Текст книги "Порок сердца"

Глава 40

– Ах… – Тео стонет и выгибается дугой, жмуря глаза.

Одна рука бесстыдно шарит по собственному телу, лаская нежную кожу живота, груди, второй рукой он цепляется за резную спинку кровати, пальцы то и дело соскальзывают, потому что ладошки вспотели от возбуждения и томления, несмотря на то, что в комнате прохладно.

Лео улыбается уголками губ, видя недвусмысленную реакцию любовника на свои старания, и продолжает ласку-экзекуцию, сладкую пытку, то отстраняясь от члена блондина, начиная целовать, облизывать, едва ощутимо дуть, сводя его с ума, то вновь беря в рот до конца, до самого основания, утыкаясь носом в гладковыбритый лобок парня.

Тео жмурит глаза ещё сильнее, под веками вспыхивают алые разводы, словно реки, как в библейском сказании, окрасились кровью и какой-то неизвестный путник бросает в них камни, запуская мерные круги по водной глади. Парень запрокидывает голову и вцепляется уже двумя руками в спинку кровати, забываясь, теряясь в удовольствии, начиная подаваться бёдрами навстречу жаркому рту любовника, высоко поднимая таз, в результате, вставая на пятки и полностью отрывая нижнюю часть туловища от измятой поверхности постели.

– Э, нет, – хитро шепчет Леонард, отпуская изнывающий орган любимого. – Так мы не договаривались…

Художник снова склоняется к паху блондина, целует в бедро, проводит по его внутренней стороне языком, оставляя влажный, пошло блестящий в искусственном свете след. Он берёт член Тео в руку, не двигая ею, заставляя парня крутиться под ним, что-то мычать в истомном желании продолжения и разрядки. Вновь улыбнувшись, Леонард медленно опускается к лобку блондина и начинает целовать чувствительную кожу, раздражая её чуть отросшей щетиной, проводя по ней языком.

– Чёрт, Лео… – ругается Тео, не открывая глаз и попав руками в прорези на спинке кровати, упирается ладонями в стену, выгибаясь так, что со стороны эта картина начинает напоминать обряд экзорцизма.

В позвоночнике что-то тихо хрустит, парень не обращает на это внимания, морщась от острого, словно стрела и мучительного, как разлитие раскаленного свинца на обнаженную кожу удовольствия. Силы покидают его, чтобы вновь вернуться через какую-то минуту, изломать его тело ещё больше. Тео падает на кровать, ощущая разгоряченной кожей спины, что простынь под ним стала влажной от испарины, которой покрыто всё тело.

Леонард снова возвращается к его члену, в этот раз, сразу заглатывая его на всю длину, плотно смыкая губы, образую плотное кольцо, тугой туннель и начинает ритмично двигаться вверх-вниз, придерживаясь сводящего с ума такта 2—3—1: два полных движения до основания, три движения наполовину длины и одно, дразнящее, на самой головке.

Тео прикусывает губу, но не для того, чтобы сдержать звуки наслаждения, которое бурлит в венах – он совершенно не стесняется – а потому что тело уже сошло с ума и мозг отказывается повиноваться воле помраченного сознания, посылая мышцам и нервам хаотичные сигналы о сжатии, движении. Ещё чуть-чуть и парень проткнёт зубами нежную кожу собственных губ, вгонит их в мясистую плоть, вводя в их близость новую переменную – кровь. Кровь и боль – когда-то весь сексуальный опыт парня строился на этих двух составляющих, которые так обожал его первый любовник. Он запомнил это на всю свою жизнь, пусть воспоминания эти и давно покинули стены сознания, уходя в резерв бессознательного, спасая парня от окончательного помешательства, потому что подобное никогда не проходит бесследно. С тех самых пор, даже не помня по сути ничего, Тео никогда не позволял причинять себе боль в постели. Он был согласен подписаться на любую грязь, самые отвратительные извращения, на которые был способен мозг его нового-очередного любовника, но только не на боль, только не на кровь.

