Текст книги "Агенты Берии в руководстве гестапо"

Но вот садистских наклонностей за Мюллером, в отличие от его начальников, не наблюдалось. Сам он в концлагеря не ездил никогда. При казнях не присутствовал. И никогда не стремился. Не бывал он и на «усиленных допросах» в собственном учреждении, оставляя это «специалистам» костоломам. Как пишет историк гестапо Жак Деларю, это был «грубый администратор, какие встречаются почти повсюду. Функционер до мозга костей, он жил и работал ради бумаг, статистик, докладных. Он чувствовал себя хорошо, лишь занимаясь записками, повестками дня и инструкциями. Главной заботой Мюллера было «продвижение». Его мало заботило то обстоятельство, что закулисная сторона его жизни состояла из гнусных доносов, анонимных писем, средневековых пыток и тайных казней. Все эти ужасы доходили до него лишь в типично бюрократическом виде, то есть как сухие доклады и записки».

Зондеркоманда вызывает Москву

Сталинградская победа была не единственной в зиму 1942/43 г. Пока Донской фронт добивал окруженную группировку Паулюса, пока отражались попытки Манштейна прийти ей на помошь, советские войска успешно провели Ростовскую, Нальчикско-Ставропольскую, Краснодарско-Новороссийскую операции. В них тоже понесли огромные потери соединения вермахта, была наголову разгромлена 8-я итальянская армия. Затем, в Острогожско-Россошанской операции, попали в окружение и были уничтожены 2-я венгерская армия и итальянский альпийский корпус. Что позволило осуществить широкий прорыв фронта, и в следующей, Воронежско-Касторненской операции, разгрому подверглась 2-я германская армия. Правда, в наступлении советские части «зарвались», и в марте Манштейн нанес контрудар, обержав победу под Харьковом. После чего фронт стабилизировался. Но настроение у немцев, а тем более у их союзников, упало.

Муссолини требовал заключить мир с русскими и перебросить все силы против англо-американцев, вынудивших капитулировать отрезанную группировку итальянцев и немцев в Тунисе и явно готовившихся вторгнуться в Италию. Его государство вообще зашаталось. В Милане и Турине прошли массовые забастовки и демонстрации рабочих. Волнения и беспорядки имели место и в других городах, люди уже в открытую высказывали возмущение, выдвигали лозунги «Хлеба, мира и свободы». Японцы также стояли за примирение с Советским Союзом и войну с Западом. Антонеску, наоборот, взывал насчет заключения мира с США и Англией – ему ближе припекало с Востока. Призадумалась Финляндия – рядом с ее границами войска Волховского и Ленинградского фронтов одержали трудную победу и прорвали блокаду Ленинграда. Маннергейм под предлогом лечения прибыл в Швейцарию, встречался с нейтралами, а через них наводил связи с американцами. Начался разлад в руководстве Венгрии, хотя здесь обрисовались две группировки, одна засылала эмиссаров в нейтральные страны для поиска контактов с русскими, другая – с Западом. И Хорти тоже засобирался «лечиться» в Швейцарию. А болгарский царь Борис, посетивший Берлин с какими-то предложениями, на обратном пути почувствовал себя плохо и вскоре скончался с признаками отравления неизвестным ядом.

В таком раскладе решение Гитлера осуществить летом наступление на Курской дуге было вынужденным. Время играло уже против него. Коалиция грозила развалиться, а без союзников у Германии не хватило бы сил для обороны существующего фронта. Хотя и чисто военные факторы этому не благоприятствовали. Ресурсы СССР были больше. Эвакуированные советские заводы заработали уже на полную мощность, снабжая фронт техникой, оружием, боеприпасами. Весенняя оперативная пауза позволяла подготовить и обучить резервы. И в итоге, несмотря на «тотальную» мобилизацию с призывом 50-летних (и потерей качества войск) Германия к лету 1943 г. смогла собрать на Восточном фронте 4,8 млн. бойцов – плюс 525 тыс. союзников, 54 тыс. орудий и минометов, 5800 танков и штурмовых орудий, 3 тыс. самолетов. В это же время советские войска сосредоточили на фронте 6,4 млн. солдат, 99 тыс. орудий и минометов, 2200 «катюш», 9,5 тыс. танков и САУ, 8,3 тыс. самолетов.

