Текст книги "Отличники от других… Вторая четверть"

Военкомат. «Добрые дела» продолжаются.

Суббота. В школе – словно наступил выходной день. Тишина в коридорах. У нас два урока, и оба – лабораторная работа в кабинете физики. Моя соседка по парте сегодня работает на заводе. По ходу, ещё шесть одноклассников воспользовались этой причиной, чтобы пропустить физику. Плюс – парочка заболевших. Даже учительница физики отпросилась, наверное, у директора, оставив за себя студентку-лаборантку с поручением собрать после нас тетрадки с выполненными заданиями. В итоге – в моём полном распоряжении оказался стол с различными предметами, электрические провода с клеммами и чёрный кубик щелочной аккумуляторной батареи. Из всего этого предлагалось собрать электрическую цепь, замерить её напряжение, силу тока, сопротивление в различных точках, подтвердив экспериментально законы Ома. Подобные технические задания обычно вызывают у меня подъём энтузиазма. Но сегодня я думал о другом. Вернее – о другой… Я тщательно записал в таблицы показания вольт-, ом– и амперметров на требуемых участках цепи, но безнадёжно запутался в формулах, получив неправдоподобные результаты, характерные скорее для локомотивов, чем для простенькой комбинации реостата, лампочки, выключателя и наполовину севшей батарейки напряжением 4,5 вольта. Думать об ошибках некогда. С бодрым видом, сунув аспирантке на стол тетрадку с расчётами электрической мощности электровоза, я демонстративно вышел из класса с сумкой, не дождавшись ни звонка с урока, ни звука протеста от робкой лаборантки Люсеньки Физиковны, как её ласково звали все в нашем классе. На самом деле её имя звучало куда более гротескно – Люйсан Фазылловна, и не всем с первого раза удавалось произнести его без обидных ошибок.

Я заскочил домой, чтобы переодеться и наполнить сумку инструментами и предметами, которые, на мой взгляд, должны пригодиться для нашей предполагаемой на сегодня задачи. Избежав по причине отсутствия дома бабушки второго завтрака, я устремился на улицу к новым открытиям. Чтобы не слоняться по городу, убивая так удачно сэкономленный час, я устремился по усыпанным опавшими стручками акации аллеям Пионерского парка вниз к трамваю 7-го маршрута. Где-то на полпути в старом жёлтом двухэтажном доме с аркой посередине располагалась медкомиссия военкомата. Предписание её посетить пришло на удивление быстро, едва я успел оценить преимущества первых дней владения новым паспортом. Прочитав строгие формулировки о нарушении Закона о призыве на действительную военную службу, отпечатанные типографским способом на желтоватой картонке, извлечённой из почтового ящика, я захотел как можно быстрее решить этот вопрос. Не дожидаясь указанного предельного срока и появления у подъезда строгих военных в зелёном «ПАЗике», я завернул под арку, разминувшись с покрытым слоем пыли санитарным микроавтобусом УАЗ, стоящим на аккуратных чурбачках. «Должно быть, чтобы не угнали», – догадался я, поскольку другой логики снимать с исправной машины колеса в этом довольно криминальном районе города не видел. Узкая ржавая лестница привела на второй этаж к белой деревянной двери с почти закрашенной табличкой «Медицинская комиссия Военного Комиссариата… района г. Ростова-на-Дону». В узком коридоре, открывшемся взору входящего, ряд высоких белых дверей с номерами вели к докторам различной специализации. Помещение оказалось наполнено запахами, скорее характерными для склада или архива, чем для медицинского учреждения. За первой дверью молодой капитан в белом халате сидел за столом, заваленным стопками потрёпанных папок. «Наверное, полдня будет мое дело искать», – подумал я, протягивая ему свой паспорт. Тот на удивление проворно сверил мою фамилию с записями в потрёпанной амбарной книге, начатой, судя по её виду, задолго до моего появления на свет. Обратившись к стеллажу за спиной, выудил из него тонкую картонную папку с написанными каллиграфическим почерком моими фамилией, именем и отчеством.

– Раздеться до трусов! – отрывисто скомандовал он, указывая на деревянную доску с гвоздями на противоположной стене кабинета.

