Текст книги "Порок сердца"

Глава 16

Гнев означает страх. Тот, кто злится, – испуган, он боится что-то потерять. Ричард Бах©

Тео закончил с трапезой, которая служила и завтраком, и обедом, и ужином – Билл кормил его всего один раз в сутки, но еда всегда была сытной, вкусной и качественной. Сложив столовые приборы в тарелку, и оставив её, юноша взял чашку с чаем, но не сделал и глотка. Он нервно перебирал длинными тонкими пальцами, медля, но, всё-таки, решаясь и обращаясь к мучителю:

– Билл, можно… задать тебе вопрос?

– Ты уже это сделал, – спокойно и холодно отозвался кареглазый.

Тео смутился и опустил взгляд, но, всё же, произнёс:

– Я не это имею в виду…

– Задавай, – ответил Билл, не зная – хотел ли юноша добавить ещё что-то или нет, его это не заботило. – Но, – добавил кареглазый, – если он мне не понравится, я тебя накажу.

Тео едва заметно кивнул. Билл спросил:

– Всё ещё хочешь спросить?

– Хочу, – выдохнул Тео, сжимая в руках чашку.

– Ты отчаянный… Знаешь ли, не каждый бы решился играть со Змеем…

– Разве я с тобой играю?

Билл не ответил. Тео какое-то время помолчал, выжидая, может быть, парень всё-таки что-нибудь сделает. Поняв, что реакции не последует, юноша вздохнул, собираясь с силами, и задал тот самый вопрос, что так волновал его вот уже почти месяц – то время, что он был пленником самого знаменитого маньяка современности, чудом оставаясь живым и почти невредимым при этом.

– Билл, прошу, ответь мне честно, – произнёс Тео, смотря в стол. – Я – одна из твоих жертв?

– Некорректный вопрос, – ответил кареглазый. – Его можно истолковать десятками способов. Переформулируй.

– Почему ты такой? – спросил юноша и тут же скривился, поняв, что сморозил лишнего.

Он дёрнулся, отодвигаясь от мучителя, но не смея встать и пытаться бежать, да это и не было возможно – цепь и ошейник были на своих привычных местах.

– Нет-нет, – затараторил юноша. – Я не это хотел спросить! Я просто… Просто, ты так странно разговариваешь, ведёшь себя…

– Я же маньяк, – спокойно отозвался Билл, пожимая плечами. Он взял с тумбочки пепельницу и закурил.

Тео даже не поморщился, он успел привыкнуть к крепкому табачному дыму, который был верным спутником его пленителя, хотя, первое время, его начинало мутить от этого запаха.

– А маньякам, – продолжил кареглазый, – позволительно быть сколь угодно странными.

– И тебе приятно называть себя так? Маньяком? – спросил юноша, поднимая взгляд и смотря на мучителя.

– Не я себя так окрестил, – ответил Билл. – Это всё люди…

Юноша не увидел, как скривился парень на слове «люди», но словно почувствовал, как что-то в нём дрогнуло.

– То есть, ты не всегда был таким? – осторожно спросил Тео.

– Ты можешь себе представить двухгодовалого ребёнка, который закапывает в песочнице труп ровесника?

Юноша прыснул смехом, хотя, если подумать, это было совсем не смешно, по крайней мере, не из уст Билла. Кареглазый продолжил:

– Вообще, Тео, ты слишком смел в своих вопросах и предположениях…

– Ты накажешь меня? – выпалил юноша.

– Теперь да, – выдохнул Билл.

Тео услышал, как отодвинулся стул и парень встал. Он продолжил:

– Урок первый, Тео, вспоминай, не перебивать меня.

Парень подошёл к Тео и встал сбоку от него, скрещивая руки на груди.

– Вставай, – скомандовал Билл.

Скрипя сердцем, юноша медленно отодвинулся от стола и встал. Цепь, которая сегодня была замотана на большее количество оборотов, натянулась, и ошейник слегка сдавил горло. Эти ощущения были не критичными, не душили, но они были ощутимы.

