Текст книги "Отличники от других… Вторая четверть"

Мы с ней продолжили обсуждать тему коллекционирования моделей автомобилей, уединившись на мягких диванах в полутёмном холле третьего этажа с видом на ночной Житомир. Тогда, любуясь огнями города с высоты полета ласточки, я снова почувствовал себя комфортно и свободно как, по моему мнению, и должен чувствовать себя взрослый (совершеннолетний) молодой человек в уютной обстановке, собеседницей которого вдруг оказалась симпатичная ему умная интересная девушка. Танита обладала помимо прочих, еще одним очень необычным качеством. Она могла настолько завладеть вниманием своего визави (а может, конкретно моим), что он (то есть, я) забывал обо всём окружающем мире, скоротечности времени, своих ощущениях, стараясь держаться с ней на одной волне, на острие темы, на взводе. (Что вовсе не означает – в нервном возбуждении, а скорее – как при просмотре остросюжетного увлекательного фильма, в котором так и хочется поучаствовать самому). Её чуть гортанный голос, насыщенный интонациями, подчёркивающими смысл итак очень грамотно построенных фраз, завораживал не меньше, чем содержание того, о чём она рассказывала. История была похожа на наполненную приключениями легенду, в то же время насыщенную подробностями, не позволяющими заподозрить рассказчицу в излишне разгулявшейся фантазии. Зато моя фантазия помогала погружаться в её реальность настолько, что я буквально ощущал себя участником событий, происходивших с ней в детстве, живо представляя обстановку, и окружение. Мы проболтали до полуночи и, если бы не Инга Стéфановна, вышедшая из своего номера на сон грядущий покурить на улице, могли бы разговаривать до утра.

Уединившись в своём номере, я какое-то время смотрел в окно на ночной Житомир, обдумывая услышанное. Ну, кто может остаться спокойным, прикоснувшись к тайнам африканской магии? Ведь даже фамилия Таниты, Нгомо – означает у народов западного побережья «чёрного континента» – колдунья. Чувствуя полмиллиона мурашек на коже, я забрался под одеяло, надеясь, что Машина книжка мне поможет успокоиться.

* * *

Утром, как обычно для этого города, я проснулась под истошные крики «Малако! Кепири! Аражани! Мацони!» Эта разносчица молочной продукции была досадно пунктуальна и явно занималась оперным пением в молодости. Через пять минут после того, как на улице наступила тишина, из угла комнаты послышался громкий бой потемневших от времени курантов, гулкое тиканье которых на весь дом и так не давало мне нормально уснуть первые дни. Исправно ударив по ушам семь раз, часы успокоились, но спать уже не хотелось. На улице, несмотря на близость к центру города, петухи соревновались между собой в громкости и витиеватости своих рулад. Я тихонько встала, на цыпочках подошла к древнему клавесину на резных деревянных ножках, стоявшему рядом с кроватью, на которой Мишка пытался наслаждаться остатками сна, и сыграла на безбожно расстроенном инструменте что-то очень бравурное, навеянное хором петухов. Правда, пришлось на середине аккорда быстро выбежать во двор, чтобы брат не попал в меня обувью, которую наугад запустил, ориентируясь на звук моих шагов.

Батоно Георгий, плескавшийся в ледяной воде, добытой ведром из настоящего колодца с воротком, улыбнулся, завидев меня.

– Дила мшви́добиса, гогона Машико!

– Доброе утро, дядя Георгий! – ответила я, догадавшись, что ничего другого люди по утрам при встрече друг другу обычно не говорят.