Я повиновался, аккуратно повесив куртку и сумку на так любезно предоставленный гвоздик. Там же разместил штаны, свитер и рубашку. Капитан вручил мне желтоватый двойной листик формата, недотягивающего до А-4, в котором содержались графы с номерами кабинетов, названиями профессий врачей и свободные строки наподобие анкеты, в которых предполагалось, что те будут что-нибудь писать обо мне. В коридоре мне показалось не совсем уютно без оставленных у капитана-вахтёра ботинок, куртки, джинсов и свитера. От старых окон дуло, а толстая чугунная труба, игравшая когда-то роль батареи отопления, леденила руки. Я поспешил постучать в следующую дверь. «Войдите», – услышал приглушённый голос. В дали кабинета, похожего габаритами на коридор, за чудом поместившимся поперёк письменным столом сидела строгая женщина в белом халате, накинутом поверх зелёной военной рубашки с погонами. Она скептически осмотрела меня поверх очков, затем велела стать на весы, платформа которых была такой же холодной, как и труба в коридоре. Линейка с противовесами даже не качнулась, и хозяйка кабинета снова недовольно взглянула на моё далеко не упитанное тело. Потом пошли вопросы о самочувствии, питании, детских болезнях, названий которых я не помнил, но, стараясь не очень громко стучать зубами, перечислил те, что знал. Переминаясь с ноги на ногу на весах, чтобы хоть немного согреть ступни, я всё-таки дождался момента, когда врач, протиснувшись между столом и стенкой, приблизилась ко мне, откинула никелированную «собачку» и подвинула большую гирьку влево на пару десятков килограммов, после чего линейка вскочила, упершись в ограничитель. Повозив маленький противовес вдоль планки, она добилась-таки, чтобы мы с гирькой достигли равновесия. Вернувшись к столу, она записала цифры в «анкету», добавив несколько неразборчивых символов, похожих на буквы иврита. При помощи ростомера с более тёплым деревянным основанием и закрашенной белой краской шкалой, женщина каким-то образом вычислила мой рост, опустив на макушку твёрдую деревянную планку. Данные тут же попали в анкету. Объём грудной клетки она оценила по длине портновского сантиметра, обмотав меня им. Вручив мне заполненный лист, она благосклонно кивнула, разрешив идти к психиатру, расположившемуся в соседнем кабинете-коридоре. Тот, усадив меня на стул, задал пару нейтральных вопросов, типа «Как жизнь?», зачем-то показал мне несколько расплывшихся чернильных пятен в тонкой замусоленной книжке, после чего спросил «О чём я думаю?» Я честно признался, что мечтаю поскорее одеться, поскольку изрядно замёрз. Он записал мои «показания» в какую-то тетрадку, стукнул резиновым молоточком мне по коленке и отпустил с миром в кабинет хирурга.

Им оказался мускулистый мужчина средних лет, чем-то напомнивший мне Машиного отца. Мы поговорили о моих травмах, переломах и сотрясениях мозга. Потом он прислонил меня спиной к стене, попросив прижаться к ней как можно большим количеством точек тела. Я насчитал таких пять. Он попробовал подвинуть мне ноги так, чтобы пятки тоже коснулись стены. То же сделал с локтями и ладонями. Я в ответ заметил ему, что так стоять долго не смогу, поскольку спина сразу начинает протестовать. Проверив мой позвоночник, хирург сказал, что искривления нет, но мою сутулость ещё можно исправить, если выполнять каждый день такие упражнения. К своим заметкам в анкете он добавил «плоскостопие слабой степени». Кабинет окулиста, оказавшийся следующим на моём пути, имел мало отличий от других кабинетов окулистов, посещённых мною ранее. Я наизусть знал проверочную таблицу Сивцева, хотя слабым глазом различал лишь несколько букв из верхних строк. Этот военный окулист тоже откуда-то знал, что я её знаю. С хитроватой улыбкой он надел на меня проверочные очки с окклюдором перед правым глазом и… на другой таблице начал показывать разнокалиберные буквы Ш, развёрнутые ножками в разные стороны. Меняя линзы перед левым глазом, он выяснил, что острота зрения не дотягивает до 40%. Довольный своей хитростью, врач посмотрел через офтальмоскоп мне в глазное дно и написал в анкете самый, пожалуй, многословный диагноз, на фоне которого моя сутулость и плоскостопие слабой степени выглядели как-то лаконично. Вернувшись в кабинет капитана, я обменял заполненную разными почерками анкету на свою одежду и… серую картонную книжечку формата комсомольского билета – «Свидетельство Допризывника». Пролистав все четыре её страницы, я кроме своей фотографии, фамилии, имени и отчества, даты рождения, скреплённых круглой печатью обнаружил на третьей странице надпись: «Ограниченно годен к строевой службе», также скреплённую круглым штампом. Лишь много позже я осознал свой новый статус и присущую ему ответственность, а пока спускался по лестнице с единственным желанием не опоздать на встречу с Машей.

