Текст книги "Сюжет из подвала"

Глава 6

Славин вошел в спальню. Он был, как никогда, холоден и сдержан. Арина лежала на кровати молчаливая и отрешенная. После поражения ее вдруг охватило полное равнодушие к окружающему миру, включая Славина, которого она так нелепо приревновала к чужой, некрасивой женщине, да к тому, же еще и немолодой. По самым грубым подсчетам Джулия была лет на пятнадцать старше Арины и соответственно опытнее и хитрее во всех делах. Жаль, что Арина не осознавала, что ее расстройство было копеечным. Подобно многим, она ошибочно приписывала умение одерживать верх в разговорах умственным качествам, а не поведенческой привычкой. И не знала Арина, что подобную «шустрость» можно развить за полчаса, стоит только начать лгать. И подавлять. Подавлять и лгать.

Вот и сейчас попытка Арины рассказать о случившемся превратила ее в смешного клоуна, зажравшуюся девицу, устроившую истерику в присутствии зрелой, благовоспитанной дамы, которая ловко передернула всю ситуацию на себя. Да тут еще и задетая гордость вылетела, словно джин из бутылки. Арина поняла, что Славин не поверил ей и принял сторону того, кто был более вертким.

Славин присел на край кровати и сделал попытку обнять Арину.

– Отстань, я не хочу, – пробурчала Арина, даже не повернувшись в его сторону, но последний не убрал руку. – Твоя наглость просто поражает. Сразу видно, что ты приезжий, – равнодушно заметила она.

Славин рывком повернул ее к себе и прорычал:

– Ты – жалкая, никому не нужная тварь! Я полчаса уламывал Андрея Сергеевича, чтобы он разрешил нам репетировать твою весеннюю бабочку! Я вложил в твою неблагодарную душу все свои силы, а что получаю взамен?

– Меня! – парировала Арина и резко вывернулась из объятий Славина. – Слезь с моей кровати! – закричала она. – Видишь вон тот пуфик у туалетного столика? – И Арина кивком головы указала на белую табуретку. – Садись туда и соблюдай дистанцию.

– Я лучше постою, – буркнул Славин. Он явно пожалел о том, что не сдержался и снова дал волю гневу.

– Почему ты не выслушал меня, Леша?

– Потому что у тебя снесло крышу! Какие-то ночные хождения, страхи, обезвреживание преступников, духи…

– Не духи, а дух Амалии Яхонтовой, – сказала Арина. При слове «Амалия Яхонтова» тень пробежала по лицу Славина. Пробежала и пропала.

– Какая разница, Алейникова? – буркнул Славин и снова подошел к кровати. – Ты сама все себе придумала от тоски и одиночества. Правильно сказал Андрей Сергеевич, что тебе не надо было уходить из театра.

– Кажется, он слишком много тебе наговорил.

– Ничего подобного, – просто ответил Славин, садясь на кровать. – Ты ведь была одной из лучших. Да я и сам это вижу.

– А это уже интересно. Продолжай.

– Я вижу тебя насквозь, Арина Алейникова.

– И что же ты видишь сейчас?

Славин лег рядом с Ариной, резко взял ее за плечи, повернул к себе и сказал:

– В твоих глазах. Алейникова, я вижу непростительную одичалость по мужскому телу, а поскольку тело здесь одно, то я снимаю джинсы. Конечно, лучше бы это сделала ты, но как-то неудобно просить об этом паву московскую.

Арина еле сдерживала себя, чтобы не расхохотаться, а тем временем Славин стаскивал с нее халат.

Они занялись любовью, но как-то вяло, словно по принуждению, как будто бы между ними стоял кто-то третий и постоянно грозил пальцем. То ли с непривычки, то ли от смятения чувств, Арина постоянно вздрагивала и хлюпала носом.

– Эй, что с тобой? – не понял Алексей. – Ты можешь расслабиться?

Но Арина заскулила еще громче.

Славин катал ее и так, и сяк. Успокаивал, увещевал, уговаривал, даже шептал ей ласковые слова, но Арина не слышала его. Она приняла его нехотя, как будто бы расплачивалась за его щедрость и снисхождение. Потом, сев по-турецки, Арина горько заплакала.

– Почему ты плачешь? – недоумевал Славин. – Можешь ответить хотя бы, одним словом?

