Текст книги "Загряжский субъект"

– Иди с повинной, ты начальник, а мы люди маленькие…

Бывший батюшка больше не роптал, когда расписывался в ведомости.

8

Управляющий Дмитрий Степанович Редкозубов сошел с нарезки, как говорили в хуторе. С утра посылал шофера за вином и безвылазно сидел в своем вагончике. Опухший, заросший густой щетиной, глядел на себя в зеркало и по-собачьи мотал головой:

– Пью один, как скотина…

К Дмитрию перешла жить Варвара Менестрель. Она ушла от Кузьмы Валерьяновича, сказав на прощание безжалостные слова:

– Ты создан для одиночества, мне скучно с тобой, гармонист!

Кузьма Валерьянович по ночам выл на луну, с надрывом играл на аккордеоне и плакал крупными солеными слезами. Он поклялся застрелить Редкозубова из ружья, правда, ружья у него не было, и он не знал, где его взять.

Варвара свалилась, как видение, как сон. Бывший батюшка тер кулаками глаза, зажмуривался. Видение расплывалось, исчезало и медленно укрупнялось, принимая очертания человека. Перед мутными глазами управляющего сидела на кровати юная Шахерезада в халате с золотыми павлинами, ела мороженое с ликером, курила и с обожанием слушала пьяные речи своего повелителя. Он плел околесицу, от которой у нее кружилась голова.

– Господи, за что мне, грешному, такая милость?! Ты привел в мой убогий вагончик ту, о которой я даже не мечтал. Не сон ли это? Не сказка ли, не винные ли пары явили ангела? Скажи, царица, кто ты и откуда?

Царица рассмеялась, и серебряным колокольцем звучал ее голос.

– Я Варвара Менестрель, пришла одарить тебя любовью… Угости царицу вином.

Митя целовал ее руки, закатывал глаза, млел от счастья и блеял златокудрым барашком.

Наутро, кряхтя от головной боли, от тошноты, молча разглядывал спящую рядом с собой женщину, стараясь вспомнить, что было вчера и кто эта рыжая конопатая баба.

Варвара открыла глаза, сладко потянулась, выскочила из постели, застучала пятками по дощатому полу. Налила полный стакан ледяной минералки.

– Пей, рыцарь!

Митя залпом выпил стакан, выпучил глаза от газа и отрыжки, спросил осторожно:

– Ты не от Кузьмы ли Валерьяновича… э-э, явилась?

– От него.

– Зачем?

Варвара рассмеялась.

– Дурак ты, дядя… Зачем женщина уходит от одного к другому? Ты мне нравишься… И потом, ты звал меня в гости. Помнишь, возле магазина, шоколадом угощал?

Митя тер кулаками глаза, кряхтел.

– Э-э, перед Кузьмой Валерьяновичем стыдно…

– Мальчик какой застенчивый! А вчера как заливался? Царица! Шахерезада! Мне идти некуда, поживу до весны у тебя. Не прогонишь?

– Налей мне водки.

Варвара проворно налила полстакана, нарезала огурец, подала на тарелке. Митя выпил и долго молчал. Ожил прямо на глазах.

– Не прогоню. Только я сам тут на птичьих правах. Хорошо, если не посадят. Поедешь за мной в Сибирь?

– Что я там забыла?

– Ну, как жены за декабристами…

– Ты воровал, а я в Сибирь?

– Эх ты, царица! Вали отсюда к своему гармонисту!

Варвару трудно было вывести из равновесия. Она терпеливо выслушивала хмельного любовника, наливала водки, подавала закуску. Ласково гладила по голове, шептала в ухо ласковые слова, он засыпал, похрапывая.

Варвара прибралась в вагончике. Вынесла пустые бутылки, консервные банки, груду пластмассы, картона, тряпья. Возле вагончика подмела дорожки, посыпала желтым песком. Приходили Брудастый с Уколовичем, спрашивали негромко:

– Сам дома?

Варвара, как хозяйка, отвечала строго и коротко:

– Лежит с температурой, просил не беспокоить. Что передать?

– Да нет, ничего…

– До свиданьица!