Лишь на улице я пришёл в себя и более или менее согрелся. Времени оставалось не так много, но я решил пройти несколько кварталов до вокзала пешком, чтобы закрепить результат. Трамвай здесь ходил редко. Мощёная булыжником улица имела ощутимый уклон, от чего то и дело хотелось перейти на бег. Одно– и двухэтажные домики, построенные для рабочих паровозоремонтного завода ещё в начале века, казалось, дышали годами военного коммунизма. Запах угля, которым они отапливались до сих пор, вязкой дымкой стелился в сыром воздухе, смешиваясь с «ароматами» нечистот, просто выливаемых жильцами в канаву между рельсами. Водораздаточную колонку на углу Рыбного спуска окружали несколько человек с вёдрами, навевая мысли о том, что в этих домиках до сих пор отсутствует не только центральное отопление и канализация… Помпезное здание Лендворца с портиками и колоннадой высилось перед площадью и проходной Лензавода (который теперь был электровозоремонтным). А весь этот район Ростова, который я только что преодолел пешком, именовался Ленгородком. Белокаменный вождь на площади перед колоннами, правой рукой указывал дорогу в светлое будущее, пролегавшую через пролом в заборе и лестницу на переходной мост, ведущий на вокзал. Туда я и направился, вдохнув полной грудью романтический аромат железной дороги. Минуты ушли на преодоление Привокзальной площади и лавирование в толпе, тянущейся к остановке трамваев. Вагоны просто стояли друг за другом, ожидая своей очереди подобрать порцию пассажиров, непрерывный поток которых через Главный вокзал генерировала Северо-Кавказская железная дорога.

В магазине «1000 мелочей», где мы с подругой договорились встретиться, как всегда было полно народу. Я любил и раньше заходить сюда во время своих странствий по городу. Приобретал здесь длинные алюминиевые профили, чтобы сделать полки или, скажем, стеклянную витрину для своих моделей автомобилей. Покупал органическое стекло, из которого клеил домик для хомяка. А когда увлекся чеканкой, покупал жестяные листы, на которых при помощи молотка и чеканов с наконечниками разнообразных форм ваял свои «шедевры». Правда, родственникам нравился только результат, а процесс они терпеть не могли из-за монотонного металлического перестука по вечерам. А когда «ПМ» дал задание на дом изготовить геометрические фигуры для кабинета математики, я приобрёл тяжёлую латунную болванку диаметром с батон варёной колбасы и две недели по вечерам напильником вытачивал из неё шестигранную призму. Когда я принёс таинственно поблескивавшую трёхкилограммовую геометрическую фигуру в класс, учитель, с усмешкой подбрасывая этот «артефакт» на широкой ладони, рассказал какой-то витиеватый анекдот про… целеустремлённых солдат. Разыгравшаяся фантазия рисовала яркие картинки изделий, которые я мог бы сделать из всего этого разнообразия заготовок.

Подругу я заметил в отделе «Сделай сам», где она рассматривала разные полуфабрикаты. Одетая в элегантное пальто, высокие сапожки, девушка привлекала не только мой восторженный взгляд. Я не рискнул подойти сзади и закрыть ладонями ей глаза со словами «Угадай, кто?» Так мог бы поступить только не знающий Машу и крайне неосмотрительный человек. Мне бы было жалко его, не ожидающего отработанной до автоматизма реакции подруги на захват сзади. Она обернулась ко мне, не подозревая, как тонизирует меня и настраивает на подвиги своей очаровательной улыбкой.

