Текст книги "Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия"

Глава 6

Преподаватель мужской гимназии Василий Николаевич Распашин вышел на улицу, но, не пройдя и сотни метров, увидел на углу возбужденную толпу. Будучи преподавателем с двадцатилетним стажем, он умел хорошо различать оттенки человеческих голосов, поэтому легко уловил преобладание недоумения и возмущения в возбужденных криках людей.

– Господа! Господа! Как это понимать?! Это все евреи в правительстве мутят! Да предательство это, и говорить тут нечего! А царь?! Ведь это он подписал! Так это что: войне конец?!

«Что еще такое свалилось на наши бедные головы?» – с этой мыслью преподаватель латинского языка подошел к толпе и поинтересовался у полного мужчины в пенсне, что происходит.

– Предательство! Вот что происходит! Это я вам прямо скажу, без обиняков! – его голос прямо подрагивал от еле сдерживаемого возбуждения. – Купили нас германцы!

– Извините, но я не в курсе происходящего и хотел бы знать…

– Манифест! Заключен мир между Россией и Германией! Сначала государь отказался от польской короны, потом вышли указы об изменениях наших границ, а теперь еще и это! Зачем? Я хочу знать!

– Если я вас правильно понял: наш государь заключил мир с Германией. Да?

– Да! Вы правильно его поняли! – вмешался в их разговор молодой мужчина, с внешностью банковского клерка. Коротко подстриженные усы, светло-коричневое легкое пальто, трость, брезгливая ухмылка. – Зато мне непонятен тайный смысл этого мира! Воевать надо до победы! Иначе, какой в этом смысл?!

Толстяк, резко понизив голос, ответил ему:

– А про немецкое окружение царя во дворце забыли? Их работа – поверьте мне!

– Да бросьте вы! Тут надо смотреть, кому это выгодно!

– Да таким, как ты, болтунам, это выгодно! – в их спор неожиданно вмешался подошедший к ним человек в офицерской шинели, но без погон. – На фронте не бывали, а смысл ищете!

Василий Николаевич, увидев, что страсти накаляются, при этом будучи несмелым и богобоязненным человеком, больше не слушая никого, обойдя возбужденную толпу, направился знакомой дорогой в гимназию. Мир так мир! Какая разница! Сейчас его больше заботил вчерашний приступ внезапно обострившейся язвы и визит будущего жениха – аптекаря, который должен был прийти сегодня, к семи часам вечера, чтобы посвататься к его старшей дочери, но при этом Распашин не преминул задержаться на несколько минут, чтобы пробежать глазами текст манифеста, увидев его на афишной тумбе.

«Божьей милостью Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский… Объявляем всем верным нашим подданным, что Нами заключен мир с Германской империей. В это тяжелое время жизни России Мы почли долгом совести… Трудности на фронте и тылу вынуждают Нас… Дорожа кровью и достоянием наших поданных…

На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано: НИКОЛАЙ».

«Может, теперь с хлебным подвозом все наладится. И с керосином. А то ведь эти очереди уже до самых печенок достали» – подумал Распашин.

Народ читал строчки царского манифеста с каким-то невнятным смущением в душе. Главный враг, германец, в один момент перестал быть таковым! Как так? Вон еще и плакат на стене висит, на котором русский солдат нанизывает на штык германца, австрияка и турка. С другой стороны, мир с Германией означал конец войны, а ведь именно с ней у людей было связано все самое плохое – смерть родных и близких, нехватка продовольствия и топлива, резкое вздорожание цен. Да и самих целей войны народ толком не знал. Говорили о Византии, о восстановлении третьего Рима, о каких-то проливах, о славянах, которых надлежало спасать, а для всего этого надо было сначала победить кайзера, но какая была связь между этими непонятными объяснениями и необходимостью умирать простому русскому человеку в сыром окопе, мало кто мог себе уяснить. Только одно было понятно всем – так приказал царь. Царь повелел воевать – солдат воевал, повелел заключить мир с германцами – так тому и быть. У людей сейчас было одно мерило – прежняя сытая и тихая довоенная жизнь, поэтому заключение мира с германцем стало для большинства людей шагом к прежней жизни. С не меньшей радостью восприняли манифест бывшие рабочие и крестьяне, одетые в серые шинели.