– Ложиться на стол? – спросил юноша, принимая неизбежность наказания.

Он прекрасно помнил, сколько раз парень порол его здесь, вот только, к его сожалению, память подкинула кадр и того – другого, что мучитель с ним здесь сделал около недели назад. Щёки против воли Тео вспыхнули, и он опустил глаза, переминаясь с ноги на ногу и теребя в пальцах край футболки.

– О чём ты сейчас думаешь? – спросил Билл.

Тео не мог видеть его взгляда, но он настолько явственно ощущал его, что становилось неловко. Этот взгляд был острым, прицельным и до того пристальным, что, казалось, он проникал под одежду и кожу – в самую плоть и душу. Юноше казалось, словно он стоит перед мучителем голый, он едва не начал прикрываться руками, но вовремя спохватился.

«Господи, я сам схожу с ума с этим психом, – подумал юноша. – Уже видится и чудится то, чего нет».

– Не слышу ответа, – спокойно произнёс Билл. – О чём ты сейчас думал, Тео?

– Ни о чём, – соврал Тео, выдыхая.

– А я так не думаю…

– Зачем тебе мои мысли? – смелее дозволенного спросил юноша, вскидывая голову. – Накажи меня и всё.

И тут произошло то, чего Тео никак не мог ожидать, не мог даже подумать о таком. Билл… рассмеялся. Громко, заливисто, немного жутко – по спине поползли мурашки – и так искренне.

– Наказать? – изменившимся от смеха голосом спросил парень. – Ты просишь меня, чтобы я тебя наказал?

– Нет, – поджал губы Тео. – Я не прошу себя наказывать, но я прекрасно знаю, что ты это сделаешь, так, зачем тянуть время? Чем пытаться вынуть мне душу и насиловать меня морально, – раззадорившись, продолжал юноша, – лучше просто сделай мне больно, как обычно!

Билл несколько секунд, молча, стоял, смотря на осмелевшего пленника. Он резко подошёл к юноше и несколько грубо схватил за плечи, разворачивая к себе лицо и спиной к столу. Тео выдохнул и закрыл глаза, готовясь к боли, но она не пришла. Билл резко прижал юношу к столу и поцеловал, буквально впился в губы, подхватывая под попу и усаживая на многострадальный стол.

Тео вновь выдохнул, не помня себя от шока, хотя до этого так и не вдохнул. Билл целовал его страстно, властно, несколько грубо и безумно искусно. Это было очень влажно и горячо, немного больно от того, что парень, периодически, прикусывал его губы.

Юноша не мог себе объяснить – что же происходит? Он не мог даже сделать предположение. В какой-то момент он словил себя на том, что он отвечает парню на поцелуй. Ему казалось, что он делает это из страха, потому что он прекрасно помнил, чем может быть чреват отказ, но, в то же время, он не мог сказать, что ему было неприятно.

Билл целовался потрясающе и у него были такие мягкие и горячие губы, что Тео невольно расслаблялся, забываясь и забывая о том, что перед ним не трепетный любовник, а, по-прежнему, жестокий убийца и истязатель.

Так, стоп…

«Стоп! – резко подумал Тео, словно трезвея, хотя он не был пьян. – Я целуюсь с парнем? Что здесь может быть приятного?! Я же не…».

Юноша поморщился и отвернул голову, отчего Билл проехал губами по его щеке.

– Зря, – произнёс кареглазый, быстро приходя в себя после внезапного порыва нежности и страсти, беря себя в руки.

Он поправил волосы, убирая выбившуюся прядь, и со всей силы влепил юноше пощёчину. Голова Тео мотнулась вбок, и он едва не упал, в ушах загудело, а кожа начала гореть. Он прикоснулся ладонью к обожжённой болью щеке.

– Дрянь, – выдохнул Билл.

Он шагнул к юноше и схватил его за руку, дёргая так, что у него в запястье что-то хрустнуло, с силой сбрасывая на пол. Тео, не ожидавший такого, не смог нормально приземлиться и упал, ушибая колени и ладони.

