Текст книги "Ищейки"

Часть пятая. Стажёр

Что-то не так!

Тревожный импульс, пробив упругие заслоны дремотной неги, преодолев лабиринты замершего в блаженном спокойствии разума, острым уколом достиг подсознания. Первым отреагировало чутьё, бодрствующее даже в часы отдыха. Мгновенно отозвался инстинкт самосохранения, запустив механизм экстренного пробуждения. Идеально ровная гладь утреннего сна дрогнула, подёрнулась концентрической рябью и пришла в движение, закручиваясь воронкой; сон стремительно покидал девушку, как вода покидает ванну, из отверстия на дне которой вынули затычку.

Энвер очнулась, резким толчком выдернутая из сладкого забытья. Мозг, секунду назад пребывавший в отключке, принялся анализировать ситуацию, опираясь на показания просыпавшихся органов чувств. Прогоняя остатки сна, ведьма прислушалась к своим ощущениям. Глаза ещё не успели открыться, а их обладательница уже установила, что, во-первых, наипротивнейшим образом болит голова (вероятно, с похмелья); во-вторых, довольно тепло; в-третьих, довольно мягко; в-четвёртых, рядом кто-то лежит.

Рядом кто-то лежит!

На секунду чародейку охватил страх. Первобытный неосознанный страх, всегда опережающий рассудок тогда, когда неожиданно сталкиваешься с чем-то таинственным. И теперь он был вызван предельно близким, выходящим за рамки приличия соседством… кого?

«Какого чёрта?!»

Ищейка взяла себя в руки, усилием воли загнала страх в дальний угол, где мерзкое чувство осталось тихонько ворчать и скрести душу когтями. Поразмыслив (не без труда, остатки хмеля делали своё чёрное дело), девушка решила, что, раз ей тепло и мягко, значит она, скорее всего, лежит в постели. Горизонтальное положение тела вроде бы подтверждало эту догадку. Слух не ловил ничего, кроме неразборчивого, едва уловимого шума; тот был настолько далёк и неясен, что можно было не принимать его во внимание. Ну, разумеется, было ещё чужое дыхание, вернее, сопение. Постель (надо думать, это всё же она) была сухой и ненавязчиво пахла земляничным мылом.

«Эге, не всё так плохо».

Вырисовывалось существенное неудобство: одна нога надсадно зудела, требуя восстановить нормальное кровообращение. Другие части тела чувствовали себя немногим лучше. Голова была свинчена на семьдесят шесть градусов, одно ухо утопало в подушке. Энвер захотела пошевелиться, и выяснилось, что её ноющую конечность тот самый «кто-то» придавил своей конечностью, горячей и волосатой.

Колдунья вздрогнула, едва сдержав ругательство. Страх злорадно зарычал и кинулся прочь из своего угла, но агент поиска магических аномалий вновь сумела обуздать наглеца. Правда, теперь появились кое-какие подозрения. Медленно и осторожно, стараясь не разбудить загадочного соседа, девушка высвободила свою ляжку, после чего решилась открыть один глаз. Веки разлеплялись крайне неохотно, а разлепившись, обрушили на орган зрения слепящий поток дневного света. Пришлось зажмуриться. Выждав немного, волшебница повторила свой подвиг. В пятнадцати дюймах от кончика её носа, на такой же, как у неё, подушке, мирно покоилось лицо хорошо знакомого светлого мага. Кристоф как ни в чём не бывало дрых безмятежным сном идиота прямо в её постели. Или нет? Уж не двуспальная ли кровать?

Полная самых мрачных предчувствий, Энвер прозрела вторым глазом и, экономными движениями выпростав из-под одеяла свободную руку, приподняла ею одеяло. И заглянула в образовавшуюся щель.

Оба волшебника были голыми.

Подскочив на пару футов, девушка заорала благим матом и рванула с кровати, сдёргивая со спящего напарника одеяло. Напарник мгновенно проснулся, рывком сел, мотая тяжёлой головой и хлопая ошалевшими ресницами. Колдунья отступила к стене, завернулась в одеяло, пряча наготу. Взлохматившиеся волосы полезли в лицо; Энвер яростно пыхнула, отбрасывая их.

– Кри-ис!!!