– Привет, Владик! Я только пришла, – откликнулась она, забавно отстранившись от поцелуя в щёчку, и кивнула на прилавки с разными металлическими предметами. – Не успела разобраться со всеми этими штуками.

– Отлично! Сейчас разберёмся. Какие планы?

– Всё сумбурно. Сегодня в три часа собираемся у меня дома. Юля, Анка, Илона…, – начала энергично перечислять Маша.

– А во сколько у тебя плавание? – успел вставить я.

– Его не будет. Елена Борисовна уехала до конца недели. Так что у нас достаточно времени, чтобы модифицировать Анюту.

– Отлично! – воскликнул я, внутренне собираясь, чтобы соответствовать Машиному темпераменту. – Ты уже решила, что здесь будем покупать?

Она оглянулась вокруг и потащила меня к подоконнику большого панорамного окна в нише между колоннами, где было чуть меньше народу.

– Смотри, Влад, что я набросала, – сказала девушка, выудив из сумки свернутый вдвое листок тетради со списком покупок. – Нам нужен гипс, килограмма три, я думаю. Марлю и бинты купим в аптеке. Здесь нужно взять лакоткань, эпоксидку и отвердитель, о которых ты вчера говорил. Ещё нужен какой-то легкоплавкий материал, вроде парафина. Но он должен быть твёрже, когда застынет. Также нужна наждачная бумага, крупный напильник…

– Насколько твёрже? – перебил я, ухватившись хоть за что-то из тщательно продуманного подругой списка, в чем бы я мог помочь советом.

– Ну, не знаю. Наверно, чтобы удержать форму, пока мы проклеиваем по ней оболочку протеза. – После продолжительной паузы ответила девушка, растерянно посмотрев на меня.

– Тогда, лучше подойдёт сургуч. Его чуть труднее расплавить, но он не потеряет форму, пока смола затвердеет. Эпоксидка может нагреться от действия отвердителя, а парафин «поплывёт», – объяснил я.

– Хорошо! Сургуч так сургуч! Пошли за покупками, – увлекла меня подруга обратно в толпу.

С солидным свёртком мы шагали по Газетному переулку, и я отвечал на вопросы, которыми Маша, казалось, хотела меня засыпать. Поймал себя на мысли, что задача, которую подруга взялась решать, для меня показалась более интересной, чем то, что мы с Оксаной сделали для Толика. В его случае технически всё было просто: заплатить сразу много денег, и специализированное предприятие выполнит свою работу, чтобы парень смог нормально двигаться и работать. Возможность их сравнительно легко достать появилась у новой одноклассницы случайно. Она, по-моему, сама даже не поняла истинной ценности той суммы, которую из-за казуса с ценообразованием на импортную технику в нашей стране, едва приоткрывшей «железный занавес», стало возможным получить при перепродаже простенького с виду устройства, которое без качественного цветного телевизора не имеет вообще никакого смысла. Толик, напротив, по-взрослому оценил «подарок» подруги детства, и теперь, насколько я понял из короткой беседы с ним, часть заработанных на заводе денег откладывал, чтобы вернуть ей.

План Маши увлёк меня тем, что его реализация зависела больше от знаний и труда, что предстоит вложить, чтобы помочь её подруге продолжить заниматься любимым видом спорта. Конечно, и стоимость этого проекта в разы меньше, чем протезы для Толика. Возможно, если обратиться в Протезный комбинат, то там смогли бы предложить какую-то готовую профессионально сделанную и надёжную конструкцию, чтобы Аня смогла пользоваться ею во время плавания. Но, интереснее было помочь Маше применить знания, почерпнутые из архивов Харьковского института и её хирургического атласа на английском языке, к созданию реальной вещи, действительно необходимой девушке.

Дома подруга почти насильно накормила меня борщом, потому что я слишком рьяно рвался уже начать мастерить. Потом мы переместились в просторный гараж в полуподвальном цоколе дома, где могла бы поместиться не только «Волга», и предполагалась наша импровизированная лаборатория.

