Текст книги "Отличники от других… Вторая четверть"

– Крепкое. Думала, эта штука похожа на мартини, – забавно сморщив носик, заметила она, пригубив напиток.

Я, снисходительно улыбнувшись, сделал большой глоток и тут же сосредоточился на том, чтобы вернуть лицу первоначальный вид и найти дополнительный воздух, чтобы продолжить дышать.

– Я слышала, американцы пьют виски с «содовой», – внимательно следя за моими дыхательными упражнениями, поделилась своими знаниями Чаренцева.

Потом протянула мне дольку мандарина. Я с благодарностью съел закуску и, схватив ещё горсть мандаринов с подноса, стал запихивать их в рот, пытаясь при этом сохранить бравый вид. Когда первый шок от заморского «учительского»2525
  Название виски «Teacher’s» с английского можно перевести, как – Учительский.


[Закрыть] напитка прошёл, я извлёк из холодильника бутылку «Ессентуков» и смешал нам по порции коктейля под названием «виски с содовой». Этот напиток пошёл легче, несмотря на откровенный вкус хлорида натрия, перебивший классические для этого типа алкогольных напитков ароматы дубовых бочек и солода. Мы болтали о чём-то малозначительном, что я даже не припомню, о чём. Время от времени следя за музыкантами польской группы Северина Краевского на экране, я репетировал технику движений бармена, причём уделял гораздо больше внимания дегустации своей порции продукта, чем собеседница. Она в свою очередь отдавала должное торту «Киевский», которого в нашем городе не достать. Мне его вкус тоже понравился, но не хватало горячего кофе или чая.

– Влад, какие ты вопросы хотел мне задать? – напомнила Оксана цитату из нашей беседы на улице, устав наблюдать за моими молчаливыми терзаниями.

Я, к своему удивлению, затруднился с формулировкой и не только из-за страха озвучить запретную тему секса, о которой только и думал несколько последних часов.

– Хотел спросить…, как ты относишься… к нарушениям правил? – наконец выдавил я.

– Ты же видел… сегодня. Чего спрашивать? – прозвучал голос девушки, несколько изменённый эхом от слегка исказившегося пространства комнаты.

Мучавший меня вопрос, наконец, обрёл формулировку, испугавшую своей откровенностью настолько, что мне не хватило смелости задать его вслух.

– А чего ты ждала от нашей встречи здесь, … у меня… в номере? Когда мы,…ты и я,… вдвоём, – запинаясь, начал я издалека.

Она не ответила, и лишь снова как-то странно взглянула на меня. Я, чувствуя в себе нарастающую решительность, попробовал ускорить этот процесс, изменив пропорцию своего коктейля, и добавил чистого виски ей и себе. Она выпила залпом, словно лекарство. Я – тоже…

В моей памяти не осталось деталей продолжения этого вечера с одноклассницей. Помню лишь, как она ушла. Попытавшись запереть за ней дверь, я упал на четвереньки и оказался в ванной, сориентированный лицом к унитазу… Организм не принял новую для него разновидность отравы.

Утром болела и кружилась голова так, что мне трудно было добраться от кровати до ванной комнаты, не прибегая к дополнительным опорам в виде стен, стола и стульев. Я оценил целительную способность душа, если вращать в разные стороны краны, добиваясь то слишком горячей, то ледяной воды. Две таблетки аспирина из содержимого аптечки, запитые остатками «содовой», сняли головную боль, и к завтраку я смог спуститься лишь слегка покачиваясь, словно на палубе корабля в четырёхбальный шторм. Пока поглощал третий стакан кефира, услышал за спиной заботливый голос одноклассницы: «Доброе утро, Влад! Голова болит? Ты очки не снимай. Не так будут заметны глаза». Я подумал, что воспоминания о вчерашнем дне могут быть яркими, но совсем не обязательно – приятными, и преисполнился благодарностью к девушке за её странную заботу обо мне.

Москва-Харьков. Новые интересы.