Однажды, ещё до Джорджа, парень, ставший очередным партнёром Тео, имени которого он даже не знал, случайно прокусил парню губу. Тео, вмиг «протрезвев» от дурмана возбуждения и желания быть ближе, коснулся губ и, взглянув на пальцы, испачканные парой капель крови, отшатнулся от любовника. Мысля удивительно трезво и чётко на тот момент, тем не менее, Тео не имел ни единой мысли в своей голове, продолжая несколько секунд стоять в стороне, зверем смотря на партнёра исподлобья. А когда парень двинулся к нему, Тео со всей силы врезал ему коленом в пах и, поспешно натянув штаны с бельём, убежал прочь под крепкую брань и болезненный скулёж осевшего на пол парня.

Это было всего один раз, остальные случайные любовники парня неким образом никогда не причиняли ему боли, но, повторись подобное, Тео поступил бы точно так же. Он не думал об этом, но рефлекс, боль искорёженного бессознательного, которое хранило ужас прошлого, сделало бы своё дело.

– Чёрт, – сквозь зубы шипит, стонет блондин, цепляясь длинными пальцами за дреды партнёра, дёргая их.

Художник отталкивает его руки, чтобы не мешались, и закидывает ноги Тео к себе на плечи, одновременно, смыкая губы ещё плотнее, начиная невероятно туго скользить по его каменному органу, требующему всё большей ласки.

Это было потрясающе. Лео был идеальным любовником – чутким, искусным, терпеливым и невероятно выносливым, Тео это прекрасно знал. Он снова выгнулся, проводя ладонями по бокам, ощущая заборчик рёбер. Руки начали шарить по груди в каком-то хаотичном, беспорядочном танце, а освободившееся место на животе тут же заняла обжигающе горячая ладонь Леонарда.

Огненное кольцо губ, скользящее в безумном ритме по его члену. Будоражащие ласки собственных и чужих рук – где и чьи уже давно не понятно, всё смешалось. Потрясающее ощущение не полной, но требовательной наполненности внутри.

Тео закрывает глаза, пытаясь дышать ровно, тем самым, организуя себе недостаток кислорода, потому что спокойных, умеренных вдохов было катастрофически мало для бьющегося в экстазе, извивающегося, словно змея, тела. Он судорожно выдыхает, пытаясь расслабиться и сконцентрироваться на ощущении гладких, круглых предметов, находящихся у него внутри, на лёгкой вибрации, которая не могла за минуту разбить его оргазмом на тысячи осколков, но возводила желание на такой уровень, что внутренности сворачивало тугим узлом, а низ живота наливался десятипудовым свинцом.

Лео выпускает член блондина изо рта и начинает скользить по нему языком, постепенно, спускаясь всё ниже, задерживаясь на яичках парня, вбирая их по очереди в рот, заставляя Тео скулить и судорожно сжимать в кулаках простынь. Художник убирает ноги любимого с плеч и поднимает их, сгибая в коленях, широко разводя. Тео застывает в этой позе, вздыхает, не открывая глаз, позволяя делать с собой всё, что любовнику захочется, потому что он знает, что это по любому будет волшебно. Так бывало всегда. И он не ошибся и в этот раз.

Опустившись ещё ниже, Леонард провёл кончиками пальцев между ягодиц любимого, задевая колечко-ручку анальных шариков, которые покоились глубоко в его теле. Через мгновение пальцы заменили губы, а следом – язык. Тео застонал, впиваясь чуть отросшими ногтями в свою кожу, оставляя на боках красные полосы. Эти неспешные, невозможно влажные и горячие движения языка в столь чувствительной зоне доводили до помешательства. Художник вылизывал его, постепенно всё больше концентрируясь на сомкнутом, но не напряженном мышечном колечке.

– Чёрт, господи, о, да!… – путаясь в словах, выпаливает Тео, хватая ртом разогревшийся воздух.

Леонард несильно потянул за кольцо, словно намереваясь вытащить игрушку из любимого, но не делая этого, лишь добавляя лишней стимуляции чувствительному анусу, давя на него изнутри металлическим шариком, заставляя мышцы судорожно сжиматься и расслабляться от ощущения ненавязчивой вибрации.

