Текст книги "Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю"

Все это вовсе не значило, что папство оставило без внимания латинский Восток. Просто Левант стал одним из многих театров военных действий, и временами светские лидеры отдавали предпочтение интересам уцелевших государств крестоносцев. Так случилось в 1239–1241 годах с двумя относительно небольшими экспедициями (иногда их называют Крестовым походом баронов), которые возглавляли Тибо IV Шампанский, член знаменитой династии крестоносцев, и брат Генриха III Английского Ричард Корнуоллский. Их кампания достигла некоторого успеха, частично потому, что они взяли на вооружение тактику силовой дипломатии Фридриха II, но главным образом в результате еще одного витка ослабления Айюбидов, вызванного смертью аль-Камиля в 1238 году. Пока члены семьи покойного султана соперничали за контроль над Египтом и Сирией, Тибо и Ричард смогли сыграть на этом, захватить Галилею и укрепить южный прибрежный аванпост Аскалон.

Вслед за этим успехом франкская знать Иерусалимского королевства наконец сбросила иго господства Гогенштауфенов и в 1243 году отказалась признать сына и наследника Фридриха Конрада. Связанный событиями в Европе император ничего не мог ответить – только назначил нового представителя в Триполи. С этого момента и далее иерусалимская корона перешла к линии латинских королей Кипра, хотя на деле осталась в руках аристократии[362]362
  Короли династии Гогенштауфенов признавались номинально отсутствующими до 1268 года. Lower M. The Barons’ Crusade: A Call to Arms and its Consequences. Philadelphia, 2005; Jackson P. The crusades of 1239–1241 and their aftermath / Bulletin of the School of Oriental and African Studies. Vol. 50. 1987. P. 32–60.


[Закрыть].

К 1244 году судьба франкской Палестины складывалась удачно. Были снова заняты обширные территории, и Иерусалим, хотя еще очень малонаселенный, находился в руках христиан. Создавалось впечатление, что королевство снова возвращается к положению, которое занимало до 1187 года. Однако на деле признаки оживления были иллюзорными и эфемерными. На самом деле латиняне находились в отчаянной ситуации. Они восстановили против себя империю Гогенштауфенов, и теперь их военный потенциал полностью зависел от военных орденов и помощи Запада в форме Крестовых походов, которая имела тенденцию к уменьшению. Кроме того, улучшение положения франков было прямым результатом слабости Айюбидов. Если мусульманская династия вновь обретет силы или, хуже того, сменится другой, последствия для Утремера будут катастрофическими.

В суматохе начала 1240-х годов возвысился один Айюбид – аль-Салих Айюб, старший сын аль-Камиля. К 1244 году аль-Салих укрепил свои позиции в Египте, но, сделав это, уступил Дамаск своему дяде Исмаилу. Имея целью восстановить свою власть в Сирии, аль-Салих, как и другие правители династии Айюбидов до него, рассчитывал использовать жестокость хорезмийцев, которыми теперь командовал Берке-хан. В ответ на призыв аль-Салиха Берке в начале лета 1244 года привел 10-тысячную орду свирепых наемников в Палестину. Действуя якобы по собственной воле, они неожиданно напали на Иерусалим. При их приближении тысячи христиан устремились прочь из города, рассчитывая найти безопасность на берегу, оставив позади лишь небольшой гарнизон защитников. Судьба беженцев была ужасна. Большинство из них стали жертвами мусульманских бандитов в Иудейских холмах и хорезмийцев. До Яффы сумели добраться лишь триста человек.