Пока мы раскладывали на верстаке покупки, Джек, бесцеремонно проникавший между нами и интересовавшийся нашими намерениями, насторожился и тут же бросился к калитке, призывно оглядываясь на хозяйку. Коротко гавкнув, сел, всем своим видом показывая, что готов защищать её территорию от вторжения кого бы то ни было. Маша подошла к калитке и впустила во двор оживлённо спорящих подруг. Правда, по моим наблюдениям, из всей компании шумела одна Аня. Казалось, она была всюду, и её звонкий голос наполнил двор, как энергичная музыкальная заставка дополняет динамичные кадры фильма.

– Привет, девчонки! – крикнул я, выйдя из тени гаража.

– Владик, ты уже здесь! Привет! – обрадовалась Аня.

– Привет, Владислав! – сдержанно улыбнувшись, поздоровалась Юлия.

– Здравствуй… те! – сказала Илона, почему-то, смутившись.

Я стоял, ожидая, что Маша сама распорядится порядком наших дальнейших действий.

– Девчонки! По вам можно часы сверять! Пошли чай пить. – «Включила хозяйку» чуть растерявшаяся девушка.

– А, может сразу – к делу? – предложила Юлия.

– Можно чаю? Я замёрзла, – жалобно попросила Аня. – Успеете меня ещё помучить.

– Я тоже, пожалуй, за чай. – Вставила Илона.

– Принято большинством голосов, – резюмировала Маша и направилась к двери дома, жестом пригласив за собой девушек.

Джек мигом оказался впереди всех, видимо решив, что это именно его позвала хозяйка. Маша, привычно отфильтровав дверью людей от собак с грязными лапами, провела для них краткую экскурсию по дому. Девчонки, очевидно бывшие здесь впервые, громко делились впечатлениями. Горячий чай с вареньем и пирожками подогрел наш энтузиазм.

Собравшись в гараже, мы занялись, наконец, работой. Илона с Аней уединились за ширмой, куда я притащил тазик, в котором перед этим приготовил гипсовую кашицу. Маша не позволила мне следить за гипсованием руки, и мы с Юлей готовили электрическую плитку и миску, к которой я проволокой прикрепил деревянную ручку. В детстве, я в похожей посуде плавил на костре куски свинца, добытые из оболочки куска старого кабеля связи, который нашел в котловане одной стройки. Заливая тяжёлую дымящуюся, блестящую словно ртуть, жидкость в глиняные формы, я «производил» маленькие пушки и ядра для чайного клиппера3939
  Клиппер – самое быстроходное парусное судно для перевозки чая из колоний в Великобританию. Имел на борту несколько пушек для защиты от пиратов.


[Закрыть] «Катти-Сарк», склеенного по чертежам из журнала «Моделист-конструктор». Юлия сосредоточенно разрезала шпагат, стягивающий небольшой свёрток серой грубой бумаги, и из него выкладывала в нагревшуюся миску куски сургуча, ловко действуя одной левой рукой. От моей помощи отказалась, на мой взгляд, слишком резко, что впрочем, не помешало нам продолжить беседовать на другие темы. Я слушал её короткие истории из университетской жизни, невольно сравнивая со своими впечатлениями от посещений Инженерно-Строительного института. Тут же и делился ими в свою очередь с собеседницей.

Из-за ширмы, поёживаясь, выглянула Аня, прикрывая рукой гипсовую повязку.

– Уже почти всё. Меня скоро освободят! – заговорщицки прошептала она, скорчив забавную гримаску.

– О, подруга, тебе удалось невредимой выбраться из лап этих эскулапов? – ровным тоном поинтересовалась Юлия, не отрываясь от миски, уже источавшей особенный аромат почтового отделения.

Я мысленно отметил невольную тавтологию фразы будущей журналистки.

– Было несколько непривычно, но совсем не больно. Илона, как настоящая медсестра, всё делала уверенно… – Начала Аня, готовая во всех подробностях описывать всё, что с ней только что происходило.

– Я всё слышу. Дифирамбы не заказывала! – перебила литовская девушка с холодцой в голосе. – Не можешь болше молчат, говори о себе! Эт-то не интересно – про меня.