Лёгкое давление изнутри перемешивалось с ласками языком снаружи, становясь, постепенно, всё сильнее. Тео хнычет, ворочаясь, он не может найти себе места, потому что кровь, разогревшаяся, верно, до сорока градусов, требует движения, и зафиксированная поза с поднятыми ногами начинает сводить с ума.

Парень извивается всем телом, стараясь не забыться окончательно, не опустить ноги, тем самым, собственноручно оборвав невозможно сладкую пытку. Возбуждение достигает такого уровня, что внизу живота начинает болеть, а внутренности сводит желанием большего наполнения, чужого члена.

– Всё, господи, – сбито шепчет Тео, хватая ртом воздух, цепляясь пальцами за плечи любовника, не то пытаясь оттолкнуть его, не то притянуть ещё ближе. – Прошу тебя, я больше не могу…

Леонард едва заметно улыбается уголками губ и целует Тео в бедро, снова начиная тянуть за металлическое колечко, но, в этот раз, не останавливаясь, оставляя свои движения такими же плавными и медленными. Он продолжает требовательно тянуть, пока сфинктер парня не раскрывается, выпуская наружу первый из пяти шариков.

Тео снова прикусывает губу, выгибается. Он чувствует, как второй, чуть меньший шарик начинает надавливать на его внутренние мышцы, просясь наружу. Несколько секунд и внутри становится ещё более пусто. Делая всё максимально медленно, словно измываясь, но, на самом деле, желая распалить любовника ещё больше, Леонард вытягивал из Тео шарик за шариком, пока вся игрушка не оказалась в его ладони, пробирая томной вибрацией кожу и проникая в плоть.

Художник прикусил губу и облизал губы. Он выключил игрушку и убрал её на тумбочку, взял смазку. Тео лежал, тяжело дыша, смотря на любовника из-под полуопущенных ресниц, наблюдая за тем, как его ладонь скользит по члену, распределяя вязкую прохладную субстанцию.

Как только Леонард закончил и двинулся к Тео, блондин резко сел и покачал головой. Художник вопросительно вскинул бровь, но ответом ему стало не слово – действие. Тео взял любовника за плечи и опрокинул на измятые простыни, тут же усаживаясь верхом на его бёдра. Губы Спетара растянулись в улыбке. Он послушно лежал на подушках, поглаживая любимого по напряженным бёдрам.

Тео несколько секунд помедлил, водя ладонями по рельефному торсу любовника, впитывая каждую его клеточку, запоминая её. Затем парень приподнялся и изогнулся, заводя руку за спину и беря каменный, крупный член любовника, направляя его в себя. Обжигающая головка упёрлась в его вход, и Тео чуть опустил бёдра, позволяя твёрдой плоти продавить его мышцы, проникнуть внутрь, где гладкие стенки ануса судорожно сжимались и расслаблялись, давно ожидая этого вторжения.

Леонард прикусил губу и закрыл глаза, чувствуя, как его орган всё больше погружается в тело любимого, в эти обворожительные тесноту и жар. Бёдра Тео коснулись бёдер художника, он полностью опустился на его член и судорожно вдохнул, давая себе секунду-две на роздых. Затем парень приподнялся, чувствуя, как член любовника выскальзывает из него, и снова опустился. Парочка осторожных, неторопливых движений сменились резкими, быстрыми, даже несколько грубыми.

Тео нагнулся вперёд, сильно прогибаясь в пояснице, и упёрся ладонями в спинку кровати. Глаза закрыты, бёдра поднимаются и опускаются с такой скоростью и ритмом, что всё тело пробивает нервными судорогами удовольствия. Леонард уже тоже задыхается, хватает ртом воздух, пытается придержать любимого за бёдра, чтобы хоть чуть-чуть заставить его замедлиться – это слишком невыносимо. К тому же, художник боится, что парень причинит сам себе боль столь резкими движениями, он знает, что Тео просто теряет голову в моменты близости, переставая что-либо видеть и соображать.

Блондин никогда не открывал глаз во время секса, никогда не смотрел на Леонарда, хоть и предпочитал те позы, в которых они находились друг к другу лицом. Он никогда не разговаривал во время близости. Конечно, постель – не место для разговоров, но даже отдельных слов, звуков не срывалось с его губ, только вздохи, стоны, крики. Последние могли достигать такой громкости, что хозяева соседнего дома знали, как отлично развлекаются парни. Но Тео было плевать, а Леонард тоже никогда особо не задумывался над условностями, он всегда был свободным духом, идеальной творческой личностью.