Правда, так восприняли документ далеко не все. Часть офицерства, генералитет, союзы ветеранов, чиновники и подрядчики, наживающиеся на военных заказах, посчитали это предательством, причем не столько по отношению к союзникам, сколько по отношению к ним. Война до победы! Именно с этими лозунгами выступила на улицы городов оппозиция. Робкие попытки революционеров, сумевших уйти от разгрома, подтолкнуть народ к выступлениям ни к чему не привели. Крестьяне, и раньше предпочитавшие жить по заветам дедов и отцов, были мало подвержены тлетворному влиянию агитаторов. Основами их мировоззрения была земля, вера в Бога и царя. Рабочие были больше подвержены влиянию революционной агитации, но стоило выйти фабричным законам, как большая их часть сразу перестала поддерживать революционные партии. В немалой степени этому помогло принятие новых жестких законов, запрещающих революционную деятельность.

Последнюю точку поставила казнь заговорщиков, а затем прогремевшие на всю страну ряд процессов по делам крупных чиновников, заводчиков и генералов, которые показали всем восстановленную царем справедливость. Одним из таких случаев, получивших широкую известность, стал недавний арест крупного сибирского золотопромышленника.

В Томске, в одном из ресторанов, находясь под солидным градусом, промышленник начал поносить фабричные законы, называя их царской блажью и другими непозволительными словами, которые порочили имя императора. Так было записано в протоколе жандармского следователя со слов свидетелей, после того как полицейские скрутили промышленника на глазах притихшего зала, затем под конвоем привезли в жандармское управление. Золотопромышленнику крупно не повезло, так как в зале этого ресторана жандармский ротмистр праздновал день рождения своей дочери. Год тому назад обладателю тугого кошелька никто бы и не подумал предъявить подобные обвинения, зная, что связи и деньги надежно прикрывают его от закона, а ротмистра, посмевшего раскрыть рот, сослали бы в какой-нибудь глухой угол для несения дальнейшей службы. Вот только не учел господин миллионер перемен и в итоге оказался в следственной камере, где провел четыре месяца. Так как он шел по политической статье, где его вина была подтверждена десятком свидетельских показаний, то быть бы золотопромышленнику на каторге, несмотря на его миллионы, если бы за него не вступилось общество сибирских купцов. Только благодаря его усилиям, сумевшим доказать, что промышленник является немаловажной фигурой в освоении природных богатств Сибири, его выпустили, ограничившись громадным штрафом в пользу государства. Этот случай стал не столько очередным предупреждением для людей с мошной, сколько своеобразным толчком для быстрого внедрения социальных льгот рабочих.

Новообразования добрались и до крестьян. Уже с месяц в деревнях и селах работали землеустроительные комиссии, продолжившие столыпинские преобразования в сельском хозяйстве. Крестьяне получали наделы – одни в своих родных местах, другие, получив льготы и подъемные деньги, переселялись в Сибирь и на Дальний Восток.

Народ, видя, что жизнь меняется в лучшую сторону, остался стоять в стороне, когда на улицы вышли офицеры-фронтовики, члены земских союзов и ветеранских организаций. Плакаты, колыхавшиеся над толпой, были практически все одного содержания. «Война до победного конца», «Мир с германцем – предательство родины». Городовые, расставленные по маршруту движения демонстрантов, а также конные разъезды на перекрестках, сумели отрезвить наиболее горячие головы, поэтому в столице особых инцидентов не произошло, зато в ряде других городах, в особенности в Москве, полицейские силы не сумели справиться с начавшимися беспорядками. Были срочно введены войска, и только стоило солдатам услышать крики «Война до победного конца!», как на их лицах проявилось горячее желание: вбить прикладом обратно в рот митингующим их лозунги. Демонстранты не сразу оценили уровень исходящей угрозы, и, когда солдатам был отдан приказ очистить улицы, те приложили к его выполнению настолько большое усердие, что люди стали разбегаться с криками: «Полиция! Убивают!»

За границей намного более бурно и жестоко отреагировали на мир России с Германией. Газеты всего мира запестрели сенсационными сообщениями, предоставляя людям либо изумляться, либо страшиться последствий столь невероятного поворота событий. Пресса Англии и Франции набросилась подобно стае бешеных собак на демарш русского царя, но предшествующий ему международный скандал, связавший покушение на императора с работниками посольств этих стран, в какой-то мере сгладил волну возмущения.