Положение в Святом городе было еще хуже. Оставшиеся франки оказали некоторое сопротивление, но они находились в безнадежном меньшинстве. 11 июля 1244 года люди Берке-хана ворвались в Иерусалим, и начались бесчинства. По словам латинского очевидца, хорезмийцы «нашли христиан, которые не ушли со всеми, в церкви Гроба Господня. Им они выпустили кишки перед Гробом Господа нашего и обезглавили священников, которые были в церковном облачении и пели у алтаря». Разрушив мраморную конструкцию, окружающую сам Гроб, они совершили акты вандализма и разграбили гробницы великих франкских королей Палестины – Годфруа Буйонского и Бодуэна I. В хрониках сказано, что они совершили больше «грязных, постыдных действ против Иисуса Христа, святых мест и христианства, чем все неверные, вместе взятые, которые бывали на этой земле в дни мира и войны». Когда работа по разрушению и осквернению была закончена, Берке-хан повел своих людей на встречу возле Газы (в Южной Палестине) с пятитысячной армией, прибывшей из Египта[363]363
  Rothelin Continuation. Continuation de Guillaume de Tyr de 1229 à 1261, dite du manuscrit de Rothelin / RHC Occ. II. P. 563–564.


[Закрыть].

Шок от этой немыслимой жестокости подтолкнул франков к действию. Заключив союз с Исмаилом Дамасским и еще одним мусульманским диссидентом, эмиром Хомса, они выступили на юг против египетско-хорезмийской коалиции. Собрав ресурсы франкской знати и военных орденов, христиане сумели выставить против этой орды 2 тысячи рыцарей и около 10 тысяч пехотинцев. Эта армия – самая крупная из всех, собранных на Востоке после Третьего крестового похода, была полной боевой мощью латинского королевства. Но даже с учетом мусульманских союзников силы были неравными. Было много споров относительно наилучшей стратегии. Эмир Хомса, который уже имел дело с хорезмийцами раньше, посоветовал проявить терпение и осторожность и первым делом разбить хорошо защищенный лагерь. Он считал, что хорезмийцам скоро наскучит ждать и они разбегутся. Но латиняне рвались в бой, были абсолютно уверены в себе и потому проигнорировали этот мудрый совет. 18 октября 1244 года они атаковали противника на песчаной равнине возле деревни Ла-Форби (северо-восточнее Газы).

Для франков и их союзников последовавшее сражение оказалось катастрофой. Не имея выраженного численного преимущества, они положились на скоординированные действия и удачу – и проиграли. Сначала латиняне и солдаты из Хомса вроде бы сражались хорошо и удерживали свои позиции. Но перед лицом яростной атаки хорезмийцев войска из Дамаска потеряли самообладание и обратились в бегство. Когда боевой порядок оказался нарушенным, франко-си рийских союзников быстро окружили, и, хотя они продолжали храбро сражаться, не обращая внимания на потери, день закончился поражением. Потери в Ла-Форби оказались огромными: из 2 тысяч солдат из Хомса 1720 были убиты или попали в плен; из 348 тамплиеров только 36 удалось спастись; из 440 рыцарей Тевтонского ордена в живых осталось трое. Великий магистр тамплиеров был взят в плен, его коллега из ордена госпитальеров убит. Это была катастрофа, сравнимая с происшедшей в 1187 году в Хаттине. Сокрушительный удар потряс военную мощь Утремера. В последующие месяцы практически вся территория, восстановленная за полвека, была потеряна.

Немногочисленные оставшиеся в живых франки осенью кое-как перегруппировались в Акре. «Они стенали, кричали и плакали, пока шли, и горе охватывало людей, их слышавших». Франки отправили сообщения на Кипр и в Антиохию, послали бейрутского епископа Галерана «доставить мрачные сообщения папе, а также королям Англии и Франции и подчеркнуть, что, если не будут приняты быстрые решения относительно Святой земли, она вскоре будет полностью потеряна»[364]364
  Rothelin Continuation. P. 565.


[Закрыть]. Прискорбные неудачи 1244 года, результатом которых стало это обращение, повторяли те, что пятью десятилетиями раньше вызвали Третий крестовый поход. Но только теперь основы христианской священной войны сместились: обычаи и практики изменились; энтузиазм иссяк или был перенаправлен. В новой реальности XIII века один вопрос, должно быть, не давал покоя левантийским франкам: отправит ли латинский Запад еще раз Крестовый поход для спасения Святой земли?

