вызвало молчаливое одобрение Филиппа. Среди крестоносцев, разумеется, были недовольные жалкой добычей, но для большинства вкус жизни, теперь свободной от ежеминутной угрозы смерти, был сладок. Люди вошли в Акру «с танцами и радостью». Теперь, как заметил один латинский очевидец, «они могли наслаждаться жизнью и наконец отдохнуть». В действительности довольно скоро большинство из них погрузились в обычные для военных людей радости – спиртное, азартные игры, проститутки[285]285
  Itinerarium Peregrinorum. P. 233–234.


[Закрыть].

Захват Акры никоим образом не означал завершения Крестового похода, но это был важный шаг к возвращению христианам Святой земли. В какой-то мере это было потому, что порт теперь становился береговым плацдармом для христианского Запада. Однако понятию об Акре как «воротах в Палестину» не следует придавать слишком большое значение. Тир, расположенный севернее, все время оставался в руках латинян и, если бы Акра не пала, мог стать второстепенным плацдармом на левантийском материке. Истинная важность падения Акры заключается в другом.

Египетский флот Саладина, жемчужина его вооруженных сил, стоял на якоре во внутренней гавани города. Основная часть флота султана, осуществлявшего снабжение города – всего около семидесяти судов, – постепенно оказалась в ловушке в окруженном порту. Теперь этой армадой овладели крестоносцы, что значительно усилило их военно-морское могущество и одним ударом положило конец мечтам Саладина оспорить господство христиан на Средиземном море. На протяжении всей оставшейся части Третьего крестового похода франки обладали безоговорочным господством на море.

Захват Акры имел и менее осязаемые последствия. Он существенно поднял моральный дух латинян. Вероятно, после этого крестоносцы наконец поверили, что самое страшное осталось позади, что ужасы 1187 года, Хаттина и Иерусалима уже в прошлом и у них есть шанс одержать верх в священной войне. Задача направить эту крепнущую уверенность в нужное русло – к захвату Святого города – выпала на долю Ричарда I и Филиппа-Августа.

В противоположность этому Саладин очутился перед куда более безрадостной реальностью. На протяжении двадцати одного месяца он безраздельно посвящал себя Акре, собирал ресурсы по всей своей великой империи, чтобы защитить город. Раньше, ведя джихад, султан неизменно выказывал нежелание связываться с изнурительными реалиями осадной войны. Но здесь, в Акре, он стоял насмерть. И, столкнувшись с вроде бы бесчисленными армиями Третьего крестового похода, потерпел неудачу. В критические моменты – осенью 1189 года и летом 1190 года его командованию не хватило решительности. Кроме того, он был физически ослаблен болезнью. Все время, проведенное в Акре, он отчаянно старался собрать достаточные людские силы и ресурсы, отвлекаясь на другие нужды империи и на необходимость защищать Сирию от немцев, и весь этот период он не прекращал стремиться к пробуждению, оживлению мусульманского мира, уставшего от долгих лет священной войны.

Если говорить о военных потерях, даже учитывая стратегически важное положение порта Акры, эта неудача была далеко не решающей. Но ущерб репутации Саладина, его образу триумфатора – борца за веру был неизмерим. Именно его аура непобедимости, так долго и тщательно создаваемая, объединила ислам. Миф о Салах ад-Дине аль-Насире (защитнике), боготворимом моджахеде, удерживал его армии в поле. Теперь трещины в этом внешнем облике стали глубже. Окруженный криками, стонами и плачем потрясенных людей, Саладин приказал начать общее отступление в Саффарам. Там он собирался перегруппировать войска и подумать, как восстановить репутацию и отомстить[286]286
  Al-Din B. P. 162; Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 331; Gillingham J. Richard I. P. 162; Pryor J.H. Geography, Technology and War. P. 125–130.


[Закрыть].

После завоевания Акры роль Ричарда Львиное Сердце в Третьем крестовом походе изменилась. Он покинул Запад только что коронованным монархом, который превосходил Филиппа и возрастом, и богатством, и военным опытом, но все же нередко чувствовал, что находится в тени Капетинга. В середине июля 1191 года распространился слух, что Филипп готовится уехать со Святой земли. 22 июля, после того как Ричард решил выпустить совместную декларацию, подтверждающую, что оба короля останутся на Святой земле еще три года или вплоть до завоевания Иерусалима, французский король раскрыл карты. Он посчитал, что завоеванием Акры выполнил свою клятву, и теперь намерен как можно скорее вернуться во Францию. «Боже правый! – написал один крестоносец. – Какой крутой поворот!»