Однако Германии, во что бы то ни было, требовалось перехватить инициативу. Доказать, что она еще может одерживать победы, как и раньше. Сыграло роль и агитационное «самоотравление». Германская пропаганда внушала, что под Москвой и Сталинградом русским помог «генерал Мороз». И только поэтому зимой они побеждали. Отчасти этот массированный поток туфты повлиял и на само руководство рейха. Доказательства были налицо – едва потеплело, под Харьковом русским нанесли серьезное поражение. То есть возникала надежда, что летом все пойдет по прежнему сценарию: прорывы, «котлы», и все военно-техническое превосходство СССР опять пойдет прахом.

Недовольство стало проявляться уже и в самой Германии. В Мюнхенском университете возникла подпольная организация «Белая роза». Правда, состояла она лишь из 3 человек, профессора Хубера и брата и сестры Шолль, но 19 февраля они сумели устроить студенческую манифестацию, разбросали листовки. Активистов взяли сразу же, но случай был столь вопиющим (и уникальным для Третьего рейха), что расследование взял на себя сам Кальтенбруннер и привлек Канариса. «Расследовали» они так круто, что Софии Шолль на допросах сломали ногу. А уже 22 февраля брата и сестру с их товарищем Пробстом осудили и в тот же день обезглавили на гильотине – девушке пришлось взбираться на эшафот на костылях. Вскоре арестовали и казнили Хубера и еще двоих студентов.

Но с весны 1943 г. на Германию обрушилась новая напасть – массированные бомбардировочные удары англоамериканской авиации. Что повышению «духа нации» никак не способствовало. Снова активизировались оппозиционеры и заговорщики. Бывший бургомистр Лейпцига Герделер в Стокгольме пытался навести связи с Лондоном через банкиров Маркуса и Якоба Валленбергов. Там же Бонхеффер и Шенфельд, связанные с абвером, установили прямой контакт с англичанами. В Швейцарии заговорщик Гизевиус, вице-консул в Цюрихе, вел переговоры с Даллесом. К американскому резиденту приезжали также Шенфельд и Тротт цу Зольц. Со своей стороны поиски контактов вел Шелленберг. Установил связи с британским генеральным консулом в Цюрихе Кейблом. Забрасывал удочки через американку Ханфстейнгл, выплатив ей крупную сумму. А в Стокгольме от имени Гиммлера и Шелленберга прощупывали западных представителей врач рейхсфюрера Керстен и доктор Лангбен.

Имеются свидетельства, что в Швеции были и контакты с русскими. С какими-то представителями советской разведки от имени Риббентропа дважды встречался чиновник МИДа Петер Клейст. Но никаких конкретных данных об этих переговорах нет. Правда, Шелленберг в своих показаниях в плену утверждал, будто Сталин был недоволен, что и в 1943 г. союзники отказались открыть второй фронт, и соглашался на переговоры о мире, да Риббентроп и Гитлер должной заинтересованности не проявили. Но согласие Сталина мириться выглядит сомнительным, исходя из общей обстановки. Показания Шелленберга ничем не подтверждаются, а поскольку давались в период «холодной войны», то сами по себе недорого стоят. Со стороны советских спецслужб контакты могли быть обычным «прощупыванием». И в любом случае эти две встречи ни к каким результатам не привели.

Что же касается других переговоров, которые вели немцы, то англичане Шелленбергу не доверяли. В 1939 г. он уже изображал «заговорщика», однако встречи с ним кончились захватом двух офицеров британской разведки в Венло, на германо-голландской границе. Попытка «наведения мостов» через американку Ханфстейнгл оказалась вообще «тухлой», она была просто дурой и истеричкой. Ну а по контактам с Западом со стороны абвера в это время нанес удар Мюллер. Один из курьеров заговорщиков, мюнхенский делец Шмидтхубер, был арестован пограничниками при попытке провезти в Швейцарию значительную сумму валюты. Это было серьезным преступлением, а пограничники подчинялись Мюллеру. Шмидтхубера передали гестапо.

На допросах он раскололся, признался, что является агентом абвера. Рассказал про переговоры и причастность к ним окружения Канариса – полковника Остера, Донаньи, обер-лейтенанта Йозефа Мюллера, Бонхеффера. Рассказал и о прошлых контактах через Ватикан в 1940 г., когда противнику были выданы планы и сроки наступления во Франции. И в апреле были арестованы Донаньи, Йозеф Мюллер и Бонхеффер. Остер, предупрежденный Канарисом, успел уничтожить компрометирующие документы, в отношении него достаточных доказательств не набралось. Но он был уволен в отставку и взят под домашний арест.

