Текст книги "Отличники от других… Вторая четверть"

– Ладно! – ответила та нехотя. – Пусть живёт. Ты …, если…

– Девушки! Внимание! – перекрикивая гул возбуждённых голосов, воскликнула преподаватель. – В спорте есть правило: переигрывать, если есть сомнения в результатах. Готова принять прыжок снова у Кароян и у Оли Квасовой. Девушки отправляются на старт. У перекладины наблюдают Настя Селина и… Виктория Дробот.

Гвалт быстро стих, и девушки, одобрительно кивая, разошлись по назначенным местам. Маша, взяв рукой предплечье Армины, что-то быстро проговорила ей, от чего напряжённое лицо девушки расплылось в улыбке. Первой на старт вышла Ольга, пристально глядя на перекладину и слегка переминаясь с ноги на ногу, словно считая, на каком шаге начинать прыжок. Начав разбег в полной тишине, она в три шага набрала приличную скорость, приближаясь к барьеру, и тут дверь раздевалки с грохотом ударилась о стену, выпуская Генку, как не в чём ни бывало, вытиравшему полотенцем мокрое после умывания лицо. Экзотический вид одноклассника привлёк внимание всех. Оли – тоже. Она повернула голову на звук и… через секунду уже бежала по матам, держа перед собой обеими руками длинную алюминиевую планку под зоологический гогот со стороны мужской популяции спортивного зала.

После уроков Мария спешила. Выйдя из ворот школы, она, даже не заботясь о деликатности, прервала восторженные впечатления Армины, в деталях рассказывавшей о своей удачной пересдаче зачётного прыжка, и бегом устремилась домой.

В бассейне было людно. Из мужской раздевалки и душевых выходили коротко постриженные молодые люди спортивного телосложения в одинаковых синих плавках. Они же заполнили зал бассейна, выстроившись в шеренгу вдоль его длинной стороны. Елена Борисовна, без труда перекрикивая громкий гул от мужских голосов и отрывистые команды их тренера, делала перекличку, терпеливо дожидаясь отклика каждой из девушек. Они отвлекались, то и дело, посматривая на стройных мускулистых юношей, бросающих ответные любопытные взгляды на пловчих-инвалидов. Их командир – лысоватый мужчина в рубашке с погонами лейтенанта, очевидно, тоже испытывал трудности, призывая своих подчинённых к порядку. Ребята по мере продвижения импровизированной шеренги-очереди, подходили к старту на первых четырёх дорожках, спускались в воду и, повинуясь короткой команде сержантов с секундомерами, сидящих на высоких судейских стульях, плыли дистанцию с шумом и брызгами, долетавшими даже до девушек.

– Солдатики из РАУ3535
  РАУ – Ракетно-артиллерийское училище в Ростове-на-Дону. (Прим. Авт.)


[Закрыть] спортподготовку сдают, – прокомментировала Юлия, так чтобы было слышно только соседкам.

– А что? Крепкие парни, все как на подбор! Я бы не отказалась от свидания с вон тем, например, голубоглазеньким, – смеясь, громко сказала Оля, указывая костылём на паренька в конце шеренги.

До этого, беззастенчиво разглядывавший группу девушек солдатик, заметив жест в его сторону, смутившись, отвернулся.

– Бойся своих желаний, Оль! – отозвалась Таня. – Они имеют обыкновение сбываться.

– Так, подруги! Хватит болтать! Давайте в воду, на разогрев, пять бассейнов! – Скомандовала Елена Борисовна.

Девушки потянулись к лестнице. Хелена и Маша привычно спрыгнули в воду прямо с парапета, стараясь не задерживать остальных. Юля с Аней последовали их примеру и, заняв четыре дорожки, легко устремились выполнять упражнение наперегонки.

– Bardzo ciepła wόda!3636
  Очень тёплая вода! (Польск.)


[Закрыть] – восторженно крикнула Хелена, легко обгоняя подруг. – Pływałem szybko!3737
  Поплыли быстро! (Польск.)


[Закрыть]

– Давай, Маша, догоним эту негодницу! – шутливо позвала Юля, устремляясь вперёд.

– Не отстаём! – откликнулась Морозова, призывно махнув Ане рукой.