Разобраться в неожиданном решении Филиппа непросто, поскольку современные свидетельства весьма противоречивы. В разных источниках сказано, что Филипп был безнадежно болен, что Ричард пустил слух о болезни и смерти маленького сына и наследника Капетинга и что трусливый французский король бросил крестоносцев, оставив свои армии без средств. На самом деле, вероятнее всего, на решение Филиппа повлияло одно главное соображение: он в первую очередь король и уже потом крестоносец. Конечно, священная война – богоугодное дело, и Филипп не имел ничего против выполнения своей части работы, но сердцем он всегда был в своем королевстве, занимался его управлением и расширением. Подходящий случай представился довольно скоро. В июне в Акре умер граф Филипп Фландрский, и король Филипп стал наследником части его графства – процветающей области Артуа[287]287
  Граф Филипп Фландрский, умерший без потомства, доводился родным дядей Изабелле де Эно, покойной жене Филиппа II Августа. Таким образом, французский король мог претендовать на часть его наследства от имени своего и Изабеллы сына Людовика. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. Чтобы не упустить столь ценного наследства, Филиппу необходимо было быть на Западе. И он вполне разумно поставил интересы королевства выше интересов Крестового похода.

Какова бы ни была действительная мотивация Филиппа, очевидно одно: его отъезд был унизительным. Даже самые строгие европейские критики Ричарда I осудили бегство французского короля. Чтобы еще больше ухудшить ситуацию, большинство, подавляющее большинство французской аристократии предпочло остаться. Только Филипп Неверский последовал за своим сувереном. Возможно, отъезд Филиппа-Августа и вызвал всеобщее осуждение современников, но мы не имеем права закрывать глаза на тот факт, что Филипп внес реальный вклад в Третий крестовый поход. Многие короли латинского христианского мира отрекались от своих крестоносных клятв и никогда не ступали ногой на землю Утремера, среди них – отец Ричарда английский король Генрих II. Возможно, Филипп и не рыдал, как поведал нам один из его сторонников, когда его корабль отплывал на Запад. Но тем не менее он немало сделал для священной войны[288]288
  Ambroise. P. 85; Rigord. Gesta Philippi Augusti / Oeuvres de Rigord et de Guillaume le Breton. Ed. H.F. Delaborde. Vol. 1. Paris, 1882. P. 116–117; Howden. Gesta. Vol. 2. P. 181–183; Gillingham J. Richard I. P. 166.


[Закрыть].

Для Ричарда I объявление о предстоящем отъезде Филиппа стало сущим благословением. Да, теперь только на него ложились расходы по финансированию экспедиции, но его карманы были достаточно глубоки для этого. После отъезда французского короля Ричард Львиное Сердце наконец получал единоличный контроль над Крестовым походом. А поскольку почти весь контингент французских крестоносцев оставался на Востоке под командованием Гуго Бургундского, латинская армия не была ослаблена. Получив возможность окружить свое имя легендами на обширном театре военных действий священной войны, Ричард не терял времени и немедленно взял инициативу в свои руки.

Он начал с поиска наиболее благоприятного решения спора относительно будущего латинского Иерусалимского королевства. Поскольку Филипп собрался домой, политически изолированный Конрад Монферратский 26 июля был вынужден неохотно подчиниться английскому королю, согласившись выполнить решение совета по урегулированию разногласий, которое определенно должно было отвечать интересам Ричарда. Двумя днями позже монархи Англии и Франции объявили свое решение: Ги де Лузиньян останется королем Иерусалима до конца жизни. Доходы его королевства будут делиться с Конрадом, но лишь после смерти Ги корона перейдет к маркизу. Но Конрад немедленно получит Тир, Бейрут и Сидон, права на которые станут наследственными. Если умрут и Ги, и Конрад, королевство перейдет к Ричарду.

