Текст книги "Сюжет из подвала"

В кабинет вошел Славин. Вид у него был понурый и усталый. Видно было, что он только что принял душ, ибо его волосы были влажны и зачесаны назад. В руках он держал потрепанную сумку. При виде Джулии его глаза засияли, он подбежал к ней и, поцеловав ручку, радостно сказал:

– Простите меня, Юлия Николаевна, что я задержался. Обычно я очень пунктуален.

– Я – Джулия!

– Ах да, простите! – засуетился Славин и снова поцеловал шершавую ручку Джулии.

«Что это с ним?» – подумала Джулия. «Откуда столько суеты в этом самоуверенном типе? Ведь он сам меня сюда пригласил. Хотя это еще больше подогревает мою историю. Итак, игра начинается!» – с азартом объявила про себя Джулия.

Между тем Славин стоял перед ней и как-то рассеянно озирался по сторонам, как будто бы не знал, с чего начать разговор. Он уже не занимал собой все пространство, и плотоядность его куда-то подевалась. В серых глазах читались неуверенность и волнение, как будто бы он боялся чего-то узнать или, наоборот, остаться в неведении.

Наконец, справившись с собой, он внимательно посмотрел на Джулию, улыбнулся и сказал:

– Знаете, Джулия, здесь какая-то уж очень официальная атмосфера, а разговор у нас предстоит сугубо личный. Как вы смотрите на посещение небольшой кофейни за углом? Там тихо, уютно, и никто не помешает нашему разговору.

Джулия судорожно глотнула, но все-таки подавила в себе волнение. Бедная. В последнее время пространство ее жизни ограничивалось спальней, кухней, хождением по мрачным лестницам и вживанием в выдуманных героев, образы которых редко доходили до избалованных читателей. Но сейчас в ее жизни появилось нечто другое, пронзительное, манящее и почти невероятное. Молодой мужчина приглашал ее посидеть в кафе и поболтать!

Славин протянул руку Джулии и помог ей подняться с кресла.

Сконфуженная и изумленная Джулия бросилась к двери, но Славин мягким движением руки придержал дверь и, усмехнувшись, сказал:

– Только после вас, – и распахнул перед ней… тоннель.

И Джулия вдруг забыла, забыла выдуманные ею самою правила игры.

Глава 3

В кофейне пахло шоколадом. Льющийся с потолка розоватый свет, падал на персиковые скатерти и мягкие, кожаные диваны. Коричневые кисейные шторы, словно пышные платья, обволакивали высокие стрельчатые окна, поглощая назойливый шум города. Черные фартуки официантов летали между столиками, а услужливые лица улыбались заученными улыбками.

Джулия и Славин сидели в небольшой кабинке, расположенной в самом дальнем углу. Перед Джулией стояла большая чашка черного кофе, а перед Славиным – бокал приторного Лимончино. Сконфузился Славин перед человеком умственного труда и хотел показать себя с наилучшей стороны. Ну откуда ему было знать, что делать надо было все наоборот!

Тем временем Джулия, медленно помешивая ложечкой сахар, с благоговением смотрела на героя своего романа. Нет, он уже не полулежал на диване, отрешенно глядя на потрескивающие в камине можжевеловые ветки. Он пришел к ней, чтобы рассказать свою историю, которая расставит все точки над «I». Скоро круг событий сомкнется, и сюжет, словно золотой клубок сам покатится вперед, пока не дойдет до логического финала. И она, Джулия, как дирижер, будет взмахивать волшебной палочкой!

«Только бы ничего не помешало! Только бы ничего не помешало!» – заклинала Джулия.

Первым заговорил Славин.

– Простите, что вам пришлось меня ждать, Джулия. – Я сегодня изрядно помучился с Ариной. Спектакль на носу, а многие движения не отработаны, если не сказать хуже – просто не получаются. Она настолько вещь в себе, настолько погружена в какие-то нелепые мысли, что их приходится выбивать из нее бамбуковой палкой! – с досадой сказал Славин и сделал большой глоток желтой приторной жидкости. – Потом он посмотрел на Джулию усталыми глазами и извинился.