Утром следующего дня после появления манифеста министру иностранных дел послами союзников были вручены дипломатические ноты вместе с вопросом: почему Россия, разорвав договор в одностороннем порядке, пошла на столь недружественный шаг по отношению к своим союзникам? К их немалому удивлению, официальный ответ они получили сразу, причем в таком объеме, что иностранным дипломатам оставалось только гадать, что за документы могут находиться в толстенных папках весьма внушительного вида. Засев за чтение, чиновники посольств неожиданно поняли, что полученные ими документы имеют не столько оправдательный, сколько обвинительный характер. Согласно этим записям получалось, что Российская империя, не получая достойной поддержки союзников, полтора года одна несла бремя войны на своих плечах, что окончательно подорвало ее военную мощь, привело к разрухе и спаду в экономике и сельском хозяйстве. Неурожайный год, а также массовое дезертирство солдат, нехватка оружия и устаревшее заводское оборудование на военных заводах только усугубили это положение. Несмотря на то, что именно невыполнение союзниками своих обязательств в полном объеме привело к весьма печальному положению страны, а значит, фактически вынудило Российскую империю пойти на мир с Германией, та при этом от своих обязательств в отношении военных действий против Австро-Венгрии и Турции не отказывается.

Австрияки и турки, в свою очередь, возмутились вероломным шагом германского императора, но сделать ничего не могли, как и правительства Англии и Франции, которые оказались в схожем положении. Единственным практическим действием стало официальное заявление финансовых кругов Франции: русское золото, лежащее во французских банках, там и останется, в качестве компенсации за предательство. Английские банкиры, вторя им, стали угрожать миллионными долгами за поставленное оружие, при этом суля обобрать Российскую империю до нитки.

Хуже всех перенесли этот удар французские и английские генералы, которых просто поставили перед фактом выхода России из войны. Прекрасно понимая, что теперь им придется воевать самим и за колючей проволокой уже не удастся отсидеться, они со страхом ждали прибытия новых германских дивизий, которые будут должны перебросить с Восточного фронта. Но как, когда и где? Ответа на эти вопросы у них не было, к тому же действительность оказалась намного хуже, чем они ожидали. Оказалось, что немецкие генералы еще за полторы недели до заключения сепаратного мира начали отводить свои дивизии, сначала с австрийского, а затем с русского фронта, на переформирование. В тыл ушло, в общей сложности, около тридцати дивизий, а вместо них жидкой цепочкой вдоль линии русского фронта растянулись запасные батальоны. Это был большой риск, но он стоил мощного и внезапного удара, способного не только переломить ситуацию на французском фронте, но и стать первым шагом к победе в этой войне.

Весть о выходе России из войны испугала не только генералов, но и солдат, вызвав у тех уныние и страх. Вопрос: почему мы должны воевать, если русские вышли из войны? – сразу появился в солдатских головах и не способствовал поднятию духа. Положение еще больше осложнялось из-за недавних солдатских выступлений во французских и английских частях против плохой пищи и санитарных условий. Последнюю точку поставила французские разведка, которая не заметила прибытия новых немецких дивизий, а генеральный французский штаб, основываясь на ее данных, не сумел вовремя подтянуть резервы.

Немецкие пушки загрохотали в пять часов утра. После шести часов непрерывного обстрела артиллерия замолчала, и в брешь развороченной снарядами обороны нескончаемым потоком хлынули германские солдаты. Неожиданность и мощь удара сыграли свою роль – в первые несколько часов были захвачены две линии окопов и тыловые коммуникации, разорвав связь между французскими частями. Закрепляя успех, в прорыв было брошено три уланских полка. Внезапное появление германской конницы в тылу вызвало волну паники у части солдат, которые, бросая оружие и амуницию, кинулись бежать. О контратаке, которая должна была закрыть брешь в обороне, можно было забыть, а на утро немцы, усиленные двумя новыми дивизиями, снова пошли в атаку, расширяя линию прорыва, и во второй половине дня французское командование, опасаясь окружения, отдало приказ частям отходить. В этот самый момент германский штаб бросил в бой еще четыре уланских полка, которые ударили в спину торопливо отступающим полкам и дивизиям французов, вызвав новый приступ паники у солдат.