Девушки ровно, как на соревнованиях достигли края бассейна, нырнув, развернулись, чтобы плыть обратно. Через половину дистанции навстречу стали попадаться подруги, стартовавшие позже. Некоторые прижимались к верёвке с поплавками, стараясь не мешать скоростному заплыву. Маша нырнула вниз, пропустив над собой плывущую навстречу Лену. На четвёртом круге, достигнув старта практически одновременно, девушки, выбрались из воды и стали кружком у парапета, выжимая волосы и стараясь отдышаться. Илона на судейской табуретке одобрительно щёлкала секундомером, проставляя результаты в тетрадку Елены Борисовны.

– Удивително ровно время! – проговорила она. – Вы сговорилис наверно. Юлиа, это не твоё время. Хэлена, ты что скажеш?

– Илонка, ставь как есть, – тихо попросила Юля, дождавшись, когда другие не смогут её услышать. – Нам Анку вытягивать нужно. Скоро отборочный тур. Она должна участвовать и выйти в финал, понимаешь?

– Понима-аю, – задумчиво ответила Митаускайте.

– Только не заложи Борисовне, договорились? – тронула Юля подругу за предплечье.

– До-го-вори-лис! – протянула девушка, поёжившись в своём корсете – Но это нечестно!

– Нечестно будет, если девчонка из команды вылетит. Она же старается. – Добавила Юля. – Ну, не получается у неё ни кроль, ни брасс с одной рукой.

– Да поняла я. Не скажу…, – отозвалась Илона. – Но придумать что-то нужно. Елена Борисова и так заметит очевидное. Может ей приспособить что-то на культю? Она же ей может двигать. Прикрепить протез такой с веслом от локтя. Может тогда быстрее получится?

– Илонка, ты гений! – восхитилась Мария. – Мы придумаем Анютке спортивный протез! У меня есть идея. Девочки, давайте обсудим после занятий?

Выйдя из здания бассейна, девушки направились в студенческую столовую на улице Мечникова в надежде посидеть за стаканчиком кофе с молоком. В это время поток посетителей студентов из РИСХМ3838
  Ростовский институт Сельскохозяйственного Машиностроения.


[Закрыть] превращался в скромный ручеёк, подпитывавшийся лишь за счёт «вечерников». Девушки без труда нашли свободный столик, запаслись горячим кофе с молоком и тарелкой овсяного печенья. Аня растерянно вглядывалась в лица подруг. Обычно она избегала оказываться в центре внимания, да ещё обсуждать с подругами свой недостаток, на который она с раннего детства научилась не обращать внимания.

– Девочки! Может, не надо ничего придумывать? – взмолилась она. – Я и так плавать умею. А протез…. Никогда не могла к ним привыкнуть. Тяжело. Руку натирает, потом плечо болит. Боюсь, зря потратите время, а я не смогу им пользоваться.

Заметив испуг во взгляде девушки, Маша решила немного отвлечь её и в красках рассказала о недавних собственных находках в Харьковском Институте Протезирования и протезостроения. На страничке из школьной тетради она сделала несколько быстрых набросков протеза для Аниной руки, как она себе его представляла. Илона долго рассматривала рисунки, потом добавила несколько ремарок, обозначив схему кинематики плечевого сустава так, чтобы девушка имела возможность двигать рукой без ограничений амплитуды, что важно для плавания. В качестве иллюстраций своих доводов, она в деталях нарисовала кости скелета человека, составляющие плечевой сустав, мышцы, сухожилия. Получилась иллюстрация, как из атласа по анатомии.

– Как здорово в нашем маленьком проекте получить экспертное мнение будущего врача! – искренне восхитилась Мария глубокими знаниями подруги.

– Знаешь, Маша, – размеренно проговорила Илона, сосредоточенно добавляя мельчайшие штрихи к рисункам, – будет лучше, если мы не станем тратит время на эмоции, а сосредоточимся на проекте непосредственно. Нам ещё очен много сделат надо дел, чтобы помоч Анне. Например, кто-то уже знает, из чего это изготовит, чтобы прочно и не тяжело было действоват таким протезом?