– Не надо извиняться, Леша, – мягко успокоила его Джулия. – Я не имею ничего против Арины Павловны. Более того, я глубоко уважаю ее решимость и настойчивость, но, к сожалению, иногда только сила может противостоять глупости и своеволию.

– Вы серьезно так думаете? – спросил Славин, и внимательно посмотрел на Джулию.

– В отношении Арины я просто в этом уверена.

– Это мне, как бальзам на душу, – вздохнул Славин. – Понимаете, я постоянно переживаю из-за своей грубости и несдержанности. Мне вообще сложно объяснить женщинам некоторые вещи. Я срываюсь, потом переживаю, раскаиваюсь, не сплю ночами. Ой, простите, Джулия, я, кажется, начал хныкать, как мальчишка.

– Говорите, это очень важно для вас и…для меня, – сказала Джулия и осторожно коснулась руки Славина. Он внимательно посмотрел на нее и не отнял руки.

– Боюсь, что она не простит меня, – совсем расстроился Славин.

На секунду у Джулии неприятно сжалось сердце, но она быстро справилась с собой.

– Состояние Арины гораздо хуже, чем вам кажется.

– Почему? – удивился Славин.

– Она страдает галлюцинациями, природу которых может определить только специалист.

– Вы преувеличиваете!

– Тогда для чего вы позвали меня сюда? – сверкнула глазами Джулия и убрала руку.

– Простите. Джулия, я просто устал. Понимаете, новый театр, новый город, новая жизнь.

– И новая любовь, – съязвила Джулия и ехидно усмехнулась.

При слове «любовь» Славин дернулся и начал теребить руками висевший у него на шее, медальон.

– Какая красивая у вас вещица, – сменила тему Джулия. – Старинная?

– Да, очень, – рассеянно ответил Славин.

– Осмелюсь спросить, откуда у вас такая прелесть?

– Подарила одна поклонница, – процедил Славин, не глядя на Джулию.

Было видно, что он солгал и не хотел говорить о происхождении этого медальона, А Джулия со свойственной ей профессиональной интуицией догадывалась, что именно в этом миниатюрном вместилище тайн Славин хранил нечто дорогое и бесценное. Однако достучаться до Славина было так же трудно, как вызвать снег в погожий летний день. К тому же поступки Славина говорили о том, что он был человеком нравным и упрямым в достижении даже самых абсурдных целей. Например, Алейникова. Что в ней было такого, чтобы тратить на нее столько сил? Добровольно ушедшая из театра танцовщица, избалованная незабудка, привыкшая к обожанию и вниманию. Возможно, он влюблен в нее, но не настолько же, чтобы после длительного перерыва вернуть 34-летнюю танцовщицу в разряд прим. «Упрямство и самолюбие – вот твои болевые точки», – подумала Джулия и, довольная своим открытием, отхлебнула глоток кофе. Тем временем Славин заказал себе еще один бокал Лимончино, которое было для него, что слону лимонад.

«Как же пьют эти балетные! Уж должен был этот Славин хотя бы захмелеть. А он ни в одном глазу! Волнуется, видимо, мой герой», – подумала Джулия. «Неужели из-за этой Алейниковой?» – нахмурилась она, и противная игла кольнула ее сердце. Джулия усилием воли подавила боль. Отмахнулась от ее ржавой назойливости. Пока.

«Я сразу поняла, что его сердце кровоточит от раны, которую нанес самый близкий человек», – вспомнила Джулия строчки, которые она в порыве чувств написала о герое своего романа. И вот сейчас он сидел перед ней, такой же тревожный и загадочный. Он сошел с ее страниц и обратился в плоть и кровь. Или наоборот? Почувствовав, что ей овладевает состояние ирреальности, Джулия усилием воли вернула себя на землю и поняла, что исчерпала весь свой запас романтических прелюдий, комплиментов и колких замечаний. Славин явно был непробиваем. Значит, настало время вести честную игру, тогда ее песнь, возможно, обретет слова, которые потоком польются на лист бумаги.

– Кажется, вы что-то хотели узнать у меня? – спросила Джулия.