Москва долго не заканчивалась, демонстрируя пассажирам в косых струях дождя бесконечные ряды кооперативных гаражей с проржавевшими остовами легковых автомобилей на крышах, вереницы вагонов на запасных путях, упирающихся в закрытые железные ворота полуразвалившихся зданий депо, построенных ещё в годы индустриализации, скопившиеся перед светофорами автомобили и автобусы, заполненные спешащими на работу москвичами. В утренних сумерках светящиеся окна пятиэтажек спальных районов, зачастую не имевшие штор, открывали нескромным взглядам короткие (пока их проезжает поезд) сценки из частной жизни жителей столицы. Вагон глухо постукивал колёсами, преодолевая стрелки, переезжая с пути на путь, пока поезд не выбрался из-под широкого моста Московской кольцевой автодороги, словно кот из-под гигантской шляпы, накрывшей столицу. Девушка, забравшись с ногами в угол мягкого дивана купе спального вагона, обхватила руками колени и смотрела в окно. Разговаривать не хотелось, и навязчивая мысль о возможно предстоящей операции мешала думать о чём-либо ещё. Бородач в костюме-«тройке» огромной ручищей осторожно убрал с лица дочери прядь влажных после столичного дождя волос.

– Машенька, может, хочешь поспать? – заботливо пророкотал он. – Ещё рано, а ехать нам десять часов.

Она мотнула головой, не отрывая взгляд от проносящихся за окном полустанков, деревянных дачных домиков, прятавшихся за высокими соснами.

Дорога успокаивала её с детства, помогала мыслям собраться. К вечеру этого нарождающегося дня так удачно начавшееся позавчера путешествие, наконец, обретёт смысл. Маша, безгранично верившая отцу, не очень переживала за это. Зародившиеся во вчерашних беседах с Михаилом идеи создания новых средств реабилитации для людей целиком захватили её. Девушка открыла блокнот и стала делать наброски. Из-под её карандаша появлялись не только элементы конструкций искусственных конечностей, но и образы знакомых, в той или иной мере, нуждавшихся в таких устройствах. Она отрывистыми линиями нарисовала эскизы протезов для Джошуа, Сары, Юлии и Анны, Томаса. Джакомо она изобразила в полный рост. Портрет получился даже более красивым, чем тот молодой человек, которого она увидела в первый раз в реабилитационном центре, и более выразительным, чем на фото из недавно полученного от него письма. Неосознанно добавляла своим наброскам черты, какие хотела бы видеть в симпатичном ей образе. Слабая улыбка, отразившаяся на лице дочери, оценивающе взглянувшей на получившийся портрет, не ускользнула от внимания отца. Волна тёплых чувств переполнила его. Деликатно, стараясь не смотреть на рисунок, он прихватил из кармана пальто свою трубку и вышел из купе, тихо прикрыв за собой дверь. «Как они там, мои друзья? – вслух подумала Мария, оставшись в одиночестве. – Удалось ли Джакомо попасть в клинику? Какой он теперь? А Томас? Сара? Они также должны сейчас быть на приёме у Дезамеля. Питер – этот „техасец“ из Голландии, друг Джошуа – скрывал за своей развязной манерой поведения обычную юношескую неуверенность при общении с девушкой. Возможно, с первой девушкой, согласившейся с ним общаться тогда, когда он, практически отчаявшись обрести подругу из-за своей инвалидности, решился на ампутацию изуродованных полиомиелитом ног, чтобы поверить в свои силы и, научившись ходить на протезах, почувствовать себя полноценным мужчиной». Девушка сделала набросок Питера с подчёркнуто мускулистой фигурой супермена из комиксов. Улыбнулась своему наивному желанию помочь друзьям. Потом перевернула страничку и на чистом листе блокнота начала писать письмо Питеру. Когда поезд остановился в Туле, Маша заканчивала письмо Джошуа. При подъезде к станции Орёл блокнот пополнился письмами Саре и Томасу, а пока стояли в Белгороде, Маша дописала письмо Джакомо. Фёдор Тимофеевич по её просьбе сбегал в почтовое отделение вокзала и купил международные конверты с марками. Девушка не знала точно, приехали ли её друзья в Израиль в этом году, поэтому все письма адресовала в клинику «Реут», до востребования. Так с большей вероятностью они попадут в руки получателей, когда те в ней окажутся. Получить ответы от них она не надеялась, но всё же указала в поле «Обратный адрес», свой домашний в Ростове. Благодаря такому нехитрому способу общения, взбудоражившему воспоминания, девушка отвлеклась от грустных мыслей и получила заряд положительных эмоций. Отец, радуясь разительной перемене в настроении дочери, смог, наконец, с ней нормально поговорить и обсудить важные моменты, касающиеся её предстоящего пребывания в харьковской клинике.