Девушки включились в обсуждение деталей. Импровизированное производственное совещание рисковало затянуться, и Маша, пообещав подругам непременно найти решение на досуге, поспешила на Почтамт, пока не закрылся отдел выдачи посылок.

«Мария Морозова» – аккуратно вывела девушка на желтоватом бланке своё имя и коротким росчерком расписалась на уведомлении. Дородная сотрудница почтамта в поношенном синем халате неторопливо сличила паспортные данные в бланке с предъявленным документом. Потом долго всматривалась в фотографию и, наконец, подняла усталый взгляд на посетительницу. Маша еле заметно улыбнулась и скосила глаза на очередь скопившихся за ней людей. Поняв намёк, работница плавно переместилась в соседнее помещение и вскоре вернулась с большим толстым конвертом, испещрённым разноцветными штампами и обклеенным яркими марками. Взяв увесистый пакет в руки, девушка прочитала обратный адрес, аккуратно выведенный крупным ученическим почерком: 36—4, Via Tiziano Vecellio, Torino, Italia. Сомнения в имени отправителя тут же рассеялись, а сердце отчего-то учащённо забилось.

Добрые дела

Нельзя сказать, что утро для меня было добрым, несмотря на то, что так утверждал папа, заглянув проверить, не проспал ли я школу. Нет, не проспал. За час до подъема я точно знал, что ровно через час нужно вставать. Поэтому: зарядка, умыться, позавтракать… очки и закапать атропин в глаз. Нет, кажется, вчера Анна Петровна сказала, что закапывать лекарство не нужно. Но окружающая среда через правое стекло очков всё время «плыла», едва останавливаясь при содействии левого глаза. Я понимал, что нужны очки с другими линзами, которые мне обещала заказать мама Маши. Но что сегодня делать? Вернуть всё как было парой капель атропина? Или попробовать сегодня жить без очков, к которым за несколько месяцев привык? Чётких инструкций об этом вчера мне никто не дал. А вдруг самовольным решением я испорчу результаты лечения? Я набрал номер в надежде, что Маша поможет ответить на этот вопрос. Но на том конце трубку никто не взял. Был ещё номер рабочего телефона на визитке Анны Петровны, сбережённой с нашей первой встречи в Кабардинке. Мужской голос сообщил, что я попал в Отделение клинической офтальмологии мединститута. Я попросил пригласить к телефону Морозову Анну Петровну. Ответили, что она на консилиуме, освободится через час-полтора… Тупик. Решение я всё-таки принял, сняв очки. Ну, могли же они, в конце концов, случайно разбиться?

Стрелка уже подбиралась к девяти, когда я с громоздким свёртком под мышкой позвонил в знакомую дверь квартиры на Пушкинской улице. Оксана встретила меня с приветливой улыбкой.

– Заходи, Влад! Привет! Ты сегодня без очков?

– Ага! Разбились.

– Так надо новые заказать! Ты хоть видишь без них что-то?

– Почти. Да. Уже заказаны. – Смешал я последовательность ответов, как нередко делал и раньше. – На, вот, твои «ходики».

– Да, ладно! Неужели работают? – изумилась девушка, попытавшись взять свёрток одной рукой.

– Мне всю ночь спать не давали, – скрывая распирающую меня гордость, пробурчал я, распаковывая свёрток сам, опасаясь уронить драгоценный раритет.

Оксана, вся светящаяся от возбуждения, сдёрнула со стены в зале картину с каким-то скучным акварельным яблоком у пустого стакана, указав гвоздь, на который я тут же водрузил деревянный домик. Осторожно распутал цепочку и снова взвёл успевшую опуститься за ночь примерно на треть гирьку. Раздалось мерное ясное тиканье, как только я качнул маятник (дома чуть подкрутил регулировочное колёсико на нём, памятуя о пяти минутах отставания за ночь). Восторженная девушка энергично притянула меня здоровой рукой за шею, целуя. Я понял, что она меня простила за вчерашние глупости, прижал её к себе, чувствуя под толстым свитером жесткий гипсовый кокон и автоматически, в который раз пересчитав языком кристаллики её брекетов.

– Как здорово, Владик! – наконец произнесла она, отдышавшись. – Мама обрадуется, что бабушкины часы снова идут! Пошли, я тебя кофе угощу.

