Текст книги "Порок сердца"

Глава 19

– М-да, – задумчиво произнёс Альберт – друг Билла, опускаясь перед Тео на корточки и заглядывая юноше в лицо.

Альберт Штагельберт был высоким накачанным блондином с пронзительными голубыми глазами, да ещё и обладал совершенно незаурядным умом, что делало его практически идеалом в глазах смотрящего. Хирург по профессии и мультиспециалист по факту – парень был настоящим докой в любой области медицины, даже в гинекологии, которая, отчего-то, была наименее симпатична ему. Помимо этого он был полиглотом и свободно владел семью языками – один бог мог знать, как ему удалось их выучить в условиях детского дома, где они и познакомились с Биллом.

Когда Билл попал в приют, он практически сразу сдружился с уверенным в себе и таким не похожим на других озлобленных и забитых детей Альбертом. В детских домах, и дом №13 не был исключением, наблюдалась большая текучка обитателей, но это никоим образом не касалось Штагельберта. Он угодил в этот приют в трёхлетнем возрасте, до этого прожив три года в доме малютки, и оставался там практически до совершеннолетия. Отчего-то, никто не хотел брать себе симпатичного, но чрезмерно умного и характерного мальчика. Дети приходили и уходили, а Альберт оставался. За годы, прожитые в приюте, он успел стать своего рода хозяином этого места, тем, кто всё знал и мог помочь, а мог и превратить существование в этих стенах в ад. Но последнего он никогда не делал.

Несмотря на то, что, казалось бы, между девятилетним Биллом, только-только потерявшим семью, и двенадцатилетним Альбертом, который её никогда не имел, была целая пропасть в мировосприятии, мальчики нашли общий язык. Увы, дружба с ним не смогла уберечь Билла от той жестокости, которой он с лихвой глотнул в приюте, но они остались верными друзьями на всю жизнь, пусть судьба и развела их на долгие пять лет. В двенадцать лет Билла забрали из приюта, усыновила одна милая и сердечная, как казалось, женщина, а Альберт остался в государственных стенах. Мальчишки писали друг другу письма – такие древние, бумажные, не желая потеряться, но судимость, которая свалилась на Билла, когда ему едва стукнуло тринадцать, положила конец этой переписке.

Они встретились вновь лишь спустя почти пять лет, когда Биллу было семнадцать, и он наконец-то смог бежать от братьев-садистов, на которых работал. Тогда, блуждая по городу и совершенно не зная, куда податься, парень и встретил друга детства. И Альберт тогда буквально спас его – каким-то чудом устроил к себе в общежитие от университета, а, после, забрал на съёмную квартиру, пока парень сам не встал на ноги.

Альберт был, как говорится, без преувеличения, гением. Он окончил школу экстерном в шестнадцать лет и сразу же поступил в лучший медицинский ВУЗ страны, который, также, закончил быстрее положенного – ему понадобилось всего четыре года, вместо положенных шести, чтобы стать докой в своём деле, сдать все, даже самые сложные дисциплины, и заявить о себе в своей среде. Благодаря незаурядным умственным способностям и упорству он в свои двадцать пять был лучшим хирургом города, а то и страны, перед которым корифеи медицины прыгали на задних лапках и учтиво жали руку, обращаясь за очередным советом в том или ином вопросе. А уж сколько нервов потратили частные клиники на то, чтобы переманить к себе молодое светило…

Удивительно, но, несмотря на то, что частные учреждения предлагали Альберту суммы в десятки раз больше тех, что ему платили в его клинике, он не уходил. Почему-то ему были милее муниципальные заведения. Как он сам говорил: «Там нет этой пошлости и показухи, которыми пестрят частные учреждения». Что ж, если бы парень стремился к этому, он бы уже был миллионером, способности позволяли. Но он предпочёл иной путь – ему нравилось резать людей, чувствуя себя художником-конструктором человеческих тел, спасая их таким образом, и ощущая себя почти богом. А деньги… Того, что ему платили в его больнице, ему вполне хватало на безбедную жизнь и все те немногие радости, которые были ему милы.