Но Арина молчала. Даже перестав рыдать, она все равно сидела, склонив растрепанную голову и, молча, глядела прямо перед собой.

– Куда ты смотришь? – раздраженно спросил Алексей.

– Она была здесь.

– Кто?

– Амалия…

– Что ты сказала? – не понял Славин.

– Танцовщица. Амалия Яхонтова. Она была здесь и видела всю нашу перепалку, а сейчас ушла.

Славин содрогнулся, но быстро взял себя в руки и сказал:

– Тебе надо лечиться, Алейникова.

– Тебе тоже.

Славин решил не возражать и промолчал.

– Скажи, Леша, ты просто воспользовался моим телом?

– Других в наличие не было, – огрызнулся Славин, повернулся на бок и тут же уснул крепким сном усталого рыцаря, из которого прекрасная дама выпила все соки.

Арина еще долго смотрела в окно, за которым плавали рваные серые облака, дымным кружевом закрывавшие желтый лик весенней луны.

Утром, когда она проснулась, Славина уже не было.

Глава 7

Лука сидел на своем любимом диване и настырно подбирал на аккордеоне какую-то услышанную по телевизору мелодию. Играл он тихо, ибо не хотел утром будить соседей своими страстными пассажами, а уж тем более бесконечными повторениями трудных мест, которые никак не мог осилить. Но дворник не сдавался и продолжал мучить инструмент упражнениями. Перед ним на столе стояла недопитая чашка чая и тарелка с большим куском Дуськиного кулича с текучей глазурью. Стояла намертво. Нетронутая. Видимо Лука решил не притрагиваться к пище, пока не осилит заколдованное место, таким образом, создав себе стимул к совершенствованию. Но правая рука упорно соскальзывала с клавиатуры, а басы звучали неровно и несогласованно.

– Больше не буду пить! – заявил Лука и, поморщившись, выпил глоток холодного чаю. Потом поковыряв ложкой кулич, он состроил брезгливую физиономию, отодвинул тарелку, снял с колен аккордеон и поставил его на диван. Воровато посмотрев на дверь, дворник снова пошарил своей длинной рукой под диваном, но ничего не нашел.

«Вот бестия эта Дуська!» – подумал дворник. «Я же вчера четвертинку припрятал, а она взяла, да нашла! Не хочет она понимать, что у меня руки не идут без драгоценного нектара. Ан вот теперь и не признаешься ей. Загрызет, не пожалеет».

– Дусенька! – нежно позвал Лука супругу. – Ты мне чайку горяченького не принесешь?

Открылась дверь и на пороге появилась ухмыляющаяся Дуська в своем неизменном зеленом халате. Правда, по случаю праздника он был тщательно постиран и выглажен.

– Что, соловей мой, – не вытанцовывается? – спросила Дуська, издевательски глядя на мужа.

– Ну что за народ эти бабы! – простонал Лука. – Ну почему вы начинаете нас пилить в самый ненужный момент? Неужто нельзя подождать?

– Подождать чего? – возмутилась Дуська. – Когда ты совсем сопьешься?

– Дусенька, – застонал Лука, решив лаской умаслить строгую Дуську. – Ну, я прошу тебя…. Хоть одну рюмочку. У тебя же есть. Видишь, пальчики совсем не гнуться! – И Лука поиграл в воздухе своей тощей пятерней.

Дуська ушла. Вернувшись, она поставила перед мужем полулитровую чашку с дымящимся чаем и, не сказав ни слова, выплыла из гостиной.

– Бестия! – И рваный тапочек с яростью полетел в закрытую дверь. Выпустив пар, Лука в очередной раз смирился со своей нелегкой судьбой и, прихлебывая, начал пить пахнущий душицей чай. Ему стало легче. «И все-таки Дуська у меня алмаз», – подумал Лука и с аппетитом принялся смаковать кулич.

Раздался робкий звонок в дверь.

«Кто бы это мог быть?» – подумал Лука. – Вроде никого не ждали. – Потом он скорбно вздохнул и сказал:

– Наверное, опять жильцы со своими причудами. Пусть Дуська идет и открывает, а я с места не двинусь! Вот! – И Лука показал язык незваным гостям.

