Текст книги "Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия"

Когда тот подошел, спросил:

– Как вас звать-величать?

– Кондратий Иванович Хвостев.

– Скажите, Кондратий Иванович, дом насколько близко к лесу стоит?

Лесник какое-то время подумал, а потом уже обстоятельно ответил:

– Метров сто там будет до леса, товарищ командир. Только там не лес, а молодая поросль растет. За ней ну никак вы не укроетесь. Так что голое место там вокруг избы, как моя коленка. Вот ежели стемнеет, то тогда да. Подкрадетесь.

– Ясно. А сколько вы людей видели?

– Трех. Хотя… может, и боле будет.

– А когда стемнеет, как думаете?

Лесник задумчиво посмотрел на небо, потом сказал:

– Часа через полтора, товарищ командир.

Капитан отвернулся и обратился к стоящим рядом с ним офицерам:

– Где-то в полутора километрах от нас, за лесом, в заброшенной избе прячется группа немецких агентов. Если это те гады ползучие, кто вчера расстрелял армейский патруль, то отстреливаться они будут до последнего. Вот только плохо, что мы до сих пор точно не знаем: сколько их там? Теперь хочу услышать ваши предложения, товарищи офицеры. Начнем с вас, товарищ майор.

Милицейский начальник помялся, потом неуверенно сказал:

– Думаю, нужно дождаться темноты. Людей можем зазря положить, если сейчас их штурмовать будем.

Армеец рассуждать не стал, а лихо отрапортовал:

– Как прикажете, так и будем действовать, товарищ капитан!

Быстров посмотрел на начальника местной НКВД, затем на меня и с еле уловимой усмешкой спросил:

– А вы что скажете, коллеги?

Я уже прикинул наши возможности, поэтому сразу сказал:

– Я бы попробовал взять их, как столько стемнеет. Только не штурмом, а в одиночку.

– Даже так? – усмехнулся Быстров, оценивающе глядя на меня. – Впрочем… почему бы не попробовать.

Майор милиции и оба старших лейтенанта удивленно на меня уставились. Никак не могут понять: с чего это этому лейтенанту героя из себя корчить? То ли у молодого парня это самое геройство в заднице играет, то ли он действительно специалист в подобных делах? Вот только понять по его каменной физиономии ничего нельзя. Майор, опытный сыскарь, успевший повоевать, после тяжелого ранения снова вернувшийся на свое прежнее место, после некоторого раздумья решил, что парень совсем непрост. Быстров какое-то время задумчиво меня разглядывал, а потом сказал: – Решено. Идем вдвоем.

– Не доверяете, товарищ капитан? – усмехнулся я.

– Думаю, лишним не буду. Как-никак два года оттрубил в дивизионной разведке. У меня на личном счету было одиннадцать «языков», пока меня… Впрочем, это неважно. Значит так, товарищи офицеры. Ждем результатов от нашего наблюдателя, а затем мы с лейтенантом выдвигаемся к цели.

Ждать пришлось около двадцати минут, но ничего нового мы так и не узнали. Никаких новых лиц не было замечено. Решили, что как начнет темнеть – начать окружение дома, а до этого никакого движения. С расстановкой сил командирам определиться самим, но упор сделать на лес, так как если агенты будут прорываться, то только в сторону леса. Пока мы переодевались, смеркалось.

Сначала двигались осторожно, пригибаясь к самой земле, а потом поползли по-пластунски. Направление выбрали на ту сторону дома, где окно было заколочено досками. Человека на чердаке я заметил не сразу, а просто сначала уловил какое-то неясное движение. Замер. За мной замер Быстров. Проследив мой взгляд, чуть заметно кивнул головой. Он тоже что-то заметил. Несколько минут наблюдали за чердаком. В какой-то момент мы даже заметили бледное пятно лица. Тот, подавшись вперед, как-то уж пристально вглядывался вдаль. Заметил или ему просто что-то видится? Быстров нахмурился, и я его понимал. Если они что-то заметили, то прямо сейчас будут прорываться в лес. Вот только как там дело с нашими? Замкнули кольцо окружения или нет? Впрочем, чего гадать! Нам надо как можно быстрее доползти до дома. Оказавшись под бревенчатой стеной, замерли, прислушиваясь. Было тихо. Неужели уже сбежали? Но тогда почему стоит тишина?