Когда движения стали настолько быстрыми, что интервалы между ними стёрлись, Леонард сел, обнимая Тео, прижимая к себе, целуя в плечи, шею. Позволив всего два прикосновения губ, блондин оттолкнул любовника от себя, вновь возвращая в горизонтальное положение, и задвигался ещё сильнее. Он чувствовал, что конец совсем близок, что вот-вот станет очень хорошо, и, вцепившись руками в плечи любовника, полностью отдался этим ощущениям, растворился в них.

Движение: одно, второе, третье – всё внутри сжимается, словно натягивается пружина. Четвёртое движение, пятое – пружина соскакивает, внизу живота что-то лопается, взрывается, разнося кипяток удовольствия по тонким венам. Всё тело сотрясает обжигающей волной экстаза, из груди вырываются какие-то хриплые, задушенные вздохи, которые сменяются пронзительным криком. Тео запрокидывает голову, продолжая с остервенением насаживаться на пульсирующий член Леонарда, не желая останавливаться, пока внутри не стихнет последняя судорога удовольствия.

Лео со всей силы сжимал бёдра Тео, жмуря глаза, кусая губы, хватая ртом воздух и не стесняясь глухих стонов наслаждения, которые вырывались из пылающей изнутри груди. Он чувствовал, как его член выплёскивает тёплую сперму, заполняя его любимого изнутри, в очередной раз помечая.

Ещё несколько движений и силы закончились окончательно. Оргазм постепенно начал отпускать обоих и Тео, ещё два раза сев-встав с члена любовника, плюхнулся Лео на грудь, тяжело дыша, опаляя дыханием кожу художника.

Спетар обнял любимого и чуть приподнял, освобождая от своего органа. Ощутив пустоту внутри и почувствовав, как сперма художника начинает вытекать из него, Тео вздохнул и скатился с него, ложась рядом, пытаясь отдышаться. Лео был против, но возмущаться и держать не стал, просто лёг поближе и обнял, мягко притягивая к себе за плечи.

Они лежали минут пять, пытаясь выровнять дыхание и сердцебиение. Лео осторожно поглаживал блондина по боку, Тео просто лежал с прикрытыми глазами, отдыхая. Ещё через минуту, когда в теле начали появляться новые зачатки сил, блондин отстранился и выбрался из объятий любовника и, игнорируя его недовольный взгляд, встал. Невероятно извернувшись, парень заглянул себе за спину и поморщился.

– Чёрт, – произнёс Тео, увидев у себя на ногах мутно-белёсые разводы. – Срочно в душ.

Парень схватил одежду, чтобы потом одеться, и быстро покинул комнату. Полежав ещё примерно минуту, Лео тоже встал и пошёл за любимым, зашёл к нему в ванную, где он, как обычно, не закрылся.

– Раз уж у тебя такой пунктик на чистоту, – произнёс художник, прислоняясь к дверному косяку, – мог бы позвать меня с собой.

– Залезай, – отозвался Тео, не оборачиваясь, продолжая намыливать тело. – Мне всё равно. Мне главное помыться.

Лео вздохнул и подошёл к душевой кабинке, открыл дверцу, тесня любимого и тоже вставая под тёплые струи душа.

– Может быть, расскажешь мне, почему у тебя такой пунктик на чистоте тела? – спросил Лео, забирая у блондина мочалку и самостоятельно намыливая ему спину. – И это притом, – добавил художник, – что в остальном ты – полная неряха.

– Нет у меня никакого пунктика, – отозвался Тео, нервно передёргивая плечами. – Просто, я не люблю быть грязным.

– То есть, после секса со мной ты становишься грязным?

– Я не говорю, что ты грязный, – поправился блондин. – Просто… просто… – он нахмурился, слова не подбирались. – Просто, мне не нравится, когда из меня течёт, это неприятно. Вот и всё, – он вздохнул и прикрыл глаза.