В преддверии Курской битвы, естественно, все советские разведсети работали с полной нагрузкой. И группа Радо в Швейцарии, и группы в Германии, Польше, воссозданная через компартию разведка во Франции, и резидентуры в нейтральных странах, и войсковая, авиационная, партизанская разведки. Много информации передал, например, спецотряд полковника Д.И. Медведева, обосновавшийся под Ровно – немцы сделали этот город «столицей» Украины, и направленные туда разведчики во главе с Кузнецовым, оперировавшим в облике обер-лейтенанта Пауля Зиберта, поставляли сведения первостепенной важности. С полной отдачей трудилась и… зондеркоманда «Роте капелле».

Ее работа приняла вообще беспрецедентные формы. Из Москвы сыпались запросы один за другим. Запросы на все более важную и все более закрытую информацию. Уже даже и без учета, какие из этих данных смогли бы раздобыть по своему положению реальные агенты Треппера. Если бы речь действительно шла о радиоигре, одно это должно было насторожить гестаповцев. Поскольку явно показывало Центру, что сеть действует не сама по себе, а под контролем, и информацией ее снабжают извне. Но зондеркоманда продолжала «функшпиль», по-прежнему передавая запросы в штаб Западного фронта и требуя точных ответов.

Сам главнокомандующий фронтом фельдмаршал Рунштедт начал возмущаться. Указывал, что «подкормка» противника далеко перешагнула пределы разумной необходимости. И каждый раз, передавая запрошенные сведения, напоминал, что они строго секретны, что их раскрытие может нанести реальный и серьезный вред операциям вермахта и интересам рейха. Тем не менее эти сведения сразу же отпрявлялись в Москву – шли донесения о перебросках германских соединений на восток для предстоящих сражений, их численности, оснащенности техникой, пунктах следования. О переформировании на западе дивизий, отведенных в тыл после боев и степени их готовности… И тут же Центр присылал новые приказы и инструкции, что еще надо узнать, уточнить, проверить.

У специалистов из абвера начало складываться впечатление, что «завоевание доверия» Москвы превратилось чуть ли не в самоцель операции! Наконец, дошло и до открытого конфликта. 30 мая 1943 г. советский Центр передал задание раздобыть сверхсекретные данные о наличии у немцев химического оружия и местоположении складов, где оно сосредоточено. Задавались вопросы о количестве химических боеприпасов, их калибрах, какие именно отравляющие вещества состоят на вооружении у немцев и степень их токсичности (подобный запрос подтверждается материалами американской разведки, полученными путем радиоперехвата). Тут уж фронтовая служба абвера сказала: «Хватит!» Гирингу принялись разъяснять, что продолжение «игры» в том же духе не лезет ни в какие ворота и чревато стратегическим ущербом для рейха. А в Берлин доложили: «Военное командование имеет мнение, что на протяжении некоторого времени московское руководство задает слишком конкретные вопросы… Командование больше не может давать точные ответы на вопросы Москвы, касающиеся, например, количества дивизий или полков, имен командующих и т. п. Военное командование считает, что больше не может предоставлять подобную информацию, не сталкиваясь с серьезными проблемами безопасности».

Впрочем, к мнению, что советская разведка давно раскусила обман и теперь беззастенчиво «доит» немцев, пришел и один из заместителей Гиринга – Г. Райзер. Точно такое же заключение сделал и адмирал Канарис. И 5 июня зондеркоманда получила официальный ответ на свою очередную заявку: «Главнокомандующий Западным фронтом придерживается мнения, что противник в Москве уже разгадал игру, и по причинам военного характера главное командование Западного фронта уже не в состоянии передавать требуемый материал».

