Текст книги "Порок сердца"

Глава 18

Один шаг, но слишком поздно,

Я никогда не говорил тебе,

Что не вынесу

Очередного разочарования.

Вздохи и касания ведут к ещё одному грязному концу.

Asking Alexandria, Not the American average©

– Сука!

Билл влетел в дом, ворвался чёрным смерчем, смертоносной молнией, готовой пронзить и испепелить на месте любого, кто попадётся на пути. Он с такой силой хлопнул входной дверью, что, будь на ней хоть единое стёклышко, оно бы тотчас рассыпалось даже не осколками – мелкой крошкой, пылью, столько в парне сейчас было разрушительной энергии злости и ненависти.

Гриф – матёрый бойцовский пёс, поджал хвост и лёг, тихо скуля, видя состояние хозяина, чувствуя то, как вибрирует воздух вокруг него, отрицательно заряжая всё вокруг.

– Сука, – повторил парень и ринулся на кухню, где достал бутылку виски и, не беря бокала, приложился к горлышку, опустошая пол литровую бутыль залпом на треть.

Внутренности обожгло жаром крепкого алкоголя, полоснуло по слизистым, и он проник в вены, разносясь с кровью по телу, подливая масла в и так неконтролируемо бушующий пожар.

– Сука, – казалось, все иные слова просто напросто вылетели из головы Билла, последние полчаса он повторял только его, словно уродливую и сочащуюся злобой мантру. – Сука…

Парень сделал ещё один глоток крепкого напитка, который показался ему особенно горьким, он поморщился и утёр губы тыльной стороной ладони. У него внутри бушевал огненный смерч, тысячи смерчей, что готовы были выжечь его самого, но, сперва, изничтожить всю вокруг, обратить прахом.

Билл матерился сквозь зубы, позабыв о своём обычном змеином спокойствии, стремительно напиваясь и сжимая кулаки до судорог пальцев. Причиной его состояния был, казалось бы, обычный, ничем не примечательный человек, но для парня он был уродливым, отвратительным голоском из прошлого, который заставлял его вновь почувствовать себя не способным на всё, властным Змеем, а полудохлым змеёнышем. Змеёныш – так дразнили слабого, забитого мальчишку в приюте, куда он угадил после трагической гибели родителей и старшей сестры, и много где после. «Змеёныш» – это слово въелось в подкорку парня, стало его клеймом, бичом, кровоточащей стигматой. И именно тогда, будучи подростком, он решил, что из слабого и беззащитного змеёныша непременно вырастет в безжалостного и опасного Змея – того, кому будет море по колено и небо по плечо. И он сделал это. Вот только…

Вот только призраки прошлого не отпускали его и едва ли когда-нибудь отпустят. Он истреблял их медленно, планомерно, упиваясь их болью и слезами, их мольбами – всем тем, чем когда-то они вдоволь упились от него. Но сегодня всё пошло иначе…

Билл отправился за продуктами и встретил его. Он – грузный мужчина по имени Митчелл, был одним из ночных кошмаров парня, одним из тех, кто ломал его на протяжении многих лет. В своё время Митчелл с двоюродным братом держали кафе, в которое устроился работать четырнадцатилетний Билл, чтобы иметь хотя бы малую возможность выжить. Платили ему гроши или не платили вовсе – бывало всякое, но, зато, позволяли жить в кафе, в одном из его подсобных помещений. С учётом того, что на тот момент у парня не было дома вот уже как пять лет, это казалось счастьем и удачей, казалось первые несколько дней…

Мужчины, чувствуя свою безнаказанность, постоянно унижали Билла, заставляли выполнять самую грязную и унизительную работу, платили такой мизер, что, не позволяй они ему жить у них, он бы замёрз где-нибудь на вокзале. Так же они не гнушались и применением физической силы и…

Билл скривился и вновь поднёс бутылку ко рту, делая несколько спешных глотков. Одна только мысль о пережитом заставляла парня желать выжечь весь этот грёбанный мир дотла – мир, который оказался так жесток к нему.