В маленькой прихожей послышался шум открывающейся двери, робкий мужской голос, спрашивающий, дома ли господин дворник по имени Лука и как всегда, вежливо-безучастное приглашение Дуськи пройти в гостиную.

– К тебе пришли, – доложила Дуська, открывая дверь и пропуская гостя вперед. – Говорят, что по сугубо личному делу.

– Здравствуйте, Лука, – сказал Славин и церемонно кивнул головой.

– Иу! – сколько у Амальки поклонников!

– Откуда вы знаете это имя? – вытаращил глаза Славин.

– А она здесь всем покоя не дает своими танцами, – ответил Лука и в упор уставился на Славина в ожидании его реакции.

– Разрешите представиться, – серьезно сказал Славин.

– Разрешаю, – ухмыльнулся Лука.

– Меня зовут Алексей Славин. Я работаю в Московском театре балета.

– Ну и что? Здесь живет одна балерина, правда, бывшая. И зовут ее Арина. Пропащая душа, – закатил глаза Лука. – Потом он снова посмотрел на Славина и твердо сказал. – Только тебе нужна не она, а эта Амалька.

– Откуда ты знаешь, что меня интересует Амалия Яхонтова?

– А она очень многих интересует. Шальная была баба, нужная, да только вот сгорела живьем от этих выродков!

– Видите ли, я…

– Да не стесняйся! Колись! Небось связался с Аринкой?

– Она моя коллега, и от нее я услышал, что дух Амалии часто является к ней.

– Ну и что? А ты, какое отношение имеешь к шумным духам?

– Да никакого. Просто меня как хореографа, педагога и танцовщика интересует история этой довольно известной и талантливой балерины. И любая самая невероятная информация будет полезна.

– Для чего?

– Для моей работы, для учеников, для коллег. И потом я пишу антологию русского балета.

– Опять танцы? – поморщился Лука. – Что-то много развелось здесь балетоманов и писак!

– А что вы имеете против нас?

– Да собственно ничего, – зевнул Лука. – Чего ты хочешь?

– У вас нет каких-нибудь материалов по Амалии Яхонтовой? – спросил Славин.

– Есть афишка ее последнего концерта, во время которого она сгорела заживо.

Резко вскинув глаза, Славин сказал:

– Вы не можете мне ее дать хотя бы на время?

– Отчего же? Могу. – И Лука снова извлек из бюро пожухший листочек и протянул ее Славину. – Можешь взять ее себе. Это ксерокопия.

– Что? – не понял Славин.

– Я говорю, ксерокопия. За этой Амалькой половину дома охотится. Только поймать никто не может.

– Значит, эта афишка моя? – недоверчиво спросил Славин.

– Да.

– Спасибо. – И Славин дружески пожал руку неутомимому дворнику, который ничего не сказал о погребении останков Амалии и ни единым словом не выдал Арину.

– Тогда до свидания.

– До скорого, – ответил Лука и, повернувшись, пошел к дивану. – Эй, Алексей! – спохватился Лука….

Но Славина уже не было.

– Точно в бездну мотнулся! – вздохнул Лука.

Услышав назойливый звонок в дверь, Арина поморщилась и нехотя поставила на стол чашку с кофе. Запахнувши халат, она поплелась к входной двери. Кто-то продолжал усердно давить на кнопку, извлекая противные, писклявые звуки.

– Сейчас открою! – буркнула Арина. – Кто там?

– Это я, Леша. Давай, открывай! Ты чего, еще не проснулась?

– Пошел вон!

– Что? – не понял Славин.

– Что слышал! – ответила Арина и отошла от двери.

– Опять с ума сходишь? Мне надоели твои штучки! Открывай! – И Славин начал изо всех сил барабанить кулаками, требуя, чтобы его впустили.

– Проваливай! – спокойно ответила Арина и ушла в гостиную.

– Не забудь, что завтра у нас с тобой репетиция! И Славин напоследок вдарил ботинком по персиковой двери.

Интермедия
Ночь

В заброшенной мансарде под рвущимися ввысь башнями тихо разливались звуки менуэта. Уютная луна вливала свои грезы сквозь стрельчатые окна в каменный зал, высвечивая лучами фигуру человека, который сидел за клавесином и, нажимая тонкими пальцами на клавиши, извлекал оттуда чуть щемящие звуки. Играл он чисто. Сидел прямо. Смотрел перед собой. Лицо его было белым, как снег, со смазанными чертами, которые отдаленно напоминали кого-то. Его серые одежды пышными фалдами падали вниз, клубясь прозрачной кисеей, заполняя пространство и сливаясь со звуками.