Осторожно приблизились к выбитому окну и сразу услышали обрывок негромкого разговора.

– Какого хрена мы здесь затихарились, Клин? Или ты думаешь, что нас не ищут?

– Понятное дело, что ищут. Вот только не в тех местах.

– Гм. Что ж, тебе виднее, Клин.

– Хорош бока греть! Вылезай, да осмотрись кругом, потом хавать будем.

«Если это агенты, то почему говорят, как урки?»

Вопрос как возник, так и исчез, стоило мне услышать тяжелые шаги. В вязкой от напряжения тишине было слышно, как потрескивали дрова в костре. Скользнув под заколоченным окном, я подобрался к углу избы, держа в руке нож. Стоило заскрипеть двери, как тело автоматически напряглось в преддверии схватки. Сейчас он переступит порог. Сделает шаг, другой… В следующее мгновение послышался шум. Это с чердака спрыгнул наблюдатель.

– Слышь, Клин, нас, похоже, засекли. Плохо видно, но вроде там, – судя по еле заметной паузе, агент указал направление рукой, – какое-то движение. Братва, надо срочно рвать отсюдова!

На его слова первым откликнулся тот, кто стоял у двери. В его голосе прозвучали панические нотки:

– Клин! Я же тебе говорил! Надо…

– Заткнись, падла! – резко оборвал его главарь. – Еще слово вякнешь – урою! Гадом буду! Теперь так. Игла, ты не стой у двери, а выйди и осмотрись. Шпалер держи наготове. Мы с Быком сейчас затушим костер и соберем жратву. Снова в лес пойдем. Там отсидимся.

Под ногами предателя заскрипел снег. Шаг, второй, третий. Секунды его растерянности при виде внезапно возникшей перед ним белой фигуры мне вполне хватило. Он еще только открывал рот для крика, как нож вошел ему в шею, вот только все равно раздался выстрел. Громкий, неожиданный, резко ударивший по ушам звук. Да и что тут сделаешь, если эта тварь держала палец в напряжении на спусковом крючке. В два прыжка я оказался стоящим сбоку у двери, с пистолетом наготове.

– Клин, менты!! – раздался вопль.

– Заткни пасть, сука!

Рядом со мной уже стоял Быстров, держа в руке пистолет.

– Похоже, это обычные уголовники, лейтенант, – тихо, почти прошептал капитан.

– И мне так кажется.

– Эй, гниды! Бросай оружие и выходи наружу с поднятыми руками! Даю минуту! После чего забросаем гранатами!

Неожиданно со стороны раздался шум. Мы с капитаном почти одновременно повернули головы в сторону леса. В нашу сторону, ломаной и редкой линией, тяжело переваливаясь в снегу, бежали солдаты со своим бравым командиром.

– Всё! Время прошло! – крикнул капитан.

– Начальник! Мы сдаемся! Не шмаляйте! Мы выходим! – на два голоса завопили бандиты.

Когда первый из них оказался на пороге, Быстров закричал ему:

– Три шага вперед! Мордой в снег, сука фашистская!

Со вторым бандитом разобрался я. Тот получил рукоятью пистолета по лицу и рухнул в снег с воплем:

– За что, начальник?!

– Кто забросил?! С каким заданием?! Живо колись, падлы фашистские! – стал сразу допрашивать Быстров своего пленника, при этом тыча ему в голову стволом пистолета. – Молчать не советую! Мне и одной фашистской гниды хватит! А второго я в расход пущу!

– Начальник, погоди!! Гадом буду, только я честный вор!! 58-ю мне не шей!! – дико заорал Клин, понявший, что их приняли за немецких агентов. – Побег на себя возьмем! И только!

Мы переглянулись с Быстровым. Все-таки это уголовники. Спустя несколько минут подбежал лейтенант со своими солдатами. Несмотря на то что все они здорово запыхались, вид у всех был боевой.

– Взяли?! Ух, здорово! – воскликнул лейтенант, затем развернулся к лежащему на земле зэку с разбитым носом. – Все, гад фашистский, отпрыгался! Теперь к стенке тебя, шкуру продажную, поставят!

