Текст книги "Отличники от других… Вторая четверть"

Я задумался. В наступившей паузе вдруг отчётливо послышалось тиканье моих наручных часов. Сколько раз я пытался сам себе честно (какой смысл врать самому себе?) ответить на вопрос, который только что прозвучал из уст подруги? Наверное, со дня нашей первой встречи. И с каждым днём, узнавая Машу, отбрасывал одно за другим сомнения, связывающие меня с прежним детским и беззаботным привычным образом жизни. Вернее, я замещал в своём сознании старые заезженные убеждения свежими, увлекающими актуальностью и новизной, словно перезаписывал магнитофонную кассету. И, как на старой магнитофонной ленте, если включить её, к примеру, на Hi-Fi аппаратуре, сквозь захватывающее звучание новой музыки, слышатся отзвуки старой, но привычно узнаваемой, так и в моей голове отголоски сомнений вперемежку с новыми «взрослыми» мыслями, мешают расставить точки над «i». Мне вдруг захотелось поделиться с девушкой, рассказать всё это, и я увлёк её присесть на скамейку. Стараясь говорить спокойно, не давая эмоциям выйти наружу, я рассказал Маше об этих своих «кассетах» в голове, своих переживаниях и сомнениях по поводу встреч и знакомства с другими девушками в её отсутствие. Собеседница слушала, внимательно вглядываясь в темноте в моё лицо. Я заставлял себя смотреть ей в глаза, честно описывая свои чувства, хоть подчас очень хотелось отвернуться, спрятаться от стыда за мысли и поступки, которые, как мне казалось, разрушают нашу дружбу с ней. Когда она искренне рассмеялась, услышав про нашу с Оксаной дегустацию виски, напряжение моё немного спало. Но всё равно, я со страхом ждал её слов, словно вердикта, осуждающего моё поведение и мою неверность. Однако, девушка просто заговорила, как только я закончил свой рассказ.

– Знаешь, Влад, в чём я стопроцентно готова поддержать твою знакомую?

Я тщетно искал признаки сарказма, презрения в интонациях её голоса.

– Нет. В чём?

– Она права, утверждая, что ты сам учишься рулить своей жизнью. Естественно, совершаешь ошибки, потому что ни один человек, даже семи пядей во лбу, не знает заранее, как правильно поступать в тех или иных ситуациях. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Из твоего рассказа некоторые вещи не могу принять, но уважаю твои решения. Потому что ты имеешь право поступать так, как считаешь нужным. Мы с тобой, решив дружить, уважая друг друга, договорились лишь об одном – предупредить партнёра заранее, если по каким-то причинам не сможем или не пожелаем больше этого делать. Никакими иными обещаниями мы себя не связывали. И то, что ты мне честно рассказал о себе, своих мыслях и переживаниях, я считаю порядочным. Так и должен поступать мужчина. Моё уважение к тебе только укрепилось.

Я молчал, не зная как реагировать на только что полученную от любимой девушки в ответ на мою исповедь индульгенцию. Почему то захотелось быстрее завершить эту тему. Но, собеседница стала живо интересоваться подробностями:

– Скажи, Влад, а мог бы ты описать мне Оксану, что именно тебя привлекло в ней? Может, черты лица, мимика, жесты, или фигура, манера одеваться? А, может быть, у вас появились общие темы для разговора или интересы? Она тебе о чём-то увлекательном рассказывает?

– Не знаю… Лицо, как лицо. Просто симпатичное. Обычная стрижка, мне, кстати, не нравится. Фигура спортивная. Она гимнастикой занимается. Но ты, Маш, гораздо стройнее, и в твоих движениях больше изящества, как мне кажется.

– Не отвлекайся, Влад. Продолжай, – нетерпеливо сказала подруга. – Для понимания важны любые мелочи. Значит, ты говоришь, что движения её резкие, решительные? Как у спортсменок на соревнованиях?

– Ну, да, пожалуй.

– А я? Ты замечал, что я порой могу быстро и решительно двигаться.