На клавесине горела свеча, бросая тень на черную статуэтку вставшей на дыбы лошади. Последний такт. Последний аккорд. Свеча потухла. Настала тьма.

Человек поднялся, взмахнул серыми крыльями, и сотни крошечных свеч, как новогодняя елка, зажглись в мансарде. Еще один мах и на каменной скамейке появились две почти прозрачных фигурки: мужчины в военном мундире и женщины в белом платье и черной шляпке. Вы, конечно же, узнали их.

– Зачем ты нас вызвал, Вархуил? – спросил мужчина.

– Чтобы отправить вас на Суд божий.

– Но Вархуил! – взмолилась женщина.

– Я – серый ангел, который призван сохранять равновесие на земле. Если бы не мы, то люди уже давно бы пожрали друг друга или расколотили бы лбы в храмах! Я не отдал вас ни Богу ни дьяволу, ибо внял вашей скорби и помог вам. Но теперь вам пора уходить с земли.

– Спасибо, Вархуил, – склонил голову мужчина. – Благодаря тебе, нашлась та, чьи слезы оказались сильнее вечности. Но мы должны еще немного побыть здесь.

– Зачем?

– Чтобы уберечь любимых.

– Вы не можете вмешиваться в ход жизни. Узел разрублен. Чаша испита.

– Еще нет, и ты это знаешь, Вархуил.

– Уходите!

– Пощади нас, Вархуил! – взмолились тени. – Дозволь остаться нам на земле еще хоть немного!

Оловянные лучи безжалостных глаз ангела сверкнули, пронеслись по зале и скользнули по призракам, которые согнулись, скривились в гримасах, расплылись акварелью, да только глаза их смотрели твердо и решительно.

– Хорошо, – выдохнул ангел, и вдруг все пропало: и клавесин, и свеча, и черная лошадь. И сам ангел.

Часть четвертая
Славин и Джулия

Глава 1

Москва. Проспект Мира. Раннее утро. Начало мая. Еще вчера наивные снежинки кружили вокруг светящихся фонарей, а сегодня они исчезли, растаяли, даже не сказав, прощай. После холодных ветров, тревожного качания деревьев, оловянного безрадостного неба и темных ночей со строгой, безжалостной луной, на Москву, как всегда, неожиданно обрушилась весна с ее вечным оттенком свежести, юности, и…горечи разбитых надежд. Наверное, все знают этот весенний запах грусти и безысходности! Его невозможно спутать ни с чем! И он усиливается вдвойне на фоне распускающихся деревьев и пробудившейся природы. Кажется, что какой-то невидимый дух или эльф пускает в нас чуть-чуть отравленные стрелы печали. Ты хочешь быть счастливым, но не можешь, тебе хочется пожаловаться на бездарно прожитый год, но вряд ли найдутся достойные слушатели, и все приходится держать в себе, пока новые события не сотрут из памяти старые обиды и не взойдут зеленые ростки надежды.

А Москва дышит, поет, радуется первым теплым дням. Ведь впереди полгода без снега. Откуда-то снизу от самой земли поднимается тепло, которое смешиваясь с сырым утренним воздухом, делает его свежим и ласкающим, словно прикосновение любимых рук.

На улице еще тихо.

Но уже через три часа весенний московский воздух вновь наполниться городским многоголосьем вечно спешащих людей, криком торговцев, скрежетом тормозов и вечным гулом проезжающих мимо машин. И весна затеряется в бесконечном жужжании города, и люди не заметят очередной смены времени года.

В десять часов утра около уже известного нам фасадного дома резко затормозил сине-белый автобус, из которого выпрыгнул высокий рыжеволосый мужчина в мятых джинсах и коричневой куртке. Под мышкой он крепко держал папку с какими-то документами, которые, видимо, имели для него большую ценность. Его бледное лицо выражало благодушие и удовлетворение, светлые глаза блестели, а губы слегка улыбались. Можно было подумать, что все праздничные дни он просидел за книгами или в лаборатории, но данная версия распадалась на куски, ибо его скулы покрывали красные полоски шрамов.