Лео неверующе дрогнул уголками губ, но ничего не сказал. Он знал, что пытаться разговорить Тео лучше не пытаться, если он сам не захочет что-то рассказать. Потому парень просто вздохнул и продолжил мягко водить пенистой мочалкой по плечам и спине блондина, постепенно спускаясь всё ниже – к пояснице и ягодицам.

Когда художник дотронулся мочалкой до попы Тео, блондин вздрогнул и повернулся к нему лицом.

– Дальше я сам справлюсь, – произнёс Тео. – Это со спиной неудобно… а тут я могу сам, – он кивнул сам себе и забрал мочалку из рук любовника, начиная вновь намыливаться самостоятельно.

Лео вопросительно, непонимающе смотрел на партнёра. Конечно, этот заскок был далеко не самым странным из всего, чем пестрило поведение Тео, но, отчего-то, странная, навязчивая тяга к чистоте собственного тела удивляла художника больше всего. Наверное, это было из-за того, что, как уже было сказано, Тео не слишком любил порядок, даже постоянно наводил хаос, всё время разбрасывал свои вещи, а тут его словно переклинивало. Пожалуй, это было самым пугающим в поведении парня – подобные перекосы. Порой, складывалось такое чувство, будто в нём живут в непонятной договоренности две совершенно разные и противоположные личности, настолько, порой, он был противоречив.

Глава 41

Эта пропасть между нами

Разделяет города.

Накрывает, как цунами,

Волною память,

Стирая тебя и меня.

Stigmata, Цунами©

– Ты же знаешь, как я не люблю, когда у нас в доме бывают чужие, – недовольно говорит Тео и садится на кровать, закидывая ногу на ногу, скрещивая руки на груди и надувая пухлые губы.

«Дива обиделась», – подумал Лео, вздыхая, он всегда так думал, когда блондин дулся, потому что в такие моменты он становился ещё более похожим на какую-нибудь вздорную, капризную актриску.

Художник вздохнул и сел рядом с любимым, положил руку ему на колено, которую блондин тотчас спихнул, демонстративно отворачиваясь.

– Никогда не думал, что парень может быть стервой, – тихо произнёс Лео и тут же осёкся, поняв, что подумал вслух.

– Ах, так?! – возмутился Тео. – Значит, я – стерва?!

Блондин всем своим видом выражал негодование и Лео, опасаясь очередной истерики, поспешил исправить положение.

– Нет-нет, – с улыбкой произнёс художник, беря лицо блондина в ладони и слегка сжимая, потому что он вырывался. – Нормальный ты….

– А ты всегда говоришь так, словно специально подчёркиваешь, что я ненормальный! – с истерическими нотками в голосе выпалил в ответ Тео.

Он всё-таки вывернулся из рук художника, но Леонард тут же придвинулся к нему, заключая в крепкие объятия. Он был физически намного сильнее Тео, потому блондин мог ответить ему лишь словом. Но искусством психологического насилия последний владел в совершенстве…

Подёргавшись ещё какое-то время, Тео сдался и притих, лишь шумное дыхание выдавало неутихающее негодование парня. Он поджал губы и уже спокойно попробовал отстранить от себя любовника.

– Всё, хватит, – произнёс блондин, отодвигая Лео от себя. – Сейчас твой этот заказчик придёт, а ты тут меня зажимаешь…

– Думаю, если он увидит тебя, то поймёт меня, – с улыбкой ответил Леонард, отстраняясь от любимого.

– Надеюсь, мне не нужно выходить и тоже с ним знакомиться? – поинтересовался Тео, снова принимая закрытую позу, скрещивая ноги и руки.

– Нет, – покачал головой Леонард. – Думаю, тебе там совершенно нечего делать.

– Вот, – снова завёл старую песню Тео, – я не понимаю, почему ты должен принимать его дома?

– Потому что я ненавижу всяческие официальные встречи, и этот парень любезно согласился приехать сюда.

– Ты его выгораживаешь, что ли?! – взъерошился блондин, зло сверкая глазами.

– А ты ревнуешь, что ли? – расплывшись в улыбке, спросил Лео.