– Да, вы что-то сказали о состоянии души Арины. Какие-то «галлюцинации и помощь специалиста»…

«Опять эта Арина! Опять эта томная незабудка с длинными ногами и вечно ниспадающей на глаза прядкой. Мне бы такую прическу! Да еще этот розовый ротик, будто бы созданный для поцелуев! Не надо было ее тогда пускать к себе. Разбиралась бы лучше сама со своими призраками! Строит из себя несчастную, а сама умело манипулирует людьми, а этот Славин, как всякий мужик, легко попался на удочку, да еще раскаивается, что как любящая мамаша, изредка слегка прикладывается к ней бамбуковой тростью! Хотя, если бы не эта пустышка, то я бы не повстречала Лешу, и до сих пор бы сидела перед компьютером и грызла от досады карандаш» – мило улыбаясь, прихлебывала Джулия горячий кофе.

Вздохнув, она поставила чашку на стол и сказала:

– Аринушка моя соседка, и я люблю ее всем сердцем. Такая худенькая, беззащитная одинокая… – И Джулия даже прослезилась от наплыва чувств. – По какой-то причине она ушла из театра и живьем замуровала себя, что в ее возрасте совершенно недопустимо. Что у нее осталось? Книги, воспоминания, навязчивый телевизор и висящий за окном старый фонарь вместо собеседника. «Жаль, что я не могу записать этих слов», – с досадой подумала Джулия. «Ведь опять забуду все, как только выйду из кафе. А сентенция просто великолепна!»

На минуту Джулия замолчала, размышляя о чем-то своем. Ей стало жарко, и она расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки, что не ускользнуло от внимания Славина.

– Продолжайте.

– Так вот, Арина – актриса, и ее рабочий орган – это чувства, а не интеллект.

– Ха-ха-ха! – расхохотался Славин. – Наш Андрей Сергеевич вам разовьет на эту тему целую теорию, достойную трех диссертаций. Джулия, – сказал Славин. – Артисту, как и всем остальным, нужны мозги.

– Что вы имеете в виду под «остальными»? – обиделась Джулия.

– Понимайте, как хотите, – заявил Славин и откинулся на спинку дивана. – Продолжайте.

– Арина не в состоянии разобраться, что у нее твориться в голове! – не выдержала Джулия.

– И поэтому вы считаете ее больной?

– Нет, – смягчилась Джулия. – Слиться с прошлым – это еще полбеды. Можно сидеть и читать книги, завести себе таксу или канарейку с попугаем. Но если у вас иное предназначение и вы вместо того, чтобы понять это и действовать дальше, давите себя в себе? Да только птичка все равно рано или поздно разорвет свои путы и вылетит на свободу!

Джулия замолчала. Было видно, что она говорит эти слова больше себе, чем всем божьим тварям.

Славин все понял. С влажными от слез глазами он наклонился вперед, взял маленькую ручку Джулии и приложился к ней губами. Этот искренний жест настолько растрогал Джулию, что она, забыв о своей цели, проронила две крупные слезинки. С несвойственной грацией Джулия убрала руку, посмотрела на Славина своими темными глазами и тихо сказала:

– Вы не дослушали до конца о вашей Арине.

– Почему это она моя? – съехидничал Славин.

– Ваша, а чья же еще, – вздохнула Джулия.

– Это – спорный вопрос, кто кому принадлежит, – снова ушел от ответа Славин. Итак…

– Итак, она ушла в свои мысли, а окружающие ее предметы стали для нее новым, непознанным миром, неким полем для познания, – зафилософствовала Джулия.

– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, но продолжайте.

– Вы просто не знаете, во что нас превращает мегаполис, – усмехнулась Джулия. – Вы пользуетесь Интернетом?

– Естественно.

– А вы не думали, что теперь наше общение похоже на кошку, которая гоняется за своим хвостом, и никак не поймет, что это ее оконечность?

– Но вы-то, кажется, идете по горячим следам! – хитро улыбнулся Славин.

Джулия вскинула на него свои темные глаза и вдруг поняла, что он разгадал ее игру. Она написала множество книг и, кажется, не было того, чего бы она не знала о человеческой душе, но в этот раз видимо сильно понадеялась на себя и обманулась.

– Я рассказываю вам об Арине, – напомнила Джулия.

– Досказывайте быстрее, а то у меня мало времени, – холодно изрек Славин.