Глава 21. Святой на войне

Бейрутский епископ Галеран прибыл на Запад в 1245 году с известием о Ла-Форби и уничтожении франкской армии. В конце июня он посетил церковный собор, созванный новым папой Иннокентием IV в Лионе (юго-восточная часть Франции) – папский двор из-за конфликта с императором Фридрихом II покинул Италию. Хотя положение Утремера, безусловно, было опасным, папа и его прелаты посчитали другие вопросы более важными: а именно те, что касались их собственного выживания. Отлучение Фридриха было подтверждено, и на этот раз он был официально лишен прав на Германию и Сицилию – это действие подтолкнуло начало открытой войны между папством и империей Гогенштауфенов. Иннокентий IV был также озабочен направлением ресурсов в латинскую Романию, которая быстро приближалась к краху. Папа согласился объявить новый Крестовый поход на Ближний Восток и назначил кардинала-епископа Одо де Шатору папским легатом кампании, однако не приходилось сомневаться, что дело Леванта его не слишком интересует.

Перспективы Галерана обеспечить поддержку великих европейских монархов тоже не радовали. Император Фридрих явно был не в том положении, чтобы покидать Запад. Генрих III Английский был занят тем, что пытался заставить повиноваться себе своих слишком могущественных подданных и даже хотел запретить Галерану проповедовать Крестовый поход на английской земле. Только один король в море занятости и безразличия откликнулся на зов Утремера – суверен, всей душой преданный священной войне за Святую землю, – Людовик IX Французский – человек, впоследствии канонизированный римской церковью.

В 1244 году королю Людовику было около тридцати лет. Это был высокий худощавый человек с бледной кожей и светлыми волосами. От своих предков – Людовика VII и Филиппа II – королей из династии Капетингов, которые сражались в священной войне, ему досталась страсть к делу крестоносцев. Людовик IX также унаследовал Французское королевство, которое уже не было ослабленным, как в начале XII века. Долгожитель Филипп II оказался хорошим организатором, и за время его сорокатрехлетнего правления было введено много усовершенствований в правительстве и управлении финансами. Успех был достигнут и в борьбе с Англией. Его кульминацией стало завоевание Нормандии и больших кусков анжуйских владений на западе Франции.

После смерти Филиппа в 1223 году его сын Людовик VIII правил всего три года. Таким образом, Людовику IX, когда он взошел на престол, было всего двенадцать лет. Его энергичная мать Бланш (Бланка) Кастильская стала регентшей. Она правила страной уверенно и компетентно, и, даже став взрослым тридцатилетним мужчиной, Людовик еще не совсем вышел из тени своей властной матери.

Французский король Людовик IX был очень набожным человеком. Он каждый день посещал мессу и проявлял глубокий интерес к проповедям. В 1238 году он приобрел Терновый венец, якобы тот, который был на распятом Иисусе и который был похищен из Константинополя участниками Четвертого крестового похода и затем продан обнищавшим правителем латинской Романии. В течение десятилетия Людовик построил великолепную новую часовню в самом сердце Парижа для этой реликвии – Сент-Шапель – настоящий шедевр готического архитектурного стиля. Людовик также был щедрым покровителем церквей и монастырей Франции. В отношениях с папством этот Капетинг выказывал должное уважение и почтение латинской церкви, но не в ущерб королевской власти и собственным духовным убеждениям. Так он позволил объявить во Франции об отлучении Фридриха II от церкви, но запретил проповедовать в своем королевстве Крестовый поход против императора.

В начале своего правления Людовик получил некоторое представление о военном деле, но ему еще только предстояло проявить военный гений и стратегическую прозорливость, сродни тем, которыми обладал Ричард Львиное Сердце. Капетинг внушал лояльность и преданность войскам, скрупулезно заботясь об их благосостоянии и морали. На самом деле подход Людовика к управлению государством и командованию войсками сформировался под влиянием понятий о чести, справедливости и королевских обязанностях. Эти принципы, являвшиеся основой кодекса рыцарского поведения, в конце XII и начале XIII века существенно укрепились и теперь наполняли практически каждый аспект христианской рыцарской культуры. Зарождающиеся идеалы рыцарства играли роль в Крестовых походах с самого начала; и определенно на их фоне проходил Третий крестовый поход. Но к 1240 году они стали господствующей силой, оформившей подход к священной войне и ее ведению.