Побродив по двору, заросшему всевозможными фруктовыми деревьями, я нашла среди огромных листьев одного из них похожий на маленькую зелёную грушу плод инжира. На вкус и цвет он напоминал незрелую жердёлу. Ну, не глотать же всякую терпкую гадость, пусть и с таким заморским названием. Когда Георгий скрылся в доме, я спустила в узкое окошко крышки колодца ведро на веревке, и начала осторожно вертеть вороток, разматывая снасть. Далёкий гулкий всплеск оповестил о том, что ведро, наконец, достигло воды. Подергав за разлохмаченную веревку, как рыбаки подсекают рыбу, я начала крутить потяжелевший вороток в обратную сторону. Вскоре ведро высунулось из окошка, и мне пришлось перехватить его одной рукой, бросив начавший было снова раскручиваться вороток. Полведра чистейшей холодной сладковатой воды стали моей добычей. Бодрящая влага пригодилась и попить, и умыться, и даже побрызгать на Мишку, сонно прислонившегося к косяку двери.

«Городок Гори – Сталинис самшобло, в котором мы сегодня побываем, находится накхевари гза Мцхета – древней столице Грузинского царства», – вещал нам за завтраком батоно. Папа пояснил, выслушав полугрузинскую речь товарища, что по дороге в древнюю столицу мы сможем посетить родину И. С. Сталина и единственный оставшийся в Советском Союзе музей истории его жизни. Я бы с большим удовольствием полазила по горам или искупалась в горном озере, но брат с мамой с энтузиазмом восприняли новость. Из их разговоров я поняла, что только в этом городке можно увидеть ещё и последний сохранившийся в Союзе памятник вождю всех времён и народов. Все остальные его памятники в ходе борьбы с культом личности в конце пятидесятых годов были взорваны, разрушены или переплавлены в другие полезные металлические вещи. Загрузив в «Волгу» объёмистую двуручную продуктовую корзину (я до этой поездки не представляла, что бывают корзины диаметром метр), мы расположились в оставшемся свободным пространстве салона и осторожно двинулись по булыжной улице по направлению к выезду из города. Пока мы с Мишкой наперегонки уплетали чурчхелу (непростая задача, особенно когда для каждого это была уже пятая чурчхела подряд), дядя батоно Георгий рассказывал разные истории. Мы давно уже проехали длинное, по архитектуре напоминающее неудачную копию Смольного дворца в Ленинграде, трёхэтажное здание бывшей духовной семинарии по улице Пушкинской. Но рассказ о проделках отличника четвёртого класса церковно-приходской школы городка Гори Сосо Джугашвили, приехавшего поступать в эту самую семинарию, и радикально преобразившегося в её стенах сначала в боевика-экстремиста Кобу Джугашвили, а потом и в вождя всех времён и народов товарища Сталина, и не думал завершаться. Километров через десять после выезда из Тбилиси, повествование батоно переросло в жаркий спор с папой, имевшим неосторожность вставить свой комментарий в оценку «культа личности». Мы с братом и мамой быстро перестали понимать поток грузинских терминов, которыми Георгий, как я считаю, нечестно пересыпал свои аргументы, только подстёгивая эмоциональность дискуссии. Папа, не имея практики в грузинском языке, мужественно пытался отстоять на русском свою позицию простыми логическими выводами, чем ещё больше распалял нашего экскурсовода. В конце концов, он резко остановил машину у придорожного кафе, в сердцах хлопнул дверцей и буквально вытащил своего однокурсника наружу. Они долго кричали друг на друга, энергично меряя шагами маленькую автостоянку, в то время как мама потащила нас с Мишкой в закусочную, пообещав купить мороженое. Но я думаю, больше для того, чтобы мы не слышали всё чаще прорывавшиеся из уст папы «непарламентские выражения», которые он никогда не употреблял дома при нас. Пока мы уплетали эскимо, запивая «тархуном», маленькое кафе заполнилось дядей батоно Георгием, сразу скрывшимся на кухне, откуда слышалась его грузинская речь. Папа подсел к нашему столику и с тревогой наблюдал за официантами. Те начали появляться из двери кухни с подносами, заставленными блюдами с фруктами, салатами и кувшинами с вином. Из колонок под крышей полились звуки грузинских песен, под которые вышел, наконец, сияющий Георгий и произнёс длинную речь, из которой я поняла, что между ним и папой, а так же между нашими семьями и вообще между русским и грузинским народом теперь воцарился мир. Изобилие явств, в непомерном количестве появившихся на столе, оказалось очень кстати для нас с Мишкой, избавив от необходимости жевать надоевшую чурчхелу.