– Конечно, Маш, ты часто так двигаешься, но у тебя это получается более изящно, женственно, что ли?

– А ноги? Её ноги стройные или мускулистые как у бегунов или лыжниц?

– Мускулистые. Да, как у бегунов на соревнованиях, что показывают по телевизору. Зато, у тебя ноги стройные, как у пловчихи. Мне нравятся именно такие, – показал я на Машины колени.

– Не отвлекайся, говорю. Давай ближе к сути.

– Хорошо. Хочу сказать, что иногда Оксана такая стремительная. Кажется, что опаздывает или опасается, что не успеет. Она и меня увлекала своим темпераментом, когда мы гуляли и помогали Толику.

– Тебе это нравилось? – спросила подруга, не отрывая от меня глаз, словно от моего ответа зависела чья-то жизнь.

– Да, пожалуй. Хотелось иногда поддаться её порыву, чтобы достичь чего-то. Тут важна цель и азарт от процесса её достижения.

– Поняла. Это интересно. А что за цель?

– В случае с Толиком – помочь человеку в беде. А, в поездке – доказать нашему комсоргу и другим приверженцам «Морального кодекса…», что догмы и девизы – не лучшие аргументы в споре. На экскурсиях…

– Ладно, про экскурсии понятно. А что она о себе рассказывала? Что тебе было интересно?

– Да, рассказывала о своих впечатлениях от поездки в лагерь на Кубу. Просто она увлекательно и как-то не так, как в журнальных статьях, умеет описывать. А, может моя фантазия выделяет что-то интересное, подсознательно связывая факты с рассказчицей.

– Как любишь журнал «Вокруг света» за множество интересных статей? – с иронией спросила Маша?

Я заметил в её глазах озорные искорки, как тогда, в нашу первую встречу на море. Такие зелёные огонёчки, которые достаточно один раз увидеть, чтобы потом стремиться ради них на край света.

– Верно, Машенька! В самую точку! – рассмеялся я, почувствовав, как внутри словно, открылась ещё одна дверца, выпуская скопившееся напряжение. – А тебя я люблю по-другому, как женщину и считаю, что это чувство должен оберегать от любых попыток его предать.

– Мне, конечно, приятно это слышать, но ты, правда, думаешь, что дружбу с другой девушкой я могу расценить, как предательство наших с тобой отношений?

Лицо собеседницы в сумраке я почти не различал, но в голосе слышались только добрые тёплые нотки. Чувствуя, что краснею, согласно кивнул головой, боясь поднять взгляд и опасаясь ответной усмешки. Вместо этого, она двумя руками бережно сняла с меня очки, совсем как Оксана, вызвав во мне новую волну теплоты, и в следующее мгновение я увидел близко-близко её глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, а губами ощутил мягкие тёплые губы, не позволившие мне на несколько долгих минут вообще что-нибудь произнести.

Холод наступающей ночи брал своё. С сожалением мы освободились от объятий друг друга и покинули скамейку, направившись обратно в корпус больничной гостиницы. Маша шла на протезе уверенно, и взяла у меня костыль скорее, чтобы занять руку. Я любовался девушкой, про себя удивляясь, как она умудряется производить впечатление одновременно спортивной и женственной, так, что каждое движение, каждый её шаг вызывали у меня необъяснимое желание. Удивляясь, как раньше этого не замечал, я наблюдал за подругой, постепенно понимая, что она в чём-то неуловимо изменилась. Захотелось снова услышать её голос, и я задал вопрос, сидевший у меня в голове после кофе с Илоной.

– Скажи, Маш, вот я знаком с тобой всего три месяца, но столько уже историй узнал о жизни инвалидов, сколько за всю свою прежнюю жизнь мне не приходилось.

– От меня узнал? – поинтересовалась девушка.