Ловко управляясь одной рукой, она запустила кофе-машину, подставив две маленькие чашечки под трубки для «каппучино». Некоторое время мы молчали, наслаждаясь ароматным напитком.

– Ну что, готов? Нам сегодня нужно заехать на Горького, забрать Толика и успеть в ПОК до одиннадцати часов. Я у Людмилы Юрьевны узнавала. Желательно, чтобы главный специалист присутствовал при примерке протезов. – Деловито сообщила девушка краткое содержание нашего плана на день.

– Хорошо, Оксан, поехали, – с готовностью согласился я, вставая.

Мы вышли из подъезда и дворами и закоулками пробрались на улицу Горького.

– Как ты находишь здесь дорогу? – поинтересовался я, старательно обходя кучи мусора, которым были завалены тротуары перед полуразрушенными саманными и деревянными хатами, источавшими запах запустения и немытых человеческих тел.

– Да, вечерами здесь неуютно. Я обычно по Пушкинской домой хожу.

– Развалюхам этим, должно быть, лет сто пятьдесят, – предположил я, заглядывая в грязное окно одного из них, где изо всех сил пыталась светить тусклая лампочка под низким потолком.

– Я читала в книжке по истории Ростова, что в этих окрестностях в девятнадцатом веке проживали рабочие и торговцы с Сенной улицы, которая сейчас носит имя Максима Горького. Здесь была окраина Ростова и рынок. Торговали лошадьми, сбруей, сёдлами и сеном, зерном, в общем, что они там едят. А на улице Сенной что-то типа района борделей было на любой вкус и карман. Полиция устраивала здесь облавы, поскольку и ростовские воры тоже не гнушались сюда заглядывать. Город разрастался, и вскоре улица с сомнительной славой оказалась почти в его центре. Власти города переименовали её в 1885 году в улицу имени Тургенева, но почитатели таланта великого писателя возмутились, посчитав кощунственным ставить это имя на публичных домах. И через десять лет улице вернули прежнее название. Позже, в 1913 году, к трёхсотлетию императорского Дома Романовых её назвали Романовская. И снова – неудачно, по той же причине. Перед самой февральской революцией улица опять стала называться Сенной. И только, когда Советская власть расправилась с проституцией, и публичные дома были закрыты, в 1936 году умер писатель Алексей Максимович Горький, его имя увековечили в названии этой улицы.

– Интересный рассказ, Оксан! Я бы тоже почитал твою книжку.

– Не моя она, к сожалению, – ответила одноклассница. – Это из тех книг, что цензурой запрещены были. Стали разбирать спецхранилище в городской библиотеке, интересную «находку» дали почитать маме. А она – мне.

Беседуя, мы незаметно прошли несколько кварталов.

– Рука мёрзнет. Давай на трамвае подъедем, – попросила Оксана, когда мы подошли к остановке на Чехова.

– Давай, – с готовностью согласился я, недоумевая, почему мы до сих пор не едем к Толику в тёплом удобном такси.

Анатолий ждал нас. Я удивился тому, что парень в инвалидном кресле может выглядеть так элегантно. В классическом костюме, отутюженных стрелочками брюках, аккуратно подвёрнутых ниже колен, белоснежной рубашке, за расстёгнутым воротом которой виднелась тельняшка, как дань недавнему героическому прошлому, десантник походил на молодого английского джентльмена. Мужественное, слегка небритое лицо парня озаряла открытая улыбка. Здороваясь, Анатолий протянул мне руку, и я осторожно пожал сильную ладонь со шрамами. Я понял, что он готовился к приходу Оксаны. Девушка, не меньше моего удивилась разительным переменам в образе своего друга.

– Толик, ты неотразим! – воскликнула она, едва увидев парня. – Такой видный молодой человек!

Я увидел, как приветливая улыбка сошла с лица десантника, едва он рассмотрел свою знакомую.

– Саночка, что случилось? – встревожился он, энергично подкатив своё кресло ближе, осматривая и трогая неподвижную руку девушки под повязкой.

Странное уменьшительно-ласкательное прозвище, прозвучавшее из его уст, как-то не клеилось ко всегда уверенной в себе Чаренцевой. На лице одноклассницы промелькнула тень, но в следующий момент она снова улыбнулась, позволив ему обнять себя. Толик бережно взял её ладошку своей ручищей, оглядывая девушку со всех сторон.