– А Маша – настоящая… ну, как говорят, «собаку съела» на этих протезах, – не растерявшись, сменила главного героя своего рассказа девушка, нервно поглаживая непривычный гипс. – Всё так подробно пояснила. Какие будут ощущения, чего не надо бояться. На что обратить внимание. Если бы мне в детстве такой врач попался, я давно бы смогла к протезу привыкнуть, и сейчас без проблем пользовалась им. А то, как надену эту пластмассовую руку…, – ну, вы видели, на дне рождения, – через час она, кажется, сто килограммов весит, под мышкой трёт… Выбросить её хочется!

– А ты раньше что, никогда не носила протез? – встрял я, прервав итальянский темп Аниного рассказа.

– Когда в школу пошла – родители заказали мне протез, думали – счастлива буду. А мне больно было его носить – видимо, не так что-то врачи подогнали с креплениями. Ремни натирали плечи, и рука за день распухала так, что еле снять получалось. Меня заставляли его надевать в школу. Говорили – привыкну. В классе дразнили всё равно. Не такая, как все, уродка, неполноценная и всё такое…. Домой приходила со слезами, срывала ремни, прятала эту «руку» под диван и только тогда чувствовала: какой это кайф – быть собой. Просила папу, умоляла маму разрешить ходить в школу без протеза. А они твёрдо говорили, что без него нельзя. Позже, мама рассказала, что в обычную школу меня приняли лишь при условии, что не будет всем заметно, что я – инвалид. Завуч и родители других детей на моих косо смотрели. Некоторые недовольно ворчали, что с их здоровыми чадами в одном классе ненормальная девочка сидит. Как будто я – психически больная, или заразить кого-то могу.

На минуту девушка смолкла. На лицо её, по-детски выразительное, набежала тень. Но она скоро взяла себя в руки, отогнав неприятные воспоминания. А подруги у меня были и тогда, и в новой школе, куда меня перевели после третьего класса….

Во дворе отрывисто гавкнул Джек, и Маша, выглянув из-за ширмы, прислушалась к электронному звуку колокола, раздавшемуся в доме.

– Пришёл кто-то, – с удивлением пробормотала она, глянув на часы. – Родителям ещё рано. Может, почтальон?

– Открывай скорее, Маш, – как ребёнок, запрыгав от нетерпения, взмолилась Аня.

На минуту в гараже повисла тишина. Все посмотрели на неё.

– Кому открывать? Мы ведь не ждём никого. – Переспросила Илона.

– Неужто, сдала нашу «малину» Ромке? – с иронией спросила Юлия, подозрительно глядя на подругу.

– Ну и что? Мы с ним всё равно сегодня встречаемся! – нетерпеливо ответила девушка, не в силах сдержать радость в голосе.

– Я открою, Маш? – вскочил я, бросившись к двери гаража.

…и почувствовал, что не могу её открыть. Я крутанул флажок «английского» замка, но всё равно было ощущение, что кто-то запер нас снаружи. Неуверенным голосом я сообщил о своих предположениях подруге.

«Джек, домой!» – громко крикнула она, обращаясь к двери.

Только теперь получилось её отворить, и я устремился к калитке, стараясь не замечать холодного пота от скорого осознания того, насколько погорячился взять на себя роль швейцара. Оказалось, пёс вопреки команде хозяйки не отправился домой, а шёл в двух шагах, пристально глядя мне в спину и не особо стараясь, чтобы я не заметил слежки. Здороваясь с Романом, я пытался не думать о глухо зарычавшем у меня за спиной сорокакилограммовом хищнике, а с вымученной улыбкой схватив парня за руку, увлёк за собой в гараж. Мелкую дрожь удалось унять лишь, когда захлопнул дверь изнутри. Рома, казалось, не осознавал, какой опасности едва избежал, и кинулся к Ане, тревожно оглядывая её руку. На глазах у парня девушка, словно матрёшку, сняла гипсовый кокон и, раскинув руки, испачканные белым, бросилась в его объятия.

Юля ловко подхватила изделие, чтобы не разбить едва застывшую форму. Пока молодые люди, совершенно не стесняясь нашего общества, целовались и обнимались, я помог ей установить гипсовую чашу на подставку из наспех согнутой проволоки и осторожно наполнил её доверху тягучей дымящейся массой из миски. Маша с Илоной, похожие на сотрудниц мельницы, подошли к верстаку, наблюдая, как застывает ароматная смола.