Для Людовика IX и тех, кто последовал за ним, Крестовый поход стал средством исполнения долга служения Богу. Священная война предоставляла возможность сохранить и улучшить свою репутацию. Заветной же славы можно было добиться, совершая подвиги с оружием в руках, хотя, конечно, опасность трусости и неудачи – а значит, угроза постыдного позора – тоже присутствовала. Крестоносцев, как и раньше, привлекало получение духовной награды – индульгенции, но, хотя многие до сих пор считали себя паломниками, идея священной войны как благочестивого путешествия теперь в немалой степени перевешивалась образом Крестового похода как рыцарского предприятия. Этот сдвиг имел выраженные последствия на поле боя, в немалой степени из-за неотъемлемого противоречия между стремлением к личной славе и исполнением приказов.

Возможно, Людовик рассматривал возможность принять участие в Крестовом походе 1230-х годов, он даже оказал финансовую поддержку Крестовому походу баронов, но к 1244 году его решимость принять крест окрепла. На этом этапе новость о захвате Иерусалима хорезмийцами, вероятно, уже циркулировала на Западе, но епископ Бейрута еще не привез весть о сокрушительном поражении при Ла-Форби. Той зимой французский король тяжело заболел и в декабре «был так близок к смерти, что один из его слуг захотел накрыть его лицо простыней, считая, что он уже умер». Еще не оправившись от болезни, Людовик объявил о своей непреклонной решимости возглавить Крестовый поход и, говорят, потребовал, чтобы ему сразу же вручили крест. Крестовый поход стал предприятием, посредством которого он доказал свою взрослость и независимость, и делом, которому он посвятил всю свою жизнь[365]365
  Matthew Paris. Chronica Majora. Vol. 4. P. 397. О судьбе Людовика IX и Крестовом походе см.: Richard J Saint Louis: Crusader King of France / Trans. J. Birrell. Cambridge, 1992; Jordan W.C. Louis IX and the Challenge of the Crusade: A Study in Rulership. Princeton, 1979; Strayer J. The Crusades of Louis IX / A History of the Crusades. Vol. 2. Ed. K.M. Setton. Madison, 1969. P. 487–518; Cahen C. St Louis et l’Islam / Journal Asiatique. Vol. 258. 1970. P. 3—12. О набожности Людовика см.: Labande E.R. Saint Louis pelerine / Revue d’Histoire de l’Église de France. Vol. 57. 1971. P. 5—18.


[Закрыть].

Прошло четыре года, прежде чем король Людовик IX выступил в Крестовый поход. Задержка была ненамеренной. Скорее она была вызвана методичной точностью, с которой король готовился к священной войне. В экспедиции должны были доминировать французы. Конфликт между Гогенштауфенами и папством препятствовал участию немцев и итальянцев, хотя Фридрих II открыл для Капетинга порты и рынки Сицилии. Несколько видных английских аристократов тоже приняли крест, несмотря на опасения Генриха III. Среди них был и сводный брат короля Уильям Лонгсуорд (Длинный Меч)[366]366
  Неточность автора. Уильям II Лонгсуорд, граф Солсбери (ок. 1212–1250), участвовавший в Крестовом походе Людовика IX, был двоюродным братом царствовавшего тогда английского короля Генриха III. Его отец, граф Уильям I Солсбери, был незаконнорожденным сыном короля Англии Генриха II. (Примеч. ред.)


[Закрыть].