Быстров бросил быстрый взгляд на разошедшегося лейтенанта и отдал приказ:

– Лейтенант, пусть твои солдаты обыщут дом. От подпола до чердака. Да пусть еще огонь разожгут. Погреться не мешало бы.

Дом и зэков быстро обыскали. В подтверждение слов бандита, ничего из шпионских атрибутов не было найдено. Ни документов, ни карт, ни батарей к рации. Вот только оружие у всех троих было неплохое. Три пистолета ТТ и три хороших ножа. К ним два рюкзака, набитые продуктами. Галеты, сало, крупа, консервы. Причем они были явно не из ограбленного по дороге деревенского продмага, хотя при этом на них были старые, рваные и прожженные во многих местах ватники, потрепанные треухи и кирзачи. Одежда беглого зэка.

После сигнальной ракеты, отменяющий облаву, к нам подошли майор милиции и начальник местной НКВД. Стоило начальнику милиции посмотреть на вражеских агентов, как он весело, от души рассмеялся. Мы с Быстровым недоуменно на него посмотрели: что смешного он в них углядел? Но непонятная ситуация длилась недолго.

– Ха-ха-ха!! Фомкин, ты что, в немецкие шпионы подался?! Масть решил сменить?!

– Начальник! Ты же меня знаешь! – заблажил чердачный наблюдатель. – Скажи им! Я честный вор! Побег на себя возьму! И это всё!

О побеге группы заключенных начальник местного отделения милиции уже знал, так как получил ориентировку на Фомкина, бывшего жителя одной из местных деревень, а ныне дважды осужденного за кражи государственного имущества. Знал и самого уголовника, так как, будучи еще старшим лейтенантом, взял его на месте преступления, после чего тот получил свой первый срок. У Фомкина Михаила здесь жила мать, известная на всю округу самогонщица. Вот он и решил с двумя своими подельниками какое-то время пожить у нее, пока все не утихнет. Так они оказались в этих краях. С оружием и продовольствием тоже все решилось просто. Чисто случайно они наткнулись на шпионский грузовой контейнер, который распотрошили. Все, что могли, взяли с собой, а остальное бросили.

– Что там было?!

– Документы разные. Все чистое, незаполненное. Форма офицерская. Карты. Продукты. Оружие. Патроны.

Отвечали беглые зэки охотно, так как прекрасно знали, что за побег им добавят по два-три года, а за предателей родины могут и к стенке поставить.

– Место показать можете?

Уголовники переглянулись, но ответил один Клин, бывший у бандитов за главаря:

– Врать не буду, не знаю, начальник. Где-то ближе к окраине леса, но точно не скажу. Если только вот, Фома Он местный.

– Ты знаешь, где контейнер?!

Тот шумно глотнул, потом спросил:

– Начальник, а снисхождение нам за это будет?! Все-таки помощь…

После сильного удара в лицо уголовник, оказавшись на земле, торопливо заговорил:

– Начальник! Ты чего! Я же только спросил! Конечно, проведу, начальник! Я помню это место!

Спустя сутки мы вернулись в управление. Без шпионов, зато с грузовым контейнером. Почему агенты не подобрали его, был только один ответ. Не смогли найти. Я так и не узнал, что в ходе облавы, где-то в километре от обнаруженного груза, было найдено три спрятанных парашюта. Переночевав дома, я пришел в управление и сел писать отчет о проделанной работе. Сидеть в теплом кабинете после двух суток, проведенных на морозе, было приятно, вот только взгляд на бумаги, лежащие передо мной, не давали ощутить полное удовлетворение. Впрочем, уже буквально через два часа меня вызвали в дежурную комнату, где собиралась следственная группа, которой было поручено дело по ограблению склада с оружием в одной из воинских частей, где был убит солдат, стоящий на внутреннем посту.

