Текст книги "Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю"

В конце лета 1176 года Саладин завершил почти двухлетнюю военную кампанию против Алеппо. Завладев Дамаском и большей частью Сирии, он охотно сохранил фиктивную подчиненность аль-Салиху. Во владениях Саладина имя юного правителя продолжало звучать в пятничных молитвах и чеканиться на монетах. Но теперь султан решил узаконить свою власть, женившись на вдове Нур ад-Дина Исмат, дочери Унура. Это был прежде всего политический союз, поскольку брак с Исмат связал Саладина с двумя историческими правящими династиями города, тем не менее постепенно между супругами возникла настоящая дружба и даже любовь[180]180
  Исмат умерла в январе 1186 года, когда и сам Саладин боролся с тяжелой болезнью. Его ближайшие советники в течение двух месяцев не сообщали султану о кончине супруги, опасаясь рецидива болезни.


[Закрыть]. К этому времени султан предпринял и другие шаги, чтобы взять под контроль аппарат правительства Зангидов. На службу был принят секретарь Нур ад-Дина Имад аль-Дин аль-Исфахани, а аль-Фадиль вскоре стал одним из ближайших доверенных лиц султана.

В сентябре 1176 года Саладин вернулся в Египет. Это дало ему передышку после опасностей последних месяцев. В марте 1177 года он провел три дня в Александрии со своим шестилетним сыном аль-Афдалем, чтобы послушать рассказы о жизни пророка Мухаммеда, – но это тоже было частью новых обязанностей, которые на него налагал титул султана. Владея огромной территорией, раскинувшейся от Нила до сирийского Оронта, он столкнулся со всеми практическими трудностями, сопутствующими управлению географически обширным государством в Средние века. Первостепенной задачей была связь. Имевший аналогичные проблемы Нур ад-Дин использовал обширную сеть конных курьеров и гонцов, а также почтовых голубей. Саладин последовал его примеру. Он также содержал агентов в Сирии и Палестине для получения разведывательной информации. Однако, независимо от способа перевозки, послания всегда могли оказаться в руках противника, и султан иногда использовал шифр. Важной чертой этой эпохи, и для мусульман, и для христиан, был тот факт, что даже в рамках государств-союзников информация передавалась неточно, а знания о намерениях и перемещениях врага нередко основывались на догадках. Неведение, ошибки и дезинформация – все это влияло на принятие решений не в лучшую сторону, и все годы своего правления Саладин старался владеть ситуацией и получать информацию о событиях на всей территории мусульманского мира, а также иметь хотя бы частичную информацию о действиях и планах франков. В этой ситуации роли аль-Фадиля и Имад аль-Дина, осуществлявших переписку, связь и занимавшихся пропагандой, имели очень большое значение.

Уния Каира и Дамаска под властью Айюбидов также вынудила Саладина использовать помощников, которые управляли в его отсутствие. На протяжении всей своей карьеры для нахождения кандидата на такой пост султан всегда сначала обращался к своим кровным родственникам. Иногда эта семейственность работала очень хорошо. Осенью 1176 года он вернулся в Каир и обнаружил, что его брат аль-Адиль и племянник Фаррух-Шах управляли Египтом в его отсутствие осторожно и благоразумно. В Сирии, однако, дела обстояли менее удачно. Назначенный правителем Дамаска старший брат султана Туран-Шах не оправдал доверия. Получив финансовую свободу, он накопил большие личные долги, вел распутный образ жизни. А когда в конце 1170-х годов Сирию поразила продолжительная засуха, стало ясно, что Туран-Шаха необходимо заменить. К 1178 году Саладин признал, что можно «не замечать мелкие провинности и молчать относительно несущественных промахов, но когда вся страна рушится… это подрывает основы ислама».