Покончив с этой проблемой, Ричард занялся одной из главных трудностей, связанных с возвращением Филиппа в Европу. Два монарха так старались отправиться в Крестовый поход вместе, поскольку не доверяли друг другу и каждый не был уверен, что другой в его отсутствие не вторгнется в его земли. Как только Филипп-Август вернется на Запад, Анжуйская империя окажется под угрозой. Ричард сделал все возможное, чтобы свести опасность к минимуму, и убедил Филиппа 29 июля дать клятву сохранять мир. Торжественность церемонии – Капетинг держал в одной руке Евангелие, а другой касался священных реликвий – усиливала обязывающий характер обещаний. Никаких нападений на анжуйские земли, пока Ричард остается на Востоке, не будет. Когда же английский король вернется в Европу, за сорок дней до возобновления враждебных действий будет дано уведомление. Гуго Бургундский и Генрих Шампанский стали гарантами соглашения. 31 июля 1191 года Филипп отплыл на север в Тир вместе с Конрадом, забрав с собой половину плененного гарнизона Акры, а еще через несколько дней французский король покинул Святую землю и Третий крестовый поход. Клятвы клятвами, но Ричард испытывал глубочайшие подозрения относительно намерений Филиппа и немедленно отправил группу своих самых доверенных людей вслед за французским королем, которые должны были проследить за его возвращением и передать соответствующие предостережения всем заинтересованным лицам в Англии и за ее пределами. Письмо, написанное Ричардом 6 августа влиятельному английскому чиновнику, дает представление о его мыслях в этот период, желании воспользоваться в своих интересах отъездом Филиппа и новых опасениях: «Через пятнадцать дней [после падения Акры] король Франции покинул нас и вернулся на свои земли. Мы, однако, ставим любовь Господа и Его славу выше своих собственных и выше овладения новыми регионами. Мы как можно скорее восстановим [латинское королевство] до его первоначального состояния и только тогда вернемся домой. Но можете быть уверены, что мы непременно поднимем паруса в следующий Великий пост».

До этого момента Ричард мог сосредоточиться на продолжении Третьего крестового похода. Когда Филипп был рядом, английский король в определенной степени испытывал уверенность относительно безопасности своего западного королевства. Но теперь его тревоги усилились – каждый день, проведенный на Востоке, был временем, подаренным противнику. Больше никогда Ричард Львиное Сердце не был таким же целеустремленным, сосредоточенным только на возвращении франкам Святой земли[289]289
  Epistolae Cantuarienses / Chronicles and Memorials of the Reign of Richard I. Ed. W. Stubbs. Vol. 2. Rolls Series 88. London, 1865. P. 347.


[Закрыть].

Став единственным командиром Третьего крестового похода, Ричард прежде всего позаботился о том, чтобы условия капитуляции Акры были выполнены и завоевание латинского Востока могло продолжиться. Время было дорого. Следовало во что бы то ни стало поддержать импульс. Осталось всего лишь два месяца полноценного военного сезона, поэтому надо было практически немедленно двигаться на юг, чтобы добиться победы до наступления зимы. Ричарду потребовалась пара недель, чтобы восстановить укрепления Акры. Теперь город снова можно было защищать. Одновременно он начал давление на Саладина, чтобы узнать точные сроки выполнения условий мирного договора.

Обе стороны начали элегантный, но потенциально смертельно опасный дипломатический танец. Султан знал, что для Ричарда скорость имела первостепенное значение. Но пока у короля были тысячи пленных и еще невыполненный очень выгодный договор, он будет весьма эффективно обездвижен. Если переговоры затянутся, крестоносцы вполне могут увязнуть в Акре на осень и даже на зиму. Львиное Сердце тоже понимал, что его противник будет тянуть время. Иными словами, и он, и Саладин понимали, в какую игру играют. Только ни один ни другой пока не могли оценить темперамент противника. Будут ли соблюдаться правила игры? И одинаковы ли правила для обоих участников? На какие риски каждый готов пойти и чем пожертвовать?

Для обеих сторон опасность, связанная с возможной ошибкой в расчетах, была велика. Ричард был готов потерять значительную сумму на выкуп и воздержаться от возвращения на родину более тысячи латинских пленных и самых почитаемых реликвий Утремера. Но что еще важнее, позволив задержкам и отсрочкам затянуть переговоры, он рисковал крахом всего Крестового похода. Потому что без движения вперед экспедиция неминуемо рухнет под грузом разобщенности, лености и инертности. Совокупность факторов, стоящих перед Саладином, была, пожалуй, несколько проще; на одной чаше весов лежали жизни примерно трех тысяч мусульман, на другой – необходимость сдержать Крестовый поход.