Появился я в управлении уже только через неделю. Работы было много, причем не только оперативной, но и бумажной. Время от времени приходилось выезжать на «проверки». Так мы называли звонки от людей, которые просили проверить того или иного человека. Среди них было немало «пустышек», но именно по такому звонку мы с Максимом Тарасовым взяли власовца, который каким-то образом сумел добраться до Москвы и решил отсидеться у матери. Приехал он под видом сержанта-фронтовика. Участкового вполне убедил шрам на животе и бумага из госпиталя, в которой говорилось, что боец получил множественные осколочные ранения живота, согласно которым был комиссован. Вот только не сумели мы эту сволочь взять живьем. Каким-то звериным чутьем тот понял, что мы пришли по его душу, и начал отстреливаться, а последний патрон пустил себе в висок. Следующие два дня меня не трогали. Все это время я приводил свои бумаги в порядок, потому что майор Васильченко строго заявил: если прямо сейчас не приведу бумаги в порядок, то буду иметь бледный вид. К вечеру второго дня я озверел, закопавшись в бумагах. На третий день утром пришел Быстров, но садиться не стал. Я только поставил чайник. Мы с ребятами собирались завтракать.

– Чай пить будешь? – спросил я его, при этом понимая, что он неспроста стоит и не раздевается.

– Нет. И ты тоже не будешь, – с ехидной улыбкой сообщил он мне. – Пять минут на сборы. Нас машина ждет.

– Куда едем?

– В область! Собирайся! – коротко бросил капитан и зашагал к двери.

Уже по пути он просветил меня по этому делу. На военный грузовик с продовольствием было совершено нападение. Водитель и солдат-охранник были убиты. Причем это было уже второе нападение.

Уже на подъезде к хутору мы услышали выстрелы.

– Тормози! – скомандовал Быстров шоферу. Мы вылезли из машины и пошли разбираться, кто тут в войну играет. Понять, что происходит, для нас, имеющих большой военный опыт, не стало проблемой. Солдаты (около взвода) с дюжиной милиционеров окружили хутор, где засела вооруженная банда. Прямо перед тем, как мы появились, очевидно, прошел неудачный штурм. Солдаты во главе с лейтенантом кинулись в атаку, но тут с чердака ударил немецкий пулемет МГ-34. Пулеметчик оказался опытным стрелком. Несколькими короткими очередями сумел срезать лейтенанта, сержанта и трех солдат. Их трупы сейчас четко смотрелись на окровавленном снегу. Потеряв командира, бойцы в спешке отступили и залегли. Из офицеров остался только младший лейтенант милиции, причем совсем зеленый.

– Лейтенант, подойдите, – позвал милиционера Быстров.

Увидев красное удостоверение с тиснеными золотыми буквами СМЕРШ, он побледнел и вытянулся в струнку, после чего четко отдал честь.

– Младший лейтенант Лысенко, товарищ капитан государственной безопасности.

Милиционер был растерян и испуган, хотя старался держаться молодцом.

– Что тут произошло, лейтенант? Где старшие офицеры?

Тот, несколько комканно, рассказал нам, что дежурный в отделении получил звонок о частой стрельбе в стороне хутора. После чего он позвонил в местное отделение ГБ. Там сказали, что знают об этом, и люди выехали на вызов. Потом его начальник, капитан Лисковец, приказал ему брать полуторку и постовых милиционеров, а затем выехать к хутору. Когда они приехали, здесь уже был армейский взвод из воинской части, расположенной в пяти километрах отсюда. Почему лейтенант начал атаку, ничего сказать он не смог, а судя по неподвижному телу лейтенанта, лежащему на снегу, мы никогда об этом не узнаем. Решил героем себя показать? Медаль заработать? Может быть.

– А что твой капитан сам не приехал?

Младший лейтенант милиции пожал плечами:

– Третьего дня банду брали, так ему плечо прострелили. В госпиталь он идти наотрез отказался. Вот…

– Ясно. А почему нас не дождались? – спросил я.

– Не знаю, товарищ лейтенант государственной безопасности. Нас для оцепления вызвали.

– Идиот! Видно, в героя решил поиграть! – в сердцах высказался Быстров об армейском лейтенанте. – Мало того, что сам по-дурацки погиб, так еще людей положил.

– Сколько их там? – спросил я.

Младший лейтенант виновато сказал:

– Не могу точно знать. Трое, а может и четверо бандитов.