Штагельберт никогда не видел своих настоящих родителей, но, казалось, это совершенно не заботило его. Его семьёй стал тот самый приют, в котором он провёл полжизни, и его лучший друг – Билл, товарищ, так сказать, по несчастью. Парень не мог даже предположить, кем были его родители, потому что младенцы не помнят лиц и имён. Его, трёхнедельного малыша, нашли одной дождливой ночью в картонной коробке на железнодорожных путях приезжие студенты из Индии. Так и повелось, что у парня не было дома – его домом был весь мир, который он с лёгкостью мог бы захватить, если бы только захотел.

– И чем ты его так? – поинтересовался блондин, обернувшись на Билла, который стоял у него за спиной.

– Ты о чём? – спросил кареглазый, складывая руки на груди и бросая беглый взгляд на ничего не одупляющего юношу.

– О том, что он ни бум-бум, – ответил блондин и для пущей достоверности помахал перед носом Тео рукой, пощёлкал пальцами.

– Ах, ты об этом… – вздохнул кареглазый. – Опиум.

Блондин вздохнул и покачал головой, укоризненно посмотрел на друга.

– И сколько же ты ему, если не секрет, дал? – спросил Альберт. – Больше, чем себе?

– Больше, – кивнул Билл.

– А тебе не показалось, что не стоит этого делать хотя бы потому, что мальчик намного мельче тебя? Тут не надо быть специалистом, чтобы понять.

– Так, док, не нужно лекций, – поморщился кареглазый. – Я тебя позвал не для того, чтобы слушать нравоучения.

– Какие нравоучения? – удивился блондин. – Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоему увлечению «экспериментами», но, опять же, ты знаешь, что я не стану капать тебе на мозг. Сказал один раз о вреде, а дальше – твоё дело.

– Это радует, – хмыкнул Билл.

– А парень этот, – Альберт снова вернул внимание к Тео, – совсем не того… вообще не реагирует ни на что.

– Ты хочешь сказать, что у него передозировка?

– Если бы у него была передозировка, он бы вёл себя иначе, – фыркнул Альберт и прищурился, вглядываясь юноше в глаза. – Как ты там сказал его зовут?

– Я не говорил.

– Так скажи! Хотя нет…

Блондин слегка нахмурился и подсел ближе к Тео, внимательно вглядываясь в его ничего не выражающее лицо.

– Как тебя зовут? – спросил он – ноль реакции со стороны Тео. Парень повторил медленнее: – Как тебя зовут?

Прошло несколько секунд, и только тогда юноша перевёл на парня расфокусированный взгляд, невозможно медленно открывая рот и отвечая:

– Тео.

– Отлично, – улыбнулся блондин и щёлкнул пальцами. – Есть контакт! – он снова посмотрел на юношу, продолжая: – А фамилия?

– М… М… – Тео несколько раз открывал рот, произнося первую букву фамилии, но замолкая. – Майер, – наконец-то выговорил он.

– Отлично, – кивнул Альберт. – А лет тебе сколько, сокровище?

– К чему этот опрос?! – несколько раздражённо спросил Билл и подошёл ближе, становясь за спиной друга.

– Не кричи на специалиста, – ответил блондин. – Если я так делаю, значит, так надо. Не забывай, я – врач.

– А я убийца, и что?

– Так, убийца, не нервничай.

– Ты мне ответишь, зачем ты его опрашиваешь?

Альберт вздохнул и закатил глаза, но ответил:

– Чтобы понять, насколько ты его обдолбал.

– Я тебя не за этим звал, – скривился Билл.

– Да знаю я, зачем ты меня звал. Ладно, – блондин снова вернулся к Тео, – сейчас будем тебя осматривать, только…

– Что «только»? – спросил Билл, Альберт не ответил.

Штагельберт какое-то время сидел молча, хмуря густые брови и думая о чём-то. Он сказал, обращаясь к другу:

– Билл, я не могу осматривать его здесь.

– Что значит – не можешь?

– А то и значит. Точнее, могу, но не хочу. Здесь полная антисанитария, я на это не подпишусь.

– Ты хочешь сказать, что у меня грязный подвал? – напрягшись, спросил кареглазый.

Блондин встал и выудил из кармана друга пачку сигарет, беря одну и подкуривая.

