Текст книги "Порок сердца"

– Облизывай.

Тео непонимающе посмотрел на мучителя, затем, взгляд стал умоляющим.

– Билл… – дрожащим голосом произнёс Тео. – Прошу тебя…

Парень скривился ещё сильнее и сильно ударил юношу в живот, отчего последний осел, опускаясь на колени, начиная плакать с новой силой, держась за живот, который вибрировал от боли.

– Я испачкался из-за тебя, – не переставая кривиться, сказал Билл. – Слизывай.

– За что? З-зачем?

– Ты хочешь, чтобы я тебе внутренности отбил? Или кишки выпустил прямо сейчас? Может быть, этот скальпель и не очень подходит для подобного, но и им можно вполне сносно вспороть живот.

Тео всхлипнул сильнее, давясь слезами. Он разогнулся и поднял на мучителя глаза. Билл снова протянул ему перепачканную ладонь.

– Ещё раз повторить? – холодно спросил кареглазый.

Юноша помотал головой. Слёзы ещё сильнее потекли по щекам. Он прикрыл глаза и потянулся к испачканной в жидкостях его же организма руке мучителя, хотел взять её пальцами.

– Без рук, – одёрнул его Билл.

Тео кивнул, давясь слезами и давя в себе новый рвотный порыв. Он высунул язык и провёл им по тёплой ладони парня, слизывая «грязь». Желудок зашёлся новой судорогой рвоты, но юноша подавил в себе этот порыв, начиная с большим усердием вылизывать ладонь мучителя, чтобы побыстрее с этим покончить. Уже через полминуты ладонь Билла начала блестеть от слюны Тео.

Парень довольно улыбнулся и убрал руку, после чего обратился к пленнику:

– Вставай.

Тео покорно встал на ноги, стараясь не упасть, потому что колени жутко дрожали. Он был так напуган и шокирован происходящим, что больше не замечал вибрационных волн внутри своего тела, что били по чувствительной точке в его глубине.

Билл грубо взял Тео за локоть и вытащил из подвала, запер дверь и повёл юношу наверх. Обычно они занимались сексом в спальне Кофмана, но сейчас парень не желал тащить грязного юношу в свою постель, не хотел запачкать её.

Кареглазый, молча, завёл пленника в комнату, где юноша спал, стянул с него футболку и штаны вместе с трусами. Тео стоял, не двигаясь, дрожа всем телом. Покончив с одеждой юноши, Билл грубо толкнул его на кровать, укладывая на живот, затем потянул за бёдра, заставляя встать раком. Он не стал раздеваться, только расстегнул ширинку и, достав игрушку из заднего прохода юноши, грубо ворвался в него одним толчком.

Тео швырнуло вперёд от такого напора, но он не издал ни звука. Он опустился, утыкаясь мокрым, грязным лицом в матрас и комкая простынь в руках. Билл трахал его как никогда жёстко, словно пытаясь проткнуть насквозь, разорвать, вставать до самого желудка. Тео терпел. Ему было больно – пусть пробка отлично растянула его сфинктер, и потому проблем с проникновением не возникло, но там, внутри, у него всё не было готово к такой грубости.

Билл врывался в его тело грубо, жёстко, дёргая его бёдра на себя и буквально натягивая юное тело на свой член. Движения начали становиться всё сильнее, быстрее и вскоре кареглазый кончил, изливаясь глубоко в тело юноши, заполняя его очередной порцией «грязи».

Быстро придя в себя после оргазма, парень с громким хлюпом достал член из заднего прохода юноши и сразу застегнул штаны и встал. Тео подождал несколько секунд, затем лёг на живот, тяжело выдыхая, прикрывая глаза.

– Я же говорил, не шути со мной, Тео, – холодно произнёс кареглазый, поправляя свою одежду.

Тео хотел ответить, но не смог. Он снова упал лицом в матрас и расплакался с новой силой, скуля, словно побитый щенок.

– Я хотел сделать всё красиво, но ты сам всё испортил, – брезгливо произнёс кареглазый. – Я очень не люблю грязь, а ты позволил себе блевануть.

– Я не мог сдержаться, – всхлипывая, сбито произнёс Тео. – Это же рефлексы, Билл.

– Учись себя контролировать, – сухо отрезал парень. – У тебя будет время. В наказание я запру тебя здесь на сутки. Посиди и подумай о своём поведении. И сразу хочу объяснить – окна заперты, стёкла прочные, не разобьёшь. Пока.