– Ну, ребят! Модель меня у вас уже есть. Если оригинал вам не очень нужен, может, я уже пойду? – неуверенно спросила Аня, выбравшись из объятий друга и ловко поправляя волосы правой рукой.

– Пожалуй, да. Мы тут ещё кое-что поколдуем, и в следующий раз – на примерку, без возражений! – сказала Морозова.

– Давай, подруга! Счастливо вам отдохнуть! – отозвалась Юля, приблизившись, чтобы обнять девушку.

– Пока, Ань! – коснувшись руки девушки, шепнула Илона.

Я осознал, что по умолчанию, почётная должность дворецкого в этом доме за мной уже закреплена. Джек лежал на ступенях дома, глазами, полными вселенской печали провожая гостей. У калитки я осторожно пожал руку Анне, и еле высвободил свою из Ромкиной широкой стальной ладони.

Работа наша продолжалась ещё часа два. Застывшая модель Аниной руки, извлечённая из гипсовой матрицы, была тщательно отшлифована и отполирована мелкой наждачной бумагой. Я осторожно вкрутил в торец твердеющей детали большой шуруп с крюком, типа тех, что вкручивают в стену, чтобы легко извлечь после затвердевания эпоксидной оболочки. Мы густо покрыли модель вазелином. Следующий слой резинового клея подсох, образовав тонкую латексную оболочку. Я в резиновых перчатках пропитывал эпоксидной смолой листы лакоткани и слой за слоем, плотно окутывал ими наше изделие, тщательно выравнивая складки на закруглениях. Маша в таких же перчатках старательно приглаживала неровности, где нужно добавляя смолу. Полученную в итоге гильзу округлой формы мы оставили сохнуть на 24 часа, указанные в инструкции на банке, не снимая с сургучной матрицы.

Под динамичную музыку из портативного «кассетника» «Sony», который Маша принесла из дома, мы быстро убрали в гараже последствия нашего кустарного производства. Хозяйка дома (не знаю, когда успела), преодолев слабые протесты гостей, накормила нас сырниками со сгущённым молоком и вареньем. Запивая угощение горячим чаем на травах, мы разбрелись по укромным уголкам гаража и испытывали почти наслаждение. Юлю с Илоной провожали на трамвай, когда на улице уже совсем стемнело.

– Хорошее дело мы сегодня начали, нужное. Правда, Маш? – тихо сказал я, глядя вслед удаляющемуся вагону.

– Наверное. Знаешь, я и сейчас не уверена, что оно действительно полезно. Странно, что Анка согласилась на нашу самоделку. Не знаю, получится ли то, что задумали. Как будет работать протез в воде?

– Больше уверенности! – подбодрил я. – Всё получится. Твои знания, помощь подруг, наш энтузиазм и желание помочь человеку – очень крутой коктейль получается. С этим можно довести идею до реального образца. Я читал в «Технике молодёжи», что Генри Форд много раз испытывал неудачи, пытаясь реализовать свои изобретения, и в итоге добился грандиозного успеха!

– А если наш протез не будет работать? Это же вода, не воздух. Плотность в разы выше. Вспомни, как тяжело грести рукой, когда плывёшь.

Я и сам нечётко представлял, какие нагрузки должно выдерживать изделие. Тем более, не имел представления о том, можно ли вообще их рассчитать. И из какого материала сделать плавник. Подумал вслух:

– Если взять уже известные вещи, скажем – ласты для пловцов, можно одну обрезать так, чтобы не цеплялась за тело при движении руки, а площадь лопасти не превышала площадь ладони. Тогда усилие, требуемое для гребка, не будет превышать усилие второй руки, и движения справа и слева будут более равномерными.

– Точно, Влад! Красивое решение! Мы вырежем плавники разных форм и сделаем крепления на гильзе съёмными. Ведь у Анки сейчас мышцы этой руки не тренированы. Она практически ею не пользуется. Ну, может, для жестикуляции только, – улыбнулась Маша и оживлённо продолжила: – Она сможет сначала с маленьким плавником тренироваться, а для зачётных заплывов наденет побόльше.

– Вот тогда рекорд ей обеспечен! – откликнулся я. – Сделаем из неё русалку. Нет, человека – амфибию.

