Текст книги "Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия"

– Из банка?

– Откуда про банк знаешь? – глаза бандита сощурились, словно у зверя готового к прыжку.

– Во всех газетах про ограбление банка и раненых налетчиках пишут, а тут ты с дыркой в груди лежишь. Что еще думать?

– Хм! Ежели так… Что делать будешь?

В этом вопросе было все – скрытая угроза, просьба, надежда.

– Меня это не касается.

– Пусть так. Эти деньги не из банка. Мы оттуда пустые ушли. Ну, так что – берешь?

– Нет. Лешка, пошли.

– Дядя Сережа, я с отцом пока посижу. Позже приду.

– Держи ключ от номера. Вечером буду.

Выйдя из наполовину развалившейся хижины, я сразу отправился по указанному мне инженером адресу, но на полпути остановился, достал часы. Посмотрел время и решил, что Боткин еще на работе. Изменив маршрут, я по пути принялся увязывать в одну цепочку имеющиеся у меня факты. Не было сомнений, что агентом охранки и предателем является сам Андрей Маркович Боткин и что, скорее всего, пропавшая часть денег осела в его карманах. Этот сукин сын прекрасно понимал, что в первую очередь товарищи начнут спрашивать с него, как организатора и разработчика плана ограбления. Как тут не подставить романтика Луговского? Тот великолепно подходил к роли агента охранки: сам дворянин, ухаживает за дворянкой, а у той брат – офицер и монархист.

«Действительно, кому еще предателем быть? Народ простой, незатейливый, поэтому и проглотил сразу, не разжевывая».

Мне недолго пришлось ждать Боткина у банка. Довольный жизнью, что нетрудно было понять по безмятежному выражению его лица, тот вышел из массивных дверей банка. Неторопливой походкой прошел до конца улицы, где зашел в кафе, перекусил, после чего отправился в трактир и два часа играл в бильярд. Судя по тому, как его приняли, кассир был там завсегдатаем. Проиграв около пяти рублей, он наконец, пошел домой, при этом вид у него был далеко не расстроенный. Этот факт только подтверждал мое подозрение – именно он взял деньги, исчезнувшие после ограбления. Я проследил его до доходного дома Войкова, где Андрей Маркович снимал полуподвальную, но зато отдельную квартиру. Об этом и многом другом я узнал после разговора с общительным татарином – дворником, после чего поблагодарил его рублем. Распрощавшись со служителем метлы, спустился по лестнице, ведущей в полуподвал, и постучал в дверь. Пару минут за дверью была тишина, потом раздался осторожный голос:

– Кто там?

– Андрей?

– Ну, Андрей. А вы кто?

– Александр. Меня ваш сосед Венька Герасимов прислал. Мы тут у него в картишки перебрасываемся. Я новенький в вашей компании, так проставляюсь. Ты как? С нами?

– Гм! Чего Веня сам не пришел?

– Когда я за бутылкой собрался бежать, он сказал, чтобы на обратном пути я забежал к тебе. Говорит, у меня к нему есть дело.

– Да отдам я ему долг, отдам, – раздался недовольный голос хозяина квартиры. – Ладно. Скажи, приду.

– Ну, пока, – и я старательно затопал по ступеням, имитируя свой уход, а сам отпрянул к стене и замер. Спустя минуту дверь, с легким скрипом, осторожно приоткрылась. Как только в проеме показалась голова, я схватился за ручку двери и дернул на себя. Вслед за широко распахнувшейся дверью вылетел хозяин квартиры и, с ходу наткнувшись на мой кулак, отправился в обратном направлении, в полумрак квартиры. Шагнув за ним следом, я тщательно закрыл дверь, после чего огляделся. Спертый воздух, в основе которого лежал ядреный мужской пот, смешанный с приторным запахом дешевого одеколона, заставил меня поморщиться. Сам вид месяцами неприбранной квартиры полностью соответствовал этому запаху. Свет, падавший через давно немытое окно, освещал только стол, оставляя большую часть помещения в полумраке. Мое внимание сразу привлекла изящная шкатулка, которая своим видом резко выбивалась из общей картины беспорядка.