Прозвучало весьма угрожающе. Кристоф, ещё не успевший понять, что случилось, перепугался, вскочил и, запутавшись в собственных ногах, грохнулся на пол по другую сторону ложа. До ведьмы донёсся сдавленный стон.

– Крис, мать твою! А ну вставай! – грозно потребовала Энвер.

Худое жилистое тело волшебника показалось над постелью. Парень, пошатываясь, вытянулся во весь рост, потёр ладонями лицо и с неподдельным изумлением воззрился на свою подругу.

– Энвер? Какого хрена?!

– Того, что с глаз моих убрать надо! Немедленно!

– Не… Чего?

– Прикройся, не то я за себя не отвечаю!!!

Тут он осознал, что стоит перед подругой в чём мать родила.

– Ёлки!..

Парень заметался, но в итоге, не придумав ничего лучше, уселся на простыню и прикрылся подушкой.

– Что происходит, Эн? Где моя одежда? И какого чёрта ты делаешь в моей постели?

– В твое-ей?!

– Ну да.

– Хо-хо! Подумай хорошенько!

– А в чьей ещё?! – возмутился светлый. – Если я здесь сплю, значит, это моя кровать.

– Серьёзно?! Я-то ведь тоже в ней спала! – резонно возразила Энвер.

Чародей смутился.

– Действительно… Но… если я в ней спал и ты в ней спала, то получается, что это наша кровать. Мы вместе спали в одной кровати. Мы… – лицо напарника вдруг сделалось жалобным. – Мы это…

– Мы что?! – переспросила Энвер. Но тут до неё дошло. – О-о, не-ет!

– Нет? Тогда как это всё объяснить? Мужчина и женщина просыпаются нагие в одной постели – по-моему, ситуация недвусмысленная.

– Чёрта с два она недвусмысленная, Крис! Почему мы оказались раздетыми в одной постели?

– Лучше спроси: зачем?

– Так, ты вот эту свою гипотезу брось! Понял? Не могло у нас ничего быть! Ты знаешь это не хуже меня.

– Но почему тогда мы спали в одной постели? – Кристоф упрямо гнул своё.

– А я почём знаю? – ведьма поморщилась, потёрла пальцами виски. При этом она чуть не упустила одеяло.

– А что было вчера? – напарник озвучил, пожалуй, наиболее важный в сложившихся обстоятельствах вопрос.

Девушка задумалась. Так, что было вчера? Вчера? Вче-ра-а-а…

– А «вчера» вообще было?

– Не могу вспомнить, – хмуро констатировал маг.

– Вспомнить вчерашний день?

– Вспомнить, куда я дел свои штаны.

– Ты что, уже не можешь найти собственные штаны в собственной же комнате?

– Позвольте! Минуту назад эта кровать была твоя. Тогда что она делает в «моей» комнате?

– И правда, – волшебница растерялась. Похмелье всё-таки творит иногда презабавные штуки с рассудком. – Так что же получается, это всё-таки наша комната?

– Что возвращает нас к…

– Прекрати, Крис! – сердито перебила Энвер. – То, что мы валялись всю ночь нагие и едва ли не в обнимку, ещё ничего не доказывает.

– Серьёзно? Не узнаю свою напарницу! Где та Энвер, что всегда была адептом холодной логики и очевидных фактов? По-моему, все доказательства, так сказать, налицо! – Кристоф развёл руками. В одной из них оказалась подушка.

– Крис!!!

– А, да брось! – раздражённый парень вернул подушку на одно место. – Ты что, мужика в исподнем ни разу не видела?

– Видела без штанов одного – видела всех, – философски проворчала волшебница. – Дело вовсе не в этом. Просто отвлекает. Имей же совесть, мы разобраться в происходящем пытаемся!

– Разберёшься тут, когда приходится прикрываться подушкой. Ладно, ладно, не мечи в меня молнии глазищами: сама в тряпку завёрнута, аки царица восточная!

– Тоже мне, царицу нашёл… – «царица» тоскливо вздохнула. – М-да, ну и положение! Вчерашний день будто корова языком слизала.

– Спросить бы у кого, – размечтался Кристоф.

– Спросить… спросить… Крис, да нам же есть у кого спросить!

Ищейки ровно две с половиной секунды молча созерцали друг друга. После чего не сговариваясь завопили в один голос:

– Бенни!