– Все люли одинаковы, – добавил кареглазый. Тео прямо слышал, как сочатся злостью его спокойные на первый взгляд речи.

Он шагнул к юноше, который так и не успел встать, и со всей силы ударил ногой в живот. Тео судорожно выдохнул и схватился руками за живот. Билл небрежно толкнул его ногой, опрокидывая полностью на пол, на бок, и снова ударил – вновь в живот. Юноша хрипло выдохнул и подтянул колени к груди, пытаясь защититься, но Билл грубо оттолкнул его ноги, замахиваясь и ударяя в третий раз, попадая в солнечное сплетение.

Перед глазами Тео полыхнуло алым, а дыхание спёрло настолько, что началась паника. От боли и безысходности на глаза выступили слёзы. Новый удар приходится на рёбра, алый перед глазами начинает дрожать, вибрировать.

– Прошу, не надо, – едва слышно шепчет Тео, вдохнуть до сих пор не получается. – Пожалуйста…

– Дрянь, – повторяет Билл и ударяет юношу ногой в лицо.

Тео казалось, что кость вошла в мозг, настолько сильно его голову пронзило болью; из разбитого носа хлынула кровь. Он сжался в комок и закрыл лицо ладонями, начиная беззвучно плакать.

– Помнишь, ты сказал, что не хочешь быть красивым? – произнёс кареглазый, давая Тео передышку. – Как видишь, я исполняю и твои желания, и своё обещание.

Парень опустился рядом с Тео на колени и схватил за волосы, едва не выдирая их с корнем и поднимая юношу, садя. Он продолжил:

– Сейчас я тебя изуродую, как и обещал. Только резать тебя я не буду, что было бы логичнее. Я просто изобью тебя до неузнаваемости. Конечно, метод некрасив и не близок мне, но с такой дрянью, как ты, иначе нельзя. Я ещё в первые дни сказал, что тебя надо драть, не щадя. Приступим…

– Нет, прошу тебя! Нет! – закричал Тео, кидаясь к вставшему парню и обхватывая его ноги руками, прижимаясь к нему, словно маленький ребёнок. – Умоляю тебя, не трогай меня! Не убивай меня! Я хочу жить! Прошу тебя! Прошу тебя, Билл…

От острых отчаянных эмоций в груди юноши неприятно кольнуло, как-то сдавило. Он уткнулся лицом в бёдра парня и замер, чувствуя, как стремительно разливается за грудиной смертоносная боль.

«Вот и всё…», – отрешённо подумал юноша и провалился в темноту, потерял сознание.

Билл ещё какое-то время, молча, стоял, думая, что Тео притих потому, что ждёт приговора, но вскоре что-то показалось ему странным. Он двинул ногой, толкая юношу, и тот безвольно упал на пол. Лицо бледное, губы синеватые, глаза закрыты, по белой коже произвольным рисунком разлита кровь, которая продолжает сочиться из разбитого носа.

Ещё раз толкнув Тео ногой, Билл скривил губы, после чего достал мобильный телефон и набрал номер.

– Привет, Билл, – ответил мужской голос на другом конце связи.

– Приветствия потом. Сначала вопрос по твоей специальности.

– Ну?

– Сердечник с пороком сердца. Стало плохо, потерял сознание, побледнел, губы посинели. Что делать?

– Скорую вызывать, – прыснул смехом парень в трубке.

– Ты издеваешься?

– Ладно. Если без шуток, то бери то лекарство, что я тебе говорил, и коли ему, ей, кто у тебя там? Если через полчаса не придёт в себя, можешь заказывать гроб и место на кладбище.

– Очень смешно, – сухо ответил Билл.

– И пульс всё время контролируй. Начнутся перебои – пиши пропало.

– Хорошо.

– Мне приехать?

– Не нужно.

– Как хочешь. Хорошо, иди и откачивай. Если просто приступ – должно помочь, если же инфаркт…

– Я понял. Спасибо, пока.

Отклонив вызов, парень сгрёб Тео в охапку и взял на руки, унося на второй этаж, в свою спальню, где и хранились все его препараты. Как и было сказано, он дал юноше лекарство и какое-то время сидел, держа его за руку, контролируя пульс, который был частым, мелким, но более или менее ровным.