Но бдительного Райзера тут же откомандировали из зондеркоманды и перевели в другое место. На восток, с партизанами воевать. Что ж делать, если человек теплое место в Париже не ценит и горит рвением с врагами бороться? А для оказания давления на фельдмаршала Рунштедта Мюллер предпринял экстренные меры. Доложил Кальтенбруннеру, причем изобразил дело под углом межведомственных противоречий – вот, мол, эти армейские свиньи и чистоплюи из СД нам палки в колеса ставят. У Кальтенбруннера взыграло, и он обратился к Борману. Представив ему, ясное дело, те материалы, которые подсунул ему Мюллер. В них целью операции изображалась заброска в Москву стратегической дезинформации. С задачей – поссорить русских и их западных союзников. То есть с одной стороны, всучить Сталину компромат на англичан и американцев. А с другой – установив контакт с Россией, потом «засветить» эту связь, подбросив сведения о ней Западу.

Борман был суперспециалистом по интригам. Но вполне соответствовал характеристике Мюллера: «Он слишком мелкая личность и не может думать как государственный деятель». В делах разведки он понимал не больше, чем Кальтенбруннер. Зато именно в духе интриги идея ему очень понравилась. Он ведь и сам плел в точности такие же штучки, когда хотел поссорить тех или иных людей. К тому же под него сама «ложилась» мощная ветвь спецслужб, и он получал дополнительный противовес Гиммлеру. Партайгеноссе согласился оказать покровительство Кальтенбруннеру, в удобный момент и в нужном свете подъехал к Гитлеру, и тот дал «добро». 9 июля Рунштедт вдруг получил приказ из Берлина – игру продолжать, а все запросы зондеркоманды удовлетворять и впредь в полном объеме. Словом, получалось, что подборкой и составлением разведданных для Москвы профессионально занимались штаб фронта и германские спецслужбы! И очень сомнительно, чтобы такой объем сведений сеть Треппера могла поставлять в Центр до провала.

Кстати, вовсе даже не исключено, что деятельность Мюллера и зондеркоманды «Роте капелле» оказалась связана с одной из блестящих операций, проведенных знаменитым разведывательным партизанским отрядом Д.И. Медведева на Волыни. В июле 1943 г., примерно в то время, когда Рунштедту приказали давать исчерпывающие ответы на запросы Паннвица, и военным пришлось предоставить, в том числе, сверхсекретные сведения о складах химического оружия, Медведев получил от Центра информацию, что один из таких складов расположен в г. Луцке. Москва дала задание разузнать о нем поподробнее, а при возможности похитить образец боеприпаса с отравляющими веществами. Это удалось осуществить. Луцкие подпольщики А.Д. Ткаченко, П.И. Савельева и партизаны сумели установить местонахождение хранилища, организовали наблюдение за ним, а при перебазировании склада, убив часового, дерзко выкрали химический снаряд-баллон, он был переправлен в отряд, а оттуда в Москву (А.Ф. Федоров, «Последняя зима». М., 1981).

Внешняя разведка СД и абвер к лету 1943 г. предприняли новые усилия по налаживанию связей с Западом. Шелленберг предпринял поездку в Турцию и через посла в Анкаре фон Папена вентилировал вопрос, не может ли он использовать прежние связи в Ватикане? Папен, очевидно, тоже не доверял этой лисе и ушел в сторону от ответа. Дескать, во внешней политике наломали уже столько дров, что трудно что-либо предпринять. А Канарис стал действовать через своего итальянского коллегу, начальника разведки генерала Аме. Начальник генштаба Италии маршал Бадольо контакты с англичанами и американцами уже установил, подспудно готовя почву для выхода своей страны из войны. А Аме при поддержке Канариса водил за нос Германию. Хотя военная разведка доносила о готовящейся измене итальянцев, адмирал этим сведениям ходу не давал, докладывал Кейтелю совершенно обратное.

Разведка СД представляла куда более тревожную информацию. Гитлер обратил внимание на диаметральное расхождение. И Кейтель, чтобы подтвердить репутацию своего ведомства, послал Канариса в Италию для встречи с Аме. Выяснить на месте действительное положение дел, а заодно повлиять на итальянцев, чтобы поддержать их верность союзу. Конечно, адмирал в командировку поехал с радостью. Но обсуждалось не поддержание верности, а меры, которые надо предпринять, чтобы Германия не смогла помешать Италии «сменить ориентацию». Что могло потом подтолкнуть аналогичные процессы и в рейхе.