Варвара по-хозяйски хлопала дверью и заговорщицки спрашивала Митю:

– Правильно я их выпроводила?

Митя, довольный, кивал:

– Правильно! Замечательно! Кровопийцы! Живоглоты!

Варвара стала для Редкозубова единственной, кто понимал, утешал и жалел его.

Анна пришла к старому другу в неурочный час. Он с помощью Варвары мучительно выходил из запоя, отлеживался молча и не хотел никого зрить. На стройке не появлялся вторую неделю, Варвара устала врать посетителям.

– Болеет, температура…

– Ночью бредил, горит весь…

– Никакой, мокрый от пота…

Анна появилась у вагончика столь решительно и так ворохнула глазами на Варвару, что та молча попятилась и не успела возразить. Митя отвернулся к стенке, натянул одеяло на голову, протестуя против вторжения.

– Спрятался, конспиратор! Стыдно на люди показаться! Вставай, разговаривать будем!

Анна повелительно гремела так, как, наверно, апостол Петр разговаривал с грешниками у ворот чистилища. Дмитрий нехотя надел штаны, натянул рубаху, жестом пригласил к откидному столику, на котором стояла водка и тарелка с квашеной капустой. Варвара было сунулась в дверь, но Анна прожгла ее взглядом, дверь хлопнула, сотрясая вагончик.

– Сергей Иванович все знает. Лошак ему подробно изложил в своих донесениях. Про подставную фирму Брудастого и Кайло, про миллионы… Эх ты… Беги, Митя! Беги, пока не поздно. Сергей Иванович будет на днях. Я пришла предупредить тебя…

Митя дерзко и даже нахально смотрел на Анну. Он выпил рюмку, похрустел капустой и тихо сказал:

– Я ненавижу все человечество. Сергей Иванович ноль, ничтожество. Я никого не боюсь. Я самый свободный человек! Ты раба! Все рабы! Только Иисус и я свободны. Попы и монахи – трижды рабы. И Церковь со святыми рабы!

Анна перекрестилась.

– Митя, ты сошел с ума!

Он ехидно улыбнулся.

– Сергей Иванович хочет распнуть меня? Распни!

– Он спас тебя, помог в трудный час…

– О выгоде думал, раба спасал…

– Ты болен, Митя.

– Это ты, вы все больны. Я здоров, свободен, как никогда, понимаешь? Нет, ты не поймешь, ты и раньше не понимала, ты никогда не знала меня!

– Кто эта рыжая женщина?

– А-а! – Митюк вызывающе, нахально захихикал. – Эта рыжая вместо тебя, заняла твое место! Ты погребовала, а она благодарно пристала, как собачка. Всех женщин ненавижу, а ее терплю, даже уважаю…

– Митя, ты нездоров. Это от водки. Я тебе помогу… Тебе надо уйти, уехать отсюда!

Анна ушла ни с чем. Ни повлиять, ни, тем более, переубедить Митю она не могла. Она лучше других знала ослиное упрямство своего бывшего друга и была в отчаянии. Ей было жалко Митю, она испытывала к нему чувство старого родства, и не могла смириться с его вызывающей беспомощностью, бессилием. Понятно, что Митя ломал комедию, но в этой игре было что-то трагическое. Он не хотел жить, прятался от жизни, от людей, от себя. Ерничал, хамил, через силу глотал водку и забывался в полудреме.

Анна надеялась на Сергея Ивановича, хотела попросить помощи определить больного в специальную клинику или каким-то образом повлиять на него, как в свое время он повлиял на бывшего батюшку в Истре…

Сергей Иванович приехал из Москвы на один день. Вместе с помощниками и охраной провел на стройке пару часов. Поговорил с Анной. На несколько минут заехал к родителям. Уехал, не приняв никакого решения. Не захотел даже встретиться с Редкозубовым.