Подтащив кассира к кровати, бросил его на скомканное одеяло, а затем подошел к столу. Но стоило мне прикоснуться к крышке ларца, как хозяин квартиры умоляющим голосом запричитал:

– Нет, пожалуйста, нет. Не трогайте. Это мое.

Не обращая внимания на его нытье, откинул крышку и сразу увидел две банковские запечатанные упаковки бумажных купюр, номинал каждой составлял 25 рублей. Вытащив их, обнаружил на дне шкатулки около десятка золотых монет, после чего повернулся к Боткину.

– Где остальные деньги из банка, падаль?! Два Ивана шутить не любит! Пасть порвет и глазом не моргнет! – при этом постарался изобразить на лице свирепую гримасу.

– К-к-то в-вы? Ч-что в-вам от м-меня нужно?! – прошептал, заикаясь, кассир трясущимися губами.

Не отвечая, я подошел к нему.

– Отвечать только на мои вопросы, – схватив его за волосы, вздернул его голову вверх. – Дошло?!

– Да-а.

– Где деньги?! Отдашь – будешь жить!

– Погодите! Вы меня с кем-то спутали! – несмотря на страх, Боткин сделал отчаянную попытку выкрутиться.

– Как скажешь. Два Ивана сказал, что не отдаст деньги, – отпустив волосы предателя, я достал револьвер, – пускай его в расход.

– Нет! Нет! Вы не можете так поступить! – банковский клерк побледнел как мел, но уже в следующее мгновение гримаса страха стала сползать с его лица. – Я вас узнал! Вы же тот офицер, брат девушки Луговского! О, господи! Так это он вас прислал! Да! Это он! Я точно знаю!

– Может и так, но тебе это уже без разницы, – выдержав демонстративно паузу, я взвел курок. Щелчок вышел особенно звонким в наступившей тишине. – Есть желание, молись.

Боткин отпрянул и упал на кровать. Он сжался, закрыв голову руками и истерически зарыдал.

– У меня их нет! Нет! Они у Смокина! Он их забрал!

Меня трудно удивить, но кассиру это удалось.

– Деньги… у жандарма? Каким образом?!

– Вы его знаете?! – предатель поднял на меня глаза.

– Как они к нему попали?

История оказалась простой и банальной. Как оказалось, Андрей Маркович Боткин уже с год числился агентом охранки. Пришел в жандармерию и предложил свои услуги в качестве платного агента, когда понял, что окончательно запутался в карточных и бильярдных долгах. Он не считал свой шаг предательством по отношению к товарищам, так как для него они были одной из ступенек лестницы, по которой ему предстояло взобраться наверх и стать одним из лидеров в новом, построенном после свержения монархии, обществе. Но это все будет потом, а пока ему были нужны деньги. Много денег. И какая разница, от кого их брать.

Какое-то время получаемые в охранке деньги помогали латать дыры в его бюджете, но азартная натура игрока подвела его в очередной раз. В один прекрасный день он проиграл крупную сумму денег людям, которые не любят прощать долги. Терять ему больше было нечего, и он решился на ограбление собственного банка, тем более что план был уже готов. Те люди, которым он был должен, свели его с отцом Лешки. Был уже назначен день и час налета, как Боткина охватил приступ панического страха. Он прекрасно понимал, что если что-то пойдет не так, его кураторы из жандармерии сумеют связать нападение на банк с ним самим, и тогда он станет не просто рядовым социалистом в их картотеке, а уголовным преступником. О таком раскладе ему даже думать не хотелось. Не находя выхода, он побежал к своему куратору, ротмистру Смокину, и повинился перед ним во всех грехах.

Жандарм сразу учуял выгоду и быстро организовал появление товарища из центра, который был представлен рабочей ячейке ярым революционером. Как они могли ему не поверить?! С не меньшим энтузиазмом они приняли его план экспроприации богатств у кровавых капиталистов. Участие социалистов придавало политическую окраску банальному налету, предотвратив который, жандарм мог смело заявить начальству, что не зря ест свой хлеб. Все прошло, как он и задумал. В результате он получил благодарность начальства, а так же… свою долю от ограбления. Часть денег, которые не смогли унести раненые бандиты, были припрятаны Боткиным, а через день вынесены из банка и поделены со своим жандармским опекуном. Сорок тысяч забрал себе Смокин, двенадцать тысяч ушли на оплату долга, после чего на руках у предателя остались семь тысяч рублей.