Следующие два дня германские дивизии, пополняемые все новыми свежими силами, продолжали идти вперед, рвя в клочья французскую оборону. Потеря связи между войсками и нескоординированные действия не дали французским генералам объединить усилия, чтобы хоть как-то противостоять стремительно наступающему противнику. Судорожные попытки закрепиться в обороне временами срывали сами французские солдаты, которые, не понимая, что происходит и не верящие своим офицерам, начинали отступать, только завидев приближающегося врага. Германское командование, видя смятение в рядах противника, кинуло на деморализованные части еще несколько кавалерийских полков. Хаос, паника, разрыв коммуникаций, противоречивые приказы командования – все это заставляло войска союзников откатываться назад снова и снова. Ярким примером стало беспорядочное отступление нескольких полков французской пехоты под натиском германской кавалерии, когда они с ходу наткнулись на две свежие дивизии из резерва, идущих на помощь, что вызвало неразбериху и хаос и в конце заставило обратиться в бегство. Беспорядочность отхода противника дала возможность германским частям беспрепятственно захватывать все стратегические пункты обороны противника, включая мосты и железнодорожные пути, а также запасы продовольствия, фуража и склады с боеприпасами.

На пятые сутки противник остановился, и французские генералы решили, что растянутые коммуникации и оторванность от тыла оборвали их стремительный рейд, но при этом опять просчитались. Немцы только сделали вид, что остановились и закрепляются на захваченных рубежах, а сами воспользовались тем, что связь между союзниками благодаря стремительному наступлению была полностью оборвана, неожиданно ударили во фланг позиций англичан. Удар оказался ошеломляющим. Зажатые с двух сторон британцы, стоило им только это понять, в панике, бросая оружие, побежали. Уже знавшие о разгроме и отступлении союзников, упавшие духом англичане морально были готовы к поражению, что и привело их к бегству сразу после первого удара германцев.

Двойной разгром армий союзников в течение недели подорвал уже не только веру солдат в победу, но и их генералов. Неожиданное отступление англичан сорвало и без того слабые попытки французов контратаковать противника. Союзные генералы и не подозревали, что эти удары, обрушившие англо-французский фронт, являются началом германского генерального плана по захвату и оккупации Франции под кодовым названием «Парижская прогулка».

В эти сумбурные дни я неожиданно получил письмо – приглашение на день ангела Елизаветы Михайловны Антошиной. В конверт была вложена плотная картонная рамка типографского исполнения, изукрашенная сердечками и маленькими ангелочками, а в нее был вставлен текст, написанной рукой самой именинницы. Прочитав приглашение, я тяжело вздохнул. Мне очень не хотелось провести день в окружении любвеобильных мам и их дочек, а с другой стороны нельзя было нарушить обещание. Вместе с приглашением передо мной встала новая проблема. Что дарят девушкам – девочкам в день их рождения?

«Так что ей подарить? Хм! Если не знаешь, попроси совета у знающего человека. Только у кого? – мысленно перебрав всех своих немногочисленных знакомых, понял, что только императрица, мать четырех дочерей, может мне в этом помочь. – Вот только она не тот человек, к которому можно так запросто обратиться с подобным вопросом. Впрочем, можно позвонить Светлане. Кому как не ей знать заветные мысли сестренки».

До дня рождения оставалась неделя, а так как поиски подарка могли затянуться, я начал действовать прямо сейчас, но к телефону подошла горничная, которая сказала, что Светланы Михайловны нет дома и обещала она быть только к вечеру.

Светлана Антошина мне нравилась. Чувства, которые я к ней испытывал, нельзя было назвать любовью – скорее, большим увлечением. Мне было интересно ее слушать, разговаривать и спорить с ней. В иные моменты, когда она в азарте начинала спорить, я смотрел в ее горящие от возбуждения глаза и думал, что страстности этой девушке, похоже, не занимать. При всем этом она была настоящей красавицей.

«Да, она интересный человек, и… великолепна как женщина. А что дальше? – обычно на этом мои мысли обрывались. – К тому же у нее есть жених».

Хотя сам-то я знал, что не это было препятствием, а ее довольно прохладное отношение ко мне. Ей, судя по всему, был интересен образ сильного и храброго человека, но не более того, да и нетрудно было видеть, что мой прагматизм ей чужд. Ей были нужны романтические встречи, театральные премьеры, поэтические вечера и жаркие споры о вечных ценностях. Мы были разными людьми, и винить тут было некого.