Митчелл с братом – Гюнтером, не гнушались ничем, прекрасно понимая, что мальчику элементарно не к кому обратиться. Билл был полной сиротой после того, как людская неосторожность лишила его семьи и едва не убила его самого. К тому же, к тому моменту парень был беглым преступником, скрывающимся от полиции – преступником, который не был ни в чём виноват, но вину на него красиво и быстро повесили и он отправился в колонию, откуда бежал, поняв, что до конца срока он просто не доживёт. Так судьба и свела его с братьями-бизнесменами. Ему нужен был кров и защита от возвращения за колючую проволоку, им нужна была дешёвая рабочая сила и развлечение. Они нашли друг друга, о чём Билл тысячи раз пожалел позже, захлёбываясь собственными слезами и кусая собственные руки до крови, чтобы не кричать. Митчелл и Гюнтер, как и многие до них, ломали парня, убивали то человеческое, что в нём осталось, а спасти парня было некому – у него никого не было, им интересовалась только полиция, ищущая беглого барыгу.

Сделав очередной глоток, Билл утёр губы и поморщился, скривился, задерживая жгучий напиток во рту. Картинки уродливого прошлого так и скакали перед глазами, шипя, словно маленькие дьяволята. С девятилетнего возраста, когда парень потерял семью, его жизнь обернулась сущим адом, и сегодня этот ад рассмеялся ему в лицо…

Билл встретил бывшего работодателя по факту и гнусную тварь по сути в супермаркете, куда он отправился за продуктами.

– Билл, ты ли это? – сказал тогда мужчина, останавливаясь и переставая складывать продукты в пакет. – Не думал, что увижу тебя вновь…

– Я тоже, – ответил ему парень, чувствуя, как напрягается каждая мышца в его теле и каким непреодолимым становится желание вгрызться в глотку этому ублюдку прямо сейчас.

Но Билл сдержался. А Митчелл, праздную свою очередную победу над бывшим подчиненным, который для него так и остался бесправным мальчишкой, сказал ему:

– А мордашка у тебя по-прежнему симпатичная, – мужчина подмигнул и гнусно рассмеялся, запрокидывая голову и широко открывая при этом слюнявый рот.

И тогда Билл не выдержал. Чтобы не растерзать мужчину на месте, наплевав на сотни посторонних взглядов, чтобы не выдать себя и не разрушить всё то, что он с таким трудом строил, парень, стараясь не побежать, не сорваться с места, твёрдой походкой направился к двери, бросая пакет с купленными продуктами на упаковочном столике и совершенно забывая про него.

Колени не гнулись, челюсти судорожно сжимались от ненависти к обидчику из прошлого. Парень не помнил, как сел в машину и доехал до дома. Сознание вернулось только в тот момент, когда он вставил ключ в замок и рванул дверь, едва не выдирая дверную ручку.

Эта помесь злости, ненависти и ощущения невозможности прямо сейчас наказать обидчика, вырвать его дрянное сердце убивала парня, выжирала его изнутри, отравляя кровь и заставляя прикладываться к горлышку бутылки всё чаще, в попытке напиться и забыться.

Вот только алкоголь не спасал. В ушах уже гудело от градуса в крови, кровь яростно стучала пульсом по венам и артериям, закипая, принося физическую боль, которая требовала выплеска.

Сжав зубы, Билл отодвинулся от стола и резко встал, быстро покидая кухню, направляясь в сторону подвала.

Когда дверь в подвал резко распахнулась, жалобно скрипнув и глухо ударившись об стену, Тео вздрогнул и прижался к стене, вжимаясь в неё острыми крыльями лопаток, сильнее сжимая замок рук, который удерживал худые колени. Юноша поднял непонимающий взгляд в сторону двери, где, тяжело дыша, едва не задыхаясь собственным ядом, стоял Билл, смотря на мальчишку, как разъярённый зверь на сочную юную добычу.

Парень уже приходил к Тео сегодня, традиционно выводил его в душ, туалет и кормил, потому юноша не понимал, что вновь привело его к нему. Конечно, Билл и раньше посещал его несколько раз за день, даже выводил в дом, но сейчас что-то было не так… В воздухе сквозила опасность и разрушительная энергия, приправленная крепким спиртным и лютой злобой. Тео ощущал это каждой клеточкой тела и против воли сжимался, пытаясь как можно сильнее забиться в свой спасительный угол. Он был загнан, извечно загнан в этих четырёх толстых стенах, где не было ни надежды, ни выхода, кроме того, откуда появлялась его боль по имени Билл.

– З-зачем ты пришёл? – заикаясь от непонятного напряжения, что искрило в воздухе, спросил юноша.

– Закрой рот, – грубо ответил Билл.