И он ушёл. Из-за шока Тео не сразу сообразил, что произошло, а когда понял, кинулся к двери, не обращая внимания на боль в заднем проходе и на отвратительное щекочущее ощущение того, как сперма Билла стекает по его ногам, вытекая из ануса. Юноша подлетел к двери, падая на колени, начиная колотить в неё так, что за пару ударов сбил костяшки пальцев в кровь.

– Нет, умоляю тебя! Нет! – кричал он. – Билл, прошу тебя, не запирай меня! Умоляю тебя! Билл! Билл! Билл!

В груди что-то резко сжалось, за грудиной пролилась боль. Юноша всхлипнул и перестал колотить в дверь, прислонился к ней спиной, тяжело дыша, задыхаясь. Тео пришлось взять себя в руки, хотя бы попытаться это сделать, чтобы не умереть прямо здесь и сейчас.

Он дрожал и всхлипывал, роняя новые и новые слёзы, размазывая по лицу солёную жидкость, слюну, желудочную слизь, сопли. Всё давно смешалось, всё стало неважно. Он был в плену у монстра, у самого настоящего монстра. И, что страшнее всего, он уже не мог без него. Это стало больной зависимостью, которая раздирала сердце на куски всякий раз, когда за Биллом закрывалась дверь. Тео боялся, боялся его, но, больше, он боялся без него. И этот страх обещал рано или поздно убить юношу. Он и так удивлялся, что жив до сих пор, что его слабенькое больное сердце вдруг стало проявлять такую силу и стойкость перед лицом того, что должно было остановить его бег навеки.

Сила приходит тогда, когда это нужно, а не тогда, когда мы в ней нуждаемся. Но зачем Тео сила, если исход уже предопределён? Едва ли у кролика или, как говорит Билл, мышонка могут быть шансы вырваться из объятий удава.

Глава 30

Прошли ровно сутки. Всё это время Билл никак не мог избавиться от мыслей о своём пленнике, ему казалось, что тот умрёт без него, у него остановится сердце. Особенно не по себе парню стало тогда, когда истошные крики и мольбы юноши вдруг резко стихли. Он еле удержался от того, чтобы не нарушить собственное слово и не заглянуть к Тео раньше срока. Но Билл, как и сам Тео, любил оставаться верным своим словам и решил, что дождётся указанного срока. А если юноша и отбросит коньки за это время… Что ж, может быть, так даже лучше, потому что Кофман всё больше понимал, как сложно ему будет убить этого мальчишку. Ему не верилось, что он, Змей, смог привязаться к кому-то. Но это было так. Билл увидел в Тео что-то особенное и потому теперь пытался это особенное выбить из мальчишки любыми способами, раздавить его, разбить его личность, чтобы потом спокойно оборвать его жизнь и избавиться от уже ненужного тела.

И вот время пришло.

Минута в минуту Билл подошёл к двери и открыл её, заглядывая внутрь. Увиденная им картина сразу же умилила парня. Там, у самой двери, свернувшись калачиком, спал Тео. Он так и остался полностью обнажённым, даже простыни не взял, несмотря на то, что в комнате было достаточно прохладно. От этого его и без того светлая кожа совсем побледнела.

Юноша лежал, свернувшись клубочком, словно щенок, верно ждущий возвращения своего хозяина, только коврика под ним не хватало для полноты картины. Голова слегка отвёрнута, распущенные, слегка слипшиеся после вчерашнего волосы закрывают большую часть лица. Из-за бледности и неподвижности пленника Билл мог бы подумать, что он уже мёртв, но парень отчётливо видел, как под светлой тонкой кожей ходят рёбра, выдавая волны дыхания.

Кофман слегка улыбнулся-усмехнулся и чуть ткнул юношу ногой, пытаясь разбудить. Тео что-то едва слышно промычал и проснулся. Он открыл глаза и сел. Даже не поправив очков, которые перекосились и запотели за время сна, не убрав волос с лица, юноша встал на колени и бросился к своему пленителю, обнимая за ноги, за что тут же получил удар ногой.

Удар был не слишком сильный, скорее, просто толчок. Юноша отлетел и приземлился на пятую точку, хлопая ресницами и смотря огромными, вновь увлажнившимися глазами на мучителя.

– Билл… – жалобно протянул Тео, вновь становясь на колени, желая подползти к своему маньяку.

– Мне ударить тебя ещё раз? – холодно спросил кареглазый.

Тео остановился, хлопая ресницами, готовясь в любой момент разрыдаться. За последние сутки, проведённые в глухом одиночестве, внутреннее напряжение достигло такого уровня, что юноша был готов сорваться в любую минуту и был готов на всё, лишь бы Билл больше не уходил.