Выйдя из помпезного, с колоннадой и массивной бронзовой люстрой в центральном зале, здания вокзала города Харьков на просторную привокзальную площадь, Морозовы зашли первым делом в здание почтамта, чтобы отправить письма Машиным друзьям. Времени, оставшегося до назначенного профессором часа приёма в клинике Научного центра, оставалось мало, и, едва успев перекусить беляшами и кофе из бумажных стаканчиков в закусочной, отец и дочь взяли такси на стоянке у метро. Автомобиль ехал неширокими улицами и переулками мимо трёх– и четырёхэтажных домов, напоминавших девушке улицы родного города. Но за речкой, машина выбралась из старого центра Харькова и помчалась по широкому проспекту. Маше очень захотелось, как и пару дней назад в столице, поближе познакомиться с городом, в котором раньше не была, побродить по его улицам, магазинам, полюбоваться парками и архитектурными ансамблями, чем она так любила заниматься в семейных путешествиях в прежние годы. Но, ни времени, ни возможности ходить, как прежде, у девушки сейчас не было. От этого ощущение собственной беспомощности становилось навязчивым и заглушало способность думать о чём-либо кроме предстоящей неизвестности в незнакомой больнице. Даже боль в травмированной ноге, которую девушка научилась терпеть, стала какой-то изматывающей и обострялась при каждом колебании мчащегося автомобиля.

Профессор Павел Михайлович Корженко, невысокий (по сравнению с Фёдором Тимофеевичем), плотного телосложения, лысый весёлый человек в белом халате, радушно встретил Морозовых на входе в НИИ Протезирования и протезостроения и сразу повёл в свой кабинет на втором этаже. Маша быстро как могла, поднималась на костылях по лестнице, но всё равно скоро отстала от устремившегося вперёд, словно ракета к цели, профессора, крепко державшего за руку папу. Доковыляв до распахнутой двери кабинета, девушка осторожно присела на стул у входа. Павел Михайлович уже углубился в изучение документов, высыпанных из отцовского «дипломата» прямо на широкий массивный дубовый стол. Морозов старший возвышался рядом, переминаясь с ноги на ногу, словно ждал, когда хозяин кабинета соизволит проявить вежливость и предложит ему присесть.

– Добре. Так-так. Дывись, Федорку, дiйсно цiкаво. – То и дело приговаривал Корженко, быстро пробегая глазами бумаги.

– Что, Павло́? Что-то серьёзное? – встревожено спросил папа.

– О це як же ж? Дуже серьёзно. Помогать такой гарной дивчине, це не траншеи рыть, – улыбнулся профессор, наконец подняв лукавый взгляд на Марию. Затем продолжил на чистом русском языке, мягко налегая на звук «Г», – Гад ты этакий, Федя! Такую красавицу скрывал от лучшего друга! Не стыдно тебе? Ну-ка, Машенька, подойди поближе, не бойся.

Девушка, тяжело опираясь на костыли, подошла и села на потёртый кожаный диван, сбоку от стола. Павел Михайлович, забыв о бумагах, выскочил из-за стола и, схватив стул, присел прямо перед ней.

– Ну, здравствуй, красавица! – ласково, точь-в-точь как Морозко из старого фильма, произнёс он, внимательно осматривая девушку.

– Здравствуйте! – смущаясь и краснея, ответила она.

– Устала с дороги? – продолжил он, входя в роль доброго Деда Мороза.

– Нет, что Вы! Доехали с комфортом. Спасибо папе. Просто на костылях быстро не получается, как на протезе, – ответила Маша, с трудом удержавшись, чтобы не повторить монолог Алёнушки из фильма.