Договоренность, достигнутая 12 июля, установила тридцатидневный срок на выполнение обязательств. Саладин, с одной стороны, выказывал готовность выполнить требования франков и даже позволил группе латинян посетить Дамаск, чтобы обследовать условия жизни латинских пленных и увидеть собственными глазами частицы Истинного креста, но с другой – искал возможность затянуть время. Ричард, одолеваемый делегациями нагруженных подарками сладкоголосых мусульман, судя по всему, к 2 августа смягчился. Хотя его силы были уже почти готовы выйти из Акры, король согласился на компромисс: выполнение условий произойдет двумя-тремя частями. Первая – возвращение 1600 латинских пленных и Истинного креста, а также выплата половины денежной суммы – 100 тысяч динаров. Саладин вполне мог посчитать это решение доказательством того, что латинским королем можно манипулировать. Но если так, он сильно ошибся. На самом деле у Ричарда были свои причины согласиться на небольшую задержку. Поскольку Конрад Монферратский упрямо отказывался вернуть долю мусульманских пленных Филиппа-Августа, английский король в тот момент не имел возможности выполнить свою часть сделки.

К середине августа эту трудность удалось преодолеть. Был произведен обмен заложниками. Гуго Бургундский заставил маркиза согласиться, и пленные были возвращены. Теперь Ричард рвался в бой. С этого момента свидетельства современников становятся в высшей степени запутанными, латинские и мусульманские очевидцы перемежают свои повествования взаимными обвинениями, которые затеняют точные детали событий. Представляется, что Саладин неверно оценил своего противника. Современные авторы часто предполагали, что у султана были трудности в сборе денег и пленных, но это не подтверждается мусульманскими свидетельствами. Представляется более вероятным, что, поскольку первый срок – 12 августа – прошел, он начал намеренно увиливать. К очевидному негодованию Ричарда переговорщики Саладина теперь стали выдвигать новые условия, настаивая, чтобы был освобожден весь гарнизон и произведен обмен заложников как гарантов выполнения остальных условий. Когда король ответил категорическим отказом, переговоры зашли в тупик.

Находясь в своем лагере в Саффараме, Саладин, должно быть, считал, что все еще существует простор для переговоров и Ричард будет терпеть проволочки и дальше, надеясь на достижение конечного результата. Он был не прав. Вечером 20 августа Ричард вышел из Акры с крупными силами и разбил временный лагерь за старыми траншеями крестоносцев на равнине. Следя за его действиями с наблюдательного пункта на Телль-аль-Айядии, мусульмане были изрядно озадачены. Они отошли на Телль-Кайзан и отправили срочное сообщение султану. Тут Ричард и проявил свой характер. Большинство гарнизона Акры – около 2700 человек – были выведены из города. Их согнали на открытый участок, связанными, дрожащими от страха. Отпустят ли их?

А потом франки набросились на них и хладнокровно убили всех до единого человека. Мусульманская стража наблюдала, не зная, что делать.

Саладин узнал о случившемся слишком поздно, чтобы помешать. Он немедленно поднял войска в контратаку, которая была отбита. Когда солнце село, Ричард со своими людьми вернулся в Акру, оставив за собой залитую кровью землю. Его послание султану не могло быть яснее. Львиное Сердце устанавливал свои правила игры. Именно такую беспощадную целеустремленность он привнес в священную войну на Святой земле.

Ни одно событие в карьере Ричарда не вызвало больше критики, чем это расчетливое убийство. Рассказывая, как мусульмане осматривали на следующее утро равнину, Баха ад-Дин писал: «Они нашли мучеников на том месте, где те были убиты, и даже смогли узнать некоторых. Великая скорбь и печаль охватила всех, потому что враги пощадили только людей знатных или тех, кто был достаточно силен, чтобы заниматься их строительными работами. Выдвигались разные причины бойни. Говорили, что их убили из мести за латинян, которые были убиты, и что король Англии решил идти на Аскалон, чтобы овладеть им, и считал неуместным оставлять такие силы в своем тылу. Только Бог знает истину».