– Мне кажется, встретившись с тобой, прикоснувшись однажды к судьбе таких людей, я стал причастен к какому-то очень важному аспекту жизни, – продолжил я, боясь упустить мысль и забыв ответить на уточняющий вопрос. – Без таких людей, живущих, как оказалось рядом, но которых я раньше не замечал, жизнь получается, невозможна. Инвалидов много вокруг, и каждый из них по-своему уникален и важен для общества, для нас всех. И мы окружающие важны для этих людей не только как опора и поддержка. Мы такие же, как они. Они вправе использовать все возможности в жизни и получать все удовольствия и радости от неё, как и мы. Все должны жить, работать, учиться вместе.

– Да, согласна. Это логично и по-человечески. Но, вот ты даже сейчас разделил людей на «мы» и «они». Да, в нашем обществе не всё так просто и однозначно. Особенные люди, отличающиеся от других (не люблю слово «инвалид») по разным причинам в чём-то не похожи на других людей. А наше государство приветствует единообразие, одинаковое поведение и стандартный набор возможностей, «спроектированных» так, что доступны они только людям, не страдающим хроническими болезнями, с полным набором конечностей, адекватной психикой и коэффициентом интеллектуального развития IQ не ниже восьмидесяти пяти.

– Что за IQ? – среагировал я на непонятное слово.

– Коэффициент интеллекта. Американцы придумали для статистической оценки умственных способностей граждан. Им так легче понять, что происходит с грамотностью населения, и что нужно изменить в образовательных программах.

– Интересно. В Союзе такого нет, – заметил я. – Ещё вопрос: Мне кажется, или так на самом деле так есть, что «особенные люди» сами стремятся отделиться и обособить сообщество таких же, как они от остальных?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что, когда я беседовал с твоей подружкой Илоной, она так и сказала, что чувствует себя защищённой от хамства или равнодушия здоровых людей, спрятавшись за такой стеночкой отстранённости, искусственного холода в общении, не подпускает к себе тех, которым недостаточно доверяет. Кстати, цитата почти дословная.

Машино лицо посветлело при упоминании имени подруги.

– С Илонкой случай особый. Она – внешне такая же, как окружающие, и лишь при близком знакомстве можно заметить проявления её недуга. Сверстники ждут от неё результатов, как от физически полноценного человека, не осознают и удивляются тому, что ей даже простая прогулка даётся через силу. К тому же, она – иностранка, как бы кто к этому не относился. Быть иностранцем в нашей стране зачастую так же зазорно, как и инвалидом, к сожалению. Им же, ну сверстникам я имею в виду, представляется лишний повод удостовериться в своей высокой самооценке, полезности этому обществу на фоне неё.

– Я кажется, понял. Проблема не столько в каждом из людей, сколько в обществе. Выделился из кристаллической решётки одинаковых атомов, и чтобы кристалл общественного порядка не разрушился, оно старается обработать тебя в прежний вид, давит на тебя, чтобы вернуть в свою ячейку, сохранить структуру, либо вытесняет тебя оттуда. Вот, к примеру, за стандартами внешнего вида, поведения и мышления комсомольцев чутко следят комсорги и разные номенклатурные работники. Чуть шаг в сторону, оделся ярко, волосы покрасил, в церковь зашёл, и ты уже вроде и не ты, а диссидент какой то.

– Ты, прямо как мой папа, рассуждаешь, – улыбнулась Маша. – Я так же думаю. Просто в нашем государстве сейчас действительно опасно выделяться. Чревато неприятностями по жизни. Я хотела бы, чтобы было не так, поменять отношение людей друг к другу, но сталкиваюсь подчас с обратным. Менять пробуют меня, причём так бесцеремонно, по-хамски, что хочется отстраниться, отгородиться от этих людей. Я иногда завидую Илонке, способной поставить ледяную завесу отчуждённости перед любым человеком. А у меня не получается. Я переживаю за людей, подсознательно проецирую на себя их страдания, нужды, чаяния, стараюсь им помочь. И сама очень расстраиваюсь, когда не знаю – как, или чувствую, что не хватает мне навыков сделать что-то полезное для них.

– Машка, ты – лучшая! – не удержался я, обняв девушку. – Я бы так хотел хоть на ступень стать выше и приблизиться к тебе! Но не чувствую, что научился своевременно реагировать и правильно оценивать всё, что происходит вокруг.