Услышав его историю, я задумался. Она весьма осложнялась участием ротмистра жандармерии. Смокин был сильной фигурой в сложившейся ситуации. «Этому гаду Луговицкого прижать раз плюнуть, тем более что с подачи кассира на него, наверное, уже дело в охранке заведено. Как же его устранить? Впрочем, есть одна идея!»

– Садись к столу!

– Зачем?!

– Напишешь два письма. В одном расскажешь своим товарищам, что это ты предатель, а не Луговицкий, а во втором письме опишешь, как ты с жандармом ограбил банк.

По его напряженному лицу и неподвижному взгляду было видно, что он судорожно пытается просчитать ситуацию, потом посмотрел на меня. В его глазах уже не было панического страха.

– Хорошо. Напишу.

Правда, ему потребовалось около десяти минут, чтобы прийти в себя и унять дрожь в пальцах, после чего он принялся писать. Закончив, он пододвинул мне два исписанных листа и тихо сказал:

– Я уеду. Насовсем. Мне бы только… немного денег. На дорогу.

Секунду подумав, я отсчитал ему сто рублей из его денег, которые он торопливо засунул во внутренний карман пиджака.

– Чем дальше уедешь – тем лучше.

– Да-да. Уеду. К тетке, в Рязань.

– Приведи себя в порядок и пошли.

Час ушел на то, чтобы добраться до фабричной окраины, зато никого нам искать не пришлось. Курившие рабочие, стоявшие у входа в барак, сразу окликнули его:

– Андрей, здорово! Какими судьбами? Случилось чего?

Лицо предателя напряглось, он кинул на меня быстрый взгляд, потом быстро подошел к окликнувшим его фабричным рабочим.

– Эй! Ты чего?! Что-то случилось, Андрей?!

– Это вам письмо. Там все – правда. Если сможете – простите! – и, развернувшись, предатель бросился бежать.

– Ты куда?! Да что случилось, Андрей?! Может, догнать? Бросьте! Лучше, давайте читать письмо! Да не здесь же! Пошли ко мне!

Вернувшись в гостиницу, я нашел в номере Лешку. Лицо заплаканное, глаза красные.

– Держись, парень.

– Я-то что, дядя Сережа. А вот батя… Говорил же ему: давай уедем… Эх! Не послушал меня.

– К отцу Елизарию на занятия будешь ходить?

– Буду.

Достав из кармана деньги, я передал мальчишке 25 рублей:

– Отдашь ему. Что объяснить, сам знаешь.

– Знаю. Дядя Сережа, я тут колбасу и булки купил, да с коридорным Федором сговорился насчет самовара. Чай пить будем?

– Еще спрашиваешь! Кстати, держи еще деньги. Это тебе на хозяйство, а теперь мне надо отойти минут на двадцать. С человеком переговорить надо. Хорошо?

– Дела – в первую очередь, а то я не знаю, – солидно заявил мальчишка. – Буду ждать.

Поднявшись на верхний этаж, я кратко изложил Луговицкому, что произошло за последние несколько часов. Тот внимательно выслушал меня, а затем неожиданно спросил:

– А как же Андрей?

– Вам-то чего беспокоиться об иуде, который вас предал?

– Так-то оно так, но все равно это неправильно, Сергей Александрович.

– Нет вопросов. Идите к своим товарищам и скажите, что заставили писать его письмо под дулом револьвера. Как вам идея?

– Гм! Я все понимаю… Вы человек действия и все делали, как считали нужным, но…

– Скажите мне спасибо, и я пойду.

– Извините меня, Сергей Александрович. Ведь я даже не поблагодарил вас за то, что вы для меня сделали. Большое вам спасибо! Вы спасли мне не только жизнь, но и честь!..

– Алексей Станиславович, – оборвал я его поток благодарностей, – мне действительно надо идти!

– Так что мне дальше делать?!

– Пару дней пересидите здесь, а потом сходите к Розе и узнайте новости. До свидания.

– До свидания.