– Друзья! Нам ехать ещё долго. Советую подкрепиться. – Подбодрил нас Георгий.

Мы набросились на еду, не дожидаясь, пока начнутся долгие замысловатые грузинские тосты, без которых не обходится ни один приём пищи в этой стране. К моему удивлению, за столом взрослые хранили тишину, которая продолжалась и в машине всю дорогу до самой Гори. Папа, правда, пытался что-то нам показывать, но кроме фраз: «дети, посмотрите на ту красивую скалу!», или «гляньте, какое живописное ущелье внизу справа!», более детального описания достопримечательностей мы не получали и по привычке накапливали вопросы. Но батоно Георгий хранил многозначительное молчание. И мама, чтобы как-то удовлетворить наше с Мишкой любопытство, решила сама взять на себя роль экскурсовода. Она стала рассказывать о Мцхете – древней столице грузинского царства, которую мы проехали сразу, едва покинули кафе с неожиданным угощением. Я видела, как папин друг ёрзал на сиденье от желания нам поведать историю об этом месте, но пересилив себя, не проронил ни звука, даже когда мы, высунувшись наполовину из окон машины, во все глаза разглядывали развалины крепости Бебрисцихе на вершине горы или таращились на удивительный вид, открывшийся вдруг слева. Ну кто сможет отвести восторженный взгляд от залитой солнцем напоминающей перевёрнутую букву «Y» долины среди гор, где река Арагви встречается с изогнувшейся, словно змея, Курой и разбавляет её мутные воды чистейшей бирюзовой водой с гор Кавказа! Недалеко от крепости через реку в её узком месте виднелся неширокий каменный мост, похожий издали на арку. Мама рассказала, что его построили римляне во время своего военного похода в Закавказье в 62 году нашей эры. И с тех пор девятнадцать столетий этот мост связывает берега бурной реки, являясь частью Военно-Грузинской дороги. По ней в Тбилиси путешествовали А.С.Пушкин и граф Л. Н. Толстой. Отёсанные камни, добытые римскими легионерами из близлежащих скал, тогда вообще редко использовались для строительства мостов и были плотно подогнаны друг к другу и скреплены свинцом для прочности. Мишка что-то сумничал насчёт вредного воздействия этого металла на здоровье человека, на что мама поведала, что в те времена этот легкоплавкий металл широко использовался строителями для заливки щелей между камнями в стенах, поскольку цементный раствор ещё не изобрели.