Он никогда не был мил с юношей, но сейчас в его голосе было нечто такое, чего не было ранее. И это заставляло сердце Тео забиться чаще, испуганней.

– Мне встать? – спросил юноша, решая, что лучше быть покладистым и исполнительным, чтобы не навлечь на себя гнев мучителя.

– Немедленно, – приказал Билл и буквально слетел с лестницы, подлетая к Тео.

Несмотря на количество выпитого и субъективную шаткость тела, походка парня оставалась ровной и твёрдой.

Билл подошёл к Тео, юноша поспешил встать. Не желая церемониться, парень схватил юношу за руку и силой потянул в сторону выхода, в этот раз, обходясь без традиционного ошейника. Тео немного опешил, но промолчал, лишь удивлённо распахнул глаза, шустро перебирая ногами, силясь поспеть за пленителем. Билл не думал о том, каково Тео, он тащил его с такой силой и скоростью, что юноша несколько раз споткнулся на лестнице, едва не падая. Но и на это время парень не останавливался, дёргая его руку и едва не выдёргивая ему суставы.

Когда они вышли в дом, стало немного проще тем, что более не предвиделось лестниц и порогов. Билл, не оборачиваясь, тащил Тео куда-то, смотря перед собой, до судорог стиснув зубы. Он распахнул дверь на кухню и швырнул юношу в помещение. От силы толчка Тео долетел практически до стола, едва удерживаясь на ногах.

– Что… – попытался спросить юноша, но Билл прервал его жёсткой пощёчиной, от которой половина лица вспыхнула болью.

Скривившись, парень подошёл к столу и взял недопитый виски, прикладываясь к горлышку и жадно глотая хмельной напиток.

«Сука», – стучало в висках Билла. Это грёбанное слово не отпускало его, заставляя сходить с ума.

– Сука, – выдохнул Билл, допивая виски практически до конца – напиток остался плескаться на самом донышке.

Парень поставил бутылку на тумбочку и подошёл к Тео, который продолжал стоять на том месте, где остановился, теребя в руках низ футболки. Встав совсем рядом с юношей, Билл смерил его жёстким взглядом с головы до ног и приказал:

– Разворачивайся.

Дыхание Билла, пропитанное крепким спиртным и терпким табаком обдало Тео, защекотало нос. Не дожидаясь того, когда юноша выполнит приказ, Билл грубо развернул его и толкнул, отчего Тео ударился бёдрами об стол. Схватив мальчишку за загривок, парень надавил с такой силой, что стало больно, грубо нагибая над столом.

Тео даже не успел подумать о том, что происходит, не успел толком испугаться, когда Билл расстегнул ремень на его джинсах и резко дёрнул их вниз, сдирая вместе с бельём. Юноша дёрнулся и схватился за край стола, надеясь разогнуться, встать, но Билл не дал ему такой возможности. Хлёсткий удар по ягодицам, от которого Тео едва не вскрикнул, заставил его замереть.

Переместив руку на затылок юноши, сжав волосы до искр в его глазах, Билл прижимал его к столешнице, лишая возможности вырваться.

– Только попробуй дёргаться, – прошипел Билл и сердце Тео испуганно заухало от того, насколько этот зловещий шёпот был похож на то ужасающее шипение, что столько раз преследовало его во снах.

Свободной рукой Билл расстегнул свои штаны и чуть спустил их вместе с бельём, выпуская наружу налитый кровью член. Парень грубо втиснул своё колено меж колен Тео, заставляя юношу развести ноги. Он сплюнул на ладонь и провёл ею между ягодиц Тео, после чего, без должного перехода, приставил обжигающе горячую головку члена к его входу.

Почувствовав это, Тео дёрнулся, вновь начал слабо сопротивляться – страх не позволял движениям стать сильнее.

– Нет, не надо, – залепетал юноша, пытаясь обернуться через плечо. – Что ты делаешь? Не надо!

– Закрой рот, сука, – прошипел Билл, сильнее придавливая юношу к крышке стола и, одновременно, с силой вдавливая свой немаленький член в его задний проход.

Этот грубый напор парня принёс боль уже сейчас, когда он даже не успел проникнуть в тело юноши. Осознав происходящее, Тео забился в руках мучителя, словно воробей, заключенный в человеческие ладони.

– Не надо! – закричал юноша, по щекам от ужаса хлынули слёзы. – Не надо! Не…

Он оборвался на полу слове, жмуря глаза и падая на стол, оглушённый болью. Не выдержав натиска, судорожно сжимаемый сфинктер юноши сдался, впуская в себя инородное тело.