Баха ад-Дин заметил, что Ричард Львиное Сердце «предательски обошелся с мусульманскими пленными» после их капитуляции, при которой им гарантировалось сохранение жизни. Если Саладин не сможет заплатить выкуп, в худшем случае их ждало рабство. Султан отреагировал на казнь с потрясением и гневом. Он приказал казнить в последующие недели всех неудачливых крестоносцев, которых удастся поймать. Но вместе с тем он 5 сентября санкционировал возобновление дипломатических контактов с английским королем и некоторыми членами его окружения, а впоследствии установил теплые, почти сердечные отношения с Ричардом. Судя по всему, и Ричард, и Саладин восприняли этот мрачный эпизод одинаково, как акт военной целесообразности, предназначенный для открытой демонстрации намерений. Кроме того, это убийство вызвало страх всего ближневосточного исламского населения. Саладин понимал, что в будущем его гарнизоны предпочтут покинуть свои посты, если перед ними возникнет перспектива осады и последующего плена. Но даже для мусульманских современников события 20 августа не стали поводом для оскорбления и поношения английского короля. Он оставался одновременно «проклятым человеком» и Melec Ric, то есть королем Риком – великолепным воином и полководцем. Со временем эта бойня заняла свое место в ряду других жестокостей крестоносцев, таких как разграбление Иерусалима в 1099 году. Это преступ ление не вызвало неугасимого пожара ненависти, но всякий раз вспоминалось в интересах продвижения джихада[290]290
  Al-Din B. P. 164–165; Al-Din I. P. 330; Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 390; Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 331–333.


[Закрыть].

Конечно, обращение Ричарда с пленными сказалось и на его имидже в западном христианском мире, причем в некотором отношении это влияние было более мощным и продолжительным. Какими бы ни были причины, его действия можно представить как противоречащие условиям, согласованным при сдаче Акры. Если Ричард нарушил свое обещание, он был открыт для порицания, поскольку преступил законы чести и рыцарства. Опасаясь этого, и сам король, и его сторонники постарались изобразить этот эпизод как можно более сдержанно.

Главным было оправдание. В письме Ричарда аббату Клерво, датированном 1 октября 1191 года, подчеркивается уклонение Саладина от исполнения своих обязанностей, объясняется, что «лимит времени истек, и, поскольку договор, который он согласовал с нами, явно лишился силы, мы совершенно правильно предали смерти сарацин, которые находились у нас в заключении, – их было около 2600». Некоторые латинские хронисты также старательно переложили всю полноту ответственности на султана, утверждая, что Саладин первым начал убивать пленных христиан – за два дня до устроенной Ричардом бойни. Они также объясняли, что английский король принял такое решение только после консультации и с согласия Гуго Бургундского, который теперь возглавлял французов. Иными словами, несмотря на некоторые следы порицания – немецкий летописец Ансберт, к примеру, открыто осудил варварство Ричарда, – широкого осуждения на Западе не последовало.

Оценки историков со временем менялись. В 1930-х годах, когда Ричарда было принято считать грубым и несдержанным правителем, Рене Груссе назвал бойню варварской и глупой. По его мнению, Ричарда подтолкнул к ней один только необузданный гнев. Впоследствии исследование Джона Гиллингема несколько восстановило репутацию английского короля. Реконструируя события в Акре, Гиллингем изображает Ричарда хладнокровным и расчетливым командиром, который понял, что ресурсы, необходимые для содержания и охраны тысяч мусульман, являются отнюдь не лишними, и принял аргументированное решение, исходя из военной целесообразности[291]291
  Howden. Chronica. Vol. 3. P. 127, 130–131; Howden. Gesta. Vol. 2. P. 187, 189; Ambroise. P. 87–89; Itinerarium Peregrinorum. P. 240–243; La Continuation de Guillaume de Tyr. P. 127–129; Historia de expeditione Friderici Imperatoris. P. 99; Grousset R. Histoire des Croisades. 3 vols. Paris, 1936. Vol. 3. P. 61–62; Gillingham J. Richard I. P. 166–171.


[Закрыть].

В действительности сегодня невозможно с уверенностью сказать, что двигало королем Ричардом тогда – в августе 1191 года. Логическое объяснение его поступкам существует, но вовсе не исключает возможности того, что он действовал под влиянием гнева и нетерпения.