– С другой стороны хутор кто-нибудь прикрывает? – недовольно спросил Быстров, продолжая смотреть на трупы, грязно-серыми пятнами выделявшимися на снегу.

Я его понимал. Стружку за проведение операции командование будет снимать со старшего офицера.

– Так точно! Там, с другой стороны сержант. И отделение солдат.

– Надеюсь, он не такой быстрый, как лейтенант?

– Никак нет, товарищ капитан. Тот сержант, сразу видно, дядька самостоятельный.

– Будем надеяться, – невесело усмехнулся капитан.

Я уже обдумал сложившуюся ситуацию и понял одно, что бандиты просто так не сдадутся, а значит, будут еще трупы. Вот только мне среди них быть не хотелось. Если их там четверо или пятеро, то с какой стороны ни штурмуй – потерь не избежать.

– Что будем делать, Звягинцев?

– Надо отвлечь пулеметчика, а затем подобраться поближе и забросать гранатами дом. Другого выхода не вижу.

Капитан громко хмыкнул, потом бросил невеселый взгляд на трупы и неожиданно сказал:

– Знаешь, лейтенант, скажу тебе так: что там, на фронте, что здесь – идет самая настоящая война. Знаешь, когда меня после госпиталя в Москве оставили, я думал, что все как-то по-другому будет.

– Решил, что как на службу ходить будешь. В 9 часов пришел, а в 6 часов с работы ушел. Так, что ли? – съехидничал я.

– Нет, конечно, – усмехнулся Быстров, но спустя несколько секунд, бросив взгляд на хутор, помрачнел. – Ладно. Все это лирика.

Он развернулся и посмотрел на лейтенанта милиции.

– Ты, лейтенант, бери своих и солдат, после чего начинайте обстреливать чердак. Да так, чтобы эта сволочь головы не могла поднять. Команду стрелять даст этот офицер, – и Быстров кивком головы указал на меня. – Задание понял?

– Так точно, товарищ капитан! – бодрым голосом отчеканил он.

Теперь, когда ответственность взял на себя старший по званию офицер, милицейский лейтенант выглядел бодрым и где-то даже веселым.

– Вот и хорошо. Пришли мне сюда солдата с гранатами. Выполняй.

Когда милиционер ушел, я спросил у Быстрова:

– Сам решил пойти?

– А кого еще посылать? Сам же видишь! Все, как один, птенцы необстрелянные!

– Вижу. Я прикрою.

У солдата, который принес гранаты, я забрал винтовку, после чего, спрятавшись за деревом, стал высматривать пулеметчика в полумраке чердака. Сейчас ни его, ни пулемета не было видно. Для меня было странным, что бандиты никак не отреагировали на перемещение солдат. Ни одним выстрелом. Я бросил взгляд на напряженное лицо Быстрова, потом повернул голову в сторону и крикнул:

– Бойцы! Огонь по чердаку!!

Загрохотали выстрелы, в одно мгновенье взорвав тишину. В ту же секунду Быстров рванулся вперед. Не успел он сделать и двух десятков шагов, как в чердачном окне появился ствол пулемета. Бандит явно нервничал под градом пуль, так как успел дать две коротких очереди, но они взбили снежные фонтанчики левее и сзади бежавшего к дому капитана. Я прицелился и выстрелил в серую темноту чердака над самым пулеметным стволом. Вдруг неожиданно ствол пулемета резко дернулся и задрался в небо, а еще через минуту капитан, добежав до дома, бросил в разбитое окно, одну за другой, две гранаты. Дом содрогнулся.

– За мной, в атаку!! – заорал я и помчался к хутору. Из дома в ответ выстрелили всего три или четыре раза. Недалеко от меня кто-то крикнул от боли, но я рвался вперед. Перемахнув забор, винтовку я бросил еще раньше, с пистолетом в руке, я уже подбегал к дому, как увидел в проеме разбитого окна чье-то перекошенное, залитое кровью лицо. Несколько раз выстрелил прямо в него и спустя несколько секунд в доме грохнул третий взрыв.

«Сука! Он же, гнида, хотел гранату в меня бросить!» – пришла ко мне запоздавшая мысль, когда я уже прижался к бревнам стены. Сердце колотилось так, словно хотело выбраться наружу. В горле пересохло.