Насвистывая веселую песенку, мужчина направился в сторону рынка, где у своего ларька уже стояла глазастая Марька с новой разновидностью своего «весеннего» товара. На этот раз она торговала красными пышными розами, на лепестках которых, словно кристаллы, блестели крупные капельки воды, которой она каждый час опрыскивала свой капризный товар.

– Здравствуйте, Марья Семеновна, – весело поздоровался мужчина, подходя к ларьку. – Хороша нынче погодка, не правда ли?

– Правда, правда, – буркнула Марька, даже не посмотрев на мужчину.

– А я вот в отъезде был…

– Знаю я все ваши отъезды! – сверкнула глазами Марька. – Все по Пятницкому кладбищу шастаете! И на что вам дался этот старый погост с заброшенными могилами? Чего вы там потеряли? Может, себя? – И Марька в упор уставилась на мужчину.

Он побледнел, его светлые глаза вспыхнули недобрым, оловянным блеском, а волосы стали казаться еще ярче, еще рыжее.

– Откуда вы знаете? – глухо спросил он.

– От верблюда! От тебя ландышами несет за версту! Уж я в этом разбираюсь…. Как и во всем другом.

– Все-то вы знаете. Марья Семеновна, – хихикнул мужчина, пытаясь обратить разговор в шутку. Он уже сумел взять себя в руки, и к нему вернулась прежняя вкрадчивая вежливость. – А что, туда еще кто-нибудь ходит? – осторожно спросил он.

– Ходят, – снова буркнула Марька.

– Кто же?

– Женщина в черном! – И Марька сделала страшные глаза, видимо, решив напугать мужчину. Однако ей это не удалось.

– Имя-то вы ее знаете?

– Знаю, но не скажу.

– Почему?

– Потому что не к добру все эти ваши затеи.

– Какие затеи вы имеете в виду, Марья Семеновна? – прищурился мужчина.

– Сам знаешь! Хороните на старом погосте неизвестно кого, а потом эти мертвецы бегают за вами! Тьфу!

– Я никого там не хоронил. И мертвецы меня не преследуют, – начал оправдываться мужчина.

– На кладбище был? Признавайся! – начала атаку Марька.

– Ну, был, – растерянно ответил мужчина.

– И кто же тебя там так разукрасил?

Мужчина провел рукой по шрамам, словно убеждаясь в их наличии, поморщился от боли, а потом сказал:

– Я сегодня утром порезался бритвой.

– Прямо до ушей? – не унималась торговка.

– Я сбрил бакенбарды вот и все! – раскололся мужчина.

Марька тупо посмотрела на его лицо и, не найдя никаких контраргументов, взяла лейку и начала с каким-то неистовством опрыскивать цветы.

– Может, продадите мне букетик, Марья Семеновна? – с некоторым ехидством попросил рыжеволосый тип.

– Сегодня я торгую любовью, – огрызнулась Марька. – Ландыши отцвели, извольте покупать розы!

Мужчина понял, что разговор окончен и, не попрощавшись, свернул на брусчатую дорожку, ведущую к кирпичному двухэтажному зданию, где находилось Северо-восточное агентство недвижимости.

Увидев, что мужчина отошел, Марька оторвалась от своего занятия и долго провожала его взглядом, пока тот не подошел к зданию и исчез за серой железной дверью. «Я знаю, кто ты такой», – прошептала Марька. «Мои карты никогда не лгут».

Потом встрепенувшись, она набрала воздух в легкие и закричала своим зычным голосом:

– Розы, розы! Покупайте майские розы!

Глава 2

Джулия проснулась, блаженно потянулась и снова закрыла глаза. Она находилась в состоянии той сладкой утренней дремы, некоей колыбелью между сном и явью, которая баюкает, навевает грезы и всячески отталкивает желание встать и начать новый день. Сменяя друг друга, одним за другим проносятся мысли и образы, смешиваясь с мягким светом пробуждающегося дня.

Джулия уже давно не спала сном младенца. Чуткость ее сна могло заглушить лишь крепкое вино, и тогда она, без сновидений, могла спать по многу часов, а после пробуждения долго приходила в себя, слоняясь по квартире, словно зомби. Лишь после нескольких чашек крепкого кофе Джулия выходила из этого тупого кокона и начинала проживать еще один день из своей жизни, о смысле которой она перестала задумываться уже давно когда, потеряв всю семью, осталась совсем одна со своими выдуманными героями и абсолютно неинтересными, по ее мнению, друзьями и коллегами.