Глава 8

После этих событий прошел месяц. Казалось, жизнь вернулась в свою колею, но спустя три дня после того, как Алексей Луговицкий сделал предложение моей сестре, его нашли убитым. Два выстрела в грудь были сделаны почти в упор. Карманы вывернуты. Часы, бумажник, даже серебряная заколка из галстука исчезла. Сестра узнала об убийстве первой. Ничего не подозревающий о постигшем ее горе, как обычно, я пришел на обед и в первый миг даже не узнал ее. Лицо серое, глаза тусклые и безжизненные, словно яркий и веселый огонек, озарявший все ее порывы, притух и сейчас чадил, не давая ни радости, ни тепла.

– Что случилось?!

– Лешу убили.

– Как убили? За что?

– Ничего не понимаю. Ничего не знаю. Меня, как позвонили, словно черной волной накрыло.

– Погоди! Может, это не так!

– У меня еще с вечера сердце ныло, Сережа. Я как знала! Боже мой!

– Собирайся, мы едем в полицию!

Спустя час в участке мне рассказали все, что знали об этом убийстве, а потом попросили опознать тело. После чего мы отправились домой, где я уложил Наташу в кровать и заставил выпить снотворное, потом убедившись, что она заснула, вышел из квартиры. Выйдя на улицу, медленно пошел, пытаясь понять, что могло стать причиной его смерти. Первой пришла мысль, что это дело рук революционеров, на втором месте стояло ограбление, но две пули в грудь, выпущенные в упор, явно не соответствовали стилю работы уличных грабителей. Так мне сказал и следователь, занимавшийся этим делом.

«Пойдем по очереди. Где живет Роза? Гм! Луговицкий что-то такое говорил. А! Вспомнил!»

Мне повезло, и Роза оказалась дома. Открыв дверь, она с удивлением уставилась на меня.

– Вы?!

– Мне надо знать, кто убил Алексея Луговицкого?

– Вы в своем уме?!

– Повторяю еще раз, кто из ваших мог его убить?

– Погодите! Алексея убили? – видно до девушки только сейчас дошел смысл моего вопроса. – За что?! Он такой мягкий и добрый человек. Как это могло произойти?

Ее глаза наполнились слезами.

– Мне нужен ответ! Прямо сейчас!

Роза вздрогнула, словно ее кнутом ударили.

– Не знаю. Правда, не знаю. Он ушел от нас. Перед этим заявил, что выходит из наших рядов. После предательства Боткина наша ячейка распалась, но я точно знаю: никто из наших не желал ему зла. Даже наоборот…

– Будем надеяться, что вы сказали правду.

По дороге домой так и так я раскладывал факты, но пока все сводилось к одному – к ограблению с убийством. И все равно, что-то внутри меня протестовало против этой версии.

«Что-то здесь нечисто».

На скамейке, врытой у входа в гостиницу, я увидел Лешку, который весело болтал с парнишкой, своим ровесником, служившим при гостинице мальчиком на посылках. Увидев меня, подбежал и радостно прошептал:

– Мне отец весточку прислал.

При этих словах у меня внутри что-то вздрогнуло.

«Вчера убили Луговицкого, а сегодня появился гонец от отца Алексея. Совпадение?»

– Весточка, это хорошо. Где он сам?

– Не написал. Зато батя на словах передал, что он уже почти вылечился и скоро заберет меня. Правда, здорово?

– Правда. А кто весточку принес?

– Ленька Червонец. Вы его знаете, дядя Сережа. Он с батей, – мальчишка сделал таинственное лицо и уже совсем тихо добавил: – тогда в банке был. И еще. Помните, я тогда вам про рыжего говорил? В золотых очках?

– Рыжего? Помню.

«Вот все и стало на свои места».

– Я его сегодня видел. Тут недалеко. Он по улице шел.

«Теперь я знаю, кто убил Алексея. Червонец. А навел на него Боткин. Вот только почему они оказались вместе?»

– Дядя Сережа, вы что?

– Ничего. Задумался. Червонец еще придет?

– Вечером. Мы договорились, что я письмо напишу и передам через него отцу.

– Отлично. Мы его вместе встретим.

Бандит пришел около восьми часов вечера. Зашел нагло, не здороваясь, мазнул по мне глазами, затем подойдя к Лешке, протянул руку:

– Гони письмо, шкет.