Джулии вдруг стало жалко Арину, и, сверкнув своими темными глазами, она заявила Славину:

– Ваша подопечная настолько задавила в себе свое «я», что в какой-то момент оно выпрыгнул из нее, раскололось и обрело форму фантомов!

– М-мм.

– Ночью она в страхе вылетела в коридор и повисла у меня на шее! Мне целую ночь пришлось успокаивать ее и доказывать, что фантомы – это плод ее больного воображения.

– Значит, Арина все-таки больна? – спросил Славин.

– В некотором роде да, – буркнула Джулия.

– Я этого не заметил. Арина – упрямая, скрытная и гордая. Андрей Сергеевич сказал, что она очень сдала после расставания с мужем и…

– А вот этого я не знаю! – вспылила Джулия. – Я вообще ничего не знаю о ее личной жизни. – И Джулия встала, давая понять, что разговор окончен.

– Умоляю вас, подождите, Джулия! – взмолился Славин.

– Нет.

Славина было не узнать. Он весь как-то затрясся, затормошился, заерзал. Потом, схватив Джулию за руку, он вперил в нее свои лучики и сказал:

– Джулия, мы еще много чего не договорили. Поэтому я покорнейше приглашаю вас в мое холостяцкое жилище выпить чаю и спокойно поговорить.

– Вы что имеете в виду? – вылупилась Джулия.

– Только самое-самое возвышенное.

– Догорающий камин, запах можжевеловых веток и бокал вина на полу?

– Хорошо бы, – хохотнул Славин. – Только я живу в гостинице.

Джулия поняла, что Славину действительно нужно было что-то узнать у нее, как, впрочем, и ей. В этом смысле они были квиты.

– Если так, то я согласна, – сдалась Джулия.

– Официант, принесите, пожалуйста, счет, – просто сказал Славин и, улыбаясь, дружески похлопал Джулию по руке.

Она вздрогнула, робко посмотрела на Славина и отвела глаза.

Вы когда-нибудь видели, как на ваших глазах меняется город? Ты сидишь в машине, проезжаешь по улочкам и не узнаешь их, хотя каждый их изгиб известен тебе с детства. Ты всматриваешься в кроны деревьев, и они кажутся тебе более пышными, сочными, вкусными, сияя новизной и какой-то напористой красотой. Город словно роскошествует в затишье. Но это – затишье перед бурей.

То же самое ощущала Джулия, когда белый Пежо нес ее по знакомому с детства бестолковому лабиринту большого города, который сбросив дневную суету, стал неузнаваемым и романтичным. За окном проносились здания, магазины, рестораны, но Джулия не узнавала их. Ей казалось, что перед ее глазами мелькал другой город, сияющий свежими красками, влажной листвой и мягким желтым светом только что включенных фонарей, которые исчезали в перспективе бесконечных улиц, превращаясь в манящие огни. «Почему я раньше не замечала этого?» – спрашивала себя Джулия, наслаждаясь весенней предзакатной Москвой. Изредка Джулия поворачивала голову, чтобы вновь увидеть чеканный профиль сидящего за рулем Славина, который казался ей островком надежности в этом обновленном городе.

Плавно подпрыгивая на неровностях дороги, белый Пежо пружинил, мягко приземлялся и вновь продолжал свой бег по Москве. Из центра они выехали на Сухаревскую площадь, свернули на Садовое кольцо и поехали по направлению к Красным воротам, где располагалось множество пожухших особнячков закатившегося столетия. Джулия почувствовала, что Славин заметно сбавил скорость.

– Ты живешь где-то здесь? – удивленно спросила она.

– Вроде бы, – улыбнулся Славин.

– Ты ведь недавно приехал в Москву! Хотя… Приезжие отличие от москвичей любят жить на постоялых дворах.

– Ваш дом тоже напоминает постоялый двор с привидениями, – парировал Славин и улыбнулся.

Джулия не могла не рассмеяться такому остроумному ответу, ибо этот приезжий господин попал в десятку. У Славина вообще было замечательное свойство смотреть в корень любой ситуации. Еще он умел со вкусом пропускать мимо ушей то, что не влияло на его жизненные и творческие планы, о которых он всегда говорил воодушевленно, с придыханием, посверкивая своими серыми глазами, увлекая слушателя в цветистый мир своих фантазий и заставляя поверить в правдивость сказанного. Вот такой он был. Серый, пушистый, дымчатый …. То ли хамелеон, то ли еще кто-то. В общем, – сплошная невнятность.