Во Франции пылкий энтузиазм короля и старания папского легата Одо де Шатору принесли хорошие плоды. Рекрутов было много. Участвовать в Крестовом походе выразили желание все три брата короля – Роберт д’Артуа, Альфонс де Пуатье и Карл д’Анжу. На ассамблее в Париже в октябре 1245 года многие графы, герцоги и прелаты тоже присоединились к экспедиции. Граф Шампанский был занят в Северной Испании, но некоторые члены его дома приняли крест. Среди них был двадцатитрехлетний рыцарь Жан де Жуанвиль, имевший наследованный титул сенешаля Шампанского. Будучи участником Крестового похода, Жуанвиль хорошо узнал Людовика IX и лично принимал участие в священной войне. Спустя много лет он написал яркий и впечатляющий рассказ о том, что ему довелось увидеть и пережить, хотя французский монарх в нем неизменно изображается героем. Повествование Жуанвиля написано на старофранцузском языке и является смесью личных воспоминаний и королевской биографии, временами идеализированной[367]367
  John of Joinville. Vie de Saint Louis / Ed. J. Monfrin. Paris, 1995. Этот текст доступен в английском переводе: Chronicles of the Crusades: Joinville and Villehardouin / Trans. C. Smith. London, 2008. См. также: Smith C. Crusading in the Age of Joinville. Aldershot, 2006. Замечательная и очень богатая коллекция дополнительных западных и арабских первоисточников приводится в переводе: The Seventh Crusade, 1244–1254: Sources and Documents / Trans. P. Jackson. Aldershot, 2007. См. также: Edde A.-M. Saint Louis et la Septième Croisade vus par les auteurs arabes / Croisades et idée de croisade à la fin du Moyen Âge, Cahiers de Recherches Médiévales (XIII^e—XV s). Vol. 1. 1996. P. 65–92.


[Закрыть].

Свидетельство Жуанвиля, так же как и многих других его современников, не оставляет сомнений в том, что король Людовик IX взялся за подготовку экспедиции с большим старанием и энергией. Принятые им меры демонстрируют изрядную проницательность короля и его внимание к мелочам. Также очевидно, что королевский подход к планированию основан на вере в то, что успех Крестового похода зависит и от практических, и от духовных соображений.

Людовик спокойно и бесстрастно начал логистическую подготовку экспедиции, пробираясь через сложные административные препоны Франции XIII века. Он не желал вести на Восток оборванную и голодную банду. Выбрав Кипр в качестве передовой базы, король стал методично собирать запасы продовольствия, оружие и прочие ресурсы, необходимые для войны. После двух лет упорной работы на острове скопились горы пшеницы и ячменя, штабеля бочек с вином. Эг-Морт, новый укрепленный порт на юго-востоке Франции, стал европейской базой экспедиции.

Эта деятельность обошлась в целое состояние. Французская монархия сделала огромные финансовые вложения в Крестовый поход, и Людовик собрал внушительные военные запасы, которые намеревался использовать в кампании. Судя по королевским счетам, его расходы за первые два года подготовки составили два миллиона турских ливров, немалая часть которых пошла на выплату жалованья или субсидий французским рыцарям. Учитывая, что общий королевский доход в этот период не превышал 250 тысяч турских ливров в год, экономическое напряжение, связанное с организацией кампании, было немалым. Чтобы оплачивать счета, Людовику была выделена папой одна двадцатая часть всех церковных доходов во Франции, позднее сумма увеличилась до одной десятой части на три года. Представители короны также вымогали деньги у еретиков и евреев, но в общем Людовик был согласен просить, занимать и воровать во имя священной войны. Он постоянно предлагал другим крестоносцам создавать собственные фонды и вносить посильный вклад в организацию транспортировки[368]368
  Jordan. Louis IX and the Challenge of the Crusade. P. 65—104.


[Закрыть].

Многие крестоносцы ранних походов терпели неудачи из-за внутренних распрей, раздирающих латинский христианский мир. Враждебное политическое окружение заставляло монархов откладывать участие в Крестовых походах или вообще отказываться от него из-за беспокойства о возможных последствиях своего длительного отсутствия. Но хотя Людовик IX осознавал свои обязанности перед Французским королевством, вероятно, необходимость возглавить Крестовый поход все-таки взяла верх. Перед отправлением на Восток король передал регентство над владениями Капетингов своей многоопытной матери Бланш. Кроме этого, он сделал все от него зависящее, чтобы урегулировать политические проблемы в Европе: попытался стать посредником в мирных переговорах между папством и Фридрихом II, стремился к миру с Англией. Но даже когда эти шаги привели к ничтожному успеху (как в деле с конфликтом папства и Гогенштауфенов) и угроза безопасности Франции и положению самого Людовика, как ее короля, сохранилась, он отказался отложить свой поход.