– Да нет, Влад, – мягко убрав мою руку, задумчиво проговорила она. – Бороться за справедливость не каждому дано. Но у тебя получается самое главное. Ты умеешь и хочешь понять человека, отличить добро от зла, справедливость от несправедливости. И ты не способен по большому счёту обмануть. Что касается твоего вопроса: я много думала…, мы с Мишкой обсуждали и пришли к выводу, что людям с физическими ограничениями важно иметь возможность стать равными с остальными здоровыми людьми. Социальное равенство, отсутствие разграничений для здоровых и для инвалидов очень важно и тем и другим. Но важно и технически быть способными делать те же действия, которые легко выполняют остальные здоровые люди. У меня есть мечта – конструировать такие протезы, чтобы людям, нуждающимся в них, было одинаково удобно и приятно ими пользоваться. Мне кажется, что добавив элементы стиля, продуманного дизайна, можно сделать эти неуклюжие устройства (она вскользь указала на свою ногу) привлекательными эстетически и совершенными технически. Чтобы они как минимум позволяли человеку не чувствовать себя ущербными и беспомощными. А в идеале – были красивыми как модная одежда и функциональными аксессуарами, открывающими человеку даже больше возможностей, чем у обычных людей.

– Классная идея, Маш! – отозвался я, чувствуя, что с этого момента задумка подруги и мне не даст покоя.

Снова внутри меня возник тот самый зуд нетерпения от вихря мыслей, захвативших моё воображение, как и несколько дней назад, когда общались с Оксаной. Усталость, накопившуюся за день, как рукой сняло.

– Вот для чего мне нужно срочно «подтянуть» знания по физике, химии, математике. Ну, биологию и анатомию я осилю сама. Поможешь мне? – неожиданно спросила подруга.

– Конечно! С удовольствием! – откликнулся я с готовностью хоть сейчас начать объяснять девушке законы Менделеева – Клапейрона.

– Нет-нет, не сейчас, – улыбнулась она, расслышав мой неприкрытый порыв. – Когда я вернусь домой.

– А когда ты в Ростов? – поинтересовался я.

– Думаю, дня через три – четыре. А пока здесь в библиотеке в свободное время собираю информацию о протезостроении. Ты, кстати, застал меня за этим занятием, когда так внезапно ввалился в мой номер. Знаешь, здесь столько наработок! А какие люди работают! Мне библиотекарь рассказывала о специалистах института. Сама видела чертежи механических протезов руки, которые разработал и начертил профессор – руководитель конструкторского бюро этого института. Фамилия у него украинская – кажется, Качан или Капустенко. Он – талантливый инженер, изобретатель, на себе испытывал опытные образцы. Представляешь, с войны он пришёл без кистей обеих рук, и сразу работать сюда. Сам сконструировал для себя протезы с захватами для карандашей и чертёжных принадлежностей. Добился, чтобы их изготовили и позволили ему испытывать и дорабатывать конструкцию, а потом пустили в серию. Никто в мире раньше не делал биомеханических протезов, а харьковские инженеры сделали.

– Как это – «биомеханические»? – спросил я.

– Это, когда после ампутации человек утрачивает важные функции конечности. Ну, к примеру: ногу выше колена, или кисть руки. Он не может привычным напряжением мышц управлять, к примеру, коленным шарниром, чтобы согнуть протез для шага или чтобы присесть или встать со стула. А в этом устройстве приемник биологических импульсов от мышц оставшейся части культи передаёт их в трансформатор, который уже электрические сигналы подает на реле, управляющие работой маленьких моторов и соленоидов, что через систему тяг и рычагов изменяют положение частей протеза в искусственном суставе, позволяя вернуть человеку возможность двигаться и пользоваться предметами. Словом жить полноценно, понял?

– Да, понятно. Это очень интересно. Я и не представлял раньше, что конструировать эти вещи, эти устройства может быть так увлекательно. Здесь столько возможностей для изобретений!