Машина плавно затормозила у трехэтажного, немного пожухшего здания зеленоватого цвета, украшенного начинающей разрушаться лепниной и маленькими круглыми балкончиками с извилистыми чугунными решетками. Окна закрывали коричневые ставни.

– Все, мы приехали, – сказал Славин.

Припарковавшись, он вышел из машины, подошел к Джулии и просто подал ей руку. И куда только делись его ухватки, окрики и бамбуковая тросточка? Арина решила бы, что перед ней стоит двойник Славина! А если бы она еще его и опознала, то этот пушистый кот остался бы без своей роскошной серой шерсти, покрывавшей его скульптурный череп.

– Спасибо, Леша, – растроганно сказал Джулия, неловко выбираясь из машины, то есть, сначала вытаскивая тело, а потом ноги.

– Прошу вас, Джулия, – сказал Славин.

– Что это за здание? – недоуменно спросила Джулия.

– Читайте! – все-таки сорвался Славин.

«ГОСТИНИЦА КРАСНЫЕ ВОРОТА»

Славин открыл перед Джулией деревянную дверь, и они очутились в небольшом вестибюле гостиницы, которая сразу окутала их сверкающими голубовато-серебристыми тонами. Здесь не было роскоши, но присутствовала некая хрустальность. Стеклянные столики, зеркальный бар с заманчивыми бутылками и полукружьем бокалов, прозрачные слезки светильников и подвешенный по центру потолка зеркальный шар, – все мигало и мерцало, но молчало назойливым беззвучием. А бряцало, тренькало и звенело только в головах у гостей.

В дальней части вестибюля находилась деревянная стойка, за которой стоял строгий портье в черном костюме.

– Номер 318, – громко сказал Славин и получил ключ.

– Может быть, мне уйти? – шепнула Джулия. В ее сознании еще прочно укоренилась старорежимная мысль, что в московских отелях гости могут находиться только до 23:00.

Славин удивленно посмотрел на нее, не понимая, в чем дело.

Выдав ключи, портье тут же позабыл о них, и вновь погрузился в свои дела. За гостиницу Славин платил исправно, а женщины…. Их много не только в Москве. Весь мир уже начинает зевать без мужского пола, норовя забыть его образ.

– Заходите в лифт, Джулия! – буркнул Славин, показывая на распахнутые двери кабинки.

Робко ступая по мраморному полу, Джулия зашла в лифт, на щитке которого было всего три сверкающие кнопки: 0,1 и 2.

– Ты на каком этаже живешь? – спросила Джулия.

– На третьем, – улыбнулся Славин и нажал цифру «2».

Выйдя из лифта, они очутились в холле, который был не только хрустальным, но и бесконечным. Симметрично расположенные две зеркальные стены, отражаясь, друг в друге, создавали бесконечный коридор, кружа голову гостям и заставляя думать о зазеркалье. Темно-бордовый ковер с выпуклыми цветами бежал от стены к стене. Мягок он был и приятен. Джулия посмотрела на потолок и с удивлением обнаружила старорежимные бревенчатые перекрытия, которые словно напоминали постояльцам, что «нас построили на века».

Не обращая никакого внимания на красоты русской эклектики, Славин открыл свой номер.

– Сейчас я включу свет, и вы сможете зайти, – сказал он.

Чиркнул выключатель, зажегся свет, и Джулия вошла в номер.

– Что это? – не выдержала она.

– Мои апартаменты! Правда, здесь всего один стул, но он создан специально для вас. А я воспользуюсь вот этим крошечным пуфиком.

– Ничего себе! – присвистнула Джулия.

Пространство этой клетушки дышало печалью. Узкая, напоминающая Достоевские трущобы 12-метровая комната была отгорожена от мира оконцем с коричневыми ставнями. Стоящая вдоль стены кровать с изогнутыми спинками и такими же ножками, была накрыта серым арестантским одеялом. Напротив этого лежбища стоял небольшой стол из красного дерева на резных ножках. Лампа под бордовым абажуром светилась вампирским светом, еще более сужая и без того убогое пространство. В дальнем углу стоял дубовый шкаф. Единственное, что освежало эту норку, было настенное гобеленовое панно, зелеными цветами раскинувшееся вдоль кровати и через час сыгравшее чуть ли не фатальную роль в этой истории.

