Текст книги "Сюжет из подвала"

Глава 7

17 мая. Вечер. Поздний.

– Она была моей прабабушкой, – прошептал забинтованный Славин, распластавшись на Арининой кровати и по привычке играя медальоном.

– Кто? – спросила Арина.

– Амалия Яхонтова.

– А я думала, что ты просто любитель покопаться в родословных.

– Нет, Арина, я ее прямой потомок, и, как видишь, чуть не воссоединился с ней.

– Разрядив себе в грудь резиновую обойму? – съехидничала Арина.

– Не юродствуй, плясунья! – сверкнул глазами Славин, снова раздражаясь по пустякам. – Да, я хотел покарать себя за преступление, а вместо этого попал в медальон и поцарапал кожу.

– Что ты несешь? Какое преступленье?

И вздрогнул Славин, и забегал глазами, и сжался, и действительно испугался, ибо слил себя сам, и теперь нужно было говорить то, что так съедало и сжигало его сердце. Скорбь по Тане, боль по Джулии, страсти по Арине. И снова надежды и мечтанья вперемежку с уколами совести.

– Я…, – замямлил Алексей.

– Рассказывай сначала. – И Арина нежно погладила Славина по колючей щеке. Он задержал ее руку и больше уже не отпускал.

– Когда Алексей Яхонтов ушел на фронт, Амалия ждала ребенка, но почему-то ничего не сказала мужу. Видимо, они крепко ругались и почти не жили вместе.

– А может ребенок был не от него? – заметила Арина.

– От него, от этого Яхонтова! И назвали его Алексеем. У меня есть фотография моего деда – вылитый Яхонтов, с такими же рыжими волосами и светлыми глазами. Только это ничего не изменило. В конце мая Амалия погибла, а двухмесячный мальчишка остался сиротой с медальоном на шее. Понимаешь, 1918 год, голод, разруха. Надо было решать, что делать с младенцем. И добродетельная власть отправила маленького Лешеньку покорять Сибирь, дав ему новую фамилию – Славин. Когда в 1921 году Яхонтов вернулся домой, он, естественно никого не нашел.

– Но ему рассказали о рождении сына?

– Откуда я знаю? – с раздражением буркнул Славин. – Он нашел себе другую женщину, работницу, Любу, которая родила ему дочь Елену. Меня мало интересует его судьба. Ведь он предал Амалию.

– Подожди, но у твоего деда Алексея было свидетельство о рождении?

– Конечно, было, с фамилией «Славин». Ты хоть слушаешь меня? – раздраженно заметил Алексей.

– Я вся внимание.

– Так вот дед Алексей был ветреным и недотепистым мужиком. Еще бы! Вырасти в детдоме, да еще, в какие времена! Пил, гулял, связывался с женщинами, однако славился своим добродушием. Однако он трепетно относился к своей семье и никогда не снимал с шеи старинный медальон с фотографией своей красавицы-матери. В 1941 году у него родился сын Николай и буквально через два месяца дед Алексей ушел добровольцем на фронт и погиб в первом бою. Уходя, он надел на шею своего шестимесячного сына семейную реликвию.

– И что случилось дальше?

– Через два года его жена умерла, а юного Николая Алексеевича Славина отправили в тот же детский дом.

– Это был твой отец?

– Да, мой любимый папа, который так мало прожил, подарив мне все самое лучшее, что есть в этом мире, включая этот медальон и документ из архива, доказывающий, что его настоящая фамилия – Яхонтов. Папочке повезло. Одна бездетная стареющая пара усыновила его и забрала из детского дома. Он вырос, выучился, женился и родил меня, чтобы через десять лет оставить сиротой.

– Что случилось? Твои родители умерли?

– Да, попали в автокатастрофу, – упавшим голосом ответил Славин.

– Тогда кто тебя отдал учиться балету? – удивилась Арина.

– Тетка по линии матери сбагрила меня, чтобы не связываться. К сожалению, мое поступление в балетную школу было продиктовано трагическими обстоятельствами. Я долго ненавидел эти танцы, а в 15 лет вдруг прочухался и решил доказать миру, что я не какой-нибудь убогий сирота, а достойный потомок Амалии Яхонтовой.

– Да у вас какое-то семейное проклятие! Смерть ходит за вами по пятам! Я уже начинаю думать, что в этом виновата Амалия.

– Частью да, частью ее недомолвки с мужем.

Прищурив глаза, Арина медленно отняла руку и тихо заметила:

– А откуда ты знаешь, что у твоего прадеда Алексея Яхонтова родилась побочная дочь?