– Вот, и я заинтересовалась этой темой. Нашла цель, к которой буду стремиться в жизни – помогать таким людям как Илонка, Юлька или ваш этот десантник…

– Толик?

– …да, Анатолий. Все имеют право на полноценную жизнь! А ещё, знаешь, о чём подумала?

– О чём?

– Что люди, лишённые или потерявшие часть своего тела или важные жизненные функции, вновь обретя потерянные возможности, меняют своё отношение к жизни, начинают её больше ценить и ответственно относятся к своему здоровью. Среди таких людей почти не встретишь наркоманов, алкоголиков и самоубийц.

– Откуда ты знаешь?

– Это статистика тоже из тех книг и методичек, что я здесь прочитала. Такие люди чаще становятся бо́льшими оптимистами, чем остальные, стремятся сделать что-то доброе, хорошее, чтобы всем вокруг жить стало лучше. Они достойны лучшей жизни, Влад.

– И помогать им – значит помогать всем нам! – подхватил я мысль подруги. – Должно быть, это круто – осознавать, что сделал что-то нужное, полезное для кого-то ещё!

Путешествие. Ещё полдня «тайной встречи».

Я с детства не любил больницы. Но с появлением Маши в моей жизни стали меняться взгляды и отношение к разным вещам и явлениям. Опыт посещения лечебных учреждений вместе с ней показал, что наряду с рутинными медицинскими процедурами в них могут происходить самые неожиданные и увлекательные события. Вчера утром я и представить себе не мог, что отправившись навестить подругу в медицинском центре, получу возможность не только пообщаться с девушкой, но и прожить с ней целых двадцать астрономических часов, близко прочувствовав её чаяния, переживания, заботы и проблемы, успехи и радости. Это краткое погружение в жизнь любимого человека оказалось очень полезным и важным для нас обоих. Самое главное, что мы с Машей определили для себя, что нам нравится быть вместе долгое время, а не только во время совместных обедов и прогулок. При этом у нас не заканчиваются темы для бесед, шуток и обсуждений, хватает фантазии для изобретения игр и разных дел, которые хочется делать вместе. Мы не испытываем стеснения или неудобства рядом друг с другом ни в какой ситуации: в домашней ли обстановке (в нашем случае – в номере) или в моменты близости, на занятиях ли спортом, в столовой, выполняя какие-то рутинные необходимые действия или дурачась как подростки. Как мне кажется, такая практика тренировки немножко пожить вместе до принятия решения о совместной жизни молодыми людьми должна приветствоваться и поддерживаться не только этическими нормами, но и системой образования, и законами без ханжеских условностей и ограничений. Как ни цинично может показаться, но ведь, не запрещается же никому, и не стесняется человек сам примерять понравившуюся одежду или обувь перед тем, как принять решение о том, чтобы купить и образно говоря, жить с этими вещами в непосредственной близости к телу.

Ночь у нас оказалась бессонной. На протяжении неё мы говорили и говорили, вместе читали взятые Машей в библиотеке книжки и записывали в тетрадки множество интересных и важных фактов и данных. Девушка даже перерисовала карандашом несколько эскизов новых разработок инженеров института вместе с формулами, хоть мы оба и не понимали на тот момент методик расчета прочности и схем приложения усилий, поскольку не имели представления о сопромате и теоретической механике – дисциплинах, изучаемых в технических ВУЗах. Попутно я объяснял, как мог, употребляемые в описаниях технические термины, а подруга посвящала меня в тайные понятия биологии, психологии и анатомии, когда дело касалось живых людей, и нам предстояло синтезировать из кучи полученных беспорядочных знаний некое понимание способов технической помощи живому организму. Когда под утро мозги наши были под завязку заполнены, а партия книжек подробно законспектирована, чувства снова возобладали, и мы, поддавшись неведомым химическим законам притяжения, наслаждались всё новыми ощущениями близости, прислушиваясь к биению сердец и гармонии желаний.