– Не дождёшься, – фыркнул Тео и отвернулся. – По-моему, ты точно должен знать, что у меня нехватки внимания нет. Могу найти другого, хоть…

Не дав парню закончить фразу, которая вполне могла бы стать началом нового скандала, Спетар резко сократил расстояние между ними и опрокинул Тео на спину, подминая под себя.

– Ты чего? – насторожено спросил Тео, понимая, что вполне мог нарваться своей дерзостью.

Он выставил вперёд руки, упираясь ими в плечи художника, надеясь хотя бы попытаться дать отпор, если ситуация того потребует. Но Лео не собирался делать ему больно, он любил его, несмотря на то, что, порой, Тео был совершенно несносен и заслуживал не то, что хорошей порки, а полноценного мордобоя. Улыбнувшись уголками рта, Леонард поцеловал блондина в косточку на нижней челюсти, затем в шею, оставляя на нежной коже дорожку прикосновений губ, слегка засосал кожу на ключице, которая была оголена вырезом-лодочкой.

– Ты чего? – без прежнего испуга спросил Тео, проводя по голове любовника ладонью и накручивая один его дред-лок на палец.

– Я тут подумал, – намеренно медля, ответил художник, незаметно для Тео расстегивая его штаны и даже успевая приспустить их. – Я не знаю, как долго мы будем разговаривать, – его ладонь скользнула блондину в трусы, и пальцы коснулись сфинктера, слегка поглаживая. – Мало ли, ты успеешь найти мне замену…

Тео хихикнул, потому что Лео, задирая его футболку, вызвал чувство щекотки, но в следующую секунду блондин прикрыл глаза и прикусил губу, потому что губы художника накрыли его левый сосок, играя с ним языком, засасывая, слегка прикусывая. Леонард мягко протолкнул в любимого один палец, начиная растягивать его, Тео приподнял таз, чтобы ему было удобнее это делать.

– Хочешь меня трахнуть, чтобы я на других не смотрел? – хитро улыбаясь, спросил Тео, приподнимая голову и смотря на любовника.

– Ой, Тео, – наиграно вздохнул художник и перешёл ко второму соску блондина. Тео снова закусил губу и слегка выгнулся навстречу ласкам. – Я даже не знаю, КАК мне нужно тебя, как ты сказал, трахнуть, чтобы ты на других не смотрел…

– Как-как, – проговорил блондин. Дыхание уже сбилось, он часто облизывал губы. – Отодрать надо меня, да пожестче…

– Ага, – хмыкнул Лео и спустился поцелуями к впалому животу блондина.

Одной рукой художник гладил торс любимого, второй продолжал растягивать его, двигая у него внутри уже двумя пальцами.

– А потом, – продолжил Лео, – ты закатишь истерику, врежешь мне и убежишь. Знаю. Проходили.

– Нет-нет, – замотал головой Тео, снова приподнимая таз и разводя ноги, начиная слегка подмахивать бёдрами, подаваться навстречу пальцам Леонарда. – Я же не говорю о том, чтобы сделать мне больно… Сделай так, чтобы было хорошо.

– По-моему, «пожёстче» – предполагает боль, – ответил художник между поцелуями, спускаясь ниже, останавливаясь у самой кромки трусов блондина. – Или я ошибаюсь?

– Ошибаешься, – сбито ответил Тео, самостоятельно задирая свою футболку выше, до самых подмышек.

– И как надо, чтобы было жёстко и хорошо? – хитро поинтересовался Лео, отрываясь от живота Тео, нависая над ним и смотря в подёрнутые туманом возбуждения синие глаза.

Он начал двигать пальцами быстрее, резче, трахая любимого таким образом. Тео зажмурился и тихо простонал, снова поднял бёдра, показывая свою готовность и нетерпение.

– Ты не ответишь мне? – напомнил о заданном вопросе Леонард.

Он взял с тумбочки смазку и стянул с Тео штаны ниже, выдавливая вязкую субстанцию на ладонь, и снова ввёл уже скользкие, влажные пальцы в него, смазывая.

– Нет, – отрывисто ответил Тео, продолжая лежать с закрытыми глазами, откровенно подмахивая бёдрами. – Я не знаю, как… надо… Просто войди в меня, а там разберёмся.