Кроме попыток привнести гармонию и христианское братство, как он его понимал, на Запад, Капетинг старался установить мир со своим народом и со своей душой. Людовик явно верил, что Крестовый поход не может быть удачным только человеческими делами, но его следует вести покаявшись и с чистым сердцем. Поэтому он совершил инновационный шаг: начал наводить справки – этим занимались в основном нищенствующие монахи, – чтобы урегулировать все крупные споры в своем королевстве и искоренить любые проявления коррупции и несправедливости со стороны себя, своих людей и даже своих предков. До начала Первого крестового похода некоторые из крестоносцев тоже приводили в порядок свои дела и пытались решить всевозможные споры до отъезда, но никто и никогда не делал этого с таким размахом.

Крестовый поход Людовика начался в Париже 12 июня 1248 года с волнующей публичной церемонии, предназначенной для выказывания благочестия его крестоносных предков. Король получил символы паломника-крестоносца – суму и посох – в соборе Нотр-Дам и потом отправился босиком в королевскую церковь Сен-Дени, чтобы взять орифламму – французское историческое боевое знамя. Оттуда он пошел на юг к побережью и погрузился вместе со своей армией на один из кораблей, которые в конце августа отошли из портов Эг-Морт и Марсель.

По примерным оценкам, армия Людовика состояла из 20–25 тысяч человек. В это число входило около 2800 рыцарей, 5600 конных сержантов и 10 тысяч пехотинцев. Кроме того, в кампании участвовало около 5600 арбалетчиков. Их мастерство, а также точность и мощь их оружия позволили этим войскам сыграть важнейшую роль в кампании. Это была не очень большая армия, но король, судя по всему, принял сознательное решение отправиться на войну с отборной боевой армией, а не с неуправляемой толпой. Он даже оставил на берегу несколько тысяч необученных солдат и нонкомбатантов, которые, надеясь принять участие в экспедиции, по собственной инициативе собрались в портах отправления.

Следуя новой установившейся практике, крестоносцы отправились в путь по морю. Людовик плыл на большом королевском корабле под названием «Монжуа», или «Гора Радости». Свое имя корабль получил по названию места, с которого паломникам в Иерусалим открывался первый вид на Святой город. Для многих франков путешествие в Восточное Средиземноморье было пугающим и связанным с большими неудобствами. Обычное транспортное судно располагало примерно 1500 квадратными футами палубного пространства (примерно такой же размер имеет половина современного теннисного корта) и при этом перевозило около 500 пассажиров, иногда даже больше. Неудивительно, что один крестоносец уподобил морское путешествие тюремному заключению. Нижние палубы обычно использовались для перевозки лошадей, хотя Людовик нанял специальный транспорт для перевозки самых ценных животных, без которых латиняне не могли вести военные действия в своем излюбленном стиле – верхом.

Жан де Жуанвиль описал отплытие из Марселя в конце августа 1248 года. Поднявшись на борт, он наблюдал, как лошадей заводят в подпалубное пространство через специальную дверь в корпусе. Потом этот вход тщательно законопачивают, «как поступают с бочкой, прежде чем погрузить ее в воду, потому что, когда судно в море, дверь оказывается под водой». По предложению капитана все пассажиры и команда спели популярный у крестоносцев гимн Veni, Creator Spiritus («Приди, Творец»), потом подняли паруса, и путешествие началось. Но, даже оставаясь воодушевленным, Жуанвиль признавал, что чувствовал сильный страх перед морским путешествием, понимая, что никто не знает, «где он будет спать ночью и не окажется ли на следующее утро на дне морском». В этом случае его страхи оказались необоснованными, и спустя три недели сенешаль прибыл на Кипр, куда король Людовик прибыл 17 сентября[369]369
  John of Joinville. P. 62; Pryor J.H. The transportation of horses by sea during the era of the Crusades / Commerce, Shipping and Naval Warfare in the Medieval Mediterranean. Ed. J.H. Pryor. London, 1987. P. 9—27, 103–125.


[Закрыть].