Утром подруга еле разбудила меня к завтраку. Облачившись в спортивный костюм, она не надела протез и попросила сегодня покатать её в инвалидном кресле. Я понял это так, чтобы у окружающих не возникало лишних вопросов о моём присутствии в лечебном учреждении. В уютном гостиничном номере я и забыл, что всё-таки нахожусь в больнице. В столовой, напоминающей кольцевой конвейер из-за круглой стойки раздачи в центре, мы вкусно позавтракали под мой рассказ о достопримечательностях украинской столицы, увиденных из окна автобуса во время вчерашней экскурсии по Киеву. Полчаса до назначенных Маше процедур мы скоротали за беседой, катаясь с ней по тихим, причудливо укутанным утренним туманом мокрым аллеям парка, совсем не походившим на вчерашние, местами залитые желтым светом фонарей, но большей частью таинственно скрытые вечерними сумерками.

Девушка пробыла в кабинете долго, наверное, час. Я успел даже поспать в уютном кресле в холле перед телевизором, пока она, вернувшись, не похлопала ладошкой по мне, добиваясь внимания.

– Владька! Доброе утро! Просыпайся, соня! – громко произнесла она у самого уха.

Эффективно. Разом отбивает всякое желание досмотреть сон внезапное осознание того, что самая красивая девушка на свете сидит на расстоянии вытянутой руки и… теребит меня за ухо.

– Сама этого захотела, – пробормотал я, стараясь с закрытыми глазами нащупать руками и обнять нарушительницу моего сна.

Она попалась, так как не успела увернуться или отъехать от меня.

– Поехали лучше в спортзал, позанимаемся, – предложила Маша, отталкивая мою голову.

– Погнали, – согласился я, ожидая, когда меня ознакомят с маршрутом поездки.

– Прямо до галереи и перемещаемся в корпус «Д», – весело подхватила подруга.

Под недоуменными взглядами редких встречных я покатил кресло, быстро набрав скорость бегуна на средние дистанции, благо длина коридора позволяла. На лице Маши я увидел неподдельный восторг, чувствуя, что и моему лицу в данный момент непросто вернуть серьёзное выражение. Чуть было, не пролетев, словно с трамплина, несколько ступеней лестницы, ведущей на переходную галерею, я успел в последнюю секунду направить кресло на колею эстакады, едва не покатился кубарем вслед за ним, оступившись. Неожиданно транспортное средство, повинуясь уверенному движению рук девушки, затормозило, позволив мне сохранить равновесие.

– Успели, слава Богу! Повезло! – лаконично сказала Маша, отпуская тормоз и бросив на меня через плечо уничтожающий взгляд.

Мы теперь уже медленно, почти торжественно преодолели оставшуюся дистанцию до тренировочного зала. После затянувшегося молчания Морозова отчётливо сказала:

– Владислав! Запомни одну аксиому. Если ты уважаешь человека, будь всегда в поле его зрения. Никогда не кати инвалидное кресло с девушкой за ручки сзади. Я сама только что почувствовала, как это унизительно – осознавать себя беспомощной! Мне было бы приятно, если бы ты взял меня за руку и не спеша шёл рядом, как бы ведя меня.

Я остановился, обдумывая фразу подруги. Стало неудобно и стыдно, когда я, наконец, понял, о чём она говорит.

– Машенька, прости меня, пожалуйста! Я не подумал о том, что ты можешь чувствовать при этом. Совсем увлёкся своим самомнением.

– Хорошо! Проехали, – сухо отозвалась девушка.