Улыбка тронула губы профессора, понявшего всю гротескность своих вопросов. Он обернулся к отцу, одобрительно кивнув, встал.

– Вот, как мы поступим, товарищи, – быстро заговорил он. – Сейчас мы дадим нашей принцессе отдохнуть, для чего определим её в палату, чтобы дать возможность привести себя в порядок. Машенька, не бойся – это только так называется «палата», а обстановка как в гостинице. У нас много приезжих пациентов с удовольствием останавливаются в больничном комплексе. А, что? Удобно, не нужно ездить через весь город на процедуры с утра. К тому же, кормят отлично. Если нужно, организуем диету?

– Ой, спасибо! Диету не надо, – успела вставить девушка, сдерживая волнение.

– Хорошо. Тогда столовая к твоим услугам в любое время. Перед ужином – возьмём пару анализов и сделаем рентген. Думаю, если ничего дополнительно не выявится, дня за четыре твою ногу приведем в порядок, и спокойненько с новым протезом поедешь домой. А после ужина мы с папой тебя забираем и едем на экскурсию по вечернему городу, а заодно и проинспектируем какой-нибудь ресторанчик. Как план, друзья? Да, забыл сказать. Ты, Федорка, никуда сегодня не едешь. На работу свою успеешь. Завтра, если нужно, подброшу утром в аэропорт. Рейс в 11—30. А сегодня – вы, Морозовы, – мои гости. Попрошу слушаться и не противоречить. Как же я вас давно не видел! – неожиданно сменив информационно-деловой темп своей речи, эмоционально закончил хозяин кабинета.

Звонок по селектору, и через три минуты в дверях появилась высокая девушка в идеально выглаженной белоснежной форме (именно форме, а не в халате) медсестры. Вкатив кресло на колесах, она взяла у профессора бланк (когда он успел его заполнить?), помогла Маше усесться, и, прихватив её костыли и не дожидаясь дополнительных указаний, быстро покатила новую пациентку из кабинета. На лифте поднялись на третий этаж и проследовали по идеально ровному, покрытому полированной гранитной плиткой полу галереи в другое здание, контуры которого виднелись сквозь тюлевые занавески, закрывавшие огромные во всю стену окна. Миновав просторный холл с диванами, пальмами в кадках и большим телевизором, попали в коридор с множеством пронумерованных дверей. Красная ковровая дорожка добавляла сходства с отелем. Открыв одну из них, медсестра вкатила кресло в просторный номер со стандартной гостиничной мебелью и положила ключ на полированный стол у телевизора.

– Мария Морозова!? – полу утвердительно констатировала она. – Меня зовут Зоя Викторовна. Я – дежурная сестра сегодня. Телефон для связи со мной записан в блокноте на первой странице, – она кивнула на книжечку в кожаном переплёте у телефонного аппарата с кнопками. – Завтра утром будет другая медсестра, но ты не бойся. Обращайся по любым вопросам. Твой чемодан уже в шкафу. Туалетные принадлежности в ванной. Отдыхай. Ужин в семь часов на первом этаже. В пять придёт лаборантка взять кровь на анализ и отвезёт тебя на рентген. Если нужны какие-то лекарства или медицинские товары – аптека у входа в первый корпус.

– Спасибо, Зоя Викторовна, – проговорила Маша, постаравшись произнести свою реплику в таком же лаконично-деловом стиле общения, принятом в этом учреждении.

Медсестра, едва заметно кивнув, улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.

Оставшись одна, девушка прилегла на кровать, с удивлением почувствовав, несмотря на усталость и массу вопросов, остающихся без ответов, вместо тревоги необъяснимое спокойствие. Профессор Корженко, ничего по существу не сказав, смог поселить у Маши уверенность в том, что всё будет хорошо. И это не фигура речи для утешения отчаявшихся. Родившиеся из её жизненного опыта знание и вера в опыт специалистов позволили не думать тупо о том, помогут или не помогут ей лично врачи, а заняться более важными делами. Такими, например, как получение знаний, которые окажутся нужными для реализации идеи, той, что они вчера успели вкратце обсудить с Мишкой. Всё ещё, не веря в счастливое совпадение и не сформулировав толком свою догадку, Мария набрала номер телефона дежурной медсестры, в тайне боясь услышать отказ.