Тишина. Маги выждали немного и позвали снова:

– Бенни! Бен!

Наконец сквозь запертую дверь прорвался энергичный топот. Он нарастал: кто-то быстро приближался к месту, где напарники обнаружили себя в столь нетривиальной и, чего греха таить, весьма щекотливой ситуации.

Конец сентября выдался тёплым и солнечным. Листья потихоньку начали окрашиваться в золото и багрянец; а вот дожди совсем обленились, напрочь забыв о своих обязанностях, оттого небо своей непогрешимой чистотой и прозрачностью напоминало совесть окружного судьи. Светило, просачивавшееся сквозь пёстрые кроны, стекало торжественными струйками на столь же торжественные дорожки и не менее торжественные газоны. Степенные обыватели, совершавшие неспешный променад после ужина, щеголяли сытыми лицами и довольным видом. Ещё более довольными казались псы (частенько похожие на своих хозяев). Псов можно было понять: метить кусты и обнюхивать хвосты куда приятнее, когда на тебя сверху не льётся ничего мокрого. Стояла тихая безветренная погода; во многом благодаря ей особая красота небольших провинциальных городков, любимых своими жителями, казалась ещё более мягкой и упоительной. Вообще, в центральной части материка, наименее пострадавшей от Войны и дальнейших политических потрясений, сонное благополучие смотрелось особенно органично. Ищейки даже подозревали, что неторопливый жизненный уклад был характерен для этой местности всегда. После многих расследований и схваток, после бесконечных путешествий хотелось на необозначенный срок застрять в одном из таких местечек, где русло времени становилось заболоченным рукавом мелководной речушки. Подальше от приключений и неожиданных встреч. Увы, приключения и неожиданные встречи не разделяли желаний волшебников.

Энвер, насупив брови, разглядывала вытянувшегося перед ней худощавого паренька в казённой академической униформе. Паренёк был стрижен коротким торчащим ёршиком, отчего казалось, что оттопыренные уши оттопыриваются ещё больше. На лице уже начинали проступать первые юношеские прыщи. Большие серые глаза смотрели из-под высокого лба, жадно пожирая ищеек.

«Самый обыкновенный юнец», – подумала девушка так, точно сама была умудрённой опытом старухой. Она опустила взгляд и обратилась к письму, которое Кристофу и ей «юнец» вручил минуту назад.

– «Бенджамин Финкельштейн», – вслух прочла ведьма. – Нам что, так тебя и звать каждый раз? Язык сломаешь.

– Можно просто Бен, – покраснел паренёк. И добавил, потупившись: – Мама зовёт меня Беней.

– Беня? – Кристоф, изучавший письмо через плечо напарницы, расхохотался. – Беня Финкельштейн? Дружище, с таким именем ты будешь грозой стихийных магов! Нет, мы будем звать тебя Бенни.

– Хорошо, мастер. Называйте так, как считаете нужным.

– Мастер, – фыркнула Энвер. – Поглядите-ка на него! Мы ещё не решили, что с ним делать, а он уже «мастер».

– Между прочим, мастером он окрестил только меня, – веселился светлый маг.

– Вот ты и будешь с ним нянчиться.

– Со мной не надо нянчиться, – запротестовал юноша по имени Бенджамин. – Я уже закончил основной теоретический цикл, многое знаю и умею. Меня определили к вам…

– Знаю, сама вижу, – перебила колдунья. – Так и написано: «Такой-то светлый маг, студент старших курсов Академии. Выбрал своей жизненной стезёй службу в Агентстве поиска магических аномалий. С отличием окончил два теоретических курса предварительной профессиональной подготовки. Для прохождения практического курса… бла-бла-бла…» Ага! «Прикомандирован к агентам Гэрриту и ван Тес-сел по личной рекомендации комендора А. Жиро».

Чародей присвистнул.

– Ну, если сам Жиро…

Волшебница, закусив губу, ещё раз бегло осмотрела Финкельштейна. И опять скосила глаза на бумагу, которую держала в руках.

– Всё верно: герб Конвента, печать Академии и подпись директора Агентства в наличии… Тебе лет-то сколько, мальчик?

– Уже семнадцать, – бодро выдал Бен.