Султан достиг большего успеха в попытках сбалансировать использование физических и финансовых ресурсов на землях, которые теперь контролировал. В 1177 году он уделял первостепенное внимание Нильскому региону, укрепив оборону Александрии и Дамьетты и приступив к сооружению мощной крепостной стены вокруг Каира и его южного пригорода Фустата. Он также принял дорогостоящее, но дальновидное решение перестроить некогда грозный флот Египта. Некоторые судостроительные материалы, так же как и матросы, были доставлены из Ливии, но потребность Саладина в самом лучшем дереве вскоре привела его к установлению торговых связей с Пизой и Генуей. Это лишь один из примеров ведения международной торговли военными материалами, технологиями и даже оружием между Айюбидами и Западом, которая велась даже в разгар священной войны. Инвестиции султана имели потрясающие стратегические последствия: через несколько лет он уже имел флот из шестидесяти галер и двадцати транспортных судов. Долгое время лишенный реальной власти над торговым и военным судоходством в Средиземноморье ближневосточный ислам снова обрел власть на море[181]181
  Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 130; Edgington S.B. The doves of war: the part played by carrier pigeons in the crusades / Autour de la Première Croisade. Ed. M. Balard. Paris, 1996. P. 167–176; Jacoby D. The supply of war materials in Egypt in the crusader period / Jerusalem Studies in Arabic and Islam. Vol. 25. 2001. P. 102–132.


[Закрыть].

Пока Саладин укреплял свою власть над Египтом и Дамаском, обретал самостоятельность новый латинский король Иерусалима. В 1174 году король Амори прервал осаду Бани яса из-за ухудшения состояния здоровья. Вероятно, у него была тяжелая дизентерия, и в июле тридцативосьмилетний монарх скончался. Его преемником стал его сын – Бодуэн IV, юный суверен, правление которого было омрачено трагедией и углубляющимся кризисом. Статус Бодуэна в момент его стремительного восшествия на престол был необычным. В 1163 году Амори согласился, по настоянию Высокого суда, развестись со своей супругой Аньес де Куртене (дочерью графа Жослена II Эдесского), прежде чем принять корону Иерусалима. Официальной причиной аннулирования брака стало кровное родство: они были очень дальними родственниками – четвероюродными братом и сестрой. Однако истинная причина, вероятнее всего, была другой: Аньес могла попытаться продвинуть интересы теперь по большей части безземельного клана де Куртене в Палестине. Амори и Аньес уже произвели на свет двоих детей – Бодуэна и его старшую сестру Сибиллу, и было принято решение, что они будут по-прежнему считаться законнорожденными, хотя Амори вскоре женился на византийской принцессе Марии.

В 1163 году в возрасте двух лет Бодуэн фактически был лишен семьи. Его мать Аньес тоже почти сразу после развода повторно вышла замуж и не принимала участия в воспитании сына, поскольку в основном отсутствовала при дворе, а его мачеха Мария всячески сохраняла дистанцию, больше занятая продвижением интересов собственных отпрысков. Даже сестра была, в сущности, чужой для юного принца, потому что воспитывалась в уединенном монастыре.

Одним из самых близких друзей мальчика стал священнослужитель и придворный историк Вильгельм Тирский. В 1170 году он стал наставником юного принца. Его задачей было формирование характера и обучение грамоте, а также другим наукам. В исторических трудах Вильгельма Тирского содержится трогательное и очень личное описание Бодуэна, когда тот был еще мальчиком. Очень похожий на своего отца, легко подражавший его голосу и походке, принц был симпатичным мальчиком, сообразительным, с хорошей памятью, обожавшим чтение и верховые прогулки. Кроме того, Вильгельм описал, как произошло ужасное открытие, перевернувшее жизнь юного Бодуэна.

Однажды – принцу тогда было девять лет, и он жил в доме Вильгельма – он играл с другими мальчиками. Они состязались в стойкости – щипали друг друга за руки ногтями, как часто делают дети, чтобы проверить, кто первым закричит от боли. Несмотря на все усилия, никому не удалось заставить Бодуэна даже поморщиться. Сначала решили, что это знак его королевской выносливости, но Вильгельм написал: «Когда это повторилось несколько раз, мне рассказали… Я начал задавать вопросы и понял, что половина его правой руки мертва, так что он совершенно не чувствует щипков и даже укусов. Я забеспокоился… рассказал его отцу. После консультации с докторами начали предприниматься попытки помочь принцу. Использовались мази, припарки и даже заклинания, но все напрасно. Со временем мы поняли, что это начало более серьезной, неизлечимой болезни. Невозможно удержаться от слез, рассказывая об этом ужасном несчастье»[182]182
  William of Tyre. P. 961–962.


[Закрыть].