– Нет, не надо! Не надо! – повторял юноша.

У него внутри была всего треть длины, а ему уже казалось, что ему в зад вставили раскалённый кол, так было больно. Но это было только началом кошмара.

Поняв, что мышцы юноши сдались, Билл двинулся чуть назад, срывая с губ Тео высокий визг боли, и резко двинул бёдрами вперёд, вгоняя в его тело свой член почти до конца. У юноши в глазах полыхнуло алым и вспыхнули звёзды. Он открыл рот, задыхаясь от этого раздирающего, распирающего чувства противоестественной и нежеланной наполненности. Из глаз катились слёзы, но он этого не чувствовал. Тео пытался вдохнуть, но это у него никак не получалось – воздух словно стал тугим и рыхлым, как вата.

Поморщившись, кареглазый вновь двинул бёдрами чуть назад, растягивая узкий задний проход юноши, и сразу же вперёд, в этот раз, вгоняя свой орган в него до конца. Может быть, дай он Тео хотя бы минуту на то, чтобы привыкнуть, юноше было бы хотя бы чуточку проще, но Билл этого не сделал. До синяков сжав бедро Тео, Билл двинул бёдрами назад и снова вперёд, назад-вперёд, стремительно наращивая темп, подстраиваясь под лишь ему удобную и приятную скорость, не думая о том, каково сейчас юноше под ним, буквально разрывая его изнутри.

Тео судорожно сжимал край стола, хватая ртом воздух, задыхаясь собственными слезами и болью. Ему казалось, что его вот-вот разорвут надвое, внутри всё горело настолько, что он уже почти не ощущал частых и невыносимо глубоких толчков внутри своего тела. Была только боль, боль и ничего кроме неё.

Движение за движением, толчок за толчком, Билл вбивался в уже не практически не сопротивляющееся тело юноши, шлёпаясь яйцами об его промежность и бёдрами об бёдра. Перед глазами плыло, парень не видел ни собственной кухни, ни Тео, который задыхался от боли и бессилия, рыдая под ним, воя от боли. Сейчас перед глазами была совершенно иная картина – картина кухни в том самом кафе, где он работал подростком, и его самого, которого нагло нагибали над таким же кухонным столом и трахали, насиловали раз за разом, день за днём, заставляя ненавидеть собственное тело и чувствовать себя грязной блядью. Боль и постоянный страх намертво въелись в память Билла, и сегодня, когда он увидел того, кто так уродливо поступал с ним, когда этот мужчина рассмеялся ему в лицо, его замкнуло.

Эти картины ненавистного прошлого стояли перед глазами, и он всё сильнее начинал вбиваться в уже несопротивляющееся тело, пытаясь выплеснуть всю ту злость и боль, что кипела у него внутри, передать её другому, чтобы она больше не убивала его. Он знал, что отомстит обидчику, что непременно убьёт его страшно и мучительно, но это будет потом, а сейчас он не мог ничего сделать, он вновь был бессилен перед ним.

И потому, чтобы не захлебнуться в собственной грязи, не отравиться собственным ядом, он сейчас терзал тело своего пленника, поступая с ним так же, как, когда-то, поступили с ним самим. От подобного никогда не отмыться и не забыть, после подобного никогда не стать прежним – эта грязь навеки въедается в кожу и остаётся с тобой на всю оставшуюся жизнь. И вот сейчас он, Билл, переплетал их с Тео судьбы, делая его пусть чуточку, но похожим на себя, ломая так, как ломали его, даря ему крупицу собственной боли.

Кареглазый парень закрыл глаза и сжал бёдра юноши уже двумя руками, с остервенением вдалбливаясь в его тело, разрывая его изнутри, ломая.

Тео уже даже не кричал, не визжал и не молил о пощаде, он беззвучно плакал, рыдал, захлёбываясь собственными слезами, то открывая глаза и смотря в пульсирующий болью туман перед собой, то вновь закрывая их, утыкаясь лицом в стол. Ему казалось, будто это продолжается уже целую вечность, боль была такой сильной, что оглушала, разъедала нервы. Он молился о том, чтобы потерять сознание, чтобы больше не чувствовать этого, не ощущать грубые толчки внутри своего тела и того, как его самого швыряет вперёд от них, каждый раз ударяя уже побагровевшими тазовыми косточками об край стола.