– Чего-то ты щуплый для семнадцати… Только из Академии?

– Да, мастер. Сразу оттуда. Ещё форму сменить не успел.

Энвер свернула письмо.

– Это успеется, Бен. И не заводи привычку обзывать нас мастерами. Меня зовут Энвер, моего напарника – Кристоф. В крайнем случае обращайся «сэр» или «мэм». Понятно?

– Понятно, ма… мэм. Приятно познакомиться, – юноша учтиво поклонился сперва чародейке, а потом волшебнику. Кристоф сверкнул улыбкой.

«Вот такое вот занятное совпадение, Эн: похоже, мы – его первые патроны, а он – наш первый стажёр».

Агентство поиска магических аномалий, как и любая другая организация, гарантирующая стабильную зарплату, каждый год испытывало приток свежих кадров. Процесс этот подчинялся чёткому, строго установленному порядку. Студенты колдовской Академии в пятнадцать-шестнадцать лет начинали определяться с выбором профессии (так как даже дипломированный маг не мог оставаться безработным дипломированным магом). Те, кому на заднице усидеть было сложнее других, решали посвятить себя борьбе с новами и подавали в деканат соответствующие заявления. Если руководство Академии считало претендента достойным, то давало добро на обучение специальности. Далее следовало двухлетнее протирание штанов в аудиториях, где знания и умения упрямых студиозусов дополнялись навыками боевой и сыскной магии. Потом начиналось самое интересное: набитых рвением и жаждой приключений юных неофитов отправляли на стажировку. Для прохождения практики, так сказать, в полевых условиях. Практика также длилась два года. В первый год потенциальный ищейка прикреплялся к дуэтам бывалых и тёртых агентов. Раз в два месяца дуэт менялся: таким образом, за сезон стажёр успевал попортить кровь шести парам оперативников. Смена патронов обуславливалась тем, что каждая сработавшаяся двойка имела свой неповторимый стиль и багаж служебного опыта. Предполагалось, что навязанный спецам недотёпа не будет путаться под ногами и успеет за положенный срок перенять всё лучшее от своих наставников. Если везло, стажёр помогал наставникам поймать пару-другую нов. Если очень везло, к исходу первого года он становился уже достаточно сообразительным для года второго. На заключительном этапе практики все двенадцать месяцев стажёр ассистировал уже одной конкретной двойке ищеек как полноценный маг-специалист. В конце года патроны составляли на подопечного характеристику, которая дополнялась отзывами ищеек с предыдущего этапа и отсылалась профильной комиссии в Академию. Там по итогам обучения мудрые седовласые профессора выносили вердикт: наносить ли на индицум претендента герб Конвента или нет. Решали без всяких выпускных экзаменов, опираясь на мнение проверенных и надёжных волшебников. Во многом благодаря именно этой счастливой традиции кабинетные черви, фанфароны со связями и просто неудачники в Агентство не попадали. Полноправной ищейкой становился только тот, кто сумел выказать необходимые качества: решительность, находчивость, наличие острого ума и крепких яиц. Девушек последнее касалось иносказательно.

Дверь в комнату зевнула деревянными челюстями, явив страждущим Бена Финкельштейна. Заложив руки за спину, он сделал два шага к центру комнаты и остановился, с интересом разглядывая прикрывавших наготу ищеек.

– Какого лысого здесь происходит?! – разом гаркнули маг и колдунья.

– Доброе утро, – нимало не смутившись, вежливо поздоровался Бен (он вообще был воспитанным юношей). – Вы меня звали?

– Нет, не мы, – саркастически отозвалась Энвер. – Голоса в твоей голове. Конечно, мы, что за дурацкий вопрос?

– Она сейчас малость на взводе, Бенни, – пояснил Кристоф. – И есть от чего, знаешь ли. Будь добр, объясни, почему мы с ней проснулись тут и так?

– Простите, что значит «почему»? Вы что, не помните?

– Если бы помнили, ты бы сейчас тут не стоял.

– Хм… – юноша задумчиво поскрёб висок. – О-очень интересно. То есть вы не помните вообще ничего? И мне следует помочь вам хронологию событий восстановить?

– Было б из чего восстанавливать. Давай выкладывай всё как есть.