У Бодуэна была ранняя стадия проказы. Маловероятно, что в это время могли поставить точный диагноз. Для лечения принца были приглашены лучшие врачи, в том числе араб-христианин Абу Сулейман Дауд, и в течение какого-то времени казалось, что состояние мальчика не ухудшается. Бодуэн продолжал учиться верховой езде. Его наставником в этой области стал брат Абу Сулеймана. Он научил принца управлять конем, используя только колени, а оружие держать левой рукой.

В начале 1170-х годов Амори стал подыскивать подходящего мужа для Сибиллы, надеясь обеспечить наследование трона, если окажется необходимым заменить Бодуэна. Но к моменту неожиданной смерти самого Амори в 1174 году муж для Сибиллы еще не был найден, а единственным выжившим ребенком от его брака с византийской принцессой Марией была еще одна дочь – маленькая Изабелла. В июле 1174 года принц Бодуэн был далеко не идеальным кандидатом на престол. Рожденный в браке, который позже распался, он едва достиг тринадцатилетнего возраста (то есть до его совершеннолетия по законам королевства оставалось еще два года), и было известно, что он страдает от какой-то неведомой болезни. Тем не менее Высокий суд согласился на его восшествие на престол. Бодуэн был должным образом коронован и помазан иерусалимским патриархом в церкви Гроба Господня 15 июля – в годовщину завоевания города участниками Первого крестового похода.

Историки имеют обыкновение рассматривать правление Бодуэна IV как явную катастрофу для латинского Востока. Получилось, что, как раз когда возвысился Саладин и приступил к объединению мусульманского мира, франкская Палестина была поставлена на колени слабым и больным монархом. Бодуэна критиковали за то, что он эгоистично удерживал корону, когда обязан был отречься от престола, винили за раскол страны, который возник, когда отдельные представители знати Утремера стали бороться за влияние и власть.

Репутация юного монарха была несколько восстановлена в последние годы, когда стал делаться акцент на тяжесть ноши, которую ему пришлось взвалить на плечи, на жизнеспособность его правления на раннем этапе и его упорные попытки защитить королевство и найти надежного преемника. Одна истина между тем остается непреложной. Крестоносные государства нередко потрясали кризисы, связанные с наследованием престола, и они оказывались особенно опасными, когда правитель умирал неожиданно – от болезни или погибал в сражении. Случай с Бодуэном IV был другим, и урон от его правления был тяжелее и глубже именно потому, что он не умер. Засидевшись на троне, часто вынужденный прибегать к помощи регента во время обострения болезни, прокаженный король привел и в конце концов оставил Иерусалим в чрезвычайно опасном и крайне уязвимом состоянии[183]183
  Hamilton B. Baldwin the leper as war leader / From Clermont to Jerusalem. Ed. A.V. Murray. Turnhout, 1998. P. 119–130; Hamilton B. The Leper King and His Heirs: Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem. 2000.


[Закрыть].

Первые два года своего правления Бодуэн был еще мальчиком, и значительная часть работы по управлению государством велась его кузеном – графом Раймундом III Триполийским, осуществлявшим регентство. Тридцатилетний Раймунд лишь недавно был освобожден после девятилетнего мусульманского плена, и его почти никто не знал. Худощавый, небольшого роста, смуглый, с проницательным взглядом, граф держался сдержанно и немного отчужденно. Осторожный по природе, он тем не менее был не чужд честолюбия, и, женившись на завидной наследнице – принцессе Эскиве Галилейской, он стал самым крупным вассалом Иерусалима. В качестве регента он использовал примирительный подход в общении с Высоким судом и избегал прямых конфронтаций с Саладином. Именно он согласовал условия мирного договора 1175 года во время наступления Саладина на Алеппо.

Самой насущной проблемой Раймунда в те годы было наследование престола, поскольку сразу после коронации здоровье Бодуэна IV стало резко ухудшаться. Возможно, ситуацию усугубило половое созревание. Проказа приняла самую тяжелую форму, и вскоре признаки болезни стали очевидными. «Его конечности и лицо были поражены особенно сильно, и его преданные сторонники сочувствовали ему всем сердцем». Со временем он лишился возможности ходить, видеть и даже говорить, но пока был обречен страдать от бессилия, наблюдая, как превращается в полного инвалида. Социальное и религиозное значение, придаваемое проказе, было очень велико. Обычно ее рассматривали как Божье проклятье, признак высшей немилости. Кроме того, болезнь считалась очень заразной, и страдальцев изгоняли из общества[184]184
  William of Tyre. P. 961. Piers Mitchell опубликовал полезное исследование о проказе Бодуэна IV в качестве приложения к биографии короля, написанной Гамильтоном (Hamilton B. The Leper King. P. 245–258).