– А я думал, ты бросил, – угрюмо произнёс Билл.

– Бросил, – кивнул Альберт, зажимая сигарету в зубах. – Бросил неделю назад, а пять дней назад снова начал.

– Да уж, врач, – фыркнул Билл, забирая сигареты и тоже закуривая. – А я думал, что ты, как никто другой, должен знать о вреде курения.

– Но ты же меня не слушаешь?

– А я не хирург и лёгкие курильщика я вживую не видел.

– А я видел, и что? Знаешь, это совсем не так страшно, как говорят. Знаешь ли, Билл, людей, вообще, принято запугивать.

Кареглазый пожал плечами и отвернулся, смотря в стену и медленно выпуская тугую струю дыма.

– Вернёмся к подвалу? – поинтересовался блондин.

– Ах, точно… Скажи же мне, Штагерльберт, что тебя не устраивает в моём подвале?!

– Кофман, – в его же манере ответил Биллу друг. – Конечно, я знаю о твоей маниакальной чистоплотности, но, каким бы ты не был чистюлей, подвал – это, априори, сырость и сумрак. А сырость и сумрак – плодотворная среда для бактерий. А бактерии – это инфекции. А инфекции – это…

– Болезни, – закончил за друга Билл. – Да, понял. Можешь не продолжать.

– Я тебя убедил?

– Допустим… Но, что ты предлагаешь?

– Предлагаю парня тащить в дом и там осматривать. Потому что, как я уже сказал, здесь я этого делать не стану.

– Карты тебе в руки, – ответил кареглазый и развёл руками.

Он сделал ещё одну затяжку и обратился к Тео:

– Вставай.

– Сомневаюсь, что он тебя послушает, – скептически ответил Альберт. – Он совсем не здесь.

С горем пополам Тео услышал команды, которые доносились словно издалека, через плотный слой ваты, и встал. Вот только ориентироваться в пространстве юноша нормально не мог, потому парни взяли его под руки и чуть ли не волоком повели в дом.

– Можно вопрос? – поинтересовался Альберт, усаживая Тео на кровать в одной из трёх спален дома друга.

Отупение от наркотика было таким сильным, что юноша даже не почувствовал боли, которая, на самом деле, была ощутимой и острой. Он сидел, тупо смотря перед собой, даже не слыша разговоров парней совсем рядом с собой.

– Задавай, – разрешил Билл.

– Зачем ты его так? – спросил блондин, расстегивая ремень на джинсах юноши. Тео никак не реагировал на эти действия.

– Ты о чём?

Альберт снова закатил глаза и слегка дёрнул джинсы юноши, после чего нахмурился и обратился к нему:

– Ляг на спину.

После того, как парень повторил просьбу-приказ три раза, Тео моргнул в знак согласия и медленно, заторможено лёг. Стянув с юноши джинсы, Альберт вновь обратился к другу:

– О том, из-за чего ты меня вызвал, я спрошу после, когда оценю масштаб бедствия. А сейчас я о том, зачем ты его так накачал?

– Чтобы больно не было, – ответил кареглазый.

– Логично. Но твоя такая забота смотрится немного странно.

– Я не хочу, чтобы он потерял «товарный вид», – ответил Билл. – А я, всё-таки, разбираюсь в медицине похуже тебя.

– Аргумент, – кивнул Альберт и стянул с Тео трусы.

Перевернув юношу, парень тщательно осмотрел его, мысленно удивляясь тому, что после пережитого он никак не реагирует на прикосновения к себе. Когда с осмотром было покончено, блондин помог Тео перевернуться обратно на спину, и развернулся к другу, говоря:

– Что ж, в целом, всё нормально. Я думал, что будет хуже, потому что крови много.

– А конкретнее можно?

– А ты сам не видел? Ладно, – он вздохнул. – У него разорван сфинктер, но это не смертельно, пусть и неприятно. Знаешь, меня удивляет то, что, так отодрав его, ты не порвал ему прямую кишку. Хотя, это к лучшему, потому что тогда ему бы понадобилось хирургическое вмешательство, а я прекрасно понимаю, что в больницу ты его не повезёшь.

– Браво, док, – ответил кареглазый и вяло похлопал в ладоши.