«У итальянцев, что ли позаимствовали?» – подумала Джулия, а вслух спросила:

– Ты что здесь живешь?

– А что такого? – обиделся Славин. – Это особняк 17-ого века! Я живу в историческом месте!

– Помолчи, а? Здесь какая-то смесь Бабеля с Бебелем, Гоголя с Гегелем.

– Не понял.

– Ни Богу свечку, ни черту кочерга, – пояснила Джулия.

– А! – понимающе закивал Славин.

– Здесь смешали готику с купеческим домом 19-ого века, и получилась клетушка эпохи Достоевского.

– Какая разница? Я хочу окунуться в город.

– Как все приезжие, – ввернула Джулия.

– Знаешь… – начал заводиться Славин, но сразу, же осекся. – Я не очень разбираюсь в архитектуре. Просто мне дорога Москва…

При слове «Москва» Джулии показалось, что голос Славина дрогнул, словно он вспомнил что-то дорогое и потерянное навсегда.

– А театр не мог снять для тебя нормальную квартиру?

– И квартиру, и общежитие, и все за счет нашей бедной культуры. Но я отказался и выбрал себе этот постоялый двор.

– Разве ты не чувствуешь, что здесь пахнет горечью? – спросила Джулия.

Славин как-то странно посмотрел на нее, потом обвел взглядом комнату и невпопад сказал:

– Если ты хочешь, то мы можем открыть ставни и впустить сюда закат.

Глаза Славина засияли каким-то красноватым светом, лицо побледнело, а на шее забилась синяя жилка.

«Уж не вампир ли он?» – вздрогнула Джулия. – Хорошо бы. Нашла бы еще одну тему для своих опусов. Жаль, что это не так, – вздохнула Джулия, увидев, как Славин вполне по-человечески открывает холодильник и достает оттуда напитки.

– У тебя большой выбор, Леша. Не то, что у меня. Никогда не думала, что балетные столько пьют.

– А на нас бухло не действует. Вестибулярный аппарат хороший.

– У меня тоже, – рассмеялась Джулия.

– Тогда что будем пить? – по-хозяйски спросил Славин. – Джин, виски, шампанское, вино. И все разлито по пластиковым малышкам-бутылочкам. Наверное, чтобы я не спился. Очень трогательно.

– А коньяк есть? – спросила Джулия.

– Вот коньяка как раз нет. Каждый день горничная проверяет, сколько шибзиков я выпил и пополняет запасы новым пластиком.

Для пущей наглядности Славин помахал в воздухе маленькой бутылочкой с темной жидкостью. Может, красненького?

– Беленького, – равнодушно сказала Джулия.

Славин достал из бара 300-граммовую бутылочку, разлил вино по стаканам и протянул один Джулии.

Умный Леша не стал портить крытый бордовым бархатом низенький пуфик, а сел прямо на пол, скрестив по-турецки ноги. Отпив немного вина, он несколько напряженно посмотрел на Джулию, потом сделал движение, чтобы сделать еще один глоток, но передумал и стал внимательно что-то искать в своем стакане.

Комнатушка затихла.

Чтобы как-то заполнить паузу, Джулия встала, подошла к окну и открыла ставни. Уже смеркалось. Наступал прозрачный майский вечер. На фоне зеленой листвы выделялся какой-то предмет конической формы, отбрасывая перед собой еле заметную тень. Джулия пригляделась и увидела, что это был еще один бесстрастный зритель ее льющийся песни, старый уличный фонарь. Только огонек в нем почти погас. Джулии вздрогнула. На секунду ей показалось, что ее жизнь тоже зашла в тупик, откуда нет выхода. «Какие глупости», – подумала она. «Все еще только начинается. Просто близится развязка моей истории, которую я выдумала сама».