[Закрыть]. Положение Бодуэна было в высшей степени уязвимым. Как монарх он был не защищен от критики и не мог обеспечить стабильное правление. Также он был не в состоянии обеспечить продолжение рода – с одной стороны, современники считали, что проказа передается половым путем, с другой – заболевание, вероятнее всего, сделало Бодуэна бесплодным.

Поэтому основные надежды на будущее были связаны с сестрой Бодуэна Сибиллой. Ее юность и монастырское воспитание означало, что она вряд ли пойдет по стопам своей бабки Мелисенды и захочет править самостоятельно. Поэтому граф Раймунд Триполийский активно занялся поисками жениха. После долгих поисков был избран Вильгельм (Гильермо) де Монферрат, североитальянский аристократ, находившийся в родстве с двумя величайшими европейскими монархами – французским королем Людовиком VII и германским императором Фридрихом Барбароссой (племянником участника Второго крестового похода Конрада III). Сибилла и Вильгельм поженились в конце 1176 года, но в июне 1177 года он заболел и умер, оставив Сибиллу беременной. В декабре 1177 или в январе 1178 года она родила сына – Бодуэна V, ставшего потенциальным наследником иерусалимского трона.

В середине 1170 года Раймунд поддержал назначение Вильгельма Тирского архиепископом Тира. Возможно, это частично объясняет положительные отзывы о Раймунде в хрониках Вильгельма. Занимая привилегированное положение в самом сердце политической и церковной иерархий латинского королевства, Вильгельм наблюдал и записывал историю Утремера.

Летом 1176 года Бодуэн IV достиг совершеннолетия, и регентство графа Раймунда подошло к концу. Юный монарх активно взялся за управление королевством и немедленно показал свой характер. Отвергнув политику дипломатического сближения, которую проводил Раймунд, Бодуэн отказался возобновить мирный договор с Дамаском и в начале августа повел войско в ливанскую долину Бекаа, где в сражении нанес поражение Туран-Шаху. Этот резкий сдвиг в политике отношений с исламом сопровождался упадком влияния графа Триполийского, и до конца десятилетия Бодуэн предпочитал обращаться к другим, если ему нужна была помощь и поддержка. Ко двору вернулась его мать Аньес и вроде бы установила близкие отношения с ранее брошенным сыном. Она быстро приобрела влияние на его жизнь, и вскоре ее брат Жослен III был назначен королевским сенешалем, то есть занял высшую правительственную должность в королевстве, в сферу которой входила казна и королевская собственность. Проведя много лет в мусульманском плену, Жослен недавно был освобожден Гумуштегином из Алеппо в рамках договоренности о поддержке франкской Антиохии.

В это же время получил свободу другой аристократ, оказавший значительное влияние на историю Иерусалима, – Рено де Шатийон. Он был взят в плен Нур ад-Дином в 1161 году, будучи князем Антиохии, но за пятнадцать лет лишения свободы многое изменилось. Смерть его супруги Констанции и восхождение на престол в 1163 году его пасынка Боэмунда III лишили Рено возможности управлять сирийским княжеством, но в то же время брак его падчерицы Марии Антиохийской с византийским императором вернул ему определенный престиж. Из заключения он вышел боевым ветераном, имеющим хорошие связи, но совершенно безземельным. Эта аномалия вскоре была ликвидирована его женитьбой, которую благословил король Бодуэн, на Стефании Милли, правительнице Трансиордании, которая принесла ему сеньории Керак и Монреаль, а также место на переднем крае борьбы с Саладином.

Будучи сирийским князем, Рено приобрел репутацию человека, склонного к насилию. Это произошло из-за его нападения на занятый греками Кипр и печально известных попыток около 1154 года вытрясти деньги из латинского патриарха Антиохии Эймери Лиможского. Несчастный прелат был избит и выброшен из цитадели, после чего его заставили весь день просидеть на солнцепеке, а его обнаженную кожу смазали медом, чтобы привлечь тучи насекомых. В конце 1170-х годов Рено стал преданным союзником Бодуэна, обеспечивал ему надежную помощь в войне, дипломатии и политике.