– Иногда ты говоришь, как блядь, – хмыкнул Лео и поцеловал блондина в выступающую тазовую косточку.

Он стянул футболку и в несколько секунд избавился от остальной одежды, после чего окончательно стянул джинсы и бельё с Тео. Про футболку блондина оба забыли.

– Но, – продолжил художник, устраиваясь у Тео между ног, – если ты – моя персональная блядь, то мне это даже нравится.

Блондин прикусил губу, выдавая это за жест желания и томления, скрывая ту боль, что кольнула его сердце от фразы художника. Он не принадлежал никому, не мог принадлежать. У него был всего один хозяин, который, к радости парня, остался в прошлом и чей образ стёрся из памяти, но навеки остался в тёмных и пыльных коридорах бессознательного. Теперь он мог отдавать только тело. Душа его была слишком напуганной и зажатой, чтобы выбраться из своего тёмного угла и шагнуть навстречу тому – другому, кто может оказаться хорошим и светлым, а может и погубить. А сердце… Его сердце всегда было больным и слабым, и Билл забрал его, забыв вернуть, лишив чего-то такого важного… лишив чувств. С тех самых пор, на протяжении долгих шести лет, этот орган не беспокоил парня, словно его и не было вовсе, и это притом, что он по-прежнему оставался носителем страшного недуга – порока сердца.

Тео вынырнул из своих невесёлых мыслей лишь тогда, когда головка члена Лео упёрлась в него, проникая внутрь. Блондин порадовался тому, что Леонард не заметил его смятения и тени на лице и вздохнул, отгоняя мысли прочь, как обычно, растворяясь в близости, которая помогала ему выживать.

Когда всё закончилось, Лео не стал, лежать, как делал это обычно, а сразу оделся. Клиент должен был прийти с минуты на минуту, и художник опасался, что он уже ждёт под дверью.

– Всё хорошо, Тео? – спросил Леонард, задерживаясь около двери, смотря на вытянувшуюся на постели фигуру любимого.

Тео открыл глаза и посмотрел на любовника, быстро сел, сгребая одеяло в охапку и прижимая к животу – эта привычка осталась с ним на многие года.

– Да, – кивнул блондин. – Всё в порядке, я просто дыхание перевожу.

– Хорошо, тогда, я пойду вниз.

– Иди, – кивнул Тео. – А я пойду в душ.

Он выбрался из постели и, взяв одежду, пошёл в ванную комнату.

К тому времени, когда Тео домылся, клиент уже пришёл и они с Леонардом беседовали в гостиной на первом этаже, в неформальной обстановке обсуждая детали проекта.

– На самом деле, меня немного удивляет то, что ты решил обратиться за этим ко мне, – произнёс Лео, перебирая наброски будущей картины. – Портреты это не совсем моё…

– Но ты же рисуешь их? – поинтересовался клиент.

Клиентом Спетара был высокий мужчина двадцати восьми лет. Тёмно каштановые густые волосы были уложены назад и вверх, образуя ненавязчивый кок, у него были насыщено карие глаза, приятные, пусть и резковатые черты лица… Он располагал к себе, что-то было в его энергетике, что заставляло оставаться рядом и слушать дальше.

– Да, рисую, – кивнул Лео. – Но ко мне не так часто, даже, могу сказать, крайне редко обращаются с заказами…

– А, скорее, ты отказываешь многим. Так ведь?

Леонард удивлённо посмотрел на гостя, который словно заглянул ему в душу и прочитал там правду. Конечно, Леонард Спетар был именитым художником и этот парень мог узнать о том, что он почти всегда отказывается от заказных работ от третьих лиц, но всё же…

– Так, – кивнул Спетар с некоторым опозданием.

Он снова повозился с набросками и отложил их, обращаясь к заказчику:

– Морис, чей именно портрет ты заказываешь?

Гость достал из сумки маленькую папку-конверт и достал оттуда слегка потрепанное фото.

– Я хочу заказать потрет этих людей, – произнёс Морис.

– Семья? – спросил Лео, принимая фото и рассматривая его.