Секунда за секундой, толчок за толчком. Тео всякий раз казалось, что вот-вот наступит конец, что Билл кончит или он сам потеряет сознание, но всякий раз это продолжалось. Очередной рывок, пошлый шлепок кожи об кожу и юноше изнутри обжигает огненной волной болью. Он скулит и жмурится, кусает губы, совершенно не замечая того, что прокусил их уже в нескольких местах. Во рту был солёный вкус крови, и она же уродовала светлую кожу юноши, стекая из разорванного ануса, устремляясь вниз по бёдрам и рисуя на них импровизированные жутковатые узоры.

Очередной рывок, Тео швыряет вперёд, он едва слышно скулит от боли – сил кричать давно не осталось, слишком больно. Юноша стискивает зубы и сжимает кулаки до судорог в мышцах. Так больно и так унизительно. Его насиловали: грубо, жёстко, не заботясь о том, что он сейчас чувствует, и не думая о том, что с ним будет потом, не умрёт ли он от этого. Билла волновало лишь его удовольствие и долгожданный выплеск ядрёного внутреннего коктейля из самых отвратительных эмоций. Парень до синяков и кровоподтёков сжимал бёдра юноши, уродуя нежную кожу, он запрокидывал голову и дышал ртом, с остервенением вколачиваясь в тугое тело.

Билл давно почувствовал, что проникновение много облегчилось, и он прекрасно понимал, что, вероятнее всего, смазкой в данном случае служит не что иное, как кровь Тео. Он понимал, что, скорее всего, порвал юношу и продолжает рвать, вколачиваясь в его сжимающийся задний проход, но его это не заботило. Его никто не пожалел тогда, так, почему он должен жалеть сейчас этого мальчишку?

Парень почувствовал, что скоро наступит конец и зарычал, с тройной силой начиная натягивать Тео на свой обжигающий, пульсирующий орган, дёргая его бёдра на себя и, одновременно, подаваясь вперёд. Толчок за толчком, ещё, ещё, ещё…

Резкая вспышка острого удовольствия пронзила тело Билла, отзываясь мелкими электрическими разрядами на кончиках пальцев. Молниеносно быстро и всё – выдох, задержка дыхания, темнота.

Тео вскрикнул и прикусил тыльную сторону ладони, чувствуя, как ему внутрь выплеснулось горячее семя и как обожгло его от этого изнутри. Сзади болело с такой силой, что темнело в глазах. Голова слегка кружилась от всего пережитого.

Толком не дав себе времени прийти в себя после оргазма, Билл поморщился и вынул член из тела Тео. Ярость и ненависть поутихли, смазались внутри. Парень бросил взгляд на воспалённый, покрасневший сфинктер юноши. Мышечное кольцо не смыкалось полностью и на нём были капли крови, и она же «украшала» внутреннюю сторону его бёдер.

Парень скривил губы и натянул обратно штаны, подошёл к тумбочке и взял недопитый виски, сделал глоток. Он даже не смотрел в сторону Тео, его совершенно перестало заботить существование юноши. Он присел на тумбочку и закурил, с удовольствием затягиваясь крепким дымом.

Тео продолжал лежать животом и грудью на столе, с трудом стоя на дрожащих, подгибающихся ногах. Было невыносимо больно, казалось, что внутри всё разорвано в мясо, в кровь. Юноша шевельнулся и упёрся ладонями в стол, пытаясь встать, но сил не было даже на такую малость.

Заметив боковым зрением, что пленник начал двигаться, Билл повернул голову в его сторону и окинул брезгливым взглядом. Удивительно, но Тео уже даже не плакал, наверное, сказался шок. Он просто иступлёно упирался дрожащими ладошками в столешницу, пытаясь подняться.

Немного не докурив, кареглазый раздавил сигарету в пепельнице и спрыгнул с тумбочки, вновь подходя к Тео. Он окинул юноша взглядом сзади и протянул руку, желая размазать его кровь вперемешку со своей спермой, но рука застыла в воздухе. Парень не мог себя пересилить и прикоснуться к «грязи». Он опустил руку и вздохнул, после чего обратился к Тео:

– Вставай.

Юноша поморщился от боли и попытался встать, но внутри всё скрутило так, что он вновь рухнул животом на стол, чем разозлил Билла. Парень с силой толкнул его в бок, сталкивая со стола, швыряя на пол, как безжизненную тряпичную куклу. Он поморщился, смотря на капли крови, оставшиеся на светло-кремовой плитке.