– Я задал вопрос, – холодно произнёс парень.

Тео отрицательно покачал головой и выдавил из себя:

– Нет.

– Отлично, – хмыкнул кареглазый. – Значит, ты ещё можешь соображать.

– Билл, – вновь обратился к пленителю Тео, – прошу тебя, забери меня отсюда. Здесь так страшно, здесь так холодно.

– А на кровать лечь не судьба?

Тео несколько секунд посмотрел на парня, затем опустил голову, занавешивая лицо спутанными волосами, и всхлипнул. На пол упала первая слеза.

Билл немного посмотрел на вновь плачущего, такого разбитого пленника. Что-то внутри ёкало в ответ на это, отзывалось. Парень вздохнул и подошёл к юноше, опустился перед ним на колени и тронул за плечо, говоря:

– Успокойся. Вставай и быстро в душ. Потом завтрак.

– Б-Билл, – сбито произнёс юноша, давясь слезами.

Он протянул к мучителю руки, но парень оттолкнул дрожащие ладони юноши, кривясь.

– Ты грязный, – произнёс Билл. – Не дотрагивайся до меня, пока не вымоешься.

Тео поднял на него глаза, несколько секунд посмотрел каким-то тупым, непонимающим взглядом, затем, кивнул.

– Вот и умница, – подобрел Кофман. Он встал и добавил: – Иди.

Тео покорно встал и пошёл, в дверях оглядываясь на своего пленителя. Билл пошёл следом, но довёл юношу только до дверей ванной, внутрь с ним не пошёл. Боясь вызвать новую порцию гнева Билла, Тео не стал просить его побыть с ним, а отправился в душ, с остервенением намыливая тело мочалкой, пытаясь расправиться с этим побыстрее, потому что с каждой секундой, вновь проведенной в одиночестве, паника всё больше накрывала его.

Вымывшись и покончив со всем остальным, юноша обернулся полотенцем и вышел из ванной, сразу же замечая Кофмана, который стоял у двери, подперев спиной стену.

– Быстро ты, – заметил парень, не смотря на вышедшего пленника, продолжая смотреть куда-то в стену.

Тео кивнул. Ничего больше не говоря, Билл отвёл его в комнату, чтобы юноша оделся, а, затем, повёл его на кухню, где их уже ждал завтрак. Вот только начать есть Тео никак не мог себя заставить. Он брал вилку, подносил её к тарелке и снова опускал. В горле встал невообразимых размеров комок, который сжимал мышцы, во рту пересохло, а в висках начало стучать от непонятного страха.

– Ты вилку разучился держать? – немного раздражённо спросил Билл, когда непонятное состояние Тео затянулось.

Юноша помотал головой и сдавленно сглотнул, смотря в тарелку. Его пугало мясо, лежащее на посуде, точнее, его вгоняла в панику мысль о том, что это мясо может оказаться сердцем, человеческим сердцем…

– Так, в чём дело? – более нервно спросил кареглазый.

Тео снова помотал головой и закрыл глаза. По щекам вновь потекли слёзы.

– Имей в виду, если ты умом двинулся, бригаду санитаров я тебе вызывать не стану. Знаешь, как поступают с бешеными животными? Пристреливают. Вот так и я с тобой поступлю, – как ни в чём не бывало произнёс Билл.

Тео в очередной раз замотал головой, отчего капли воды с его мокрых волос упали на полированную поверхность стола.

– Если ты сейчас же не возьмёшь себя в руки, – чётко произнёс Кофман, – это будет последнее утро в твоей юной жизни. Понял?

Тео сглотнул и открыл рот, пытаясь выдавить из себя хотя бы слово.

– Я боюсь, – всё-таки произнёс юноша.

– Чего?

– Я боюсь, что… – он запнулся и опустил взгляд в тарелку. – Я боюсь, что это сердце… сердце этой женщины…

– Это не оно, – спокойно ответил Билл, возвращаясь к трапезе. – Но, если ты хочешь, то можешь так думать. А вот есть тебе придётся.

– Билл, я боюсь, пожалуйста, – произнёс Тео, поднимая жалобный взгляд на мучителя. – Можно без мяса? Я не могу… Я просто не смогу его съесть.

– Нет, – отрезал парень.

На самом деле, ему было всё равно. Но теперь, когда Тео признался в своём страхе, это стало делом принципа, заставить юношу съесть то, что его страшило.