Все. Поймался Славин во второй раз и встал он лицом к лицу со своей совестью, и уже не было дороги назад. Но раскрываться до конца не хотелось, ох как не хотелось! Славин тревожно посмотрел на Арину. Она встала с кровати, села на стул, в упор посмотрела на Славина и строго спросила:

– Что здесь произошло, Леша? Кто тебя напугал? Неужели Юлия Николаевна явилась причиной твоей попытки самоубийства?

Славин вздрогнул, отвел глаза и стал напряженно думать.

– Конечно, нет, – буркнул он. Его мозг лихорадочно работал над тем, как сокрыть от Арины явление Алексея Яхонтова. Ему нужно было во что бы то ни стало доказать Арине, что никаких призраков не было, а стрелял он в себя исключительно из пылкой любви к ней. Славин даже вспотел, придумывая всю эту ложь.

– У тебя жар? – забеспокоилась Арина.

– Кажется, – пискнул Славин, чтобы выиграть время.

Арина пощупала его лоб.

– Температуры у тебя нет, но ты весь в испарине. Чего ты боишься? Отвечай же, наконец! – прикрикнула Арина.

И Лешу, наконец, прошибло.

– Да тебе сейчас все объясню. Я шел к тебе.

– Ко мне? Зачем?

– Мириться, вот зачем.

– А-а… – протянула Арина.

– Вдруг я увидел, что дверь Юлии Николаевны была открыта. Я сразу почувствовал неладное и решил проверить. Когда я вошел на кухню, я сначала не понял, что она мертва. Она сидела такая молодая, красивая, улыбающаяся. Только экран компьютера мигал зелеными вспышками, а она этого не замечала. На столе лежали две фотографии и бумага, которой она, очевидно, очень дорожила. Я взял листок и увидел, что это ее родословная. Она оказалась побочной дочерью Алексея Илларионовича Яхонтова.

– И из-за этого ты решил покончить с собой? – усмехнулась Арина.

Славин рассеянно посмотрел на Арину и продолжил. При этом его серые глаза стали неприятно елозить по сторонам, бегать, метаться, и не в силах были эти два огонька вскинуться и остановиться на каком-нибудь предмете.

– Потом я окликнул Джулию, но она не отвечала. Я позвал ее еще раз, но она продолжала смотреть на меня стеклянными кукольными глазами и улыбаться. Вот тут-то я понял, что она умерла. Меня ударило, словно молнией, да так, что из глаз посыпались искры, и я еле удержался на ногах. Ведь Джулия оказалась моей дальней сестрой, а я… Я… – Славин в страхе зажал себе рот рукой, поняв, что все-таки проговорился.

– А ты совершил с ней инцест, – безучастно бросила Арина и встала, чтобы выйти из комнаты.

– Подожди, Арина, – заволновался Славин. – Это произошло случайно. – Славин сорвал с груди бинты, вскочил с кровати, подбежал к Арине и больно схватил ее за плечи. – Выслушай меня, прошу тебя, а потом посылай ко всем чертям! Когда я увидел тебя, твои незабудки прожгли мое сердце, и ты была так же красива, как… – И Славин запнулся, не в силах подобрать нужное слово.

– Как кто?

– Как моя бабушка Амалия, – вывернулся Леша. – Помнишь, мы вместе встречали Пасху?

– Как же не помнить! – несколько пренебрежительно заметила Арина.

– Тогда к тебе пришла Джулия за какой-то вещью.

– За тобой.

– Не ерничай, прошу тебя! – воскликнул Славин. – В разговоре вы ругались, как две базарные бабы, но я уловил в вашей перепалке одно – имя Амалии Яхонтовой.

– Да знаю я все это! И потом вы тайно сговорились о встрече. И в театре ты тоже намекнул мне, что на свете есть другие женщины.

– Я ничего такого не говорил, – состроил ангельское лицо Славин.

– Зато я поняла, что нужна тебе как рыбе зонтик.

– Но ведь ты тоже завела себе мужика, не правда ли? – процедил Славин. – И если это наш уважаемый корпи Андрей Сергеевич, то я убью его!

– Леша, – попросила Арина. – Лучше расскажи все, как есть. – Ведь Амалия действительно являлась ко мне и указала, где лежат ее истлевшие кости.

– Застывшие в пируэте, – раздался чей-то мягкий знакомый голос.

У двери в спальню стояла Амалия, держа за руку своего мужа, Алексея Илларионовича Яхонтова, одетого в парадный мундир офицера белой гвардии.