Поскольку Египет и Дамаск были объединены под властью Саладина, а здоровье Бодуэна IV стремительно ухудшалось, палестинские франки предпринимали неоднократные, но бесплодные попытки заручиться иностранной помощью. Зимой 1176/77 года Рено де Шатийон был направлен королевским посланником в Константинополь, чтобы возобновить союз с греческим императором Мануилом Комнином. В сентябре 1176 года Византия потерпела поражение в сражении при Мириокефалоне (западная часть Малой Азии) от сельджукского султана Анатолии Кылыч-Арслана II (который в 1156 году стал преемником Масуда). Что касается живой силы и территории, потери греков в результате этого поражения оказались сравнительно небольшими. Но это был суровый удар по престижу Византии и в Европе, и в Леванте, и Мануилу пришлось как следует потрудиться, чтобы его восстановить. Надеясь восстановить греческое влияние на международной арене, император согласился на инициативу Рено де Шатийона, обещав военно-морскую поддержку нового наступления на Египет Айюбидов. В ответ на это латинское королевство должно было признать статус византийского протектората, и в Иерусалим должен вернуться христианский патриарх восточной церкви.

Какое-то время казалось, что предприятие принесет плоды. В конце лета 1177 года греческий флот, как и было обещано, прибыл в Акру. Это совпало с появлением в Леванте графа Филиппа Фландрского, сына крестоносца Тьерри Фландрского, во главе крупных сил. Филипп принял крест в 1175 году в ответ на отчаянные призывы латинян Утремера о новом Крестовом походе на Святую землю. Несмотря на очевидные добрые намерения, экспедиция Филиппа потерпела неудачу. Когда завершалась подготовка к наступлению на Египет, неожиданно начались склоки и споры из-за того, кто будет иметь права на Нильский регион, если он падет. Погрязнув в распрях и взаимных обвинениях, затянувшаяся кампания потерпела крах. Византийский флот поспешно отбыл обратно в Константинополь. В сентябре 1177 года граф Филипп объединил силы с Раймундом III Триполийским, и вместе они провели зиму, пытаясь занять сначала Хаму, потом Харим. Шанс подорвать, возможно, даже разрушить позиции Саладина в Египте был упущен. Собрав для обороны внушительные силы, способные эффективно противостоять ожидаемому вторжению христиан, султан неожиданно для самого себя обнаружил, что ему больше ничто не угрожает.

Поздней осенью 1177 года Саладин начал свою первую важную военную кампанию после смерти Нур ад-Дина против латинского Иерусалимского королевства. Несмотря на большую значимость этого похода – все же первое выступление султана в новой избранной для себя роли главного борца за веру, – его истинные мотивы и цели были трудны для понимания. Вероятнее всего, наступление 1177 года не планировалось как полномасштабное вторжение в Палестину, имеющее целью взятие Иерусалима. Скорее оно имело случайный характер. Армии все равно уже были собраны для отражения ожидаемого нападения христиан, поэтому султан воспользовался шансом, чтобы на практике подтвердить свою преданность делу священной войны, утвердить свое военное превосходство над франками и обеспечить противовес их северосирийской атаке.

Саладин выступил из Египта во главе армии из 20 тысяч всадников и организовал передовой командный пункт в пограничном селении Аль-Ариш. Оставив обоз, он двинулся на север – в Палестину – и примерно 22 ноября достиг Аскалона. Там его встретил встревоженный Бодуэн IV. Основные силы франков находились на севере с Филиппом Фландрским и Раймундом III, и королю удалось в спешке собрать лишь небольшие силы. Как записал один христианский хронист, «все потеряли надежду на выздоровление больного короля, и так полумертвого, но он все равно собрал в кулак всю свою волю и выехал навстречу Саладину». С королем были Рено де Шатийон, его сенешаль, Жослен де Куртене, 600 конных рыцарей и несколько тысяч пехотинцев, ну и епископ Вифлеемский. Эта армия попыталась остановить наступление мусульман, но оказалась в меньшинстве и вскоре отступила под защиту стен Аскалона, предоставив Саладину двигаться внутрь страны по направлению к Иудее[185]185
  Anonymi auctoris Chronicon ad 1234 ac pertinens / Ed. I.B. Chabot. Trans. A. Abouna. 2 vols. Louvain, 1952–1974. P. 141.


[Закрыть].