В Гори мы въехали, когда солнце уже стояло в зените. По какой-то странной случайности, асфальтированное покрытие кончилось как раз при въезде в населённый пункт, и мы поехали по улице, задыхаясь от жары и поднятой нашими же колёсами пыли. Изредка в этой пыли встречались куры и огромные индюки с замысловатыми выростами под клювами. Местные жители куда-то попрятались, забрав с собой коров, коз и прочую сельскохозяйственную живность, от чего городок казался пустым. Дядя батоно Георгий, наконец, перестал дуться и, как ни в чём не бывало, продолжил увлекательный рассказ о детстве товарища Сталина, то и дело, показывая нам какие-то ни чем не примечательные дома, мимо которых мы ехали. Он называл должности и даже фамилии людей, живших в них в конце девятнадцатого века, и так или иначе повлиявших на жизнь маленького Иосифа. Мне даже показалось, что батоно намеренно показывал папе, на каких перекрёстках куда поворачивать, чтобы, поблуждав по городку, увидеть как можно больше домов таких замечательных людей. В конце одной из улиц мы остановились на светофоре – первом светофоре, встретившемся с тех пор, как покинули Тбилиси. Повернув направо, вскоре выехали на широкую площадь перед монументальным зданием с колоннами из белоснежного камня. Оно утопало в зелени деревьев заботливо ухоженного парка. На небольшой автостоянке среди множества легковых машин и экскурсионных автобусов еле нашлось место для нашего автомобиля. Папа аккуратно припарковал «Волгу» в скудной тени узкого как шпиль башни кипариса, и мы с наслаждением покинули жаркий салон, разминая затёкшие ноги. Батоно Георгий тут же устремился по ступеням к колоннам перед входом в здание, оказавшееся государственным мемориальным музеем И.С.Сталина. Мы последовали за ним в приятную прохладу зала, в котором располагались несколько огромных картин, написанных маслом и внушительная очередь в кассы. На одной из картин были изображены товарищ С. Киров в длинном кожаном плаще, оживлённо беседующий с Вождём народов в окружении ликующих ленинградцев с кумачовыми транспарантами в руках и ещё нескольких узнаваемых членов тогдашнего Политбюро. На другой – товарищ Сталин со своей трубкой в одной руке и радующейся белокурой девочкой-октябрёнком в другой, идут по Красной площади в окружении трудящихся москвичей. Пока родители стояли за билетами в оказавшийся в этот жаркий день таким популярным прохладный музей, брат потащил меня к автоматам с газированной водой. Осушив по стаканчику газировки с сиропом, мы принялись исследовать схему музейного комплекса, представлявшего собой длинное похожее на вокзал, здание с несколькими просторными, судя по фотографиям, залами. Рядом – парк и ещё один павильон поменьше, внутри которого находится тот самый домик, где жила семья Джугашвили, родился и провёл свои первые годы их сын Иосиф. В глубине парка имелся ещё один экспонат – стоящий на рельсах бронированный железнодорожный вагон, в котором Сталин ездил в Ялту и в Тегеран на конференции с союзниками СССР во время войны, а также на свои многочисленные дачи отдыхать уже в мирное время. Не сговариваясь, мы на приличной скорости направились прямо к этому вагону, мечтая опередить соперника, первым вскарабкавшись на площадку перед дверью в тамбур по кованной железной лестнице, под которой стояла сбитая из досок деревянная двухступенчатая подставка. Я обратила внимание брата на необычно толстые стекла двери и окон вагона. А он остановился внизу, читая мне вслух описание экспоната с таблички, укрепленной на чугунной ножке перед входом. Там что-то было про завод, на котором изготовили этот вагон с бронированными стенками и стеклами. Дверь была заперта, но несколько фотографий большого купе – рабочего кабинета Вождя я успела рассмотреть. Стол большой, с толстыми резными ножками, покрыт зелёным сукном. Стул тоже очень простой. На столе – замысловатой формы чернильница, настольная лампа с зелёным абажуром. Несколько стульев с прямыми деревянными спинками для посетителей. Занавеска на одной из стенок купе, должно быть, скрывает карту. И всё! Обычный полевой штаб. Я подумала, что для человека, работающего на посту главы государства можно было бы и добавить предметов роскоши и знаков власти: не скипетр и державу, конечно, но хотя бы кресла помягче и люстру позамысловатее, стеллаж с книгами какими-нибудь, картины известных художников, в конце концов. Сказала Мишке. «Для туристов роскошь, чтоб запомнить было что?» – ответил вопросом брат. А потом ржать начал. – «Сталину не нужно было выделяться какой-то особенной роскошью. Во-первых, у него ВСЁ было. А чего не было – доставали для него и чем быстрее, тем безопаснее для их здоровья. Во-вторых, его и так все уважали или боялись. Но в любом случае, хорошо знали его характер и безграничные возможности МГБ.

Путешествие. Тайная встреча

Видавшая виды каменная лестница, ведущая к стеклянным дверям в длинный четырёхэтажный корпус института протезирования, расположившегося в глубине парка, буквально заваленного стручками акации, внезапно оказалась для меня барьером. В уме я в сотый раз репетировал как, пробившись через строгих санитарок, найду свою девушку в одной из больничных палат, вручу цветы, обниму и какие слова скажу ей при встрече. И вот сейчас, в двух шагах от желанной цели меня вдруг охватила необъяснимая робость как тогда, когда в первый раз после лагеря собирался в гости к Маше.