– Входя, здороваться надо! – с этими словами я шагнул к нему и с разворота ударил, зло и резко, в бок. Под кулаком что-то хрустнуло. Лицо бандита побледнело и свело гримасой боли. Отшатнувшись, он попытался выхватить нож, но новый удар в грудь бросил его на стену. Его глаза помутнели от боли, но сознания бандит не потерял.

– Дядя Сережа! Что вы делаете?!

– Стой и слушай!

Я снова повернулся к уголовнику, который продолжал держаться на ногах только благодаря стене и силе воли.

– Зачем ты убил Луговицкого? Он не предатель. Вас предал Рыжий.

– Пошел ты!

От тычка в нервный узел он, как подрубленный, рухнул на пол.

– Это он убил дядю Лешу? – голос мальчишки дрожал, как и его тело, мелкой дрожью.

– Да. Вчера вечером.

– Зачем?!

– Ты сам не догадываешься?

– Вы хотите сказать, что ему приказал мой отец?! Это не так! – и он бросился к бандиту, который только что пришел в сознание: – Червонец! Червонец! Это отец приказал убить?! Ну, скажи! Скажи!

Тот некоторое время смотрел на мальчишку, потом медленно повернул побелевшее от боли лицо ко мне.

– Тебе… это… зачем?

Вместе с этими словами на его губах выступила кровь.

– Человек, которого ты убил, жених моей сестры.

Какое-то время он смотрел на меня, потом тихо сказал:

– Рыжий. Он, падла, навел. Я думал его подрезать, а Рыжий струсил. Пришлось… стрелять. Первым… я. Второй раз… Рыжий. Я его… заставил.

– Где сейчас твой пахан?

– Дядя Сережа! Я вас прошу! Так уж случилось!

Парнишка стоял передо мной с побелевшими губами, судорожно прижимая кулаки к груди.

– Просто так ничего не случается, запомни, парень. И каждый должен держать ответ.

Умирающий бандит скривил окровавленные губы:

– Да он тебя порвет…

– Где сейчас Рыжий?! – перебил я его.

– Ждет меня… в трактире. «Дубок».

– Что ж. Поговорим.

– Что… со мной… будет?

– Ты уже мертвец. Где отец Лешки?

Бандит какое-то время смотрел на меня, а потом качнул головой, дескать, нет, затем скосил глаза на мальчишку и сказал:

– Малец, подойди. Тебе скажу. На ухо.

Спустя пару минут Алексей выпрямился и вызывающе посмотрел на меня.

– Не скажешь?

– Нет, дядя Сережа! Бейте меня, режьте – не скажу!

– Дело твое. Иди, держать не буду. Только не забудь ему передать: увижу – убью.

Мальчишка кинулся к двери.

– Погоди! Вещи свои сначала собери. И еще, – я достал бумажник, достал купюру в двадцать пять рублей и протянул Алексею. – Возьми!

После того как закончил собираться, мальчишка остановился у порога, явно не зная, что мне сказать. Я посмотрел ему в глаза и сказал: – Иди. Чего встал.

– Прощайте, дядя Сережа. Век буду вас помнить.

Когда дверь за ним закрылась, я повернулся к умирающему бандиту.

– Полиции расскажешь, что мне сказал?

– Нет.

– Где нож?

– В сапоге.

– Револьвер?

– Выбросил.

Достав из-за голенища сапога финку, я вложил ее бандиту в правую руку. Червонец попытался ухмыльнуться, дескать, понял, что ты хочешь сделать, но это было его последнее движение в жизни. В следующую секунду судорога пробежала по его телу, он дернулся в последний раз и замер. Выйдя из комнаты, я первым делом нашел коридорного Федора. Зная, что я жилец не жадный и не заносчивый, он услужливо вытянулся передо мной:

– Что изволите, Сергей Александрович?

– Несчастье случилось. На меня, Федор, прямо сейчас грабитель напал. С ножом.

Тот растерянно оглядел мой мощный торс, затем выдавил из себя бледную улыбку:

– Шутить изволите?

– Зайди ко мне в номер и посмотри, потом полицию вызови. Я пока на улице побуду, что-то мне дурно стало, – после чего развернувшись, пошел к выходу.