– Хорошо… – Бен помолчал, прикидывая, с чего лучше начать. – Это очень любопытно, что вы ничего не помните. Минувший день получился весьма… насыщенным.

– Не томи, Бенни! – взмолился Кристоф. – Уважь просьбу Энвер.

– Не премину. Скажите пожалуйста, мэм, вы хотя бы помните, в каком городе находитесь и зачем сюда приехали?

Поезд вёз ищеек сквозь ночь. Энвер облюбовала самый тёмный угол купе. Она откинулась на спинку сиденья, скрестила вытянутые ноги, сдвинула шляпу на глаза и сделала вид, что дремлет, изредка комментируя реплики попутчиков. Кристоф сразу взял над Финкельштейном шефство и, прежде чем ввести новобранца в курс дела, принялся гонять его по теоретическим вопросам, как заправский экзаменатор.

– Какая категория боевой магии является самой распространённой?

– Стихийная, – бодро ответил Бен.

– Наиболее распространена категория стихийных заклинаний. Нужно давать полный ответ. Тебя чему в Академии учили?

– Зануда, – бросила из своего угла ведьма.

– Не мешай! Ученик у нас светлый – мне его и учить.

– Тебе и карты в руки, кто бы спорил.

– То-то же. Продолжим, Бен. Какие боевые заклятия из названной категории используются чаще всего?

– Чаще всего используются огненный шар и молния.

– Так и есть. Почему же?

– Они напрямую преобразуют эфирную энергию в энергию физическую. Это проще и быстрее. Для манипуляций со стихиями воды и земли нужны материальные посредники: собственно земля, вода, лёд, камни и остальное в таком духе, – без запинки проговорил стажёр.

– Но ведь ещё есть воздух, – напомнил Кристоф.

– Из воздуха трудно получить действенные и мощные боевые чары. По-настоящему разрушительными являются разве что ураган или торнадо, но они требуют колоссальных затрат энергии, слишком масштабны и почти неуправляемы. Есть и более тонкие манипуляции с воздухом, но они недостаточно эффективны в бою ввиду нестабильности и большого времени сотворения.

– «Большого времени сотворения», – усмехнулся маг. – Ладно, допустим. Что ещё можешь рассказать по теме? Какими отличительными признаками огнешар и молния, так сказать… э-э… ну-у-у-у… отличаются?

Энвер прыснула.

– У любых чар есть плюсы и минусы, – Бен хранил каменную мину. – Плюсы огненного шара: предельная простота, невербальная формула, мгновенный каст, низкая энергозатратность, высокая энергоёмкость, управляемый полёт. Минусы: скорость полёта падает при росте мощи и размеров, способность пробивать защиту и препятствия почти отсутствует, хрупкость и взрывоопасность, легко отклонить, уклониться или заблокировать. Плюсы молнии: невербальная формула, мгновенный каст, высочайшая энергоёмкость, наивысшая скорость полёта, средняя пробивная способность, нельзя отразить. Минусы: высокая энергозатратность, требует серьёзной концентрации и сосредоточенности, умеренная сложность, нельзя отразить…

– «Нельзя отразить – у тебя и в плюсах, и в минусах. Знаешь почему?

– Знаю. Выпущенную молнию нельзя отразить, заблокировать или уклониться от неё – просто не хватит реакции. До сих пор не существует эффективной защиты…

– Громоотвод, – вставила Энвер со смехом.

– Кто будет таскать с собой громоотвод, мэм? Тем более заземлённый? Ни артефакты, ни чары от молнии не спасут. Мало того, молнией невозможно управлять. Её также нельзя отменить. Запущенные чары действуют мгновенно, Сила тратится мгновенно. Маг, сотворивший молнию, уже не может на неё повлиять. Поэтому нужно думать, когда стоит прибегать к этим чарам, а когда нет. Молния – оружие летальное.

Бен умолк: похоже, впервые задумался о смысле этих слов. Кристоф решил его приободрить.

– Эй, не всё так плохо, Бенни. Да, молния – самое мощное оружие в руках мага и останется таковым ещё долгое время. Но работы над защитой ведутся постоянно, а я даже знаю несколько случаев, когда люди выживали после удара молнией. По крайней мере с одним таким случаем знаком не понаслышке, – чародей крякнул, глянул на хранившую неподвижность Энвер. – Что ж, учебники ты цитируешь недурно… Угадай, какое любимое заклятие у мастера ван Тессел?