Ещё час назад я не мог дождаться, пока поезд невозможно медленно втянется на перрон города Харькова. Мигом, пробежав через просторное, напоминающее мечеть с куполами и двумя башнями-минаретами здание вокзала, я спустился по длинному эскалатору в метро и, разобравшись в довольно простой схеме линий, вошел в голубой вагон подкатившего поезда. Вчера с большим трудом удалось уговорить Семёна сопроводить мой чемодан, а Ингу Стéфановну – разрешить мне покинуть состав нашей экскурсионной группы и отбыть из Киева сразу после посещения Киево-Печёрской лавры. Я без сожаления отказался от обзорной экскурсии по столице и обеда в ресторане с видом на Днепр, вечерней прогулки по магазинам Крещатика и ночёвки в гостинице «Пiвденна», чтобы успеть на Московский вокзал к двухчасовому поезду. Таким образом, я выиграл для нашей встречи с Машей целые сутки, потому что лишь завтра к восьми часам вечера должен был воссоединиться с группой, чтобы успеть на поезд Харьков – Ростов.

Отбросив сомнения, я зашёл в вестибюль, меньше всего напоминавший больницу. Сотрудницы в идеально выглаженной белоснежной форме младшего медперсонала (язык не поворачивался назвать их санитарками) деловито сновали с папками, какими-то алюминиевыми чемоданчиками и тележками, напоминавшими сервировочные столики, по освещённому лампами дневного света коридору с множеством дверей. У столика с табличкой «Information desk», обрамлённого парой больших пальм в кадках, сидела ещё одна белоснежно-выглаженная сотрудница и что-то печатала на клавиатуре, подсоединённой проводом к серому коробу монитора компьютера. «Именно так должен выглядеть институт, где я хотел бы работать», – подумал я, слушая её чёткие исчерпывающие ответы на свои вопросы.

Маша, одетая в джинсовый комбинезон, сидела в кресле-каталке в своём номере за столом, заваленным книгами и брошюрами, и что-то писала в тетради. Оглянувшись на звук открываемой двери, она на мгновение застыла от удивления. Её зелёные глаза за стеклами очков в тонкой золотой оправе тут же заискрились радостью.

– Владька? Ты?! Как ты меня нашёл?

Я подбежал к любимой, забыв все заготовленные вступительные фразы, обнял её, целуя, гладил шелковистые волосы, взял за руки, не веря, что снова могу это сделать. Стал на колени, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– Машенька моя! Мы снова вместе. Я так долго ехал к тебе! Через столько городов и приключений!

– Встань. Ну что ты? – смутилась она, приподнимаясь с кресла. – Я так рада тебя снова увидеть!

Я взял девушку на руки и перенёс на диван, посадив себе на колени. Обнял так крепко, что ей стало трудно дышать.

– Влад, задушишь, и я так и не послушаю рассказ о твоих приключениях, – рассмеялась она, сильно оттолкнув мои руки.

– Прости, я очень соскучился и не могу удержаться, девочка моя! Ты такая…!

– Какая? – хитро прищурившись, спросила она, тщетно пытаясь скрыть радость.

– Свежая, привлекательная, весёлая, обаятельная, – стал перечислять я, растерянно думая, что ни одно из определений не подходит для точного описания того, что именно сейчас тянет меня в ней.

– А ещё какая, – нетерпеливо поёрзав у меня на руках, поинтересовалась она.

– Ну-у…, энергичная, красивая, ласковая, – добавил я, когда она обняла меня за шею, целуя мягкими чувственными губами.

– Ещё скажи, – прошептала она запальчиво.

– Сексуальная, – наконец нашёл я точное слово, когда смог оторваться от долгого поцелуя, почувствовав прилив неудержимой энергии внизу живота и крови к щекам.

– Верный ответ, – кивнула она, поднявшись во весь рост и уперев кулачки в бока, а забинтованную культю поставив на диван между моих ног. Ироничная улыбка играла на её губах. – А ты подготовился к свиданию с девушкой?