Позже из Москвы пришли новости. Объект полностью переходил под управление команды французских менеджеров. Они приехали во главе с главным управляющим Кретьеном Лягуром, известным во Франции спецом игрового бизнеса. Он поставил перед Сергеем Ивановичем непременное условие, чтобы игровой бизнес в хуторе Гривенном получил гарантии правительства. Сергей Иванович, пользуясь своими связями, добился решения по образованию Загряжской игорной зоны. Этот документ давал человеку с усами генералиссимуса широкие возможности для строительства нового Монте-Карло. Таким образом, Загряжск опять попал на первые полосы мировой прессы. Сергей Иванович с помощью Кретьена Лягура садился на золотую жилу. Управляющий обещал направить мировые денежные потоки прямехонько в хутор Гривенный.

О французе стоит сказать подробнее. Он вырос в обеспеченной семье дельца средней руки. Отец владел отелем с казино и рестораном в пригороде Парижа. Кретьен получил кое-какое экономическое образование и со студенческих лет тайком увлекся рулеткой. Этому способствовала домашняя атмосфера. Дома у отца собирались поклонники и знатоки игорного бизнеса и просто игроки. Разговоры были самые откровенные. Семена падали на благодатную почву. Кретьен рано осознал свои способности, он ощущал пробуждение нешуточных страстей. Играл почти каждый день, но не заходил далеко, умел остановиться. Интуицией угадывал опасный рубеж, высоковольтную линию, виртуозно балансировал на грани проигрыша. Играл в третьестепенных казино, набираясь опыта. Игра вытеснила другие страсти. Кретьен был почти равнодушен к девушкам, не пил вина, учился кое-как и старался не думать о своем будущем.

Отец узнал о тайном увлечении сына. Несколько раз он со стороны наблюдал за игрой Кретьена. Состоялся тяжелый трудный, можно сказать, судьбоносный разговор отца с сыном. Кретьен поклялся на Библии, что отныне никогда до самой смерти не прикоснется к рулетке. Через месяц отец передал семейный бизнес сыну и вскоре умер с чувством исполненного долга.

Кретьен больше не играл, за десять лет после смерти отца расширил семейный бизнес, удвоил доходность. Стал одним из известных специалистов по казино. Написал несколько специальных статей и рекомендаций по проблемным ситуациям. Они сегодня являются образцовыми на курсах и семинарах по подготовке кадров.

Француз был высок ростом, худ, всегда ходил с тростью. Был доверчив, добродушен и чрезвычайно любопытен. В Россию Кретьен Лягур приехал сорокалетним метром. Ему нравилась страна, полюбились Загряжск и хутор Гривенный. Они напоминали ему детство, дедушек и бабушек, старую Францию.

Во время своего короткого визита на родину Сергей Иванович представил Анну новому управляющему на бегу, торопясь. Кретьен позвал ее познакомиться поближе. Он галантно усадил Анну в своем гостиничном кабинете в глубокое кожаное кресло, попросил секретаршу принести кофе, шоколад и коньяк. Судя по всему, шеф собирался поговорить основательно. Для начала он рассказал ей о новых планах по расширению сети игровых залов, строительству новых гостиниц и ресторанов. Спросил, что она думает об этом.

Анна отвечала не сразу. Задумчиво смотрела на Лягура, на его глянцевые волосы с пробором. Улыбалась загадочно. Спросила, как бы уточняя:

– Значит, от первоначального проекта отказались? От оздоровительно-культурного комплекса?

– Это не принято в игровом бизнесе, да и не выгодно.

Кретьен отвечал, как учитель, вежливо, с нажимом, с уверенностью успешного руководителя.

– Решение правительства о Загряжской игорной зоне дает нам большие преимущества. Во Франции об этом можно только мечтать. А культурные и оздоровительные учреждения создают много проблем. В нашем деле не нужно смешивать эти услуги.

– Вы полагаете нешуточный интерес клиентов к нашему заведению. Кто эти люди с большими кошельками? Откуда их ждать?

Лягур вынул из кармана планшет, быстро пощупал пальцами экран. Начал утвердительно перечислять:

– Для начала – три-четыре соседних региона, это пятнадцать-двадцать небольших провинциальных городов, как Загряжск. Ведь в Загряжске найдутся несколько богатых людей, склонных к рулетке?