Не успел положить трубку, как раздался телефонный звонок. Звонили из канцелярии его величества. Разговор у нас пошел о нововведении, которое мне хотелось внедрить в систему государственных заказов. Я предложил создать комиссию, которая будет вырабатывать требования и условия на необходимые государству заказы, а затем доводить до производителя через официальный печатный орган. Тот из соискателей, кто представит наиболее выгодные условия, получает государственный заказ. При этом оформление контрактов должно тщательно проверяться и только затем регистрироваться. Император заинтересовался моей идеей. Какое-то время мы еще говорили, потом государь посмотрел на часы и сказал:

– Извините, Сергей Александрович, но мне надо идти. Пришло время выполнять отцовские обязанности. Дочери хотят продемонстрировать мне какие-то необыкновенные наряды.

– Разрешите откланяться… – только я это сказал, как вспомнил о подарке. – Извините меня, ваше императорское величество, но можно вам задать один вопрос?

Император кинул на меня любопытный взгляд.

– Слушаю вас.

– Что может понравиться девочке в пятнадцать лет в качестве подарка?

– Она из состоятельной семьи? – поинтересовался государь.

– Лиза Антошина. Братья Антошины, имеют несколько магазинов в Петербурге и Москве, торгуют антиквариатом.

– По-моему, я слышал о них. А ваша головная боль, – он усмехнулся и нажал кнопку звонка, – лечится весьма просто.

Когда на пороге вырос дежурный офицер, император сказал:

– Телефонируйте в ювелирный магазин Фаберже. Скажите, что к ним сейчас приедет господин Богуславский. У него есть заказ.

Когда адъютант вышел, император сказал:

– Езжайте, Сергей Александрович, вас туда прямо сейчас отвезут.

– Не знаю, как вас благодарить, ваше императорское величество.

Экипаж уже ждал меня на выезде. Не успел я сесть в коляску, как кучер хлопнул кнутом, и лошади рванулись с места, а спустя какое-то время мы остановились у большого ювелирного магазина Карла Фаберже. Зайдя в магазин, я только успел представиться, как меня сразу препроводили в кабинет известного ювелира. После короткого знакомства мастер сказал, что у него в мастерской есть два изготовленных яйца, которые он будет рад мне предложить.

– Они были изготовлены для высокопоставленных лиц, но по определенным обстоятельствам их не смогли забрать. Скажу сразу, что они не столь затейливы и изящны, как те, что делаются под заказ нашего государя, но при этом, осмелюсь вас заверить, имеют свою особую красоту. Разрешите вам их показать, Сергей Александрович?

Когда их принесли, я, не раздумывая, выбрал яйцо в нежно-голубых тонах, оплетенное серебряными ажурными нитями.

– Теперь мне хотелось бы услышать ваши пожелания по поводу сюрприза, спрятанного внутри яйца.

– Вы сможете сделать и поместить внутрь серебряную фигурку девочки – ангелочка?

– Удачное решение вопроса, Сергей Александрович. Как мне стало понятно из ваших слов, вам нужен подарок к воскресенью?

Я кивнул головой.

– Сделаем. Прошу вас прийти за заказом в пятницу. Часам… м-м-м, к шести-семи вечера.

– Карл Густавович, озвучьте, пожалуйста, цену. Хотя бы приблизительно.

– Извините, милейший Сергей Александрович, не могу, – он бросил на меня хитрый взгляд и добродушно усмехнулся. – Никак не могу, так как это подарок вам от государя-императора.

Мне ничего не оставалось делать, как только откланяться. Ювелир лично проводил меня до входной двери.

Приехав в назначенное время забирать подарок, я не смог удержаться от похвал мастеру, когда, открыв яйцо, увидел маленькую точеную фигурку ангела, которая, казалось, излучала свой особый, теплый свет. Некоторое время он с довольной улыбкой выслушивал мое искреннее восхищение работой, а затем сказал:

– Помните, вы тогда спрашивали у меня про цену? Так вот, что я вам скажу, милейший Сергей Александрович: ваша искренняя благодарность, ваше восхищение намного превышает цену этой изящной безделушки.

Яйцо было уложено в небольшой ящичек из красного дерева, крышка которого была инкрустирована плоской копией ангелочка, тоже выполненного из серебра. С большой осторожностью я поместил его во внутренний карман. Полдела было сделано, теперь осталось как-то пережить дамский праздник в компании полудюжины матрон и их дочерей.