– Здравствуйте ещё раз, Зоя Викторовна! – проговорила девушка деловым тоном, дождавшись чётко выверенного ответа из трубки. – Подскажите, пожалуйста, могу ли я записаться в библиотеку Института?… Да. Учусь в Медицинском. Хотела бы собрать материал для курсовой работы.

– ….

– Верно, специальность – ортопедия. Ваш институт как раз по моей теме, – улыбнулась Морозова, обрадовавшись, что сотрудница поверила в её сочинённую на ходу легенду. – Очень хорошо! А как записаться? И где библиотека находится?… На техническом этаже корпуса «В»? Понятно… Это – не проблема, что не проеду. Я могу на костылях. А можно номер телефона?

И девушка, еле справляясь с волнением, написала в блокноте короткий трехзначный телефон библиотеки. Следующий звонок. И Маша, бросив взгляд на свои золотые часики, подаренные мамой перед поездкой в Израиль, быстро разделась и забралась в душ.

Не прошло и двадцати минут, как энергичная девушка в очках, разобравшись по схеме в холле в системе этажей и коридоров комплекса, привычно опираясь на костыли, поднималась по неширокой лестнице на четвёртый этаж пристройки к корпусу, куда не доходил лифт. Пожилая женщина – библиотекарь, казалось, не удивилась просьбе студентки, волею случая оказавшейся пациенткой их лечебного учреждения. Заботливо предложив посетительнице присесть, она тщательно переписала из паспорта данные, заведя формуляр новой клиентке. Пришлось сказать, что студенческий билет впопыхах забыла захватить из Ростова, сославшись на быстрые сборы. Но фамилия Корженко сыграла магическую роль, открыв доступ к институтским архивам и специализированной литературе, за исключением патентного отдела, куда требовался уровень допуска руководителя проекта. Спустя ещё десять минут, Мария погрузилась в стихию книг, рукописей, методических пособий и научных работ, напечатанных институтской типографией. Здесь был настоящий кладезь знаний! Систематизированные в строгом соответствии с классификатором книги можно было выбирать по названиям, авторам и краткому содержанию из каталожных карточек в длинных деревянных ящичках, которыми щедро снабжала девушку Людмила Тихоновна. (Имя библиотекаря девушка прочитала на бэйдже форменного пиджачка, висевшего на спинке стула.) Она суетилась, стараясь помочь студентке-инвалиду и, как показалось Маше, не потому, что она знакома с профессором. Просто, из-за своей доброты, свойственной пожилым людям, жалела молодых, не накопивших ещё достаточных знаний для непростой жизни. Выбрав несколько изданий, девушка подробно переписала данные в новенькую, купленную в киоске «Союзпечати» на входе, 96-листовую тетрадь и вскоре, осторожно спускалась по лестнице, держа под мышкой увесистую стопку книг и методичек. «Скоро пять вечера, и нужно было торопиться в номер сдавать анализы. Всё-таки, новый протез для меня – основная цель, и нужно аккуратно относиться ко всем медицинским предписаниям», – думала Мария, ковыляя по длинному коридору переходной галереи в гостиничный корпус. Она не сразу заметила молодого человека в куртке и шапке. Он тоже был увлечён чтением табличек на дверях и, обгоняя, случайно задел девушку большим туристическим рюкзаком. Уронив костыль и стараясь сохранить равновесие, она отшатнулась к стене. Книжки рассыпались по полу.

– Извините! – густо краснея, пробормотал парень, уставившись на ногу студентки.

Поставил свой рюкзак, неуклюже опустился на колени, собирая литературу и боясь поднять глаза.

«Как в кино «Большая перемена», – с улыбкой подумала Маша, наблюдая за растерянной физиономией паренька. Наконец, он закончил ползать по полу, и тяжело поднявшись, подал ей стопку книг.

– Ещё раз извините! Я не хотел, – почти прошептал он, тушуясь.