Сейчас все было наоборот. Закрыв глаза, она с мучительным блаженством вспоминала о чем-то приятном и очень-очень близком.

«Ах да», – вспомнила Джулия. «Сегодня вторник, и к пяти я иду в театр балета к этому герою-любовнику». Джулия посмотрела на электронные часы, которые стояли на тумбочке. Они показывали десять часов утра. «Ничего себе! Я еще никогда так рано не просыпалась!» И Джулия, откинув одеяло, встала с кровати и подошла к зеркалу и начала рассматривать свое маленькое тщедушное тельце, сгорбленное от постоянных сидений за компьютером спину, жиденькие пегие волосенки, да неухоженные пальцы со сломанными ногтями.

«Да, Юлия Николаевна», – подумала Джулия, ощупывая припухлости под глазами, – «время изрядно потрудилось над вашим фасадом. Надо что-то срочно предпринять, а то в этом их театре тебя примут за Бабу-Ягу и вышвырнут вон. Интересно только, что во мне находит наш редактор Мишка, который как часы раз в месяц наведывается в мою пещерку. Хотя… Мне уже сильно за сорок, а лысому Мишке уже сильно за шестьдесят. Зарплата у него маленькая, а понтов хоть отбавляй. Но это он со мной только оттягивается. С женой и начальством он тише воды, ниже травы. Да и бог с этим Мищкой! Мне сейчас надо не ударить лицом в грязь перед этими актерами!»

Джулия еще раз посмотрела на себя в зеркало и с удовольствием заметила, что, несмотря на оплывшие черты лица, ее светло-карие глаза сверкали радостью. Обхватив ладошками щеки, Джулия вжала их, вытаращилась и весело сказала тоном опытного визажиста:

– Мы сделаем акцент на глазах!

И пошло и поехало давно забытое и казавшееся уже ненужным охорашивание и огламуривание всевозможными масками, кремами и прочими SPA – процедурами, которые хоть и временно, но из каждый женщины могут сделать красивую и желанную.

– «В эту темную ночь на гребне мрака, который уже закончился и перешел в новый день во мне родились прекрасные идеи, а душа впервые за много времени горела огнем», – пела Джулия строчки из своего нового романа.

На этом слове глаза Джулии действительно сверкнули, и она замерла перед зеркалом, словно это было не стекло, а вспышка фотоаппарата.

«А я прекрасна!» – подумала Джулия и громко рассмеялась. Пламя ее истории разгоралось ярким пламенем. Факты росли, как грибы. Осталось только соединить их в единое, захватывающее повествование.

И вот…

Мимо жужжащего днем и ночью рынка по розовато-бордовой брусчатой мостовой проспекта Мира прошла элегантная женщина лет сорока в светло-коричневом брючном костюме и шелковой белой блузе, вырез которой украшала ниточка жемчуга. Ее короткие светлые волосы были тщательно завиты и уложены, а на худом лице выделялись темные глаза, в которых играли огоньки.

«Кто это такой?» – удивилась вездесущая Марька, спутав пол незнакомки. «Ба!» – хлопнула себя по лбу торговка. «Да эта наша писака никак пошла на свидание! Если уж она кому-то сгодилась, то я и явно подойду!» – сделал вывод Марья Семеновна, которая всегда мыслила конкретно и по делу.

А весна тем временем катила Джулию вперед, туда, где сверкают заманчивые и обманные огоньки пронзительно-невероятной страны, без которой ни один из нас не мыслит жизни.

И вот она остановилась перед белой колоннадой Московского театра балета и почувствовала, что ее охватывает волнение, словно перед первым свиданием. «Что за глупости?» – подумала Джулия. «Для меня он не человек, а главный герой моего нового романа, в котором я сама принимаю участие. Если получится, то это будет сенсация!»

И Джулия, обогнув колоннаду, уверенно подошла к служебному входу. Мельком взглянув за часики, она увидела, что стрелки показывали без десяти пять.

Открыв массивную дверь, Джулия очутилась перед стойкой, за которой сидел пожилой темноволосый мужчина в черной форме с позументами.