– Огненный шар? (Отрицательный кивок.)

– Молния? (Отрицательный кивок.)

– Тогда что же? – стажёр озадаченно шмыгнул носом.

– Шаровая молния, – чародей с важным видом ткнул пальцем в потолок. – Не удивляйся, парень, ты вряд ли где-то о ней читал. Это патентованное изобретение вон той особы. Эн, я немного похвастаю про тебя?

– Валяй, – милостиво разрешила колдунья.

– Ещё в Академии она была недовольна стихийными чарами, – продолжил Кристоф, – и на старших курсах думала над тем, как объединить плюсы огнешара и молнии, выкинув к чертям собачьим как можно больше минусов. На опыты был потрачен год…

– Полтора.

– …полтора года, – спасибо, Эн, – после чего и родилось заклятие «шаровая молния».

– Это была моя дипломная работа, – девушка ностальгически вздохнула. – Эх, времечко! Мы были молодыми энергичными лоботрясами и развлекались как могли.

– Не верь ей, Бенни: уж кто-кто, а она была первой зубрилой на курсе, – шёпотом сообщил Кристоф.

– У кого-то язык слишком длинен и не помещается во рту, – донеслось из угла.

– Ну ладно, ладно, не первой… но была, и не смей это отрицать! – светлый погрозил ведьме пальцем, потом повернулся к стажёру и задумчиво пожал плечами. – Хотя бунтаркой она была тоже.

– Так вы были знакомы ещё в Академии?

– Ну не то чтобы… Так, виделись иногда. Лично познакомились уже в Агентстве, когда нас сделали напарниками. А про шаровую молнию она мне потом рассказала. Помню, я ещё не поленился тогда проверить, послал письмо в Академию. Не солгала.

– Индюк ты подозрительный, – беззлобно обругала ведьма. – Вся ваша «светлая» суть в этом: строите из себя агнцев, однако ж все как один скрытные, двуличные и склонные к доносительству.

Бен с интересом понаблюдал за шутливой перепалкой напарников. И в голове его созрел весьма деликатный вопрос.

– Так вы близки… мастера? – сама невинность! Ищейки сперва даже не расслышали подтекста.

– Ну да, – смеясь, ответил Кристоф. – Если измерять близость количеством шпилек, острот и ругательств, то мы близки как никто.

– А у многих агентов так? Я про пары, в которых мужчина и женщина.

– Вряд ли. Такой тандем, как у нас со старушкой Эн, поди поищи!

– Значит… – Бен замялся и сделался пунцовым в районе ушей. – Значит, вы… вместе? Ну… пара? Надо же, светлый и тёмная! Я и не думал, что такое возможно.

До ищеек наконец дошло. Кристоф прищурился. Энвер пальцами приподняла поле шляпы, стрельнула в стажёра глазами.

– Да в Академии никак теперь «бесстрашие» преподают? Интересно, а «бессмертие» параллельным курсом включили?

Светлый маг сощурился сверх всякой меры. Финкельштейн покраснел так, что стал походить на помидор.

– Так что, Бенни, скажешь нам, – продолжала колдунья (и нельзя было понять, шутит она или не очень), – прогуливал ты уроки избегания взбучки или нет?

– То был факультатив, – хрюкнул Кристоф. – На него ходить не обязательно.

Стажёр наконец сообразил, что ему ничего не угрожает. Но на всякий случай попробовал оправдаться:

– Извините, что я… Мастер Энвер, Мастер Кристоф! Я думал… Я не хотел никого обидеть. Простите, – он умолк и сник, виновато изучая вытертый пол.

Мерно стучали стальные колёса. Мир за окном погряз в темноте, и только по редким далёким огонькам можно было определить, что поезд движется.

– Вот что я тебе скажу, Бен, – Энвер положила руки на колени. – Никто. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Не увидит. Нас с Крисом. В одной постели. Если ты увидишь такое – считай, тебе померещилось. Если тебе о таком расскажут, то это враньё. Заруби себе на носу, раз и навсегда!