– Ты будешь есть, – продолжил Кофман. – А если попробуешь, как вчера, вырвать, то в следующий раз я, в самом деле, приготовлю тебе какую-нибудь часть этой твари. А с учётом того, что она уже мертва, трапеза тебе не понравится вдвойне.

Тео побледнел и снова прикрыл глаза, из-под опущенных век покатились две слезинки. Юноша дрожащими руками взял нож и вилку и отрезал кусочек мяса, медленно поднося его ко рту, с трудом размыкая губы и кладя его в рот. Билл внимательно наблюдал за действиями юноши. Когда Тео всё-таки прожевал и проглотил кусочек, парень обратился к нему:

– Теперь второй. И, имей в виду, не встанешь, пока всё не съешь.

Тео кивнул и шмыгнул носом, покорно нарезая страшащее его блюдо и отправляя в рот новый кусочек.

Когда с трапезой было покончено, юноша уже не мог спокойно сидеть от того, что желудок жутко крутило. Психологический фактор сыграл свою роль, и организм отказывался принимать пищу, которую мозг посчитал угрозой. Невероятно хотелось вырвать, в желудке словно застрял тяжёлый камень, но Тео терпел, покорно продолжая сидеть за столом, допивая чай.

– Умница, – произнёс кареглазый, когда Тео поставил на стол пустую чашку. – Теперь, мы можем вернуться наверх.

Парень встал и, как обычно, отставил подальше от пленника посуду, после чего вновь обратился к нему:

– Тебе, мой мышонок, между прочим, ещё надо загладить свою вину передо мной.

– Но разве ты уже не наказал меня? – удивлённо произнёс Тео, за что тут же получил хлёсткую пощёчину и замолчал.

– В наказание, трахну тебя прямо здесь, я знаю, как тебе это не нравится, – произнёс кареглазый и сложил руки на груди, присаживаясь на угол стола. – Чего расселся? Вставай и приступай. Сейчас я жду от тебя активных действий.

Тео вздохнул и покорно встал, подходя к мучителю и опускаясь перед ним на колени. Перспектива сделать Биллу минет уже давно перестала пугать юношу, но сейчас он был внутренне жутко напряжён, потому что боялся, что излишне глубокое проникновение члена в его горло может спровоцировать рвотный позыв, который он и так еле сдерживал.

Но делать было нечего. Потому юноша расстегнул ширинку парня и слегка приспустил его штаны вместе с трусами, беря его чуть возбужденный орган в руку, начиная осторожно целовать, облизывать, желая добиться устойчивой эрекции. Ведь именно этого от него сейчас и требовалось: не просто удовлетворить, а первоначально возбудить. С этим Тео сталкивался в первый раз, потому что, обычно, Билл приходил к нему уже готовый к активным действиям.

Добившись твёрдости, Тео взял член мучителя в рот и начал сосать его, громко причмокивая при этом, чтобы доставить удовольствие не только половому органу парня, но и его слуху.

– Молодец, – произнёс Билл, расплываясь в улыбке.

Парень положил ладонь на затылок юноше и зарылся пальцами в волосы, начиная слегка подаваться бёдрами навстречу его рту.

Глава 31

Прошли ещё два месяца. По всему миру отгремели праздничные салюты. Наступил новый, 2005-й год. В праздничный день к Биллу пришёл Альберт, который стал частенько навещать друга, а, заодно, и его пленника. С последним парень всегда как-то слишком мило, слишком по-дружески разговаривал. Тео же всякий раз зажимался, когда к нему подходил блондин, отвечал скомкано и часто невпопад. А когда доктор как бы невзначай прикасался к нему, что парень позволял себе часто, юношу и вовсе передёргивало и бросало в слёзы. Билл всегда был рядом в такие моменты, всегда тяжёлой тенью наблюдал за другом, чтобы он не позволил себе лишнего. Несмотря на живой интерес, который продолжал гореть в глазах блондина по отношению к юному пленнику, Кофман больше не позволял товарищу трогать Тео, пользоваться им, так сказать. Юноша был вещью Билла, его собственностью, а к своим вещам парень всегда относился очень ревностно, он был редкостным собственником.

Тео знал это, он видел, точнее, скорее чувствовал, как напрягается кареглазый, когда Альберт подходит к нему. Это было приятно юноше и заставляло его ещё более ластиться к хозяину, становясь похожим на маленького игривого щенка. А в моменты, когда у них гостевал Штагельберт, ласковость Тео в отношении Билла и вовсе приобретала такие масштабы, что становилась демонстративной и смешной. Юноша подходил к мучителю, садился на колени или устраивался на полу около дивана, на котором сидел парень, и слушал их долгие-долгие разговоры, не вникая толком в суть, не смея вставить своё слово.