Только не знала она, что в этот момент беспощадный временщик уже включил счетчик…

Взгляд Джулии скользнул вниз, и она увидела, что на подоконнике лежит черно-белая фотография красивой девушки с необычными глазами. Это была не Арина. Джулия уже хотела отойти от окна и начать сеанс дознания Славина, но внутренний порыв заставил ее вновь посмотреть на фотографию. С глянцевой поверхности на Джулию смотрел живой укор. Укор ангела. Поруганного.

– Что это за девушка? – спросила Джулия, поворачиваясь лицом к Славину.

– Черт! – выругался Славин. – Я снова забыл убрать ее фото! В вашей Москве я стал забывчивым и сентиментальным.

Последнее слово он произнес нехотя и раздраженно. Как же ему не хотелось выглядеть слабым перед Джулией!

– И все-таки? – не унималась Джулия. – Эта девушка дорога вам, несмотря на то, что вы проводите время с Ариной.

– Замолчите! – взвизгнул Славин и нервно допил остатки вина. – Вы ничего не знаете!

– Конечно, не знаю, – спокойно ответила Джулия. – Но если вы мне расскажете про нее, то вам, несомненно, станет легче.

– Не станет, – буркнул Славин.

Джулия подошла к Славину, придвинула поближе пуфик и села на него.

– Эта девушка вам очень дорога, не правда ли?

– Да.

– Как ее зовут?

– Звали.

– Ее больше нет? – спросила Джулия, и голос ее дрогнул.

– Таня скончалась.

– От чего?

– От наркотиков. Ей было тридцать лет. Она была моей возлюбленной, но пагубное пристрастие взяло вверх над ее безвольной натурой. Что я только не делал! К каким врачам только не водил! Какое-то время она держалась, но потом опять срывалась, и весь этот ад начинался снова. Я был премьером театра, зарабатывал хорошие деньги, мог стать богатым человеком, но ничего этого не произошло. Все свои средства я тратил на Таню, чтобы в один прекрасный день обнаружить ее мертвой в постели. Она тогда не принимала наркотики. Просто сердце не выдержало. Я похоронил Таню и уехал назад в Россию. Но ее глаза до сих пор преследуют меня…

Славин встал, сел на кровать и, закрыв лицо руками, затих. Он не умел плакать. Пока.

Джулия подошла и села рядом с ним на кровать. То, что она услышала, уже выходило за рамки всех дознаний и провокаций. Она грустно посмотрела перед собой и тихо заплакала. Успокоившись немного, Джулия сказала:

– А я-то думала, что ты – герой, любовник, грешник и покоритель сердца Арины Алейниковой!

– Хотел бы я быть таким, да что-то не получается.

Они оба замолкли. Замолкли красноречиво. И уже не нужны были слова и жесты.

– Продолжай, Леша, – попросила Джулия.

– Я уже все сказал. Обычно я никогда не откровенничаю перед людьми. Это не в моем стиле. Но вы, Джулия, проникли ко мне в душу.

– Больную душу?

– Нет, – ответил Славин, кладя голову на плечо Джулии. – Просто отец всегда учил меня, что самим собой можно быть только дома. Как только за тобой закрывается входная дверь, начинается война.

– Ха-ха-ха! – рассмеялась Джулия. – Помогает?

– Немного.

– И поэтому ты нацепил оперение нахала?

– Как и все в вашей Москве.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Джулия.

– Понимаешь, я родился в Новосибирске, и прожил там 28 лет. Потом меня пригласили работать в Америку. Я всегда жил искренне, говорил, что думаю и играл только на сцене. В жизни я был обыкновенным Лешей Славиным. Но приехав в Москву, я с удивлением понял, что вы все друг перед другом играете какие-то бездонные роли, смысл которых даже артисту трудно разгадать. Иногда у меня создается впечатление, что вы потеряли грань между истинным и ложным, вымыслом и реальностью. Какое-то царство лжи! Скоморошество на базарной площади!

– Я этого не замечала, – удивилась Джулия.

– Потому что ты сама такая! Я не знаю, где ты! Ау, Джулия! – сложив рупором ладони, протрубил Славин. – Пожалуй, только наш Андрей Сергеевич еще не потерял человеческий облик. И то периодически устраивает творческие вечера после спектаклей.

Славин замолчал. Его голова все еще покоилась на хрупком плечике Джулии. Ему стало тепло.