– Не обижайся на своего старика-деда, Лешенька. Ведь я приходил просто, чтобы пожурить тебя за Юленьку. Ты ни в чем не виноват. Я не смог отвести от нее беду. Сейчас она вернулась к своему Феде, которого она потеряла десять лет назад, как ты свою Таню.

– А кто такая Таня? – спросила Арина.

– Женщина, которую любил мой Лешенька. – ответила Амалия. – Она умерла в тридцать лет от страшной зависимости, и Лешенька потратил все свои средства на ее лечение.

– Не надо, бабушка! – раздраженно сказал Славин.

– Прости меня. Леша. Теперь я все поняла, – покаянно сказала Арина и, наконец, посмотрела на Славина взглядом понимающим и всепрощающим.

– Слава Богу, что Лука извернулся и подложил резиновые пули, – с облегчением вздохнула Амалия. – Ты весь в своего прадеда. Такой же ревнивый и горячий. Из-за пустяка готов пустить себе пулю в сердце и не пожалеть об этом.

– Алексей Илларионович! – официальным тоном заявила Арина. – Вы вынудили меня найти, отпеть и захоронить останки Амалии. Я все сделала. Но вы все-таки остались и продолжили слоняться по земле.

– У меня была причина. – И Яхонтов с опаской посмотрел на свою жену. – Моя несчастная внучка, Юленька, которой Господь отпустил так мало времени на земле. И еще ее сын Феденька…. Да и Лешенька тоже. Не мог я уйти так просто и оставить любимых и не помочь им.

– Мой ненаглядный муженек был большой ходок на сторону, – спокойно заметила Амалия.

– Достопочтимое семейство Яхонтовых, – торжественно начала свою речь Арина, выпрямившись так, что широкие полы ее расстегнутого халата распахнулись, обнажая очертания фигуры, прикрытой белым шелком рубашки. – Мне надоели ваши семейные распри и появление в моем доме. Вы бесстыдно использовали меня в качестве медиума (или как там это у вас называется) в своих целях. Уж не бесы вы ли вы? Если да, то убирайтесь отсюда вместе со своим милым отпрыском!

– Арина! – с укором посмотрел на нее Славин.

– Ты не права, – прошептала Амалия. – Я ведь пришла, чтобы передать тебе свой прерванный танец, и только потом молить о снисхождении.

– Вы манипулировали мной ради своих целей! Сначала квартира, потом подвал!

– А потом твои горячие слезы, Аринушка, – сказал Яхонтов. – Да только не мы нашли тебя.

– А кто? – с подозрением спросила Арина.

– Серый ангел.

– Я не понимаю.

– Поймешь. Потом. Встреча с ним неизбежна.

Фигура Яхонтова начала медленно таять в пространстве. Блестели только золотые пуговицы его мундира и бахрома желтых плетеных эполет. Черты лица стали расплывчаты, сияли только глаза.

– И я, жалкий медиум, помогла вам, – усмехнулась Арина, запахивая полы халата.

– Ты не медиум. Арина, – тихо проговорили глаза Амалии. – Ты просто добрый и отзывчивый человек. Ты только Лешеньку моего прости, как я простила своего мужа.

– И вы надоумили Луку похоронить ваши кости рядом с мужем?

– Нет. Он это сделал сам.

– Кто же этот Лука? – переглянулись Арина и Славин.

Но никто уже не мог ответить на этот вопрос, ибо исчезли призраки, и наступило безмолвие. За окном слабо мерцал фонарь, а в комнату вливались тонкие струйки желтого света, которые задрожав на стенах, тут же исчезали, сливаясь с тьмой.

Арина и Славин стояли, словно завороженные, не в силах произнести ни слова. Им уже нечего было сказать. Это произошло.

Первым опомнился Славин.

Обняв Арину за плечи, он посмотрел ей в глаза и сказал:

– Мы должны поклясться друг другу, что никогда, никому не расскажем, что произошло здесь!

Арина молча кивнула головой.

В ту ночь они долго не спали. Зачем пытаться уснуть, если сон все равно не шел. Они сидели за кухонным столиком друг против друга, стараясь не встречаться взглядами. Арина мусолила в руках висевшую на ниточке пуговицу от халата. Славин воровски, пытался поймать взгляд Арины, да только усилия его были тщетны. Так прошел час, второй, третий…

Ну что ты такая… – первым проявил неистовый темперамент своего прадедушки Славин.

– Какая? – бросила вызов Арина.

– Ну, какая-то негибкая, непокладистая. Бабушка тебе наказала простить меня, а ты сидишь, словно мумия, и вот-вот оторвешь пуговицу от халата.

– Что я должна делать? – усмехнулась Арина.