«Вот именно пережить. Господи, сделай так, чтобы мой поход в гости сорвался».

В этот момент я не знал, что мое пожелание окажется пророческим, как не знал, что почти в это самое время на квартире капитан-лейтенанта Штапеля собрались офицеры. Восемь человек. Трое из них сидели на тахте, а остальные разместились на стульях и табуретках, собранных по всей квартире. Шестеро были одеты в морскую офицерскую форму, другие – в гражданской одежде, но, несмотря на пиджаки, жилеты и стоячие воротнички под ними легко угадывалась военная выправка офицера. Лица у всех серьезны, в глазах – волнение и отрешенность.

«Как у истинно русских людей, которые отринули все мирское, готовясь пойти на славный подвиг ради отчизны. Это хорошо. Это правильно. Страха в них нет и не должно быть», – так думал, глядя на них, капитан первого ранга Валентин Владимирович Сикорский, являвшийся одним из основателей тайного офицерского движения «Честь и родина». После потери двух сыновей на войне, а затем внезапной смерти жены от сердечного приступа, его желание видеть Германию поверженной стало навязчивой идеей… и вдруг неожиданно выходит царский манифест.

«Нет. Такой царь нам не нужен», – решил он и стал искать единомышленников. Найти себе подобных труда не составило, и тайное общество за несколько месяцев пополнилось семью десятками приверженцев войны до победного конца, и это при самом жестком отборе. Организованный штаб, проработав несколько вариантов, принял предельно жесткий план, в основе которого лежал захват царя и его семейства в качестве заложников. Много было споров, что делать дальше с ниспровергнутым монархом, когда на трон взойдет новый правитель, поэтому в зависимости от переговоров с Романовым было разработано несколько вариантов развития ситуации. Кандидатура нового правителя также многократно обсуждалась между членами тайного общества, после чего большинством голосов решили, что надо короновать царевича Алексея, что и было решено, но только пять человек, составлявшие штаб общества, знали, кто станет настоящим наследником престола. Сегодня был последний сбор командиров отрядов перед началом военного переворота. Правда, сам Сикорский считал свержение царя восстановлением исторической справедливости.

– Господа офицеры, вы собраны для следующего сообщения: план нашим штабом утвержден окончательно. Мы выступим в это воскресение. В восемь часов утра. Значит, на подготовку у нас осталось два дня. Вчера вечером было получено очередное подтверждение, что в расписании семьи Романовых нет никаких изменений. У кого-то есть вопросы или возражения?

Глаза морского офицера пробежали по лицам присутствующих. Взгляды, в которых нет и тени сомнения. Уверенные лица.

– Хорошо! Александр Казимирович!

Со своего места вскочил и вытянулся коренастый, плотно сбитый мужчина в сером костюме.

– Вы вместе с капитан-лейтенантом Степанчиковым и лейтенантом Фоминым поведете отряд матросов к арсеналу, затем к дворцу. Идти в строю. Не допускать никаких вольностей. В чем состоит ваша задача, вы уже знаете. Вопросы есть?

– Задача ясна, господин капитан первого ранга! Захватить оружие, ворваться во дворец и арестовать семейство Романовых, а потом держаться изо всех сил до подхода подкрепления. Теперь хотелось бы знать: что за подкрепление и когда оно подойдет?

– Сразу после захвата дворца к вам на помощь подойдет ударный офицерский отряд. В количестве шестидесяти двух человек. Это все, что на данный момент я могу вам твердо пообещать. Но не это главное! Вы должны сами понять и убедить других, что ваша сила не в количестве бойцов, а в заложниках!

– Вы правы! Разрешите сесть?!

– Садитесь! Василий Степанович! – когда вскочил и вытянулся поручик-пехотинец, моряк продолжил: – Ваш полк в нашем плане самое слабое место. Насколько мне известно: среди офицеров Екатерининского полка у нас нет приверженцев. Или что-то изменилось за эту неделю?

– Никак нет, господин капитан первого ранга! Все мои попытки оказались бесполезны. Эти господа, в отличие от меня, всю войну грели свои задницы в тылу, и понятие, что такое офицерская честь, имеют только понаслышке! Поэтому сейчас могу сказать только одно: жизни своей не пожалею, но постараюсь сделать все, чтобы оружие оказалось в наших руках!