Через пятнадцать минут Тео приоткрыл глаза и поморщился от остатков боли, оставшейся в груди. Из-за движений лицевых мышц нос заболел с новой силой, и юноша закрыл глаза, сглатывая. События последнего часа как-то стёрлись из памяти, отошли за грань сознания, прячась там, но ненадолго.

Окончательно придя в себя, перестав слышать гул в ушах, юноша почувствовал, что его руки касается… другая рука. Он вздрогнул и открыл глаза, прикосновение тут же исчезло, Билл убрал руку.

– Что… – начал Тео, но запнулся. Он сглотнул и вновь попытался выговорить вопрос. – Что происходит? Где я?

– У меня в спальне. И, предупреждаю, если ты замараешь своей кровью мою постель, я измажу твоей кровью весь подвал.

Тео вздрогнул и напрягся. В груди вновь заныло, но всего на мгновение.

– Сегодня будешь спать здесь, – продолжил Билл и встал.

– Здесь? – пискнул Тео.

Ответом ему стала пощёчина, и он замялся, замолк. Билл продолжил:

– Утром я верну тебя в подвал.

«Почему ты оставляешь меня здесь?», – хотел спросить Тео, но промолчал, вовремя прикусил язык. «Расплата» за предыдущие вольности всё ещё сильно болела, он не мог себе позволить новых промахов, не мог и боялся. Он не понимал, что произошло и что происходит. Мысли в голове путались, тело ныло после побоев, глаза щипало от недавних слёз и кожу продолжали щекотать капли крови, поток которой стал много слабее, но она продолжала сочиться.

Билл словно в замедленной съёмке наблюдал за тем, как капля крови, стекает по подбородку Тео и срывается вниз, оставаясь невидимой на чёрном постельном белье, но безвозвратно пачкая его. Одна, вторая…

В сознании парня чёрные наволочки и простыни заменились на белые, накрахмаленные и пахнущие хлором, а кровь юноши на его собственную. Детский дом №13, общая спальня, четвёртая в ряду кровать, на которую забирается с ногами десятилетний мальчишка, забывая о том, что его накажут за грязь и кровь на недавно смененном постельном белье, что вновь будет больно… Ему было уже почти не важно – ему всё время было больно: физически, морально, душевно… С каждым днём он всё больше чувствовал, как что-то внутри него ломается, умирает под напором ужасающе жестокой действительности приюта. Голод, унижения, побои и постоянные пятна крови на белоснежном постельном белье, за которые тебе вновь причиняют боль. Круг замыкался раз за разом, постепенно затягиваясь удавкой на горле юного Билла, за которого тогда было некому заступиться. За которого было и сейчас некому заступиться, и именно поэтому ему пришлось научиться делать это самому.

Вздрогнув, парень вышел из своего непонятного транса, из флёра ненавистного прошлого и взял с тумбочки салфетки, сунув упаковку в руки юноши.

– Утри кровь, – холодно приказал он.

Тео кивнул и взял упаковку, дрожащими пальцами выуживая одну салфетку и прикладывая её к носу. Белый цвет тут же окрасился алыми пятнами, и Билл скривился, словно от зубной боли. Никогда и ни с кем он не позволял себе проявлять эмоции, показывать истинные чувства даже мимолётным движением мышц лица. Но сейчас, с этим юношей – с Тео, который был практически слеп и всё равно не мог видеть правды, он позволял себе немного расслабиться, снять с себя свой извечный ледяной панцирь бесчувственности. И только холод души не мог растопить никто. Лишь изредка на леднике его сердца проступали жутковато-уродливые цветы злости, ненависти, желания…

Чувствуя, что салфетка пропиталась кровью насквозь, Тео отнял её от лица и поднял глаза на Билла.

– Куда выбросить? В смысле, где мусорное ведро?

– Рядом с тумбочкой, – холодно ответил кареглазый парень.