В тот самый день, в канун праздника, когда в их дом – а иначе Тео жилище Билла уже и не называл – пришёл Штагельберт и юноша узнал от него о том, что сегодня праздник, он закрыл глаза и даже задержал дыхание и загадал желание. Он не знал, пришло ли для этого время, но душа просила чуда. Тео пожелал тогда, произнося эти слова сбитым голоском внутри своей головы: «Выжить». Всего одно слово – «выжить». Но там, на границе между сознанием и тёмным и диким бессознательным, присутствовало и иное желание, которое в своей парадоксальной мощи много превосходило по силе первое. Этим желанием было: «Пусть Билл сможет когда-нибудь меня полюбить».

А потом наступил новый год, всё вернулось на круги своя. За эти два месяца Билл успел найти и наказать ещё двух своих обидчиков – тех самых братьев, у которых работал подростком. Их, как и приёмную мать, парень убил на глазах пленника. Во время истязания и убийства Гюнтера, который был третьей смертью для Тео, юноша уже даже не плакал, не дрожал, лишь руки его и плечи как-то странно вздрагивали, на манеру зарождающегося эпилептического припадка.

Несмотря на очевидный ужас смерти, она стала для Тео практически привычной, привычной в той мере, в которой к ней вообще способен адаптироваться семнадцатилетний подросток, да ещё и в таких давящих на психику условиях. Ему было практически всё равно, он не ощущал того, что здесь, совсем рядом с ним, на его глазах вершится страшный самосуд и жутко обрывается чья-то жизнь. Пусть эти люди и не были хорошими или праведными, но такого конца не заслуживал никто. Но Тео об этом не думал. Защитные механизмы его вконец расшатанной психики вновь потрудились на славу, отделяя юношу от того, что происходило вокруг. Он словно не осознавал, что там, в углу этого подвала, что был и его темницей не так давно, истекает кровью и заходится в агонии живой человек, он относился к ним, как к куклам, манекенам, кому угодно, но не живым людям.

Это абстрагирование работало настолько хорошо, что юноша даже глазом не моргнул, когда Билл вырвал сердце последнему мужчине, Гюнтеру, и с улыбкой протянул пленнику, приказывая, чтобы он его порезал на кусочки. Тео с ничего не выражающим лицом протянул руки и взял в ладони всё ещё сокращающийся мышечный орган, положил на разделочную доску, которую парень подготовил заранее, и осторожно, словно боясь ранить неловким движением, погрузил в сердце лезвие ножа. Он даже не обратил внимания на тёплую, даже горячую кровь, брызнувшую из затихающего органа и запачкавшую его руки почти до локтя.

– Всё, – произнёс тогда юноша, покончив с разделкой уже мёртвого органа и протягивая хозяину доску с его кусочками.

– Умница, – ответил тогда Билл и ухмыльнулся. – А теперь, иди и вымойся, а потом в постель.

В ответ Тео лишь кивнул и поставил доску на пол, направляясь в дом. Он не оборачивался, не видел, не слышал, чтобы Билл шёл за ним, но он это знал. Так было всегда. Смерть, кровь и секс – вот те вещи, которые стали самыми главными составляющими жизни юноши, единственными устойчивыми переменными в ней. А, нет, был ещё он, Билл, который и вмещал в себе все три этих понятия. Этот парень, несмотря на всё, что он сделал с Тео, стал для него жизненным ориентиром, единственным маяком. Кроме него ничего не было. Ничего.

Юноша, несмотря на своё новогоднее желание «Выжить», уже не мог себе представить, как это – жить по ту сторону стен этого дома? Мир за дверью казался теперь чужим и враждебным, холодным и страшным. Тео больше не помышлял о побеге, более того, он начал безумно бояться того, что однажды он вновь окажется на улице.

Ему не хотелось ничего и никого. Ничего и никого, кроме его любимого мучителя – Билла, потому что только рядом с ним было не так страшно. Только рядом с этим жутким, больным парнем он не ощущал холодного дыхания смерти на своём затылке. И потому юноша был готов отдать всё за то, чтобы подольше задерживаться в объятиях мучителя, чтобы он приходил чаще.

Он стал для Тео смыслом жизни. Единственным смыслом, который был возможен в условиях, в которых юноша находился уже почти четыре месяца. Больше ничего не было. Больше ничего и не было нужно. Потому что человеку во тьме нужен хотя бы один блеклый лучик света и даже не столь важно то, что этот «лучик» является тем, кто и поместил тебя во мрак.