Альберт минуты две помолчал, смотря на Тео, который лежал на спине с полузакрытыми глазами.

– А, знаешь, – задумчиво начал блондин, – он и правда симпатичный… Конечно, сейчас он похож на мороженую рыбу, но если оттает…

Альберт, как и сам Билл, был бисексуален и не особо задумывался над тем, к какому полу принадлежит его очередной партнёр.

– Можно устроить, – ответил кареглазый, прекрасно зная друга и понимая, на что он намекает. – Только, пусть у него заживёт всё сначала.

– Ясное дело, – отозвался блондин. – Если его сейчас ещё раз, то, боюсь, его не то, что зашивать, его по кусочкам собирать придётся.

– Пока убивать его рано, так что, пусть отдохнёт, – кивнул кареглазый.

– Билл, слушай, а почему ты с ним вдруг так жёстко? Насколько я понимаю, это было откровенное изнасилование. Он тебе, что ли, резко отказал?

– Я его до этого не трогал.

Альберт удивлённо поднял брови.

– Точнее, – добавил Билл. – Трогал, но без проникновения.

– А сколько он у тебя?

– Пять недель.

Тео смутно слышал их разговор, в котором они говорили о нём, как о каком-то мелком домашнем зверьке, но сейчас юноше было абсолютно всё равно на это – препарат работал.

– Слушай, – произнёс Альберт, бросая взгляд на запёкшиеся разводы крови на бёдрах юноши. – Ему следует принять душ.

– Отомрёт и примет.

– Лучше сейчас.

Билл раздражённо выдохнул и, не желая тратить время на то, чтобы достучаться до пленника, схватил его в охапку и повёл в ванную комнату. Альберт пошёл следом.

– Душ прими, – скомандовал Билл, отпуская Тео около душевой кабинки. – От крови отмыться нужно.

Юноша едва заметно кивнул и начал медленно раздеваться, в кой-то веки его не заботило чужое присутствие и тот факт, что при других нужно оголиться. Уже снимая футболку, он напрочь забыл о том, что не один. Билл вколол ему такую ударную дозу наркотика, что у него в голове не было ни единой мысли, не то, что стыда и смущения. Он даже дискомфорта после недавнего изнасилования не чувствовал.

Сняв футболку и джинсы, оставшись в одних трусах, Тео остановился, едва заметно покачиваясь, забывая о том, что ему приказали сделать. В голове был туман и звенящий вакуум. Когда Биллу надоело это промедление, он подошёл к пленнику и стянул с него бельё. Юноша, молча, перешагнул вещь, оставляя её на полу. Открыв дверцу душа, кареглазый включил воду, не особо настраивая температуру, и толкнул Тел внутрь. Покорно пройдя в кабинку, юноша встал под струи воды и снова замер.

– По-моему, так дело затянется до ночи, – изрёк Альберт, наблюдая за заторможенным юношей.

Медленно-медленно Тео взял лейку душа и направил её на грудь. Вода была холоднее, чем хотелось бы, но юноша даже не подумал о том, чтобы настроить более теплую температуру. Толком не понимая, что делает, он начал перемещать лейку, намачивая всё тело, заставляя его покрыться мурашками от холода.

В общей сложности ему понадобилось сорок минут, чтобы вымыть тело и отмыть его от следов крови, что получилось у Тео скорее случайно, нежели намерено и обдумано. Решив, что с юноши хватит, Билл открыл дверцу душа и выключил воду, после чего вытащил его из кабинки за руку. Небрежным движением отжав его длинные волосы, парень стряхнул воду с рук и сунул юноше в руки полотенце, командуя:

– Вытирайся и одевайся. И побыстрее.

Тео скомкано кивнул и начал вытирать тело от влаги, совершенно не обращая внимания на пристальный заинтересованный взгляд Альберта, который явственно ощущался каждой клеточкой кожи.

Ещё двадцать минут потребовалось юноше на то, чтобы полностью обсушиться и одеться. Когда он застёгивал штаны, что удалось ему раза с десятого, потому что пальцы не слушались, словно став деревянными, блондин обратился к другу:

– Билл, ты его больше так не накачивай, конечно, если ты вдруг не записался в ряды некрофилов.