– Это имеет значение?

– Да. Для разных людей требуются совершенно разные подходы…

– Да, это моя семья, – сухо ответил Морис. – Мама, папа, сестра и я, – он указал пальцем на мальчика на фото лет пяти.

– Семья, – задумчиво повторил за парнем Лео. – И в каком стиле ты желаешь их видеть? Думаю, ты знаешь, что я работаю не совсем в классическом стиле…

– Хотелось бы без абстракционизма и сюрреализма. Мне важно, чтобы в каждом лице узнавался человек, остальное – на твоё усмотрение. Ты художник.

– Как ты относишься к тому, что я немного поиграю с цветами?

– Только не делай нам зелёную или синюю кожу.

– Нет, я не стану впадать в крайности.

– Тогда, я не против.

Парни продолжали разговаривать, обсуждая детали будущей картины. Леонард, в самом деле, чаще всего отказывался от заказных работ, он говорил своё категорическое «нет» даже именитым или стоящим у власти людям, которые обращались к нему, если их желание не соответствовало его видению искусства. Но сейчас художнику захотелось согласиться. Ещё в прошлый раз, когда Морис Энгельс подошёл к нему на его выставке, ради которой они с Тео и вернулись в Лондон, этот парень расположил Леонарда к себе чем-то таким неосязаемым, что влекло, но не могло быть опознано и обдумано, подвергнуто анализу. Если бы Лео не был уверен в том, что любит Тео, он бы подумал, что влюбился в этого брюнета. Но парень точно знал, что в его сердце есть место только этому несносному мальчишке, по крайней мере, пока – в далёкое будущее Спетар никогда не любил заглядывать и не пытался загадать что-то наперёд.

Тем временем Тео вернулся в свою комнату и пытался там всячески занять себя. Несмотря на то, что они всегда спали в спальне Лео, у блондина была и своя спальня, которую он называл просто своей комнатой, потому что практически никогда не ночевал там. Блондин уже дважды переоделся, выкурил пять сигарет, перещёлкал все каналы по три раза и теперь, выключив телевизор, по которому не показывали ничего интересного, просто растянулся на кровати.

Полежав ещё минут десять, потратив это время своей жизни на бесцельное времяпрепровождение, смотрение в стену, парень сел и выудил из-за тумбочки припрятанную в прочем хламе, чуть початую бутылку коньяка.

После пятого глотка парень поморщился и облизал губы. Пить чистый коньяк было неприятно и горько, потому Тео встал и, прихватив с собой бутылку, направился вниз, желая приготовить себе кофе со сливками и сахаром и разбавить им горечь благородного алкогольного напитка. Блондин надеялся проскользнуть мимо своего любовника незамеченным. Ему не хотелось встречаться с гостем Спетара, к тому же Леонард, увидев, что Тео пьёт, вновь затеял бы лекцию о том, что не нужно бухать в одиночестве. Порой блондин удивлялся тому, как Лео умудряется быть художником, свободной творческой натурой, потому что с ним Леонард вёл себя, порой, как настоящая мамочка-наседка.

Тео бесшумно спускался по лестнице, пытаясь быть как можно незаметнее и смотря себе под ноги. До него донёсся голос любовника, который что-то объяснял по срокам и цене за желание заказчика. Цена была немаленькая, но Тео это не заботило. Его вообще ничего не волновало сейчас кроме кофе, который ждал его на кухне.

– Да, меня устраивает сумма. А срок меня не волнует. Можешь работать столько, сколько того потребует картина. Мне важен результат, а не скорость написания, – отвечает художнику Морис и в следующую секунду слышится звон стекла.

Сидящие на диване парни оборачиваются на стоящего в нескольких метрах от них Тео, у ног которого валялись осколки бутылки и янтарной лужей растекался дорогой напиток. Блондин стоял, как вкопанный, бледный, как полотно, рука так и застыла в воздухе, словно не ощущая, что она больше не держит бутылку. Он неотрывно смотрел на парней на диване, точнее, на Мориса-заказчика, и взгляд его был до того напряженный, что миловидные черты лица изломались какой-то гримасой не то боли, не то удивления, не то ужаса.