– Быстров, ты где?! – закричал я, так как упустил его из виду во время атаки.

– Не боись, лейтенант! Меня так просто не убьешь! – весело закричал откуда-то из-за дома капитан. – И не спи там! Давай дело быстрей заканчивать!

Вот только заканчивать было нечего. Когда капитан ворвался в дом с группой бойцов, то нашел только трупы. Как оказалось, бандит с гранатой, которого я убил, оказался последним. Всего в доме насчитали пять трупов. Чуть позже нашли хозяина с женой в подполе, сизых от холода.

– Кого мы теперь будем допрашивать? – спросил я с кривой усмешкой капитана.

Тот в ответ досадливо поморщился, понимая, что теперь связать нападения на военные машины и банду будет намного труднее. Правда, огорчались мы недолго, до допроса хозяев хутора. Оказалось, что бандиты уже несколько раз наведывались к ним за самогоном и соленьями, рассчитываясь с ними армейскими консервами. Нетрудно было сличить маркировку и понять, что можно с полной уверенностью объединять эти два дела в одно. Через пару дней мы передали собранный материал местным органам НКВД и отправились в Москву.

Глава 6

С командировками и дежурствами у меня смешались дни и недели. Приезжал домой, отсыпался и снова ехал в управление, где меня ждали отчеты о проделанной работе, которые было необходимо сдать еще на прошлой неделе, новые командировки, выезды в составе опергруппы, тренировки в спортзале и тире. В коридоре как-то столкнулся с комсоргом, который с ходу потребовал от меня заметку в стенгазету и пятьдесят рублей в фонд помощи, который собирает наша комсомольская организация, то ли в пользу безработных, то ли беспризорных. Отдав деньги и клятвенно пообещав, что заметка будет готова к концу недели, я уже собрался идти дальше, но оказалось, что у комсорга есть ко мне еще претензии. Оказалось, что я пропустил подряд два занятия по политической грамотности, и теперь он собирается поставить вопрос о моей политической незрелости на ближайшем комсомольском собрании. Я разозлился.

– Послушай, Васюков. Я работаю! Прихожу на работу к восьми и ухожу в лучшем случае в семь-восемь вечера, а то и в полночь! За последние две недели дважды был на выезде. Не было меня в управлении в это время. Понимаешь? Не было!

– Это не оправдание! Чтобы победить на идеологическом фронте – нам нужно учиться! Каждый день! Как говорил товарищ Ленин: учиться, учиться и еще раз учиться!

Мне очень хотелось сказать ему, что тот, вместо того, чтобы заниматься делом, занимается хренью и при этом отвлекает от дела занятых людей, но вместо этого пришлось покаянно пообещать, что как только разгребу самые важные дела, то сразу займусь своим политическим образованием. После этого разговора я пошел по коридору в нашу комнату и почти сразу наткнулся на своего непосредственного начальника. При виде меня Васильченко как-то нехорошо улыбнулся. По крайней мере, мне так вначале показалось, но уже спустя пару минут заулыбался и я.

– Отдохнуть, Звягинцев, не желаешь?

– Желаю, товарищ майор. Еще как желаю. Вот только…

– Завтра у тебя выходной день.

– Вы это серьезно? – не сразу поверил я своему счастью.

– Серьезно, лейтенант.

В комнате я посмотрел на отрывной календарь. Первый выходной день у меня пришелся на вторник. К тому же я ушел с работы рано, еще семи не было. Тарасов, сидевший за отчетами, оторвал взгляд от бумаг и завистливо сказал мне на прощание:

– Счастливчик. А мне тут разгребать эту кучу до самой ночи. Эх! Иди уже, Костя, не трави душу.

Первой новостью стало письмо, которое я нашел в своем почтовом ящике. Судя по штемпелю, оно пролежало около двух недель. В нем была копия заключения о смерти Натальи Витальевны Скворешиной в результате сердечного приступа. Секунд пять не мог понять, какое отношение имеет ко мне смерть этой женщины, и только брошенный взгляд на адрес заставил меня вспомнить. Кострома. Умерла бывшая хозяйка этой квартиры – моя фиктивная жена. Теперь ее больше не было, осталась только эта бумажка. Нетрудно было догадаться, что заключение о смерти прислала ее сестра. Заглянул в конверт. Больше никаких бумаг в нем не было.