Тео решил не уточнять, где стоит тумбочка. Он встал и осторожно вытянул окровавленную руку вперёд, едва не задевая Билла, но чудом промахиваясь. Найдя тумбочку, юноша едва не сбил с неё будильник и, вернув вещь на место, нащупал мусорную корзину, сбрасывая туда использованную салфетку.

– Ложись и бери ещё одну салфетку, – приказал Билл. – У тебя всё ещё идёт кровь.

Тео кивнул и покорно вернулся на кровать, только не лёг, как было сказано, а сел, подгибая под себя одну ногу. Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы найти брошенную упаковку салфеток и, взяв одну, он вновь зажал разбитый нос.

«Калечит, потом лечит, – думал юноша. – Странный он. Может быть, у него расстройство личности? Раздвоение, например? – он несмело поднял глаза, предположительно, смотря на Билла. – Наверное… Но, хотя бы, он услышал меня и не стал убивать или избивать до полусмерти. Вот только – что будет дальше? Когда-нибудь… – юноша осёкся на мысли и сглотнул. – Когда-нибудь, он убьёт меня. Или отпустит?».

Юноша с надеждой в глазах посмотрел на мучителя. Билл заметил этот огонёк света в слепом взгляде, он почти услышал мысли Тео и надежды – лишив жизни более десятка человек, легко учишься читать чужие эмоции, особенно светлые и совершенно безнадёжные. Но, несмотря на это, Тео порой подкидывал Биллу сюрпризы. Верно, именно поэтому юноша был до сих пор жив. Зверь истязает свою добычу до тех пор, пока та продолжает трепыхаться в его когтях, потом же он теряет к ней интерес, а Тео продолжал «трепыхаться» в стальных и хладных объятиях Змея-Билла.

Глава 17

Билл проснулся первым, он потянулся и поморщился, приоткрыл глаза, тут же скашивая их вбок. Причиной тому стало ощущение шевеления совсем рядом, под боком у парня. Переведя взгляд, он увидел Тео, который мирно спал рядом, самозабвенно и слишком смело прижимаясь к мучителю всем телом.

Прикованная к спинке кровати рука юноши была неестественно вывернута, что обязано было приносить боль, разбудить его, но он продолжал спать, не обращая на дискомфорт никакого внимания. Этой беспокойной ночью сон с трудом шёл к Тео, а когда пришёл, то юноша всё равно продолжал крутиться, пока, в конце концов, не скинул своё одеяло на пол, оставшись в одном белье в излишне холодной комнате. Билл любил спать в прохладе и, порой, не закрывал окно на всю ночь даже, несмотря на холода на улице. Так, лишившись источника тепла, юноша стал искать его, необдуманно, в полудрёме, забираясь под одеяло к своему пленителю и прижимаясь к нему, пытаясь согреться.

Кареглазый чуть приподнялся, полусадясь, и посмотрел на спящего юношу. Он протянул руку и убрал растрепавшиеся волосы, прикрывающие лицо Тео. Удивительно, но после вчерашнего удара ботинком в лицо черты его остались неизменными: ни отёков, ни трещин-разрывов на переносице, ни синяков не осталось на коже Тео. Его лицо было по-прежнему несколько детским, слегка женственным, с ровной светлой кожей. Аккуратный носик, чуть надутые во сне губы и пушистые не слишком длинные ресницы, прикрывающие огромные синие глаза.

Билл хмыкнул и едва ощутимо провёл кончиками пальцев по скуле юноши, затем, толкнул в плечо, в попытке разбудить. Тео недовольно замычал во сне и ещё больше сжался, свернулся калачиком, утыкаясь носом в бок парню. Билл толкнул во второй раз, более ощутимо.

– Ещё пять минут, – сонно попросил Тео, верно, со сна совершенно позабыв о том, что он не дома.

– Вставай, – твёрдо приказал кареглазый и снова тронул юношу за плечо.

– Ещё пять минут…

– Я не собираюсь с тобой нянчиться, – отрезал Билл. Он подождал секунды две и влепил юноше пощёчину, вырывая его из приятной неги сна и возвращая в пугающую реальность дома маньяка.