Я достал из кармана и демонстративно распечатал пачку «Контекса», которую носил с собой на всякий случай после разговора на нашем первом свидании. Глазами вопросительно показал на дверь ванной комнаты и, получив в ответ такой же красноречивый жест зелёных глаз, вскочил, скрывшись за дверью. Она застала меня врасплох, достав из большого пушистого полотенца, в которое я завернулся, едва вылез из ванны. Прикосновение её тонких пальцев я вдруг почувствовал в самых неожиданных местах своего тела. Развернулся, окунувшись в аромат её волос, и увидел любимые глаза близко-близко. Затем, начал расстегивать длинную молнию её комбинезона, одновременно освобождая от него плечи, руки, грудь девушки. То обстоятельство, что кроме этого предмета одежды на ней не было ничего, позволило мне сразу начать увлекательное путешествие по её телу, опускаясь всё ниже по мере продвижения застёжки. Поглощённый этим занятием, я не сразу заметил, как её ловкие руки лишили меня полотенца, и только почувствовав ласковые прикосновения нежных пальцев к плечам, понял, что собственно уже ничего не мешает нам ощущать друг друга. Она повела меня в комнату, усадила на диван и села лицом к лицу, голыми коленями опершись на подушку, обвила голову руками, прижав лицом к своей груди. С этого момента, опьянённый ароматом её кожи, я перестал ощущать время. Только вспышки образов и фонтан ощущений от её ласковых прикосновений и моих «находок» в ничем не ограниченном путешествии по её телу. Я чувствовал, что Маше нравится, и это меня заводило всё больше. Повинуясь приливу неудержимой энергии, я легко поднялся во весь рост, почувствовав, как крепко она обхватила сильными ногами мою талию. Энергия переливалась волнами от меня в неё, и обратно по какому-то непостижимому закону её сохранения. Я легко удерживал партнёршу, качая на ладонях, в ритме лишь нам двоим слышной музыки. Растворясь друг в друге, мы улетали, ощущая её каждой клеточкой организмов, и под заключительные аккорды, и долго ещё после лежали в жарких объятиях, прислушиваясь к стуку наших сердец и желаний. Шепча что-то ей на ушко, я слушал ласковый шёпот в ответ и вдыхал волшебный аромат её волос. Рефреном стучалась в моих висках мысль о том, что эту девушку я не отдам никому и не променяю ни на какие соблазны в жизни.

Наверное, судьба была благосклонной к нам. А может, правила внутреннего распорядка Харьковского НИИ Протезирования и протезостроения в корне отличались от строгих гостиничных Правил, ревностно заботящихся не столько о противопожарной безопасности, сколько о нравственности гостей. На всякий случай, Маша предупредила меня, что на вопросы о моём пребывании здесь, я должен отвечать, что брат, и приехал помочь сестре на время реабилитации.

Когда мы сидели за столом, уплетая апельсины и печенье с чаем, она продемонстрировала мне тренажёр для обучения ходьбе с новым протезом. Я сначала ужаснулся, увидев, насколько изделие, созданное отечественными инженерами не похоже на прежний аккуратный протез подруги, но виду не подал, гадая, как не обидеть её неудачной репликой или мимикой. Маша, как назло, не отрываясь, наблюдала за моей реакцией, пока я пытался понять, что это такое. Короткая толстая, круглая палка с резиновым подпятником, как у костыля, на которой закреплена хитросплетённая из стальных полос корзина – стакан с резиновым надувным мешком внутри, в который вставляется и плотно удерживается давлением воздуха травмированная часть ноги. Две стальные пластины потолще с обеих сторон колена снабжены шарнирами, на которых качается металлическая скоба с высоким полукруглым ложем, обитым мягкой кожей. Нога от бедра до колена плотно прилегает к ложу и закрепляется в нём, словно крышкой, широкой пластмассовой накладкой на петлях, замыкающейся двумя замками. Конструкция, инсталлированная на стройную ногу девушки, после наполнения пневматического стакана воздухом, выглядела несколько неуклюже. Видимо, мои эмоции подруга всё-таки заметила, и весело рассмеялась.