«Теперь я официальный холостяк», – усмехнулся я и выбросил смерть уже незнакомой мне женщины из головы. Сейчас меня больше волновала горячая ванна. Приведя себя в порядок (почти полчаса отмокал в ванне), я пожевал тушенки, запил ее горячим чаем и завалился спать. Проснулся и вспомнил, что у меня впереди целый день отдыха. Сердце приятно заныло от предвкушения грядущего праздника. Пожалел, что в Москве нет ни Костика, ни Сашки Воровского, после чего решил составить программу отдыха. В нее входило обязательное посещение ресторана и женщина. Мельком подумал о Татьяне, но почти сразу отмел ее кандидатуру. Красивая и умная девушка, но за ней ухаживать надо, а мне нужна страстная, горячая женщина, поэтому я, недолго думая, позвонил на квартиру профессора. Хозяин дома должен быть на работе, в своем институте, а Олечка, возможно, будет дома. Вот только мои ожидания не оправдались. Трубку снял профессор.

– Кто звонит? – голос резкий, недовольный.

– Костя Звягинцев. Не забыли меня?

– Помню! – зло вскричал профессор. – Еще как помню! Я тебя в своем доме принимал, а ты… ты с этой сучкой, моей женой, спал! Теперь ты еще имеешь наглость звонить…

– Стоп! Я только с фронта приехал, а вы мне такое заявляете! – приврал слегка я, лихорадочно вспоминая, когда мне в последний раз довелось видеть Олечку.

«Четыре месяца назад я… встречался с Костиком, а с ней…» – но додумать мне не дал возмущенный вопль профессора.

– Этот капитан тоже так заявил, когда я его застал в своей постели! Эта тварь, шлюха, которую я ввел в свой дом…

– Я четыре месяца не был в вашем доме! Это вам понятно?! – при этом я добавил в голос командного тона.

Какое-то время ничего не было слышно, кроме громкого сопения разгневанного профессора, и мне стало понятно, что тот до конца не уверен, был ли я любовником его жены или нет.

– Так что вам надо, Звягинцев? – наконец недовольно буркнул он.

– Меня интересует Костик. Где он сейчас? Если он в армии, тогда дайте номер его полевой почты.

– Какая-то зенитная… или пулеметная дивизия, – сухо буркнул профессор. – Подождите. Сейчас посмотрю, где его письмо, и продиктую адрес полевой почты.

Пока тот искал письмо, я подумал: «Если он у зенитчиков, то ему повезло. Все-таки не на передовой. Гм. Интересно, а где теперь Олечка обитает?»

Записав адрес полевой почты, я положил трубку. Ситуация несколько осложнилась. Я был немного знаком с парой ее подруг, но их телефоны уже давно потерялись, кроме Светы, с которой мы несколько раз встречались. Набрал ее домашний номер, но телефон не отвечал, и тогда я позвонил на работу. На месте ее не оказалось, но девичий голос сказал, что Светлана Николаевна сейчас на заднем дворе – товар принимает.

– Надолго?

– Не знаю. Может, еще минут двадцать… а может, и полчаса.

– Спасибо, – сказал я и положил трубку.

Выходить на улицу мне жутко не хотелось. Я достаточно намерзся за эти недели, но и есть консервы не было никакого желания, так как основным продуктом у нас в командировках была эта самая тушенка. Правда, перебирая банки, я нашел какие-то рыбные консервы, но и они не вызывали желания питаться дома. Хотелось жареной картошечки, сочной горячей отбивной, соленых огурчиков и прочих прелестей ресторанной кухни. Да так хотелось, что дважды слюну проглотил.

«Что-то надо делать. Время около одиннадцати. Гм, – я задумался на минуту. – Все. Решено. Иду обедать. Все остальное будем решать… после сытного обеда».

Я уже слышал, что в начале этого года открылось несколько коммерческих ресторанов и один из них, под названием «Аврора», находился не так далеко от моего дома.