Шелленберг о содержании переговоров узнал. Шофер Аме, исполнявший и обязанности домашнего слуги, был гомосексуалистом. А его любовник являлся агентом СД. И хотя Шелленберг сам занимался закулисной дипломатией в аналогичном направлении, а в мемуарах изобразил себя искренним другом Канариса, он, получив доказательства измены адмирала, тут же составил на него исчерпывающее досье и представил Гиммлеру. Который сказал: «Оставьте досье у меня, при случае я ознакомлю с ним фюрера». И… положил под сукно. Дело в том, что он сам уже колебался между верностью и изменой. Данных о заговорщиках к нему стекалось много, из гестапо, например, представили подробный отчет о встрече, происходившей у отставного фельдмаршала Бека. Но рейхсфюрер СС прикидывал: чья возьмет? Вдруг оппозиция окажется сильнее Гитлера? Вдруг это внесет изменения в международную расстановку сил? Наконец, он знал и то, что в определенных кругах заговорщиков в качестве лучшей кандидатуры на пост главы государства называют… самого Гиммлера.

Любопытно отметить, что в это же время, в июне 1943 г., Рим посетил и Мюллер. Официальной причиной его визита было выяснить у итальянской тайной полиции, почему в их стране до сих пор не решается «еврейский вопрос»? Во взрывоопасной обстановке, которая сложилась в Италии, это было, по меньшей мере, глупо. Государство Муссолини и без того бурлило и разваливалось по швам, чтобы добавить масла в огонь – неизбежное возмущение при арестах и вывозе в концлагеря евреев. Подобную командировку шефу гестапо мог разрешить и одобрить только тупой и прямолинейный Кальтенбруннер. Какова же была истинная цель Мюллера, нам остается только гадать. Она могла быть именно провокационной. Требованием крутых мер подтолкнуть итальянцев к обратному. Могла быть и иной. Не исключено, что Мюллер создавал в Италии собственную агентуру и отлаживал с ней запасные каналы связи в ожидании грядущих там перемен. Или… его поездка была связана с визитом Канариса и деятельностью Шелленберга – шеф гестапо мог по своим каналам разнюхивать истинную подоплеку данных мероприятий.

5 июля на советско-германском фронте загрохотало невиданное по размаху сражение на Курской дуге. И очень быстро стало ясно, что все надежды фюрера и ОКВ строились на песке. Если прежде германские генералы демонстрировали великолепное оперативное искусство и благодаря этому побеждали, а советское командование противопоставляло им только вынужденные и навязанные противником меры, то теперь русские военачальники проявили не менее высокое искусство. Оно, собственно, не взялось «ниоткуда». Но ведь для действий по принципам военного искусства требуются соответствующие силы и средства. Советское командование их уже имело. Оно как следует подготовилось к операции. Другими были и духовный настрой, и выучка бойцов. Поэтому двойной перевес советских войск и техники, обеспеченный на Курской дуге, стал не «мертвым грузом», мишенями для снарядов и толпами пленных, как в июне 1941 г., а обернулся гибелью для нападающих.

10 июля, дождавшись, когда главные силы Германии увязли в сражениях, и на восток потянулись немецкие резервы, американцы и англичане произвели высадку в Сицилии. Там у них было уже «все схвачено». Спецслужбы США давно договорились о сотрудничестве с сицилийской мафией, которой Муссолини здорово прижал хвост. И к моменту десанта на острове в полную силу развернулась мощная «пятая колонна» мафиози.

А 12 июля, когда на южном фасе Курской дуги немцы все еще пытались прорваться, углубившись до Прохоровки, на северном фасе советские войска сами вдруг перешли в массированное наступление, взламывая и круша боевые порядки дивизий вермахта, повыбитых в атаках.

И Италия стала разваливаться окончательно. 17 июля Гитлер говорил о положении в этой стране: «Лишь жесточайшие меры, подобные тем, к которым прибегал Сталин в 1941 году или французы в 1917-м, способны спасти нацию…» Куда там! Итальянцы предпочли переворот. Собравшийся в Риме Большой фашистский совет подверг резкой критике политику Муссолини, доведшую государство до катастрофы. Подключились генералы и король Виктор Эммануил. Он вызвал к себе дуче и арестовал. Падение Муссолини вызвало общее ликование. Новое правительство возглавил маршал Бадольо.