– Что, выглядит ужасно, да? Не бойся, Владик, это всего лишь тренажёр. Я должна привыкнуть на нём ходить. Дело в том, что отличием нового протеза является то, что стабильность шага обеспечивается не положением культи в жёсткой гильзе, как было в старом, а фиксацией бедренной части ноги специальными креплениями и стальными шарнирами, разгружающими коленный сустав, исключая нагрузку на травмированную голень. Пойдем, пройдёмся сейчас по парку, и я покажу, чему уже научилась.

– Хорошо. Пошли, погуляем перед сном.

Проверив, надёжно ли закреплены замки, Маша осторожно встала на ноги. Сделав неуверенный шаг, покачнулась и взмахнула руками, словно ища опору. Я подскочил, удерживая девушку за талию, и подал ей костыли. Она взяла один в правую руку и сделала несколько осторожных шагов по комнате, опираясь о пол одновременно костылём и протезом.

– Знаешь, совсем не похоже на ходьбу в обычном смысле. Чтобы сделать шаг, нужно менять положение бедра. Но ниже колена нога – словно в упругой невесомости! И никакой боли. Даже снимать не хочется.

Мы вышли из номера, когда за окном уже совсем стемнело.

– Маш, а почему сейчас нужно переучиваться ходить на таком сложном протезе? У тебя что-то с ногой не так? – задал я мучавший меня вопрос, когда мы шли под непривычные звуки методичного скрипа и гулких ударов протеза по полу длинного коридора гостиничного крыла к лифту.

– Кость в ноге будет расти ещё несколько лет, – ответила Маша каким-то отстранённым голосом. – Мне ещё профессор Дезамель объяснял, что ближе к моему совершеннолетию может потребоваться операция по укорочению части кости, отвечающей за её рост. Иначе, она просто разорвёт кожу зарубцевавшейся раны культи. Тогда я очень испугалась, что снова потребуется длительный период реабилитации. Да и сейчас боюсь, честно говоря. Для меня это всё равно, что снова вернуться в тот страшный февраль. А, новый протез сделан так, что голень просто «висит» в мягком чехле, не испытывая ударов от шагов. А все нагрузки передаются через шарниры на здоровую бедренную часть ноги. Так что, я смогу даже бегать, не испытывая прежнего дискомфорта и рисков травмировать ногу. И даже после новой операции, смогу быстрее начать снова ходить, потому что на рану в таком протезе не будет никакой нагрузки. Молодцы всё-таки здешние инженеры! Я с нетерпением жду примерки завтра.

– Классно, Маш! Я ни минуты не сомневался, что у тебя всё получится. Помнишь, по телефону тебе говорил?

– Да, спасибо тебе, Владька! Ты меня от хандры спас и уверенность укрепил, когда я чуть ли не в отчаянии была. Всё! Планы рухнули, накрылись все мои тренировки и нормальная жизнь, и снова костыли и это инвалидное кресло-каталка.