– Думаю, что найдутся…

– Интерес пойдет дальше. Москва, Питер, Кавказ. Наверняка будут гости из Грузии, Армении, Азербайджана. Это сотни богатых клиентов. Дальше, мы собираемся устроить презентации в разных странах. Как показывает практика, это дает большой эффект. Стоит только привлечь несколько известных специалистов, как постоянные игроки потянутся и в нашу глухомань. Профессионалы, как правило, кочуют по игорным столицам. Конечно, на первых порах нужны большие расходы. Сергей Иванович готов потратиться. Но это окупится, и очень быстро. Я хочу, мадмуазель Анна, чтобы мы одинаково думали и сидели в одной лодке…

Анна рассмеялась столь бесхитростной агитации и заговорщицки поддакнула:

– Непременно в одной лодке, вместе и тонуть будем.

Француз развеселился и собственноручно налил Анне стопку коньяка:

– Выпейте за наш успех!

Анна отодвинула стопку, откровенно улыбнулась.

– У нас не принято пить в одиночку.

Лягур смущенно посмотрел на рюмку, потом на Анну, торопливо плеснул в другую рюмку и с отчаянной решимостью выпил не чокаясь. Анна не знала, что француз со студенческих лет не брал в рот вина. А если бы знала, то догадалась бы, что причиной столь решительного поступка была она сама. Нет, он не влюбился с первого взгляда, как влюбляются гимназисты. Произошла катастрофа, уже немолодой холостяк остро почувствовал опасную близость женщины, от которой не жди пощады и спасения…

Сначала Кретьен старался не подавать виду. Как всякий занятой человек, он не замечал времени. Опаздывал, торопился, откладывал встречи. Раскаивался задним числом, злился, что не успевает. И вдруг время замедлилось, остановилось. Если с утра он не видел Анну, то оставшийся день томился, молча сидел, уставившись в окно, или бесцельно ходил по кабинету, щелкая пальцами. Его неразлучный друг и помощник Александр как-то шутя спросил:

– Ты потерял покой, друг мой! Это дурной знак. Уж не влюбился ли ты в мадмуазель Анну?

Лягур взорвался, как граната. Выпученные глаза полыхнули молнией, благородный лик француза обезумел. Бедный Александр громко хлопнул дверью и пулеметом застрочил по лестнице.

– Дурак! – громоподобно кричал ему вслед Лягур. – Идиот! Ты давно говоришь мне одни гадости! Грязный монмартрский сплетник!

– Сам дурак!

Александр громко огрызнулся и раскрыв рот смотрел на открытое окно кабинета своего шефа, крутил пальцем у виска и долго недоуменно пожимал плечами.

В хуторе трудно сохранить тайну. И хотя друзья ругались исключительно по-французски, смысл и содержание бурного разговора мгновенно растолковали по-русски. Все хуторяне теперь знали, что Анна охмурила богатого француза, начальника стройки, и с живого не слезет, пока не разует-разденет его до нитки. Все хвалили Анну и одобряли ее ум и дальновидность. Приводили в пример незамужним девкам, рассуждая примерно так:

– Взяли в моду: не могу, говорит, отдаться без любови незнакомому человеку, даже если незнакомый человек принц. А потом нарожает дура с любовью штук пять и кукует, одиночка, на государственное пособие. Что толку, что Митюк смальству в женихах у Анны ходил? В итоге к попам убежал и там батюшку прямо в церкви зарезал. Со стройки этого жениха турнули, он к чужой жене пристал. Вот бы хорош муж был у Анны! Она молодец! Отдалась французскому человеку на стройке и теперь живет в богачестве. А Митюк покатился под откос.

Нет, Митюк не покатился под откос. Напротив, он протрезвел, проголодался и стал на ноги. Прошло несколько месяцев. С утра Митя выходил из вагончика и целыми часами бесцельно бродил по мраморной набережной речки своего детства, речке Серебрянке. Возвращался в вагончик, варил какие-то супы из пакетов, жадно ел и одетым валялся на кровати, мрачно думал свои бесконечно длинные думы. До утра в вагончике светились окна, Митя что-то писал в толстой амбарной книге.