Тео непонимающе пискнул-всхлипнул и открыл глаза, распахнул их, устремляя взор на мучителя.

– За что? – спросил юноша и поморщился, обернулся на свою вывернутую руку – боль наконец-то проникла в сознание и дала о себе знать. – Можешь меня отстегнуть? У меня рука болит…

– Сядь и поверни её, чтобы не было больно, – ответил Билл и выбрался из постели, быстро доставая из шкафа тёмные джинсы и надевая их. – Не нужно было ворочаться ночью и жаться ко мне. Зачем ты раскрылся?

– Я раскрылся? – удивлённо спросил юноша, садясь, как было приказано и складывая ноги по-турецки, сгребая в охапку одеяло и прижимая его к животу.

– Как видишь.

– Ты же знаешь, что я не вижу, – немного обиженно отозвался юноша.

Ему было неприятно, когда ему говорили подобное, словно намерено издеваясь, подчёркивая разницу между ним и нормальными людьми. Наверное, это уже стало своего рода пунктиком, комплексом, но юноша не мог не среагировать на это даже сейчас, когда понимал, кто перед ним и что ему за это может быть.

– И ты думаешь, что я пожалею тебя из-за этого? – спросил Билл, прерывая процесс одевания, оставаясь в джинсах и поворачиваясь лицом к юноше, скрещивая руки на груди.

– Мне не нужно, чтобы меня жалели, – буркнул в ответ Тео. – Но, если бы ты был нормальным…

– Допрыгалась, мышка, – произнёс Билл и резко двинулся в сторону кровати, где сидел юноша.

Тео вздрогнул от ощущения приближения мучителя и от того, как неприятно резануло по слуху это треклятое «мышка», чем его изводили нелюбимые одноклассники. Вопреки логике, которая твердила: «Сиди и не двигайся, не зли его ещё сильнее», юноша сорвался с места, подскакивая на ноги и собираясь бежать. Вот только он напрочь забыл про крепкую сталь наручников, что держала его руку. Холодный грубый металл врезался в кожу запястья, сдирая её из-за резкого движения, рука вывернулась и в запястье что-то хрустнуло.

– Твою мать, – выругался юноша, падая на колени рядом с постелью. От резкой боли в глазах потемнело.

Он дёрнул рукой, но это спровоцировало лишь новую вспышку острой боли. Юноша дёрнулся ещё раз и всхлипнул; он встал на колени и упал верхней частью тела на кровать, пряча лицо в стянутой его же неосторожными движениями простыне.

Билл, стоял и, молча, наблюдал за попытками юноши бежать, за болью, что так красиво заиграла на его миловидном личике и ещё более вкусным, чем сама боль, отчаяньем.

– Прости, – не поднимая головы, произнёс Тео. – Я не подумал… Я не хотел бежать. Просто, мне стало так больно. Я боюсь тебя.

– Боишься? – странным голосом поинтересовался Билл и подошёл ближе, останавливаясь за спиной тяжело дышащего юноши.

– Боюсь, – кивнул Тео. – Ты же…

«Маньяк», – прозвучало в голове юноши, но, отчего-то, он не решался произнести это вслух. Билл сделал это за него.

– Маньяк, – произнёс кареглазый. – Называй всё своими именами.

– Но разве это твоё имя?

– Меня так нарекли люди, – скривившись, ответил парень. – И…

Он вдруг осёкся, замолчал, вовремя поняв, что едва не позволил себе непозволительно лишнего – искренности и правды, той страшной правды, что грызла его на протяжении тринадцати лет, тех лет, когда он медленно, но верно обращался страшным Змеем.

– Ты… не расскажешь мне? – боясь, осторожно спросил юноша.

– И что ты хочешь знать, Тео? Хорошо подумай прежде, чем ответить.

Юноша вздохнул и прикрыл глаза, затаивая дыхание, собираясь с мыслями и силами.

– Как я вижу, ты принял правильный выбор, – хмыкнул Билл, когда молчание юноши затянулось.