– Я поясню, – мирно произнёс Кристоф. – Понимаешь, Бенни, так получилось, что мы с Эн – лучшие друзья. Абсолютно непохожие друг на друга волшебники с противоположных полюсов Силы – и тем не менее это так. Мы ценим свою дружбу. Но мы никогда даже и мысли не допускали о том, чтоб стать любовниками. Нам случалось ночевать под одним одеялом, когда было холодно. Врачуя раны, мы видели друг друга без одежды. Но – только друзья. Ни шага в сторону. Потому что это, во-первых, может разрушить нашу дружбу. А во-вторых, это ставит под угрозу наши жизни.

Светлый маг поёрзал, усаживаясь удобнее, и заговорил тоном матёрого сказителя:

– Знавал я двух ищеек, мужчину и женщину: они тоже были молодые, тоже напарники. Он – тёмный, она – светлая. Работали не хуже других, слыли толковыми спецами. Но имели несчастье однажды влюбиться друг в друга. А ведь любовь – штука уж-ж-жасно непредсказуемая. Она как февральский ветер, как белый шквал в открытом море: налетит, закрутит, захватит в свои цепкие объятия! Опомниться не успеешь, как уже сам себе не принадлежишь. Тебе становится безразличен целый мир, потому что весь мир сжимается до размеров одной персоны. Впрочем, те двое были не лыком шиты и, пока у них всё шло хорошо, умудрялись держать чувства под контролем. И делали свою работу. Беда случилась, когда у них что-то разладилось. Так у всех бывает, в этом нет ничего необычного или страшного – но только не для боевых магов. От взаимопонимания напарников, от их спаянности и слаженности действий зависит не только выполнение задания, но и его цена. А какое уж тут взаимопонимание, когда страдают сердца? Густела горечь, множились обиды, тяготил груз разочарований. Он злился, игнорировал, умолял; она рыдала, истерила, ненавидела. Кризис отношений, в двух словах. А потом они напоролись на очень сильного и опасного нову. И когда дело дошло до драки, личные переживания оказались выше интересов общества и конечной цели. Под властью эмоций действуешь совсем не так, как велят инструкции. Не так, как сработали бы хладнокровные ребята вроде нас. Тех ищеек погубили их чувства. Чувства в критический момент взяли верх над рассудком. И всё полетело к чертям!

Кристоф замолчал, наслаждаясь произведённым эффектом. Заворожённый стажёр прошептал:

– И что в итоге?

– В итоге? – рассказчик развёл руками. – Нова ушёл. Колдун спас напарнице жизнь ценой жизни собственной. Колдунья ушла из Агентства, и больше я о ней не слышал. Но это не главное. Ты уловил суть, Бенни? В нашем деле нет места сердечным привязанностям. Надёжные друзья всегда прикроют друг друга. А вот любовники… любовники не могут быть надёжными. Как я уже говорил, любовь – штука непредсказуемая.

Бен выглядел так, будто его пыльным мешком огрели. Наверное, он живо вообразил трагическую развязку этой истории: как в решающий момент неизвестный чародей, забыв про все свои обиды, в прыжке закрывает возлюбленную от ветвящейся молнии своим собственным телом…

– Знатная басня вышла, поучительная, – Энвер в своём углу снова натянула шляпу так, что поля почти полностью скрыли лицо. – Скажи мне, о мудрейший, ты её сам только что придумал?

Кристоф немедля напустил на себя оскорблённый вид.

– Смеешь во мне сомневаться? Разумеется, только что!

У Финкельштейна от изумления отвисла челюсть.

Поздним утром, в начале одиннадцатого, они выгрузились на нужной станции. Выгрузились и сразу же увязли в шумной толпе. Мало того что платформа была заполнена встречающими, так ещё и вместе с магами сошёл едва ли не весь поезд. В глазах зарябило от эффектных парадно-выходных одежд, праздничных улыбок и возбуждённых взглядов. Энвер, которую дважды успели толкнуть и единожды попытались обнять, была явно не в восторге от всего этого. Ищейки выбрались на небольшую площадь, примыкавшую к станции. Стало чуть просторнее, но суета, толкотня и всеобщее возбуждение никуда не делись.

– Столько людей, – пожаловалась Энвер. – Что здесь происходит? Кажется, весь штат съехался в эту дыру.

– Дыру?