Варвара Менестрель, к великой радости Кузьмы Валерьяновича, вернулась к семейному очагу и, кажется, теперь сполна оценила редкие душевные качества хуторского музыканта. Напоследок она сказала Дмитрию Степановичу Редкозубову:

– Прощай, неудачник! Мне было хорошо с тобой пить божественное вино. Теперь ты трезв и скучен, адью!

9

Два друга и компаньона, Брудастый и Кайло, скромно, как просители, сидели в кабинете управляющего Кретьена Лягура и осторожно прощупывали почву для сотрудничества. Они ходили вокруг да около, не осмеливаясь приступить к главному. Понятливый француз разрешил их сомнения. Он знал, что они мошенники, но знал также, что хозяин Сергей Иванович закрыл глаза на их прошлые дела, отпустил подельников с миром. С какой стати ему, новому управляющему, бежать впереди паровоза?

– Не нужно много слов, говорите, чем я могу быть полезен для вас?

Француз смотрел на двух жуликов весело и дружелюбно. Брудастый улыбнулся одними губами, глаза растаяли.

– Именно в пользе для всех нас состоит наше с Егором Михеевичем Кайло предложение… Архитектурное произведение, как часть кремлевской стены, близка к завершению, так?

– Так, – подтвердил Лягур, не догадываясь, куда клонит Брудастый. – Хутор отгорожен от нашего комплекса декоративным монументом в виде точной копии части кремлевской стены со Спасской башней. Очень впечатляющий, очень эмоциональный монумент!

– Так-так! – обрадованно поддержал Брудастый. – Вы зрите в самый корень! И мы с товарищем Кайло открываем карты…

– Да-да, мы с Валентином Тарасовичем только перед вами открываем карты, – поддакнул Кайло.

Брудастый подвинул стул ближе к французу и перешел на шепот:

– Вы знаете, на кого похож Сергей Иванович?

– На генералиссимуса, – спокойно и громко сказал Лягур. – Это все знают.

– Именно! – возопил Брудастый. – На товарища Сталина!

– А кому поставить памятник у кремлевской стены? – с пафосом спросил товарищ Кайло.

И сам ответил:

– Генералиссимусу товарищу Сталину!

Видя, как поморщился француз, Брудастый ухмыльнулся понимающе и по-отечески разъяснил:

– Понимаю, конечно, ваше неудовольствие и охотно объясню. Подойдет, допустим, к памятнику один человек и плюнет на диктатора Сталина. Пусть плюнет. Но подойдет другой, с лилиями, и скажет: «Слава Сергею Ивановичу, патриоту и благодетелю!» Один памятник двум героям! Понятна наша с товарищем Кайло мысль?

– И овцы целы, и волки сыты, – поддакнул товарищ Кайло. – Памятник станет символом нашего культурного городка, он пахнет большими деньгами…

Француз долго смеялся и вытирался платком.

– Это очень по-русски!

Наш старый знакомый ветеринар Лошак всегда держал нос по ветру. Едва он узнал, что Брудастый и Кайло побывали у француза, он не мог ни есть, ни спать. Мошенники опередили его! Наверняка они опять приходили с очередной авантюрой! А уж войти к доверие к новому управляющему они могут лучше любого Остапа Бендера. Скорее всего, уже вошли и опять получили хлебные места на стройке. Он, Лошак, не потерпит этого, он должен быть первым и на виду! Он приготовит для француза такое предложение, от которого невозможно отказаться.

Ранним утром Лошак надел старые штаны и резиновые сапоги, взял под мышку рыбацкий подсак и широким шагом направил стопы за хутор, в сторону меловой горы, которая сочилась множеством родников.

Речка Серебрянка в этом месте потеряла свое течение и осталась в отдельных неглубоких ямах, сплошь окруженных высоким камышом. Сверху по темно-коричневой воде распластались широкие листья кувшинок и лилий, между которых грациозно лежали на воде крупные желтые и белые соцветия. Эти болотца со сладкой родниковой водой облюбовали зеленые речные лягушки. Полосатые красавицы с томными выпуклыми глазами целыми колониями нежились на широких листьях кувшинок. Лягушачий хор громко играл неповторимую истерическую какофонию, то резвилась молодежь. Солидные лягвы и лягуры скульптурно бронзовели на солнце, не подавая признаков жизни. Лишь изредка тревожил водную гладь прыжок с берега. Вы видели полет в прыжке? Молодая лягва растягивается, пружинисто отталкивается от земли и летит, сдваивая белые ноги балерины, изящно булькает в воду и стремительно скользит, отталкиваясь длинными женскими лядвиями…