Нужный мне трактир находился в десяти минутах ходу от моей гостиницы. Подойдя к нему, внимательно огляделся по сторонам и только после этого открыл дверь и зашел. Зал был заполнен только на треть. Большая часть посетителей сидела за столиками вдоль стен и перегородок, в центре практически никого не было, за исключением нескольких случайных посетителей, забежавших по-быстрому перекусить. Среди них за стаканом чая сидел второй убийца Луговицкого. Стоило ему меня увидеть, как его лицо исказилось в гримасе страха. В следующую секунду он попытался вскочить, но видно ноги его не держали, и он плюхнулся обратно на свой стул. Я неторопливо подошел к его столу, затем чуть наклонился и тихо сказал:

– Тебе привет от Луговицкого.

Кровь от лица предателя отхлынула. Мелкие капли пота покрыли лоб.

– Я… Я… не хотел. Это Червонец. Все он! Он мне в руки револьвер сунул! Я в него уже мертвого стрелял!

– Но не об этом речь. Ты мне лучше скажи, иуда: зачем тебе была нужна смерть Луговицкого?!

– Я… не виноват! Бандиты меня заставили! Запугали! Хочешь жить, сказали, выдай нам… человека, что нас предал. Мне куда деваться?! Нет, я понимаю, что совершил подлость! И все сделаю, чтобы искупить вину! Приму наказание! Пойду на каторгу!

Было ясно, что он будет врать и изворачиваться до последнего, а правда мне и так была известна. Боткин решил отомстить Луговицкому руками бандитов, решив, что это он виновник всех его бед.

– Как скажешь. В полицию так в полицию. Пошли.

Предатель, пытаясь сохранить свою драгоценную жизнь, не обратил внимания на мой холодный и равнодушный тон и поэтому не понял главного: ему был только что подписан смертный приговор.

– Про их разбойничью шайку все как есть расскажу! Их пятеро…

– Заткнись!

Выйдя из трактира, мы пошли по улице, потом завернули в проулок и пошли среди глухих стен лабазов. Боткин стал нервно оглядываться по сторонам.

– Куда мы идем?!

– Путь сокращаем.

– Нет! Я вам не верю! – он попытался остановиться, но я схватил его за плечо и волоком потащил за собой. Иуда почему-то даже не сопротивлялся, шел, куда его вели и только непрестанно, без перерыва, говорил, вымаливая себе жизнь. Слова из него текли потоком. Сначала я не обратил внимания, а потом понял, что они пустые. Без эмоций. Без надрыва.

– Пощадите меня! Христом Богом прошу! Он же уже мертв! Не берите грех на душу! Умоляю! Что вам в моей смерти! Заклинаю всеми святыми! – его бормотание сейчас больше походило на безжизненный голос автоответчика.

Мы остановились на пустыре. За спиной у меня остались купеческие склады и лабазы. В ста метрах уже начинался лес. Окраина города. Я несильно толкнул его. Он по инерции сделал шаг назад. Повернулся ко мне. У него были глаза человека, чья душа надломилась, а разум отключился, не выдержав пережитых потрясений.

– Готов к смерти, иуда?

Мои слова его словно встряхнули, выведя из полубессознательного состояния. Он быстро оглянулся по сторонам, затем уставился на меня. Лицо помертвело, глаза наполнились ужасом.

– Нет! Не убивай! Я жить хочу! Жить! Что тебе в моей смерти?! Что?! Я сознаюсь! Пусть меня судят! Пусть на каторгу! Куда угодно…

Я ударил. Предатель, хрипя, схватился за горло. Разбитая гортань еле-еле, с большим трудом, пропускала воздух. Его лицо побагровело, глаза полезли из орбит, затем он стал медленно оседать на землю. С минуту я наблюдал за ним, а затем, склонившись, тихо сказал:

– Ты будешь умирать еще минут… пятнадцать-двадцать, так что начинай отсчитывать секунды.

Вначале мне показалось, что он прислушивается ко мне, но спустя несколько секунд понял, что ошибался. Это был бессмысленный взгляд в пространство, за которым стоял умирающий мозг, полностью переключившийся на мучительную борьбу за каждый, с таким трудом проникающий, глоточек воздуха, дающий ему еще несколько следующих секунд жизни.