– Тебе не больно? – поинтересовался Билл, подходя к юноше, складывая руки на груди.

– Больно, – тихо произнёс Тео, слегка сгибаясь, берясь за низ живота, который горел огнём.

– Тогда, почему ты молчишь?

– Пожалуйста, мне больно, можно я…

– Ответь, – требовательнее приказал Билл.

– А ты хочешь, чтобы я кричал? – выдохнул Тео, кривясь от боли.

Он понимал, что может сейчас сделать хуже своими словами, но, всё равно, произносил их. Казалось, что терять уже нечего, от боли сознание помутилось, и инстинкт самосохранения притих где-то глубоко внутри.

– Ты кричал, но не долго, – хмыкнул Билл, обходя юношу, вновь смотря на потёки крови на его ногах. – Хотелось бы больше.

– Я учту, – ответил Тео и… рассмеялся.

Психика юноши не выдержала, он закрыл лицо ладонями, продолжая заходиться приступами смеха, а по щекам вновь покатились слёзы. У него началась самая настоящая истерика. Он смеялся и плакал, дёргаясь всем телом, заставляя мышцы живота конвульсивно содрогаться от нездорового хохота, распаляя собственную боль ещё больше, но не чувствуя этого.

Билл стоял над дёргающимся юношей, молча и беспристрастно наблюдая за тем, как кирпичик за кирпичиком рушится его психика и ломается личность, погребаясь под этим завалом.

Минут через десять Тео перестал смеяться и теперь только плакал: громко, надрывно, продолжая дёргаться всем телом от этих эмоций. Он сейчас не чувствовал ни боли, ни унижения – ничего. Психика мальчика защитилась, как смогла, вместо того, чтобы дать ему сломаться, спровоцировав внутренний взрыв, который обязывался освободить юношу, снизить градус напряжения и страха от пережитого за последние недели.

– Ты, правда, странный, мой больной мальчик, – произнёс Билл, когда Тео слегка поутих. – А теперь вставай и иди, ты возвращаешься в подвал.

Несмотря на то, что Тео казалось, что он даже встать не сможет, он сделал это и даже не покачнулся, стискивая зубы от боли, но молча. Билл грубо схватил его под локоть и потащил в сторону его темницы. Сейчас юношу не смущало даже то, что его джинсы были по-прежнему спущены и мешались при ходьбе. Он был словно в тумане, но не в том, к которому привык. В голове было пусто, и даже гул сердца, казалось, стал тише, смазался в глубине груди. Он механически шёл туда, куда тащил его мучитель.

Заведя Тео в подвал, Билл отвёл его к тому самому углу, где юноша любил сидеть, и обратился к нему, наконец-то, отпуская:

– Штаны надень. Я сейчас позвоню другу – он врач, он приедет и осмотрит тебя.

– Зачем? – механически спросил Тео.

– Не задавай глупых вопросов, – ответил Билл. – Раз я так сказал, значит, так надо.

Тео едва заметно кивнул и хотел было сесть, но вспомнил о том, что это сейчас не лучшая идея и просто прислонился к стене, так и не надевая ни штанов, ни, хотя бы, трусов.

– Штаны надень, – повторил Билл, видя несколько отуплённое состояние юноша. – Попадёт грязь, беда будет. А трусы и штаны у тебя чистые.

«Но разве не этого ты добиваешься?», – подумал Тео, но сил на то, чтобы озвучить вопрос не было.

– Сейчас я кое-что дам тебе… – произнёс Билл и снова поднялся в дом.

Вернувшись, парень взял руку Тео и повернул внутренней стороной вверх, беря уже подготовленный и наполненный шприц и легко протыкая иглой тонкую кожу юноши. Тео даже не моргнул, почувствовав это.

– Теперь станет легче, – зачем-то сказал Билл, отпуская руку Тео.

– Спасибо, – бесцветно ответил юноша и кивнул.

Подождав минут десять, чтобы препарат начал действовать, кареглазый вновь подошёл к Тео, взгляд которого стал ещё более расфокусированным, отуплённым. Он заглянул в его синие, ничего сейчас не выражающие глаза и негромко произнёс:

– Странный мальчик.

Парень немного помолчал и добавил, протягивая руку и касаясь щеки юноши:

– Мышонок.