Переступив порог Института впервые, я обратил внимание на то, что пациенты здесь встречаются значительно реже, чем сотрудники. И даже вчерашняя прогулка с Машей по парку больничного комплекса не изменила моего мнения о популярности учреждения. Но в просторном светлом спортзале, занимавшем весь первый этаж корпуса «Д» было не протолкнуться от занимающихся людей. У входа в помещение, в специальной нише были припаркованы в сложенном виде как минимум тридцать кресел-каталок. На тренажерах, велоэргометрах, беговых электрических дорожках и на гимнастических скамьях люди на первый взгляд беспорядочно двигались, словно в большом муравейнике. В дальнем конце зала, огороженном от остального помещения верёвочной сеткой, несколько мужчин и женщин играли в волейбол, ловко двигаясь по деревянному полу на необычных ярко раскрашенных колясках с тонкими ажурными колесами, вращающимися в плоскостях, сильно отклонённых от вертикали. Вместе с необычной приподнятой посадкой это обеспечивало седоку лучшую манёвренность и устойчивость в крутых поворотах, требуемых для динамичной игры. И снова острое чувство жалости пронзило мозг, когда я заметил, что у двоих игроков вообще не было ног, а другие помогали разгону своих колясок, отталкиваясь от паркетного пола единственной ногой. При этом все они энергичными движениями рук разгоняли свои транспортные средства, чтобы успеть подкатиться к летящему мячу и отбить его точным ударом партнёру. Маша оставила свою каталку у входа и, взяв пару лёгких костылей из горки на стеллаже, устремилась в самую гущу этого движения к брусьям с медленно движущейся бесконечной резиновой лентой, по которой невысокая худенькая девушка в «борцовке» и в шортах неуверенно ступала ногами в одинаковых протезах телесного цвета, обутых в кеды. По побелевшим от напряжения костяшкам тонких пальцев, судорожно сжимающих палки брусьев, я понял, что ей тяжело и вероятно, больно удерживать вес тела на движущейся ленте. Сквозь упавшую на лицо прядь волос она неотрывно смотрела в глаза вихрастому молодому пареньку в спортивном костюме «Adidas», стоящему перед ней и бережно придерживающему её за талию. Он внимательно следил за тем, как она переставляет ноги и одновременно что-то говорил, ободряюще улыбаясь. Когда девушка подняла голову и откинула с лица мокрые от пота волосы, здороваясь с подошедшей подругой, я узнал в ней Дашу. А парень – ну конечно, тот самый её друг, о котором вчера рассказывала Маришка – едва заметив, что его девушка отвлеклась, выключил движение резиновой ленты и оглянулся.

– Машенька, привет! – нежным, словно серебряный колокольчик голоском откликнулась Даша на приветствие. – Мы с Артёмкой сегодня учимся бегать.

– Артём, – энергично представился парень, протягивая мне руку.

– Владислав. Очень приятно! – констатировал я, отвечая на сильное мужское рукопожатие.

– Как я рада вас вместе видеть! Вы такие трогательные, ребята! – воскликнула Маша, обнимая смутившуюся девушку. – Познакомьтесь. Это Владик. Мы с ним хорошие друзья. Настолько, что порой мне кажется, что знаю его всю сознательную жизнь.

– Очень приятно! – шепнула Даша, на мгновение, подняв на меня большие пронзительные глаза, и тут же перевела взгляд на своего друга.

– Ой! Это мы вáс вчера в парке видели?! – предположил Артём без тени сомнения в голосе.

– Да, мы гуляли. Владик вчера ко мне приехал из Ростова, – отозвалась Мариша, глянув на меня с ободряющей улыбкой. – А сегодня вечером уезжает. Вот, пока время есть, притащила его позаниматься.

– Классно! Присоединяйтесь к нам! – обрадовался парень, энергично оглянувшись в поисках подходящих тренажёров по соседству. Потом, нежно приобняв Дашу за плечи, поинтересовался, – ты не против, Дашуль?

– Ну, конечно, ребята, давайте с нами! – отозвалась девушка, прижавшись щекой к руке молодого человека.

Она всё ещё опиралась локтями на брусья, стараясь снять нагрузку с ног, обутых в высокие сапожки протезов. Такой же, может немного более похожий на живую ногу, я впервые увидел у Маши, когда познакомился с ней на горячих камнях пляжа Кабардинки. Подруга тронула меня за плечо, выведя из воспоминаний, настолько ярких, как будто это происходило вчера.

– Владька, подожди меня здесь, я сейчас вернусь, – шепнула она, пощекотав волосами мне ухо.