– Я весь истерзался, хочу тебя, да и ты сама не прочь побыть со мной.

Пушистый герой-любовник на глазах возрождался и снова пускал отравные стрелы в незамутненную душу Арины.

– Что же ты хочешь? – задала она глупый вопрос.

– То, что наказала бабушка Амалия, – улыбнулся Славин, встал и вплотную подошел к Арине. Он стоял настолько близко, что она чувствовала его прерывистое дыхание.

– Самодовольный павлин, – сделала последнюю попытку Арина, но сопротивляться было уже поздно, ибо Славин уже заключил ее в свои объятия, а его влажные губы нежно скользили по шее Арины, поднимаясь все выше и выше к ее плотно сжатому рту.

Дальше была ночь.

Потом наступило утро.

Незаметно пришел день.

Они были настолько поглощены собой, что не заметили, что квартире давно звонит телефон.

– Ой! – опомнилась Арина, хватая с тумбочки трубку.

– Вы что, любовью занимаетесь? – спросила трубка голосом Ветровой.

– Да, то есть, нет, – запуталась Арина. – Я одна.

– Ладно, это не имеет значения. Вы, почему оба не на работе?

– Я ушла из театра, Ирина Евгеньевна.

– Когда? Ты подала заявление?

– Нет, я просто поставила условия Андрею Сергеевичу, которые он вряд ли примет.

– Да ему такие условия ставят каждый день! Выговор тебе за прогул и твоему Славину тоже!

– Я не понимаю, – промямлила сонным голосом Арина.

– Куда уж тебе! А.С. никого не хотел увольнять, включая Славина! Он обыкновенный, зарывшийся в бумагах корпи, который боится за свое место. А вообще он – хороший мужик. Это вы какие-то совсем разнеженные! Хлыста на вас нет! Короче, твоя «бабочка» должна быть показана через десять дней, как отдельный номер в «Шопениане». Танец уже включили в программу. Хореограф – Славин. Все. Пока. – И трубка смолкла.

– Что она тебе сказала? – сонным голосом спросил Славин.

Арина, схватив за плечи Славина, повернула его лицом к себе и объявила:

– Наш номер «Навстречу весне» включили в спектакль. Премьера через десять дней!

Глава 8

На следующий день хоронили Юлию Николаевну Яхонтову (Морозову) и ее сына, Федю.

Мы все знаем, что живем на земле лишь короткий промежуток времени перед тем, как наступит нечто важное и доселе нам неведомое. Мы, гости планеты земля, сидим за праздничным столом, веселимся, думаем о будущем, бегаем наперегонки и сводим счеты. Затем один из гостей незаметно покидает нас и больше не возвращается. Никогда. И вот тогда мы начинаем размышлять о бесконечности жизни, неодолимо бегущем времени и нашей непонятной роли в мироздании.

Некоторые привыкли к смерти, но таких немного.

Джулия лежала в гробу на небольшом возвышении, которое соорудили рабочие. Одетая в белое платье, она напоминала невесту, которая не дожила до свадьбы. Ее бледные губы улыбались, а закрытые глаза, казалось, немного слезились от мягких солнечных лучей, которые падали на ее застывшее лицо.

Рядом стоял Славин, держа в руках золотистую урну, куда был запаян прах ее сына, Феди. Лицо Славина было жестко и непроницаемо, но он, так же, как и все, старался не смотреть на этот жуткий оскал Джулии, который не смог убрать даже визажист в морге. Арина плакала. Лука тихо отдавал какие-то распоряжения рабочим, но тоже был натянут, словно струна. Только отец Василий хоть и был немного бледнее обычного, но все-таки сохранял спокойствие и присутствие духа, словно впитывая в себя общую скорбь и не давая ей прорваться наружу.

Зажглись свечи, зазвучали напевные слова молитвы, которые успокаивали и помогали усопшей перейти в мир иной. После прощальных целований гроб опустили в могилу, а урну с прахом Феди осторожно захоронили рядом, в специально выкопанной лунке, чтобы мать с сыном не расставались даже после смерти.

Последние взмахи лопаты, летящая влажная весенняя земля. Возложение белых цветов, и от двух жизней остались лишь две таблички с надписями:

Юлия Яхонтова

Федя Яхонтов

И уже в который раз со старого погоста из крон зеленой листвы с криком взмыла в небо стая притаившихся ворон. Сорвалась криком, встряхнула воздух, потом стихла и исчезла в водовороте облаков. Теперь уже надолго…

Через положенное время вскрыли компьютер Джулии и нашли сумбурно написанные фрагменты записей романа, которые сложно было сопоставить друг с другом, ибо они были разрозненные и обрывались на самом интересном месте. Тем не менее, после более тщательной разборки текста редакция сделала вывод, что если хорошо поработать и объединить эти кусочки в единый логический сюжет, то получится весьма интересное произведение. Так они и сделали. Несмотря на все старания испортить идеи автора, из этих проникновенных отрывков вышла прекрасная бальзаковская мелодрама. И Джулию стали читать. После смерти.