На щеголявшей свежими досками скамье, сразу под большой вывеской с расписанием поездов, вразвалку сидел бродяга. Вовсе не свежий, зато весёлый. Он был чумаз, бородат, одет в лохмотья, но при этом увенчан новёхонькой шляпой-котелком. Взор его был неожиданно ясен и даже слегка отдавал интеллигентностью – в противовес отдававшим помойкой лохмотьям. Образ довершала опустошённая бутылка.

– Дыру, мадемуазель? Я не ослышался? – хриплым голосом уточнил обладатель шляпы-котелка. – Хо-хо! Из какой же тогда дыры явились вы, коли так оскорбляете сей благословенный городок, э? С Луны свалились?

Колдунья смерила пьяницу неприязненным взглядом, но ответил Кристоф:

– Сей благословенный городок называется Бингетон. Мы раньше не бывали тут. Однако я всю дорогу терзался вопросом: откуда такое странное название?

– Ха-ха-ха! – забулдыга разразился хохотом, стяжав ответные улыбки нескольких прохожих. – Вы что, правда ничего не знаете? В таком случае вы либо святоши, либо неудачники! Но ничего, вовремя приехали, День города как раз сегодня. Ха! Не знать Бингетон! Держи-ка и прочти, что там написано!

Кристоф поймал брошенную бутылку и вслух прочёл надпись на этикетке:

«Виски двухлетнее купажированное. Сорт № 12. Произведено в г. Бингетон. Бингетонское виски – лучшая марка в стране и проверенный знак качества».

– Это точно, – подтвердил несомненный авторитет в области алкогольных напитков. – Любая местная рыгаловка стократ лучше рыгаловки откуда-либо ещё. Бингетон, монсеньор, он вроде земного рая: нигде не сыщешь выпивку под стать той, что гонят здесь. Весь город этим живёт. А День города – это, ясное дело, день выпивки. Трезвым не уйдёт ни лунатик, ни святоша. Ха-ха-ха!

Бродяга, продолжая гоготать, поднялся со скамьи и нетвёрдой походкой направился куда-то.

– Наверное, за добавкой, – предположил Кристоф.

– Как можно так нарезаться уже с утра? – поразился Бен.

– В мире и не такое бывает.

– Не знаю, как там бывает в мире, – чародейка покачала головой, – но одно мне известно точно: чёрта с два я дам сегодня себя напоить!

На этом месте Кристоф от смеха чуть не свалился с кровати.

– Чёрта с два, значит? – покатывался он. – Не, ну а что? Судя по всему, насильно тебя никто не поил. Ты сама… так сказать, на добровольных началах… придраться не к чему.

На лице волшебницы застыла кислая мина.

– Ты-то сам тоже хорош: ни меня не остановил, ни сам… А, да что теперь воздух сотрясать?

– Сотрясать – не портить, – справедливо заметил Кристоф и прекратил веселье. – Ну вот, теперь мы знаем, где оказались. Это ведь всё ещё Бингетон, Бенни?

– Несомненно.

– Отлично! Значит, куда ехали, туда и приехали. А то я уже начал сомневаться.

– Мы прибыли сюда с конкретной целью: взять нову, – колдунья вернула разговор в деловое русло. – Та же цель у нас и теперь. Бен, что было дальше?

– Дальше, если можно так выразиться, началась работа, – Финкельштейн сверкнул зубами. – А присоединиться к празднествам всё же пришлось, мэм. И на то были причины.

До полудня было ещё далеко, но город не терял времени даром, раскручивая маховик торжества. Праздничные вывески, гирлянды, яркие игровые костюмы, призывы лоточников и лавочников – всё говорило о том, что отмечать собственные именины Бингетон привык с размахом. Ищейки лавировали в пока ещё хилом, но постепенно набиравшем силу людском потоке, глазели по сторонам и поражались выдумке устроителей грядущего веселья. Громче всех поражался Финкельштейн.

– «Гонки пьяных поросят!» – восклицал он, читая афишу за афишей. – «Мастера сочных пощёчин!», «Турнир «Самая Быстрая Глотка!» – тут он разобрал мелкий шрифт. – «Испытание для самых стойких. Выпей своё скорее других, стань чемпионом, прославься и получи приз». Фантастика! Неужели всё это случается каждый год?