Фюрер намеревался немедленно отдать приказ находившимся в Италии германским войскам ударить на Рим. Готов был захватить и Ватикан, где собралась масса дипломатов всех стран. Грозил: «Я пойду прямо в Ватикан. Вы думаете, меня смутит Ватикан?… Мы вышвырнем оттуда это стадо свиней. Позднее можно будет принести извинения». Но Гитлера остановило то, что проводить такую операцию было нечем. Части, отправленные в Италию раньше, дрались на Сицилии. Остальные были на востоке. И дополнительно удалось наскрести лишь 8 дивизий во Франции и Южной Германии – некомплектных, находящихся в стадии переформирования. Поэтому решено было принять заверения Бадольо, что Италия не нарушит союз и не выйдет из войны. Ясное дело, он лгал. И в Берлине знали, что он лгал. Но сделали вид, будто поверили. Чтобы хоть время выиграть и подготовиться к оккупации Апеннинского полуострова получше. А военную разведку в лице Канариса, допустившую столь вопиющий прокол, Кейтель все же «отмазал». «Козлами отпущения» стали нескольких начальников отделов, их сместили и заменили другими людьми.

В руководстве зондеркоманды «Роте капелле» в начале июля тоже произошла замена. Ее начальник Гиринг давно страдал тяжелым хроническим недугом. И под этим предлогом (но именно в разгар Курской битвы, когда стал обозначаться ее результат) Мюллер отозвал его. На его место был назначен гауптштурмфюрер Хайнц Паннвиц. Тот самый, который понравился шефу гестапо в Праге. И ставший доверенным лицом Мюллера. Перемена была не только персональной. Паннвиц прибыл в Париж полный сил и энергии. И привез новый план действий. Он сообщил Трепперу, что Гиринг был слишком осторожным и «медлительным», поэтому не сумел перевести «функшпиль» из сферы военной разведки на уровень «политический». Как вспоминал Треппер, гауптштурмфюрер «играл роль джентльмена, имеющего дело с политикой лишь на самом высоком уровне».

Суть плана состояла в том, чтобы послать в Москву эмиссара, который должен будет сообщить, «что группа влиятельных немецких военных желает вести с Советским Союзом переговоры о сепаратном мире. Этот специальный посланник будет иметь документы, подтверждающие искренность этого намерения, но у него будут также и документы, свидетельствующие о том, что в Германии существуют круги, старающиеся найти взаимопонимание с Западом». По сути – не подкопаешься. Вроде бы действительно вбивался клин между странами антигитлеровской коалиции. И как раз в таком ключе план был воспринят Треппером. Но на самом-то деле сведения о кругах в рейхе, искавших взаимопонимание с англичанами и американцами, вовсе не были дезинформацией! А важной информацией. И Мюллер, как было показано, такой информацией действительно располагал. В Центр радировали запросы на этот счет, уточнялись возможности и маршруты поездки.

Однако Гиммлер операцию с посылкой эмиссара к русским категорически запретил. Стоп! Предлагаю читателю взглянуть повнимательнее на данный момент. Мы видим перед собой то самое «уравнение», которое позволяет однозначно вычислить искомое «неизвестное». Из того факта, что операцию запретил Гиммлер, ясно, что человек, придумавший акцию по установлению связей с Москвой и осуществлявший ее руководство, был по служебному положению и месту в нацистской иерархии ниже Гиммлера. То есть не Борман, как предполагает Льюис Килзер. Но, несомненно, это лицо было по рангу куда выше гауптштурмфюрера (что соответствует всего лишь капитану) Паннвица. Остается – Мюллер. Поскольку руководство зондеркомандой он полностью замкнул на себя и был единственным «промежуточным звеном» между Паннвицем и Гиммлером. (Точнее, над Мюллером был еще Кальтенбруннер, но его по всей совокупности личных качеств в расчет можно не брать).

После запрета поездки в Москву возник другой проект. Вызвать советского эмиссара для переговоров в Париж.

И Центр вроде бы согласился. Встреча готовилась, оговаривались место, время и прочие детали. Но прямой контакт не состоялся. Как пишет Треппер – из-за осторожности, которую проявила советская сторона. В условленном месте русский представитель не появился. Хотя… действительно ли сорвалась встреча? Кто знает. Единственный источник, сообщающий об этом, – мемуары Треппера. А он в данное время содержался в особняке зондеркоманды, под охраной. И всю информацию узнавал только от Паннвица и Берга. Считали ли они нужным говорить ему всю правду?