Мы вышли в тишину парка, окружающего комплекс зданий института. Желтоватый свет уличных фонарей обозначал местонахождение асфальтированных дорожек, в темноте ночи едва различимых под слоем листьев и хрустящих стручков акации. Мы медленно шли, шурша ими, и я рассказывал Маше о местах, в которых побывал за последние несколько дней. Девушка, ловко помогая себе костылём, сначала осторожно делала шаги, словно привыкая к непривычной механике. Вскоре, движения её стали увереннее, и в какой-то момент она отдала мне свой костыль. Гуляя, мы встречали других пациентов, кого на костылях, а кого и в инвалидных креслах. Некоторые просто сидели на лавочках, наслаждаясь теплом последних осенних дней. На окраине парка у чугунного забора, за которым по улице Клочковской изредка проносились машины, мы встретили нескольких школьников, обступивших бледную худенькую их ровесницу, сидевшую в инвалидном кресле. Они шумно наперебой что-то ей рассказывали, сопровождая свои истории взрывами хохота. Девушка робко улыбалась и что-то в ответ щебетала, оборачиваясь к своим друзьям и жестикулируя. Неудачным движением она скинула плед, прикрывавший колени, открыв на мгновение ноги, не достававшие до подножек кресла. Обе ступни у неё отсутствовали. Один их парней с чубом, как у донского казака Мелехова из кинофильма «Тихий Дон», тут же поднял клетчатое одеяло и заботливо укутал ноги девушки, что-то сказав, наклоняясь к самому её уху. Та грустно улыбнулась, смутившись. Мы с Машей прошли мимо по дорожке, вызвав паузу в их беседе. Обернувшись, я перехватил сочувственные взгляды некоторых подростков, провожавшие мою спутницу.

– Это Даша, – заметила Мария. – Мы занимаемся вместе в тренажёрном зале. Она из Харькова. Молодцы её друзья, приезжают к ней каждый день.

– Я заметил, ребята дружные, любят и уважают свою одноклассницу.

– Да, ты прав. Есть за что. Девушка сильная и стойкая. Её история – ужасная случайность, чем-то напоминает мою. Представляешь, зимой с ней произошло несчастье. Шла ночью домой по своей улице и провалилась в открытый люк, в котором прорвало трубу теплотрассы. Ограждения ремонтники не выставили, на улице темнота, фонари разбиты. Никого вокруг. Успела схватиться за края люка, повисла, а ноги в кипятке. Видимо, от боли и шока на адреналине кое-как подтянулась и выбралась на дорогу. Ночь, минус двадцать. Выползла на проезжую часть и потеряла сознание. Сколько пролежала – не помнит. Потом рассказывали ей: таксист ехал в парк, подобрал, привёз в больницу. Дежурный врач понял, что ожоги далеко не поверхностные, и чтобы отмирание тканей не пошло выше, той же ночью ампутировал ей обе ступни. Хорошо, сердце выдержало у девчонки. Так, на Новый год Дашка и стала инвалидом. Потом, уже в областной больнице консилиум врачей подтвердил, что решение того врача оказалось единственно верным и спасло ей жизнь. С тех пор она в инвалидном кресле.

– Ужас! – вслух содрогнулся я, представив состояние школьницы после таких испытаний. – Как же она пережила это?

– Тяжело. Хоть и говорят, что психика подростков легче выдерживает такие потрясения, я думаю, это чудо, что она сохранила рассудок. Помню себя в её ситуации. Впрочем, ты читал.

– Да, я помню, Маш, что ты жила, боролась и себя не жалела, чтобы выздороветь ради родных.

– У неё тоже стимул появился. Сын того самого дежурного врача, Артём, Дашин ровесник, приходил к отцу на работу, помогал ухаживать за больными и увлёкся ею. В той компании, что мы встретили – вихрастый такой. Ни на шаг от неё не отходит. Перевёлся в её школу. Каждый день через весь город утром и вечером ездит, чтобы девушку на занятия и из школы домой провожать. Помогает ей из класса в класс перемещаться. Ведь, в наших-то школах лестниц полно, и любая для неё – непреодолимое препятствие. Гуляет с ней, домашние задания помогает делать.

– Вот это, действительно, дружба! – невольно воскликнул я, оценив преданность парня.

– Что, Влад, ты сам разве не смог бы так? – как обычно, неожиданно остановившись, спросила Маша.

– Смог бы, – ответил я уверенно. – Для тебя, Машенька…!

– Да, я знаю. Броситься на защиту девушки в драке сможешь. Но это импульс, адреналин. А, у них – другое. Осмысленно, целенаправленно пожертвовать своими интересами, временем, комфортом ради партнёра, посвятить любимому человеку свою жизнь бескорыстно, не ожидая, что тот сможет что-то тебе дать взамен. Об этом мой вопрос.