– Юлия Николаевна?

– Да, это я, – с некоторым замешательством ответила Джулия.

– Алексей Николаевич сказал, что вы придете, и очень просил вас немного подождать. Проходите на второй этаж в первый кабинет и там подождите.

– Спасибо, – ответила Джулия и свернула на боковую, покрытую красной ковровой дорожкой лестницу. По театру разливалась мерная какофония звуков, в которых легко можно было узнать фрагменты известных балетов, сопровождавшиеся громкими замечаниями педагогов, нытьем или недовольством их подопечных и гулкими ударами ног приземляющихся сильфид.

Одна из дверей класса была приоткрыта, и любопытная Джулия не преминула подойти подсмотреть в замочную скважину.

– Ух! – вслух сказала Джулия, но во время зажала себе рот рукой, ибо боялась быть рассекреченной и испортить свой так хорошо начавшийся день. В классе, одетая в серую майку и видавшую виды коротенькую юбочку, махала ногами бледная, измученная Арина. Ее мокрые от пота волосы были всклокочены, прядь небрежно заколота, а на усталом лице не было ни кровинки. Даже глаза-незабудки будто бы потухли, точно чья-то безжалостная рука сорвала их и растоптала ногами. Неподалеку от нее, на скамеечке сидел понурый Славин в простых брюках и клетчатой байковой рубашке.

– Так не пойдет, Алейникова, – устало сказал он. – Еще раз, Виктория Львовна, – обратился он к аккомпаниаторше. Подойдя к Арине, он грубовато взял ее за талию (по мнению Джулии, немного выше, чем позволяет танцевальная этика), потом схватил за внутреннюю часть ноги и вывернул ее так, словно хотел сломать. Арина от боли закусила губу, но продолжала выполнять движение.

– Теперь поняла? – спокойно спросил Славин, внимательно глядя на Арину.

– Да, – опустив глаза, ответила Арина.

– Все будет нормально. Не переживай, – сказал Славин и ласково потрепал Арину по щеке.

Джулия чуть пошатнулась. Голова у нее немного закружилась, засосало под ложечкой, а сердце охватила какая-то безысходность, точно впереди ее не ждало ничего, кроме рвущей душу тоски.

«Какая ерунда», – усмехнулась Джулия над этим странным чувством. «Что мне за дело до этой парочки, у которой явно нет никакого будущего? И эту Арину ждет страшный конец, ибо у нее слишком слабый характер, чтобы снова войти в ту же реку. А этот герой вряд ли ей поможет. За его лживым фасадом скрывается расчетливый карьерист и холодный обманщик. И я докажу это. Ведь я – участник своей истории и могу запустить интригу в нужную мне сторону!»

– Арина, это ты забыла закрыть дверь? – недовольно спросил Славин.

– Ты зашел последним, – буркнула Арина.

Не сказав ни слова, Славин направился к двери. Выражение лица его было мрачным и недовольным.

Завидев опасность, Джулия, стараясь ступать неслышно, отошла от двери и отправилась искать кабинет номер 1, куда ее так вежливо направил дежурный.

Сделав несколько кошачьих шагов по коридору, Джулия увидела искомое помещение.

«Да они, оказывается, совсем рядом пот свой проливают», – усмехнулась Джулия.

Подойдя к двери, она осторожно постучала бледными костяшками пальцев.

– Заходите! – раздался приятный мужской голос.

Джулия открыла дверь и увидела Андрея Сергеевича, который опять что-то писал, сидя за столом. Рядом с ним в кресле гордо восседала поджарая женщина лет сорока в черных брюках и такой же водолазке. Мысиком своих красных туфелек, она постукивала по ворсу шерстяного ковра, как будто бы выбивала такт только ей одной слышимой музыки. Держалась женщина на редкость прямо и даже надменно.

«Где-то я ее видела», – подумала Джулия.

Посмотрев на Джулию из-под очков. Андрей Сергеевич вежливо спросил:

– Юлия Николаевна?

– Да. Простите, может, я не во время? – засмущалась Джулия.

– У нас такого не бывает, – сказала женщина и улыбнулась ярко накрашенными губами.