Дождавшись его смерти, я вернулся в гостиницу. Вызванный на место преступления полицейский агент уже узнал в убитом грабителя и убийцу Матвея Дувинова по кличке Червонец, сбежавшего с каторги полтора года тому назад, поэтому следователь не стал усложнять себе работу, с ходу приняв мою версию, после чего снял с меня показания и отпустил.

Несмотря на то, что убийцы понесли заслуженную кару, во мне не было чувства завершенности. И дело было не в отце Лешки, который по сути дела стал главным виновником гибели Луговицкого, а во мне. Непонятное чувство вины, засевшее занозой в моем сердце, не давало мне покоя. Я словно раздвоился. Своим появлением ты вмешался в ее жизнь и тем самым взял ответственность за ее судьбу, говорил я себе, а значит, вина лежит на тебе. Но мне возражала логика: как можно отвечать за поступки других людей, действия которых ты просчитать не можешь? Нет, нельзя.

Спустя три дня состоялись похороны. Венки, панихида, мертвый, застывший взгляд сестры и заплаканное, опухшее от слез, лицо матери.

«Отойдет, очнется, ведь еще совсем девчонка», – успокаивал я себя до того дня, когда вдруг узнал, что сестра со вчерашнего дня стала ходить на курсы медсестер.

– Тебе это зачем?! – спросил я ее.

– Хочу уехать. Здесь все мне напоминает о Леше, – голос сухой, безжизненный.

– Доченька, поехали со мной, – предложила мать. – Сережа присмотрит за квартирой. Отдохнешь, развеешься. Ты еще молода. У тебя все впереди.

– Ты не понимаешь, мама. Мне надо вырваться из всего того, что напоминает мою прежнюю жизнь.

Только теперь та поняла, что хочет сказать ее дочь.

– Наташа, ты хочешь поехать на войну?!

– Да, мама, я все решила: еду на фронт.

Ее слова прозвучали тяжело и сухо. Мать охнула, побледнела, затем какое-то время смотрела на дочь остановившимся, безжизненным взглядом и только потом заплакала. Я, в свою очередь, сделал несколько попыток изменить ее решение, но на все мои доводы сестра отвечала одинаково: «Я все решила. Еду на фронт».

Войдя в подъезд, я вежливо поздоровался с консьержкой и уже начал подниматься по лестнице, как увидел спускавшегося мне навстречу, одного из моих соседей. Этакий представительный мужчина, лет шестидесяти с небольшим хвостиком. Полное, румяное лицо, обрамленное аккуратно, коротко стриженой бородой и такими же усами. Теплые карие глаза дышали добродушием. До этого, проходя, мимо друг друга, мы только здоровались, но в этот раз он вдруг остановился и сказал: – Мы не знакомы, но я слышал о несчастье, случившемся с вашей сестрой. Молю бога и надеюсь, что эта юная, полная жизни, девушка найдет в себе силы стряхнуть с души то горе, которое на нее навалилось.

– Спасибо за сочувствие…

– Миллионщиков Савва Лукич. Издатель, меценат и владелец этого дома.

– Очень приятно. Богуславский. Сергей Александрович. Поручик в отставке.

– Знаете, Сергей Александрович, я уже слышал о вас от нашего общего знакомого, Иконникова Антона Павловича.

– А-а! Понятно. Герой-богатырь.

– Ха-ха-ха! Вы правы. Где-то такой образ был им нарисован. Знаете, я очень интересуюсь Востоком. Китай. Япония. Тибет. Так вот он сказал, что вы владеете каким-то видом восточной борьбы. Это так?

– Можно сказать и так.

– Очень интересно. Знаете, у меня к вам есть любопытное предложение. Я и мои друзья-сподвижники собираемся устраивать вечер, посвященный Востоку. Гвоздем нашей программы будет демонстрация чайной церемонии. Так же будет выставлена частная коллекция старинного японского оружия. Поверьте мне, все будет очень красиво! Вы могли бы прийти к нам, в качестве гостя. Будут очень интересные люди. Попробуете новые сорта цветочного китайского чая! Правда, не пожалеете! Если соберетесь прийти, то возьмите с собой сестру! Надеюсь, это отвлечет ее от мрачных мыслей!

«Хм! Хорошая идея! Оружие точно надо посмотреть. Да и хватит сестре дома сидеть наедине с мрачными мыслями!»