– Спасибо! Не страшно. А как тебя зовут? – решив поддержать растерявшегося юношу, спросила девушка, стараясь не вспоминать неудачный опыт недавнего общения с таким же молодым парнем в Москве.

– Егором зовут, – боясь поднять глаза на девушку, шепнул он.

– Очень приятно. А я – Маша! Да не смущайся ты так, Егор. Ничего страшного не произошло, – подбодрила она юношу.

Он, наконец, закончил изучать рисунок паркета на полу и неуверенно посмотрел в лицо собеседнице. Робкая улыбка тронула губы. Потом взгляд опустился на костыль, лежавший неподалёку. Кинувшись его поднимать, юноша издал что-то вроде тяжёлого вздоха. От её внимания не укрылась гримаса боли, на мгновение отразившаяся на лице собеседника, но быстро преобразившаяся снова в застенчивую улыбку.

– Вот, пожалуйста, возьмите. Хотите, я вас провожу, помогу донести книги? – спросил Егор неуверенно.

– А это идея! – подумав секунду, согласилась Маша. – Пошли. Если тебе не трудно.

Молодой человек словно ожил, быстро взяв у неё литературу и подхватив рюкзак, галантно посторонился, пропуская девушку вперёд. Она обратила внимание на то, что идти парню удавалось с большим трудом. Его левая нога была значительно короче правой. Наступать он мог на неё, только если сильно выворачивал ступню, как бы приподнимаясь на цыпочки. Такая ходьба, наверное, причиняла ему сильную боль. Пока шли, он не проронил ни слова, стиснув зубы. Положив книги на стол в номере, парень направился было к выходу.

– Подожди, Егор! – попросила Мария, присев на крышку стола. – Или спешишь?

– Не очень, – ответил он с былой неуверенностью в голосе. – Я шёл заселяться. Мой номер за две двери до Вашего.

– Хорошо! Значит, будем соседями. Я тоже сегодня приехала. И, давай на «ты».

– Давай, – произнёс он безразлично.

– В школе учишься?

– Закончил летом. А ты студентка?

– А что, похожа? – сверкнув улыбкой, ответила Маша. – Нет ещё. Но очень хочу в институт поступить.

– Ты? – он скептически осмотрел одноногую собеседницу. – Может здесь в столицах это и возможно. Не знаю, за какие деньги. Но у нас в городе, и даже в Челябинске меня с такой ногой, даже в техникум не приняли.

– А что с твоей ногой?

– Мать говорила – травма при родах. Хромаю с детства. А в четырнадцать, когда на медкомиссию в военкомат пришёл, сказали что нога «сохнет». Предлагали операцию, но тогда пришлось отказаться.

– Почему? Ведь, раз предлагали – была возможность вылечить ногу?

– Да, была…, наверное. Но я подумал о своих родных. Отец в тот год умер. Мать на вторую работу устроилась, чтобы нас с сестрёнкой поднимать. Ей помогать хотел, а не в койке в гипсе пять месяцев проваляться.

– А сейчас? Может не поздно ещё…? – не сумев скрыть тревогу в голосе, спросила Мария.

– Сейчас? – парень из-под упавшей на глаза пряди волос взглянул ей в лицо. – За три года вырос, и к хромоте добавилась разница в длине ног. Ходить получалось всё труднее. Врачи предложили реконструкцию тазобедренного сустава. И попробовать удлинить ногу. Знаешь такой аппарат, изобретён нашим врачом-хирургом, Илизаровым?

– Читала в «Науке и жизни». Выглядит очень сложно. Похоже на орудие пыток, по-моему

– Верно. Смысл его в том, что при лечении переломов, особенно ног, стальные спицы вставляются в отверстия, просверленные в раздробленных костях и вокруг ноги, собираются силовым каркасом, удерживая фрагменты, чтобы срастались. Он позволяет даже наступать на ногу почти сразу после операции.

– Интересно! Круто, если тебе это поможет!