– Предлагаю направить с вами, поручик, группу из нескольких офицеров, которые помогут вам нейтрализовать сопротивление часовых и караула при оружейной полка.

– При всем уважении к вам, господин капитан первого ранга, мне кажется, что это будет неправильно. На меня и так косятся, а если я еще приведу группу незнакомых офицеров на территорию полка, то могут легко заподозрить неладное. Думаю, двух, в крайнем случае, трех офицеров будет достаточно. Скажу: сослуживцы. Прибыли только что с фронта, заехали навестить.

– Гм. Пусть будет так. Поручик Ржевский. Штабс-капитан Долинин. Вы пойдете с поручиком. Не церемоньтесь! Нужно – применяйте оружие! И еще. Группа из восьми офицеров будет находиться поблизости от ворот полка. Дайте сигнал, и они придут к вам на помощь. Капитан Швырин, вы назначаетесь командиром этой группы! Господа! Вы должны понимать, что нам жизненно необходимо оружие. В особенности пулеметы. Вам все понятно?!

– Так точно!

– Садитесь, господа! Как вы знаете: после захвата царского дворца и оружия в Екатерининском полку вы все становитесь командирами отдельных отрядов. Планы действий вами уже получены, поэтому повторяться не вижу смысла. Добавлю только одно: вольницы не допускать. Пресекать все попытки мародерства и бандитизма путем расстрела на месте! Это всем понятно?!

– Так точно! – раздался разноголосый хор голосов.

– Вопросы есть?!

– Есть, господин капитан первого ранга! С Романовым все ясно. Или подпишет отречение, или… Но до сих пор непонятно, что будет с остальной его семьей?

– Пока Россия не утвердится в новой власти, они будут в заложниках. Еще вопросы, господа?! – он обвел глазами заговорщиков. – Нет?! Тогда на этом все! С Богом, господа!

Капитан первого ранга соврал. Приговор отцу и сыну Романовым был фактически подписан и, как только новый император даст согласие взойти на трон, будет сразу исполнен.

«Чтобы не дать погибнуть империи, надо идти на жертвы, пусть даже это будет мальчик. Сначала я принес в жертву своих сыновей, теперь очередь за Романовым».

Еще он знал, что не только эти слова были ложью. Матросы и офицеры, которые должны были захватить оружие в Екатерининском полку, были своего рода приманкой. Они должны были отвлечь внимание городских и военных властей от мятежников, которые захватят дворец и возьмут царскую семью в заложники. Все это внесет смуту и разлад, а главное, даст время для переговоров с будущим императором России.

«Да какие, к черту, переговоры! – и капитан первого ранга вернулся мыслями к разговору, который состоялся у него с преемником Николая II две недели тому назад. – Все уже решено! Даже если и так! Пусть снова обман, пусть заговор, пусть новый царь! Все это было в российской истории не один раз! Главное не в этом, а в спасении России! Именно новая, обновленная Россия поставит германцев на колени! Благо целой страны ничто перед гнусным преступлением одного человека!»

Командир крейсера тяжело вздохнул. Уж он-то знал, что пафосными словами собственную совесть не обманешь. К тому же все чаще он стал приходить к мысли, которую старался сразу отогнать, а вдруг его на это страшное преступление толкает не любовь к России, а простая человеческая месть. За погибших в море сыновей, за жену, которая в одночасье умерла от сердечного приступа, узнав о смерти второго сына. В такие минуты он начинал думать о пистолете, поднесенном к виску.

Когда позволяло время, я старался передвигаться по городу пешком, поэтому, отправляясь на день рождения, вышел на полтора часа раньше, рассчитывая, что к одиннадцати часам буду у дома Антошиных. Закрыв дверь, я начал спускаться вниз по лестнице, когда раздался телефонный звонок. Телефон звонил, не переставая, около трех минут, пока на другом конце провода не поняли, что хозяина квартиры нет дома. Пока я шел неспешным, прогулочным шагом по городским улицам, заговор начал разворачиваться в полную силу. Вооруженный отряд из двухсот матросов и восьми морских офицеров скорым маршем выступил по направлению к дворцу. В их задачу входил только захват дворца и арест царя с семейством. Члены ударного офицерского отряда, которые должны были закрепить успех, напряженно ждали сигнала, чтобы выступить. Второй отряд мятежников почти в то же время начал движение в сторону Екатерининского полка, который находился в трех кварталах от особняка Антошиных.