Парень отошёл и снова вернулся к шкафу, доставая оттуда чёрную футболку с готичным принтом, но не успевая её надеть.

– Я хочу знать правду, – негромко, но удивительно звонко в своей внутренней уверенности произнёс Тео. – Твою правду, – уточнил юноша. – Почему ты стал таким?

Кареглазый выпрямился, застывая с футболкой в руках, оборачиваясь на столь безрассудно смелого юношу.

– Смелость удел безумцев и пьяниц, – ответил парень, поджимая губы, сжимая их в плотную нить.

– А ты… ты боишься быть смелым?

Это казалось бредом, слишком непозволительным для правды бредом, но Тео задал этот вопрос. Ему сейчас даже не было страшно, он словно свыкся с тем, что в конце их разговора Билл вырвет ему сердце и потому позволял себе всё.

– Я боюсь? – от удивления смелостью юноши голос парня дрогнул.

Он отбросил футболку и подошёл к Тео, продолжая:

– По-твоему, такой, как я может быть трусом?

– Я не знаю, какой ты, – вздохнул Тео. Отчего-то, он продолжал лежать в нелицеприятной позе лицом вниз. – Ты ведь не можешь быть таким, как кажешься? Таким, как хочешь казаться?

– А какой я, по-твоему, Тео?

– Я не знаю, – вздохнул юноша, неловко пожимая плечами из-за вывернутой скованной руки. – Я знаю только это твоё лицо – лицо маньяка-убийцы, моего мучителя. Но ведь у тебя есть и другие лица? Какой ты, например, со своей семьёй? Они ведь вряд ли знают о том, что ты…

– Закрой рот, – не грубым, но холодяще ледяным тоном приказал кареглазый и вернулся к шкафу, наконец-то, надевая футболку. – Сейчас завтрак и душ, потом вернёшься в подвал. У меня сегодня дела, потому расписание немного меняется…

Тео кивнул и привстал, отнимая лицо и грудь от постели, но его вдруг вновь толкнули вниз и сжали загривок, прижимая к постели. Он испуганно вдохнул, распахивая глаза, но ничего не говоря.

Рука Билла, которой он прижимал Тео, двинулась чуть выше, зарываясь в волосы, путаясь пальцами в спутанных после сна прядях и сжимая их у корня.

– Что ты собираешься делать? – всё-таки, решился спросить юноша.

– А ты как думаешь?

Эта привычка Билла отвечать вопросом на вопрос бесила Тео, заставляла что-то внутри раздражённо трепыхаться злобной, но такой маленькой птичкой. Казалось, словно парень желает узнать самый потаенный страх юноши и непременно его исполнить, претворить в жизнь.

– Ты хозяин, тебе виднее, – ответил юноша и снова уткнулся лицом в матрас, замолкая.

Билл усмехнулся и покачал головой. Он прекрасно понимал, чувствовал, что такая покорность юноши, по крайней мере, пока, является искусственной и напускной. Он понимал, что, таким образом, Тео просто пытается умилостивить его, но, всё равно, это невероятно забавляло парня, и он позволял юноше думать, что он обводит его вокруг пальца, подкупая своей красивой ложью.

– Вставай, – произнёс кареглазый, отпуская Тео и снимая с него наручники.

Тео немного опешил от того, что всё оказалось так просто, но поспешил послушаться и встать. Он потёр ноющее запястье, на котором алели полосы-царапины, подаренные грубым металлом.

– Рука не сломана и, судя по тому, что ты не скулишь от боли, не вывернута, – произнёс Билл. – Так что, не строй из себя бедную овечку. Быстро в душ и завтракать.

Тео кивнул и осторожно спросил, поднимая на мучителя взгляд:

– Который сейчас час?

– Какая разница? – ответил кареглазый, но обернулся на часы и добавил: – Десять часов и пять минут.

– А число?

– 28 ноября.

Тео удивлённо посмотрел на Билла. Получалось, что он был его пленником уже больше месяца. Целых тридцать пять дней постоянного страха и ожидания смерти, целых пять недель близости с одним из самых опасных людей современности.