Спустя полтора часа сытый и довольный жизнью, потягивая коньяк, я наблюдал за клиентами ресторана. Их было немного в будний день, к тому же деньги, что мне пришлось выложить за обед, составляли почти половину лейтенантского жалованья, так что далеко не каждый мог позволить себе ресторан. Первым делом внимание привлекла компания из трех молодых офицеров. Быстро жуя, они негромко, но очень оживленно что-то обсуждали. Не фронтовики, сразу определил я. В их глазах не было злой бесшабашности и глухой тоски, которая сразу выдавала человека, прибывшего с фронта. Вообще в зале сидело два десятка человек. Для большого зала ресторана это было почти ничтожное количество посетителей.

«Может, мне просто подъехать к Светлане на работу? Пообщаюсь, заодно узнаю, что там случилось с Олечкой. М-м-м… Решено. Так и сделаю».

Расплатившись по счету, я прошел через зал. Забрав у гардеробщика свою шинель, неторопливо надел ее, потом стал у зеркала, чтобы надеть шапку. Неожиданно хлопнула входная дверь и в зеркале отразилась фигура подтянутого капитана, который быстро прошел в зал.

«Не раздеваясь поперся. Чего… – не успел я так подумать, как понял, что мне его лицо несколько знакомо. – Где-то я его видел… Вот только где?»

Стоило мне убрать мысленно с лица усы, как я сразу вспомнил это лицо. На фото. Это было лицо второго предателя, чью фотографию показывал мне Мошкин месяца полтора назад. И теперь этот иуда находится в Москве. В этом самом ресторане.

«Идти за ним в зал?»

Не успел я поставить перед собой этот вопрос, как капитан снова показался в вестибюле. Скользнул по мне внимательно-настороженным взглядом в тот момент, когда я протягивал гардеробщику гривенник, он быстро прошел мимо. Брать в одиночку я его не рискнул, так как было совершенно очевидно, что он настороже и готов стрелять при малейшей опасности. Об этом говорила его правая рука, находящаяся в кармане шинели.

«Что делать?»

Слепой случай свел нас вместе. Чего мне сейчас меньше всего хотелось, так это приключений на свою задницу, а они будут, подсказывала мне интуиция. Может, плюнуть… Мысль возникла и сразу исчезла, так как я не тот человек, чтобы предателя родины просто так отпустить. Планов по его захвату у меня, естественно, не было, кроме одного: если будет дергаться, пристрелить его нафиг! Выйдя из ресторана, я почти сразу увидел иуду, который сейчас стоял на углу и наблюдал за входом в ресторан. Он явно кого-то ждал и хоть внешне держал себя в руках, мне было заметно, что он нервничает. Правда, сейчас он вытащил руку из кармана и, греясь, похлопывал руками в перчатках.

Я оглянулся по сторонам с видом никуда не торопящегося человека, и тут мне в глаза бросилась огромная очередь около продмага, находящегося на другой стороне улицы. Вот только тянулась она не из дверей, а со двора, и что меня в ней удивило, так это большое количество стоящих в ней мужчин. Неторопливо подойдя к хвосту очереди, я стал так, чтобы видеть краем глаза немецкого агента.

– За чем стоим? – поинтересовался я женщины, стоящей в хвосте очереди.

– Водку без талонов дают, – буркнула женщина, не поворачивая ко мне головы, закутанной в пуховой платок.

– Сколько она сейчас стоит без талонов?

– Вы что, с неба свалились? – обернулась ко мне женщина и, увидев перед собой молодого офицера, устало усмехнулась. Лицо у нее было сравнительно молодое, но при этом худое и изможденное. – Вы, похоже, недавно в Москве. Тридцать рублей бутылка. По две бутылки в руки дают.

– Действительно дешево! Мне приходилось и по пятьсот за бутылку платить.

– Так у нас на рынке столько же стоит. Вставайте, товарищ офицер. Очередь быстро идет.

– Уговорили, – в свою очередь усмехнулся я. – Постою.

Не успел я простоять и трех минут, как за мной выстроилось несколько человек. Один из них инвалид. Левый рукав его солдатской шинели был заткнут за ремень. Не успел встать, как сразу обратился ко мне с вопросом: – С какого фронта, лейтенант?