– Да! И самое главное, он изобрёл методику, как при помощи такого аппарата удлинять конечности, представляешь? – увлечённо начал объяснять парень. – Точно знают врачи, а я примерно разобрался, как это работает. Ставят такой аппарат на ногу и снаружи винтами постепенно увеличивают расстояние между секциями. Спицы, продетые сквозь кость и закрепленные на разных уровнях, стремятся, как бы растянуть её. Хирург делает надрезы на поверхности кости, и она постепенно удлиняется! Понимаешь?

– Но ведь, это должно быть больно? – с тревогой спросила Маша. – И сколько таких надрезов нужно? Как часто делать?

– Возможно. Лечение может быть долгим. Может месяца три – четыре, не знаю. Говорят, если быстрее подкручивать винты, кость быстрее растёт. Только больнее будет.

– А ты сам, Егор, как же? – прошептала Маша.

– Маша, я научился терпеть. Наверное, как и ты с твоей травмой. Сколько себя помню, хожу с болью, стою, сижу. Если хочу идти быстро – становится очень больно. Знаешь, что самое страшное в моей жизни?

– Нет.

– Ложиться спать с мыслью, что завтра снова будет такая же боль, и никуда от неё не деться. Одно избавление – медленно убивать себя наркотой в таблетках или ампулах.

– Господи, Егор! Мне страшно, как ты жил! – содрогнулась девушка, оглядывая молодого человека испуганными глазами. – А сейчас?

Парень грустно улыбнулся, неуверенно прикоснувшись к волосам девушки, словно хотел погладить по голове, но не решился и убрал руку.

– Прости! – смутился он. – Ты напомнила Анжелику, мою сестрёнку. Она также переживает и часто задаёт мне вопросы. А я её так поглажу по голове, расскажу какую-нибудь историю, успокою.

Лицо молодого человека неожиданно осветилось мечтательной улыбкой. Но, увидев полные страха и сострадания глаза девушки, он поспешил продолжить:

– А сейчас, узнав про этот аппарат, что может мне здесь помочь, я поверил, что выдержу любую боль ради того, чтобы стать здоровым, чтобы не хромать и снова ходить, как все люди. Мечта есть: почувствовать себя полноценным человеком! Вылечусь, освою какую-либо профессию, чтобы семье помогать. И проверить, насколько могу быть сильным. Понимаешь?

– Да, я понимаю. Ты мужественный человек, Егор! Это очень смелое решение! – с уважением произнесла девушка. – Я бы так, наверное, не смогла.

– Не дай Бог тебе принимать такие решения, Маша! Тебе и так в жизни досталось немало отчаяния и страданий, – вскользь показав на её ногу, продолжил он. – А ты – красивая девушка! Сильная и уверенная! Я бы подружился с тобой.

– Спасибо! – ответила она, спрятав смущённую улыбку. – Я тоже…

Тут в дверь постучали. Медсестра в такой же накрахмаленной белоснежной форме, что и Зоя Викторовна, вкатила в номер металлическую тележку с медикаментами и инструментами.

– Морозова Мария Фёдоровна? – полу утвердительно, совсем как её коллега два часа назад, провозгласила сотрудница, взглянув на пациентку.

– Да, это я, – ответила девушка.

Егор засуетился, подхватил рюкзак, намереваясь выйти в приоткрытую дверь.

– Маш, давай вечером после ужина встретимся? Ты не будешь занята? – крикнул он уже из коридора.

– Давай. Приходи в десять, хорошо? – отозвалась она.

– Договорились, приду!

Дверь закрылась, и Мария, с трудом скрывая улыбку, смиренно предоставила себя для анализов. Внутри неё всё ликовало от случайной встречи с человеком, с которым захотелось дальше общаться! Она даже забыла о планах провести вечер с папой. Думала, что поработает с взятыми для изучения книгами завтра, посвятив вечер Егору. «Он действительно герой и достоин лучшего, чем его „наградила“ судьба», – размышляла девушка, равнодушно наблюдая, как кровь из её вены по трубочке стекает в стеклянную колбу. Ей очень захотелось ему помочь. Только не знала как.