Глава 6

Через неделю дрожащая от страха Арина, стояла за кулисами и ждала своего выхода. Время бранных репетиций, окриков Славина и его немыслимых требований прошло. После искреннего обещания быть сдержанным с людьми, он стал еще более вспыльчивым и заносчивым. Однако своего добивался всегда. Выходит, что зря человеколюбивый Андрей Сергеевич вообще поднял эту тему. Горбатого могила исправит. Относится ко всем абсолютно.

Они долго спорили по поводу костюмов. Славин настаивал на черном платье и был непреклонен в своем решение. Его не послушали, попробовали белую прозрачную кисею, но должного эффекта не получилось. Из танца ушла вся соль. Тогда сшили новый костюм темно-фиолетового цвета, и он всем на удивление заиграл весенними красками. Вот тут-то Славин совсем разошелся и попросил добавить красно-оранжевые разводы, напоминающие всполохи пламени. «Это будут огненные пируэты»! – восхищенно говорил он.

Но сейчас суетливые сборы и дизайнерские риски остались позади и перед Славиным, словно поле брани, расстилался деревянный настил сцены, над которой через несколько мгновений должна была пролететь весенняя бабочка по имени Арина, которая сейчас стояла рядом с ним и дрожала своим хрупким тельцем. Славин со свойственной ему нежностью, как мог, утешал свою незабудку, мол, не получится, вышибут и тебя и меня. Слава богу, что Арина не слышала его, а шепча губами, отчитывала такты.

Все! Последний такт! Арина вихрем вылетела на сцену и остановилась. Дирижер, подняв палочку, вопросительно посмотрел на нее. Но Арина стояла, как будто бы вросла в пол. Она смотрела в зал и вместо публики видела переливающийся калейдоскоп красок. Вдруг многоцветье растаяло, и она увидела сидящую в первом ряду Амалию в своей неизменной черной шляпке с серыми перьями и тонко ниточкой жемчуга на шее.

– Ну! – прошептали ее губы, и Амалия вся подалась вперед.

Дирижер взмахнул палочкой, полились звуки вальса, и Арина телом и душой ощутила охватывающие ее легкие волны, которые унесли ее куда-то далеко, где ручей рассказывает сказку, ветры ласкают звуки, а фиалки поют песни. Она чувствовала, что танцует в розовом театре с колоннами, и ей нужно успеть выразить те чувства, которые накопились в ней, ведь еще немного и будет поздно…

Последний взмах дирижерской палочки.

Последний пируэт, и танец закончен.

Весна пришла.

Арина снова посмотрела в зал и увидела, как Амалия, послав ей воздушный поцелуй, покинула зал.

Потом был триумф. Аплодисменты, крики «браво», поздравление врагов и недругов, довольная улыбка нашего корпи Андрея Сергеевича, сдержанные комплименты Ветровой и едва слышный, пискнувший голосок Даши: «А вы меня научите этому танцу?»

Арина только три раза вышла на поклон, а после, не попрощавшись ни с кем, уехала к себе домой.

Из всех слов нашего богатого русского языка она помнила только одно: спать, спать, спать…

Утром в десять утра ее разбудил робкий звонок в дверь.

«Ну, кому не спится в такую рань» – недовольно буркнула Арина и как была в ночной сорочке, так и поковыляла в прихожую.

Даже не спросив «кто там», она открыла дверь.

Перед ней во всей красе своего плотоядного шарма стоял одетый с иголочки Славин с большим букетом красных роз.

– Ты впустишь меня к себе? – спросил он неуверенным голосом.

И она впустила его.

Навсегда.

Глава 7

К сожалению, недолго длился триумф Арины и начинавшая набирать обороты работа Славина в качестве хореографа, балетмейстера, педагога и так далее. Через некоторое время Московский театр балета закрыли, ибо он не приносил нужного дохода государству. По счастливой случайности Алексею предложили возглавить балетную труппу в одном из крупнейших театров Англии, и чета Славиных уехала из России.

Навсегда.

О прошлом писать трудно, о будущем – ответственно и почти невозможно. Все равно не угадаешь. Но мне все-таки удалось узнать о судьбе моих героев, с которыми я прожила целый год.