Лошак продрался сквозь камыш и долго сидел на берегу, слушая и любуясь лягушачьим царством. Охотился он тщательно и ревниво. В воде лягушки казались много крупнее, выразительнее. Подержав добычу в руках, ветеринар вздыхал разочарованно: не то, не то… Ближе к обеду закончил отлов. В ведерке едва помещались два солидных образца, по полкило каждый.

Дома ветеринар тщательно подготовил и провел редкую операцию. На своем рабочем столе, покрытом белой простыней, ветеринар усыпил лягушку, вставил сзади тонкую пластиковую трубочку, наподобие соломины, и стал, надувая щеки и выпучив глаза, медленно накачивать. Зеленая красавица превратилась в средней величины бройлера. Ветеринар аккуратно заклеил задний проход кусочком кожи. Лягушка проснулась и неподвижно сидела на простыне, смущенно глядя на своего повелителя страдальческими глазами. Лошак поцеловал ее в темечко и хлопнул себя по ляжкам:

– Бонжур, мадам!

К управляющему он явился с большой коробкой от торта. Со свежевымытой хорошим шампунем огненно-рыжей шевелюрой, в новых штанах, с красной бабочкой на бритом кадыке. Сразу перешел к делу. Несколько театрально, как фокусник, двумя пальцами открыл коробку, опрокинул ее на полированный стол.

– Бонжур, мадам!

Конечно, читатель, была немая сцена! Великанша-красавица лишила француза дара речи. Да, на первом месте были очарование и красота! Мысли о гастрономе пришли потом. Лошак отошел в сторону и дал возможность французу в полной мере насладиться натурой. Лягур позвал помощника Александра, состоялся деловой разговор.

– Это местная порода? – спросил управляющий.

– Да, это из нашей речки Серебрянки, – кивнул Лошак.

– Как много этих особей в водоеме?

Вереринар отвечал уклончиво и многообещающе:

– Достаточное количество…

Французы требовали большей ясности и предметности:

– Для начала нам нужно до ста килограммов в месяц.

Лошак разочарованно покачал головой.

– Нет, господа, одному мне не под силу. Нужен штат, человека три.

Александр был ласков и убедителен:

– Мы будем платить поштучно, за каждый экземпляр, хорошие деньги, остальные проблемы ваши.

Осторожный Лошак почувствовал ловушку, ведь если потребуют каждый экземпляр размером с образец, он прогорит на первой же партии.

– Нет! – возразил он деликатно. – Будем рассчитываться за общий вес.

Ветеринар вышел из гостиницы с договором в кармане и коробкой с образцом под мышкой. С чувством внезапно разбогатевшего человека. Фокус удался! За деньги, которые предложили французы, он построит ферму по разведению и поставкам деликатеса круглый год.

Давно пора, читатель, заглянуть в амбарную книгу, над которой ночи напролет корпел гонимый отовсюду бывший батюшка Димитрий Редкозубов. На первом листе крупно выведено:

ИСПОВЕДЬ БЫВШЕГО ЧЕЛОВЕКА

Красивый каллиграфический почерк, текст почти без помарок, зачеркиваний и исправлений. Видно, автор не заботился о стиле и не задумывался подолгу. Так, на одном дыхании пишутся любовные письма, дневники, живописуются еще не отболевшие страсти и переживания. Так пишут исповеди, чтобы не сойти с ума от внезапных потрясений, так поверяют бумаге горькие мысли неудачники и выбитые из колеи волею судеб слабые люди. Сильные же, напротив, выговорившись, исцеляются, укрепляются духом. Мы знаем много из литературы, когда исповеди становились примером духовной силы, борьбы и сопротивления. Но мы также знаем из литературы и истории об озлобленности, потери веры в себя, богоборчестве и саморазрушении.

Будь снисходителен, читатель!