Поужинав в столовой, Морозова поднялась в свой номер, припарковав кресло на колесах в нише коридорчика. Старый протез достала из чемодана, но надеть не решалась, вспомнив, что вчера произошло с ногой из-за него. Рана ещё болела и немного кровоточила, когда в рентгеновском кабинете медсестра ей меняла повязку. Зашёл попрощаться папа с большой сумкой фруктов, шоколадных конфет и других лакомств. Оставил дочке советские рубли, забрав запасы не понадобившихся для Израиля долларов из нескольких потайных кармашков в куртке и пальто девушки. После ужина с профессором Корженко он всё-таки решил уехать в Ростов ночным поездом, чтобы утром успеть на работу. Маша показала отцу добытые в библиотеке книжки и рассказала об их с Мишкой мечте.

– Хорошее дело задумали, дочка, – ласково гремел Фёдор Тимофеевич, обнимая её. – Людям помогать – что может быть полезнее? Хорошо бы, чтобы не бросили свою идею, довели до результата. Тогда каждый из вас сможет в жизни с большей уверенностью справляться с трудностями, достигать новых целей. Время есть – учись, Машенька. Мы с мамой тебя любим и за тобой приедем сразу, как только Павел Михайлович мне позвонит и скажет, что тебе можно ехать домой. Наверное, дней через восемь.

– Ого! Так долго?

– Ну что делать, дочка? Производство опытное. Нужно отладить изделие вручную, чтобы тебе было удобно ходить, и оно долго служило. Профессор посмотрел снимки. Операция на ноге тебе сейчас не потребуется. Протез будет… не совсем таким красивым, как твой старый. Я сам не всё понял, но сама увидишь. Ты сможешь, как раньше ходить. Впрочем, инженеры тебе точнее всё объяснят.

– Я к началу занятий не успею, – обеспокоилась девушка. – Предупредите, пожалуйста, в школе Рубена Ашотовича, что опоздаю, ладно?

– Конечно, дочка. Тебя школа будет ждать с нетерпением, – улыбнулся папа. – А ты легко даже, обгонишь своих одноклассников, тем более, с твоим энтузиазмом и упорством.

– Ну да, буду стараться. Маме скажи, чтобы не беспокоилась за меня. А, впрочем, я ей позвоню, завтра сама, – кивнула девушка на телефон на столике. – Хорошей тебе дороги, папка!

Едва за отцом закрылась дверь, Мария переоделась в удобный джинсовый комбинезон и забралась на кровать, предвкушая интересное свидание с новыми книжками. Какое-то время листала издания и делала первые заметки в новой тетради, призванной стать «Сборником новых проектов и идей». Робкий стук в дверь напомнил девушке о назначенном «свидании». Удивилась, как быстро пролетело время, и как будто сам собой заполнился разными пометками и цитатами «Сборник…». Юноша вошёл, сильно хромая, едва Маша повернула флажок замка на двери. В руках у него была шестиструнная гитара, а на лице – загадочная улыбка. Пристроив больную ногу на стуле, а инструмент на колене, парень напомнил ей американского певца Дина Рида, концерты которого нередко показывали по телевизору. Довершил образ энергичными аккордами и исполненными сильным голосом куплетами на отличном английском языке из зажигательной песенки 70-х годов «Let’s twist again». Это было настолько неожиданно, что Маша не смогла сдержать эмоции и захлопала в ладоши, чем очень порадовала гостя, искренне старавшегося поднять новой знакомой настроение.

– Егор, здорово! Гитара! А можешь ещё? – глядя восторженными глазами на парня, попросила девушка.

Вместо ответа, тряхнув буйной шевелюрой в такт аккордам, он исполнил «Rock around the clock» настолько «заведя» Марию, что она, забыв, что стоит на одной ноге без протеза, непроизвольно попробовала танцевать свой любимый рок-н-ролл, вспомнив, как это однажды случилось в гостях у Юлии месяц назад. Юноша во все глаза смотрел на грациозные движения девушки, продолжая играть, только бы она не останавливала свой танец. Оба безуспешно пытались погасить улыбки на разгорячённых лицах, когда парень всё-таки закончил петь песню, повторив набор куплетов раза по три.

– Тише, Егор! А вдруг спит уже кто-то? – со смехом сказала Маша, отдышавшись и присев на кровать.