– Наверное, вы сильно зависите, друг от друга, поэтому играете весь этот маскарад, – сделал вывод Леша.

– И хорошо у нас, получается? – хохотнула Джулия.

– Ужасно. Такое впечатление, что вы все сидите в большой песочнице и, словно дети, сыпете друг другу на головы песок!

– Ха-ха-ха! – рассмеялась Джулия и, сбросив голову Славина со своего плеча, откинулась на мягкое гобеленовое панно, которое не дало ей сломать спину о крепкую межкомнатную стенку. Отвергнутый Славин изящно извернулся, положил голову на подушку и с облегчением вздохнул.

– Самое приятное на свете – это принять горизонтальное положение. Потом он посмотрел на Джулию и сказал со всей серьезностью, на которую только была способна его честная и вместе с тем расчетливая натура. – Вы залезли ко мне в душу и заставили сказать то, о чем я предпочитаю молчать даже перед самим собой.

– Ну что ты, Леша, – запела Джулия.

– Вы это сделали, мадам, – отрезал Славин. – Поэтому я требую от вас точно такой же откровенности. Голос Славина звучал четко, ясно, даже несколько деспотично, словно Джулия была обязана отвечать на его вопросы. Серые глаза смотрели пристально и напряженно. – Что за чертовщина творится в вашем доме?

– Я не понимаю тебя.

– Ты прекрасно меня поняла, – отрезал Славин.

– Ты имеешь в виду видения Арины?

– И их тоже.

– Похоже, ты снова влюблен, – съязвила Джулия.

– Возможно, но это не имеет отношение к делу.

«Как хитро он избегает разговора о своих чувствах к этой Арине», – подумала Джулия. «У него императорские замашки. Уж лучше быть московским скоморохом, чем приезжим деспотом».

– Я уже говорила, что моя соседка Арина, которую ты очень хорошо знаешь, решила выработать новый стиль жизни и придумала этакое свое ноу-хау. Задавить в себе желания и жить в обнимку с воспоминаниями и, соответственно, ни от кого не зависеть. Кружить в образах, любоваться красотой и общаться с людьми, которые давно ушли в прошлое. В общем – обычный поиск своей ниши в непроницаемости времени. Какой-то современный гедонизм! Только мозгов у нее для этого оказалось слишком мало. Потом она выдумала себе каких-то духов, которые посещали ее по ночам, да еще исполняли танцы под звуки музыки. Да тут еще этот дворник-бесогон по имени Лука поддал ей жару. Вы знаете Луку?

– Да.

– Пьет, играет на аккордеоне, да собирает сплетни.

– Но доподлинно известно, что до революции на месте этого дома был дачный театр, который действительно сожгли его во время спектакля, – изрек Славин.

– Это вам Лука сказал? – прищурившись, спросила Джулия.

– Нет, это исторический факт. Юлия Николаевна, почему вы так упорно не хотите говорить об этом? Здесь задеты ваши личные интересы?

«У этого Славина нюх ищейки», – подумала Джулия.

– Нет, – ответила она и солгала.

Тогда Славин сел на кровати, склонил голову над Джулией и, прожигая ее насквозь взглядом, сказал:

– Ты лжешь! Но я выведу тебя на чистую воду.

Джулия молчала. Она чувствовала его горячее дыхание и удары своего сердца. Славин медленно поднес руку к ее лицу и начал тихо поглаживать бледную щечку.

– Я вижу тебя насквозь! – прошептал Славин, продолжая ласкать Джулию. – Кто приходил к Арине?

– Ну, какие-то супруги с того света. Пойми, что эти невнятности родились в расколотой голове Арины!

– Два месяца тому назад Арина просидела у тебя всю ночь.

– Да, это правда. Арина вылетела из своей квартиры и повисла у меня на шее. Я взяла ее к себе и всю ночь пыталась ей вправить мозги и доказать, что все ее видения – выдумка! И я добилась своего! Наутро Арина вернулась в театр. Я спасла ее!

– Тогда откуда ей стало известно имя Амалии Яхонтовой?

– Кого? – удивленно вскинула брови Джулия, делая вид, что впервые слышит это имя.

– Танцовщицы Амалии Яхонтовой, которая в 1918 году заживо сгорела во время спектакля!