И я обернулся на частый стук костылей удаляющейся девушки, быстро растворившейся в муравейнике занимающихся в зале.

– Владик, помогите мне слезть отсюда, пожалуйста! – неожиданно услышал я Дашин голосок. Доверчиво глядя мне в глаза, она с трогательной беззащитностью продолжила. – У меня уже сил нет стоять в этих протезах, а Артём не разрешает даже присесть передохнуть.

Оглянувшись и не увидев её друга рядом, я взял девушку за локти и, приподняв, осторожно вывел с дорожки и помог сесть на длинную низкую деревянную скамейку. Она склонилась, массируя ноги. Тут же за спиной раздался строгий и в то же время наполненный нежной заботой голос Артёма:

– А что это моя девочка сидит? Ещё шесть минут тренировки! Закрепляй ремешки и марш на дорожку!

Он мягко отодвинул меня в сторону и помог хныкающей подруге подняться на ноги, отвел её, легко водворив на тренажёр, и включил ленту на малую скорость.

– Давай теперь сама, моя умница! Покажи Владиславу, как уже можешь ходить.

Девушка шмыгнула носом и, опустив голову, принялась переставлять ноги, чуть не на каждом шагу спотыкаясь. На бесконечной резиновой ленте я заметил несколько мокрых точек от капелек пота. А может быть, это были капельки её слёз? Не знаю. Мне стало как-то не по себе. Особенно, когда Артём буквально за плечи усадил меня на лавочку и сел рядом, то и дело, посматривая в сторону беговой дорожки.

– Не вмешивайся, не зная во что, Владислав! Считай, что это наше личное с Дашей дело! – твёрдо проговорил он так, чтобы только я услышал его слова.

– Я не вмешивался, просто помог девушке, увидев, что ей тяжело стоять. А вдруг она ноги растёрла в кровь? Ты, здоровый парень, знаешь, что такое растереть до крови, едва зажившие раны после ампутации? – холодно парировал я, еле подавив нотки агрессии в голосе.

Некоторое время мы сидели рядом, не проронив ни слова. Затянувшуюся тяжёлую паузу Артём нарушил первым. Не отводя взгляда от подруги, он миролюбиво продолжил:

– Ты не подумай, Владислав, что я – такой монстр. Конечно, мне жалко Дашку до слёз. Я готов сделать для неё всё что угодно! – заговорил он негромко, словно оправдываясь, и неотрывно глядя на свою избранницу, готовый в любую секунду броситься ей на помощь. – Но она слабенькая. А из такой беды выбраться – нужна сила воли. Если жалеть себя – ничего не получится. Поэтому, приходится, чуть ли не заставлять её продолжать тренировку, как прописал врач, когда вижу, что ей тяжело самой справиться. Однажды сказал сгоряча, что брошу её, если не научится ходить на протезах. Она тогда так испугалась, плакала целый день, буквально не отпуская меня. Жалею об этом теперь. Но сказать ей, что неудачно пошутил – не могу. Чувствую, этот страх удерживает её в трудную минуту от того, чтобы сдаться, бросить тренироваться, отдохнуть раньше времени. Она говорила, что если бы не я, давно бы оставила попытки снова научиться ходить. Передвигалась бы всю жизнь в инвалидном кресле, как в те месяцы сразу после травмы. Её бабушка, что с детства присматривала за Дашкой, тоже в инвалидном кресле после войны проездила. Вроде бы и ничего, не больно. Но смириться, чтобы тебя по жизни катали другие люди – нет! Не по мне это. И не для неё. Нам с красуней свободная жизнь нужна, здоровая, без ограничений и комплексов!

– Да, я тебя понимаю. Маша тоже рассказывала, как ей тяжело было учиться ходить на протезе, – проговорил я, успокаиваясь. Почувствовал, как сильно вдруг испугался за ребят, показавшихся такими любящими и внимательными друг к другу. – Для неё потерять ногу в четырнадцать лет страшным шоком стало, так что не будь она такой настойчивой и целеустремлённой, сломалась бы, а то и с психикой проблемы получила.