Ничего не ответив, кареглазый подошёл к Тео и грубо убрал его руки, которыми он продолжал механически перебирать по уже застёгнутому ремню.

– Господи, какой же ты ничтожный, – раздражённо выдохнул Билл, стоя перед покачивающимся юношей, который смотрел ему куда-то в район груди.

– Пошли, – махнул рукой Альберт. – Больше нам нет смысла здесь задерживаться. Сейчас буду консультировать тебя…

– В чём? – поинтересовался кареглазый, под руку ведя за собой Тео.

– Я же сказал, что у него разрыв сфинктера, – ответил блондин. – А это, знаешь ли, накладывает некоторую специфику и ограничения…

– Я понимаю, о чём ты, – кивнул Билл. – Делать что с ним?

– Нужно, так сказать, «выключить» кишечник.

– И как это сделать?

– Никак, – пожал плечами блондин. – Потому на время заживления мальчик переводится на жидкую диету: супы, бульоны. А перед этим нужно устроить ему очистку, чтобы потом позывов не возникало.

– Завтра в себя придёт, и я ему скажу об этом, – ответил кареглазый.

Парни разговаривали и совершенно позабыли о том, что Тео идёт вместе с ними. Они пришли на кухню, где Билл бросил юношу около того самого стола, на котором он каких-то два часа назад выл от боли, и обратился к другу, который уже занял один из стульев:

– Чай, кофе сделать?

– Я сам могу, – кивнул блондин и встал, подходя к тумбочкам и включая чайник, после беря из шкафчика баночку кофе.

– Я привык уже просто, что рядом немощный и неспособный на самостоятельные действия… – ответил Билл и сел.

– Ты о чём?

– О Тео.

Альберт вопросительно посмотрел на юношу, затем снова на друга. Он спросил:

– Так, у него же, вроде, порок сердца? Насколько я понимаю, он – именно тот сердечник, по поводу которого ты у меня консультировался?

– Иных не имею, – вздохнул Билл, вытягивая под столом ноги.

Альберт хмыкнул и покачал головой, улыбаясь двусмысленности высказывания друга.

– Так, – вновь заговорил блондин. – Почему он немощный? Конечно, порок сердца подразумевает инвалидность, но жить не настолько мешает, как ты утверждаешь.

– Он слепой.

– Слепой? – переспросил Альберт, оборачиваясь на друга.

– Практически. Без очков он различает только свет и тень, совсем слегка цвета. Предметы и фигуры вообще не видит.

– Дела… – покачал головой Штагельберт.

– Кстати, по поводу его слепоты, – почесав нос, обратился к другу Билл, – ты сможешь сделать ему очки?

– Если скажешь данные, смогу, – пожал плечами блондин. – А зачем тебе?

– Хочу, чтобы он на меня посмотрел.

– Ты так желаешь увидеть ненависть в его глазах? – поинтересовался Альберт и взглянул на Тео, который продолжал стоять около стола.

– Мне как-то плевать. Он – моя собственность, игрушка. Я поразвлекаюсь с ним, пока мне того будет хотеться, а потом убью.

Альберт пожал плечами и вернулся к размешиванию кофе. Несколько минут парни молчали. Блондин, размешав кофе, взял чашку и сел за стол, сбоку от Билла. Он хотел сделать глоток, но передумал, поднимая глаза на Тео.

– Может быть, посадить его? – предложил блондин.

– Лучше положить. Сидеть ему сейчас нежелательно.

– Ты быстро учишься.

– Я просто хорошо помню… – ответил Билл и поджал губы.

Альберт кивнул и опустил глаза, тактично промолчав по этому поводу.

– Слушай, – вновь заговорил блондин. – Давай договоримся насчёт него?

– Я и так уже сказал, что не против, – немного раздражённо отозвался кареглазый. – Что тебе ещё нужно?

– Я предпочитаю, когда всё официально.

– Что, контракт заключить хочешь?

– Ну, это уже перебор, но на словах давай всё обговорим, – ответил блондин. – Через сколько мне рассчитывать на «свидание»?

– Недели через две. Думаю, этого хватит, чтобы у него всё зажило?