– Если она захочет, – сказала Маша, открывая дверь в дом.

Внутри оказалось уютно и тепло, благодаря «умному» котлу, который автоматически поднимал температуру, когда на улице становилось холоднее. Мы быстро пришли в себя после промозглой сырости вечера, сняв верхнюю одежду.

Некоторое время ушло на удаление остатков гипсовой пыли и прочих веществ с себя и одежды. Сначала подруга плескалась в ванной комнате, пока я дополнительно согревался чаем. Потом я занялся самоочисткой, приведя в непотребный вид джинсы и свитер. Зато, горячий душ привёл меня в умиротворённое состояние. Девушка предложила мне переодеться в Мишкин спортивный костюм, пахнущий индийским стиральным порошком, а сама облачилась в яркие леггинсы цвета стали и свободную футболку. Стиль «техно» подчёркивали металлические детали протеза. Белоснежные теннисные туфли завершали её гардероб, подчёркивая спортивное настроение хозяйки. Я несколько дольше, чем позволяли приличия, не мог отвести от неё взгляд, за что получил очаровательную улыбку и шутливый жест указательным пальчиком, которым Маша хотела прикрыть мою нижнюю челюсть. Устроившись в кресле за столом в библиотеке, девушка взяла бумагу и карандаши, приготовившись делать наброски.

– Если мы используем ласту, нужно придумать надёжное крепление к гильзе. Помнишь, как она крепится на ноге? – Спросила она с плохо скрываемым нетерпением.

– Конечно. Как тапочек с задником. А, бывает – ремешком вокруг пятки.

– Они бывают разных размеров, значит нужно в «Динамо»4040
  «Динамо» – в описываемое время, крупнейший магазин спортивных товаров города Ростова-на-Дону.


[Закрыть] идти с нашей гильзой.

– Само собой.

– Но! У Ани на руке отсутствует локтевой сустав. Такое крепление не годится.

– Ну, да. – Озадаченно проговорил я, наблюдая за быстрыми штрихами на бумаге, где, словно в рисованном мультфильме возникают один за другим очень правдоподобные эскизы руки и протеза. – В воде соскользнёт с руки вместе с гильзой…

– Правильно мыслишь! Вместе с гильзой… – задумчиво проговорила девушка, будто вспоминая о чём-то.

На листке снова быстрые короткие штрихи превращались в набросок симпатичной девочки со спины, обернувшейся, чтобы взглянуть на художницу. Изящный протез-плавник теперь держался системой тонких ремешков, охватывающих грудь и правое плечо, и я ждал, что подруга сейчас пририсует кобуру для скрытого ношения пистолета под мышкой. Так эта картинка напомнила мне суперагентку из боевика.

– Здорово у тебя получается, Маш! – невольно восхитился я. – Ты столько всего умеешь! У меня никогда не получилось бы так точно изобразить человека.

– Это не сложно. Хочешь, научу? – спросила она, озорно взглянув на меня из-под пряди ещё влажных волос.

И, не дожидаясь ответа, начала рисовать набросок, состоящий из отдельных коротких палочек.

– Смотри. В рисунке главное – выдержать пропорции. Возьмём условно рост человека: 180 сантиметров за 100 процентов. Расстояние от макушки до кончиков пальцев опущенных рук составляет 62 процента роста. Оставшееся, считай, от середины бедра до пола – 38 процентов. От макушки до пупка – центра жизни, по учению китайцев, наоборот – 38 процентов роста, и 62 процента – от талии до земли. Рука делится локтевым суставом тоже не пополам: плечевая кость – 38% и 62% предплечье с ладонью. В свою очередь, длина предплечья составит – 62%, плюс ладонь – 38%. Высота головы тоже в пропорции: от макушки до линии бровей – 38 процентов и 62 процента от бровей до подбородка. Линия рта от подбородка находится на 62% от общего расстояния от подбородка до нижней линии носа. Ты заметил: коэффициент всех этих величин одинаков – 1,618. В Природе красивое тело взрослого здорового человека имеет пропорции, подчинённые Закону Золотого сечения. «Соотношение двух величин, равное отношению их суммы к большей из этих величин, и есть тот самый коэффициент». – Такая формулировка в учебнике.