– Принимаю ваше предложение с благодарностью, Савва Лукич!

– Тогда жду вас в следующий вторник в шесть часов вечера в помещении карточного клуба «Пиковая дама». Мы сняли его на вечер. Я вас внесу в запись приглашенных гостей. Когда придете, назовите свои фамилии и вас пропустят. До встречи, Сергей Александрович.

– До встречи, Савва Лукич.

Во вторник мы с матерью чуть ли не силком заставили Наташу привести себя в порядок и отправиться со мной на вечер.

Большой зал и прилегающие к нему комнаты – кабинеты клуба – были украшены китайскими фонариками и развешанными на стенах различными репродукциями из бытовых сцен Китая и Японии. Гостей собралось около сорока человек, и все они, по большей части, были степенные, пожилые люди, давно знавшие друг друга, пришедшие вместе со своими семьями. Это было нетрудно определить по тем фамильярным приветствиям и шуткам, которыми они обменивались при встрече. Савва Лукич, проведя меня по комнатам, заочно знакомил с некоторыми из них. Из его слов стало ясно, что здесь собрались богатые люди, владельцы доходных домов, магазинов, ресторанов, которых в тех или иных форматах интересовала история, искусство и культура Востока. Толстые золотые цепочки часов на груди, золотые оправы очков и сигары в зубах говорили о богатстве и солидности собравшихся гостей. Завсегдатаи, когда мы проходили мимо, окидывали нас мимолетными взглядами, чтобы тут же вернуться к своим разговорам. Савва Лукич познакомил Наташу со своей женой, полной и добродушной женщиной, которая взяла ее под опеку, а меня подвел к одной из компаний. Несколько минут ушло на знакомство, после чего продолжился разговор на тему войны. Когда стали спрашивать мое мнение о военных действиях, я тут же сослался на ранение головы и потерю памяти, поэтому после понимающих кивков и сочувствующих взглядов дальнейший разговор уже продолжился без меня. Увидев, что я не вписался в компанию, Миллионщиков взял меня под локоть и повел на противоположный конец зала, а по дороге постарался заинтриговать:

– Я познакомлю вас с очень-очень интересным человеком. Поверьте мне. Не разочаруетесь!

Мы подошли к небольшой группе, которая с большим интересом слушала человека с азиатской внешностью, рассказывающего им о сверхъестественном случае, которого тот стал непосредственным свидетелем. После того как меня представили, рассказ продолжился. Если я правильно уловил суть, то речь шла о предсказании китайского монаха-провидца, которое сбылось через три дня.

«Думаю, что монах сам подстроил это чудо. Впрочем… Ты-то сам как здесь оказался?»

Моя невольная ухмылка, предназначенная собственным мыслям, была замечена рассказчиком, который принял ее на свой счет и посчитал, что молодого скептика необходимо поставить на место:

– Ваши ухмылки неуместны, молодой человек. Обычный человеческий разум не может видеть дальше реальности нашего мира, так как не все поддается пониманию, скрываясь за пеленой загадок и тайн, неподвластных уму человека.

Его слова отдавали пафосом, к тому же прозвучали, как нравоучение, что не могло не повлечь за собой отпора, который вылился в следующем утверждении:

– Вы, наверное, и не догадываетесь, господа, но я тоже оракул.

После этого заявления я сделал несколько нелепых предсказаний, среди которых с некоторыми подробностями упомянул реальный факт, который остался в истории Первой мировой войны, как «атака мертвецов». Такое название впоследствии получила контратака защитников крепости Осовец 6 августа 1915 года при отражении немецкой газовой атаки, которая должна была произойти через четыре дня. Закончить мою речь мне не дал солидный господин в золотых очках:

– Молодой человек, если хотите глупо шутить, то найдите себе для этого другое место!

Предельно вежливо откланявшись, я отошел в сторону и, внутренне усмехаясь, стал представлять себе, с какими удивленными лицами эти чопорные господа сначала узнают об этом факте, а затем сами, придав таинственности и с придыханием в голосе, будут рассказывать об этом случае своим родственникам и знакомым. Даже если меня кто-то примет всерьез и начнет приставать с расспросами, то я вполне могут сказать, что это просто совпадение. И уж точно в тот момент я не думал, что это предсказание в корне изменит мою жизнь.