– Вполне, – кивнул Альберт. – И как всё будет?

– Странный вопрос, – фыркнул Билл. – Тебе виднее.

– Я не об этом, – ответил блондин, и глаза его вспыхнули азартным огоньком. – Ты его мне отдашь или попробуем втроём?

Билл усмехнулся и покачал головой, после чего взял сигарету и закурил. Он ответил:

– Как пойдёт…

– Хорошо, – кивнул Альберт. – Остаётся один вопрос – как поведёт себя он, когда к нему вновь полезут с сексом?

– А тебе какая разница?

– Никакой, – пожал плечами блондин. – Просто, если это будет по принуждению, то давай всё сделаем аккуратно? Я, всё-таки, врач и предпочитаю людей лечить, а не калечить.

– Как скажешь, док. Только его подготовкой займёшься ты.

– Ты его хозяин, тебе этим и заниматься…

Тео стоял, продолжая находиться где-то в иной плоскости мироздания, спутано слыша слова парней, которыми они обсуждали его, как бесправную шлюху, раба, но смысл сказанного до него не доходил.

– Слушай, – произнёс Альберт, – ты же говоришь, у него порок сердца?

– Да.

– Я вот думаю, когда он в себя придёт и его отпустит, не начнётся ли у него истерика? Она, знаешь ли, его и убить может.

– У него уже была истерика. Не умер, как видишь.

– Раз на раз не приходится.

– И что ты предлагаешь?

– Ему лучше не оставаться одному. Сам подумай, проснётся он в подвале, всё вспомнит. А там, глядишь, и наш договор в памяти всплывёт, он-то его слышит, пусть сейчас и не понимает. Начнётся истерика, приступ и всё – труп. А ты будешь в доме и едва ли услышишь и успеешь прийти на помощь.

– Я могу дать ему своё снотворное, так он точно рано не проснётся, и я встану раньше, смогу проконтролировать.

– Если ты хочешь получить хладное тело, то – вперёд.

– Ты о чём?

– О том, что его препараты сердечные, плюс нехилая доза опиума, плюс твоё снотворное его точно убьют. Его организм стопроцентно не выдержит.

Билл какое-то время сидел, смотря на друга, о чём-то думая, затем сказал:

– Я могу взять его к себе спать. Так я точно услышу, если он истерить начнёт.

– Хорошая идея, – кивнул Альберт. – Но…

– Что «но»?

– Я вот думаю, проснись он и почувствуй тебя рядом, как он отреагирует? Всё-таки, ты его изнасиловал…

– А выбор у него невелик! – раздражённо и громче обычного ответил Билл. – Он мне никто, чтобы я о нём пёкся.

– Ну, да, просто задница отличная и лицо более, чем симпатичное.

– Вот именно, – хмыкнул Билл, несколько остывая. – Будет спать со мной. А будет сильно орать…

– Ты его только не выеби в наказание, – перебил друга блондин. – После второго раза он точно станет неадекватным. А я психов не слишком люблю, любил бы – пошёл бы в психиатры.

– Не буду. Истерики меня не возбуждают.

– А, ты хочешь сказать, сегодня он совершенно спокойно реагировал на то, что ты с ним делал?

– Он реагировал спокойнее, чем я предполагал, – ответил кареглазый. – Правда, потом сорвался.

– Ну, тут грех не сорваться, – пожал плечами Альберт.

Блондин посмотрел на Тео и добавил:

– Эх, даже жаль его потом убивать, такая красота пропадает… Но, понимаю, что оставлять его в живых нельзя. Тем более, если ты хочешь, чтобы он тебя увидел. Жаль.

Парень встал и подошёл к Тео, убрал за ухо влажные после душа волосы и провёл пальцами по щеке, затем, взял за подбородок, слегка поднимая его голову.

– Очень жаль, – вздохнул блондин.

– Тело его ты получишь, а, душа его тебе вряд ли нужна, – произнёс Билл, складывая руки на груди и поворачиваясь, чтобы видеть друга и пленника.

– Я врач, Билл, я в душу не верю, – ответил Альберт и отпустил Тео, возвращаясь за стол. – Сколько людей не резал, ничего похожего на неё не нашёл.