«Боже мой»! – да это, кажется, Ирина Ветрова, известная балерина. Вот бы поговорить с ней об этом Славине, а заодно и об Арине! Небось, плетет интриги против обоих! А эта Ветрова гораздо моложе, чем кажется с виду. Просто бледное лицо, выпирающие скулы, да черная одежда делают ее старше.

– Алексей Николаевич доложил мне о вас, – продолжал директор, – и просил извиниться за задержку. – Мы вот сейчас договорим с Ириной Евгеньевной и уйдем на репетицию, и моя епархия, – и Андрей Сергеевич выразительным жестом обвел рукой свой навороченный кабинет, – будет предоставлена только вам и нашему прославленному Славину.

– Почему прославленному? – спросила Джулия.

– Да вы присаживайтесь, Юлия Николаевна! – засуетился Андрей Сергеевич, указывая Джулии на крытое серой кожей, кресло.

– Так почему прославленного? – повторила свой вопрос Джулия и села.

– Славин – мировая знаменитость, – ответила Ветрова. – Только вот зачем он взял на поруки эту Алейникову, я ума не приложу! Просто не понимаю! Ей уже тридцать четыре. Больше года тому назад она оставила театр, как мне показалось, навсегда и сделала это осознанно, без сожаления. А тут вдруг является этот Славин и изъявляет желание сделать из нее чуть ли не звезду!

– Я тебе уже говорил, Ира, и повторяю еще раз, что возвращение Алейниковой естественно. Я ждал, что она придет, и это произошло.

Джулия поняла, что застала их как раз на самом интересном месте разговора, где они говорили об этой странной парочке Славин-Алейникова, и мнение Ветровой могло подсказать ей многие интересные факты к лихо закрученной интриге ее детектива, а скорее триллера.

– Ну и что с того? – возмутилась Ветрова. – Алейникова делает ошибки, которые неприемлемы даже для выпускницы школы, а он все равно продолжает работать с ней! Она опозорит нас!

– В тебе говорит какая-то зависть, Ира! Да, делает, но поставь себя на ее место. Больше года не танцевать и давить подушку! Что было бы с тобой?

– Я вообще бы не стала возвращаться! – заявила Ветрова. – Ей надо работать, а она приходит в класс, как всклокоченная курица, не собранная, не выспавшаяся, в ужасном настроении.

– И все-то ты видишь, все-то ты слышишь, Ира! Только хорошее от тебя ускользает!

– Что вы имеете в виду? – с вызовом спросила Ветрова.

Что бы вы все не говорили, но Славин делает свое дело.

– Какое же? – прыснула Джулия.

Андрей Сергеевич и Ветрова как по команде повернули головы к Джулии и вопросительно уставились на нее.

– Что вы имеете в виду? – спросила. Андрей Сергеевич.

– Нет, ничего. Простите меня, – опомнилась Джулия, видя, что в глазах Ветровой заиграли ехидные огоньки. Она, видимо, была из догадливых.

– Теперь я все поняла, – растягивая слова, подвела итог прима.

– Что бы ты там не понимала, но за два месяца работы Алейникова сделала очень многое. Да, она совершает технические ошибки, но ее движения приобрели одухотворенность и силу, которые не были ей свойственны даже в молодости. Посему я прошу тебя, Ира, подготовить с ней мазурку в «Шопениане».

– Что! – раскрыла рот Ветрова и даже перестала бить мыском по бедному ковру. – У меня спектакли, репетиции, ученики, а вы мне хотите повесить эту клячу Алейникову! Не много ли ей нянек?

– Достаточно, – строго ответил Андрей Сергеевич. – Завтра составите расписание ваших занятий и покажите мне. Через две недели Алейникова должна быть готова к выступлению. – И Андрей Сергеевич сделал какую-то пометку в своем еженедельнике.

Ветрова сидела, рассматривая небольшую плешь, которую она проделала в ковре острым мыском своей красной туфельки.

– Я тебя не задерживаю. До свидания.

С каменным выражением лица Ирина Евгеньевна встала и, не попрощавшись, вышла из кабинета.

– Она же не будет заниматься с ней! – удивилась Джулия.

– Что значит, не будет? Здесь пока только один начальник! Я! Все, Юлия Николаевна, я ухожу и оставляю вас наедине с нашим Лешей. А вон как раз и он собственной персоной! – торжественно объявил Андрей Сергеевич и покинул помещение.