– Вывихнула руку на тренировке. Не обращай внимания, Толь! – с показной беззаботностью поспешила сменить тему Оксана.

– Точно – не опасно? Перелома нет? – продолжал тревожиться десантник.

– Я же говорю, ничего страшного! – повторила она. – Если готов, поехали. Я схожу, такси найду, а вы с Владом выходите на улицу.

– Постой. Не нужно такси. Нам сегодня Макар Серафимович помочь согласился.

Девушка с удивлённым видом выглянула на улицу, но Анатолий, протиснувшись в дверь, первым выехал на своём кресле во двор, где возле видавшего виды зелёного джипа ГАЗ-69 уже ждал, переминаясь с ноги на ногу, пожилой грузный мужчина в шофёрской кожанке, армейских шароварах и кирзовых сапогах. Ворота на улицу были распахнуты. Открыв заднюю дверцу своей машины, дядя Макар помог Толику перебраться на сиденье, потом сложил его кресло и деловито затолкал его в тесное багажное отделение. Захлопнув заднюю дверку с закреплённым на ней запасным колесом, он ловко закрепил полог тента застёжками вдоль борта. Мы заняли места, Оксана – с Толиком, я – рядом с водителем. Шофёр, не проронив ни слова, завёл мотор и рывком тронул ГАЗик с места, привычно протиснув его через узкую арку, и лихо притормозил на улице. Пока он закрывал ворота, Анатолий шёпотом поведал нам, что Макар Серафимович после контузии на войне, не может говорить, но всё слышит, и вообще – очень добрый человек. Я впервые ехал на таком автомобиле, и, несмотря на очевидный профессионализм водителя, очень аккуратно и плавно управлявшего своим «козликом», быстро понял, почему в народе эту машину называют именно так. Я крепко держался за холодную железную скобу на щитке приборов, но всё равно совершал вертикальные колебания, касаясь макушкой брезентовой крыши при каждом попадании колеса в ямку либо переезде через трамвайные рельсы. Скорость джипа, судя по круглому спидометру, не превышала при этом 60 км/час. Обернувшись, я пожалел, что не могу никак помочь однокласснице удерживаться на месте. Оксана побелевшими от напряжения пальцами держалась за поручень на спинке водительского сиденья, но всё равно энергично подпрыгивала в такт жестким движениям кузова. Анатолий, приобняв её, старался удержать девушку, чтобы она не ударилась головой или забинтованной рукой о жёсткую дугу кабины. Стоит ли говорить, как мы обрадовались, когда машина, перепрыгнув бордюр, громко заскрипела тормозами и остановилась у заднего подъезда Протезно-Ортопедического комбината.

– Спасибо, Макар Серафимович! Ваш «газик» – такой надёжный. Сразу виден профессионализм хозяина! – громко поблагодарил водителя Анатолий.

Едва довольный дядя Макар отстегнул тент от заднего борта, я извлёк и разложил перед правой дверцей кресло, придерживая, пока парень в него перебирался.

– Спасибо! – глухо буркнул он, не поднимая головы.

«Должно быть, стесняется, что не всё может делать самостоятельно», – решил я.

Наша маленькая процессия проследовала через коридор в кабинет Людмилы Юрьевны. На этот раз, немногочисленные пациенты почтительно расступались, сбитые с толку официозным «прикидом» и парой боевых медалей на лацкане пиджака молодого «афганца». Игорь Вениаминович стоял за спиной заведующей, что-то показывая ей в ворохе документов, которыми был завален весь стол. Оба они едва подняли взгляды, когда мы зашли, заставив громко заскрипеть старый паркет. Но, как только заведующая увидела в руках Оксаны квитанцию из кассы об окончательной оплате заказа, на лице её мгновенно отобразилось узнавание, и фейерверк ценных указаний привёл в движение главного технического специалиста, который тут же оказался за спиной Анатолия и покатил его кресло обратно в коридор. Мы прошли следом. В таинственный Технический отдел, расположившийся в высоком цокольном этаже учреждения, вела обычная лестница с перилами и грузовой лифт с забранными «рабицей» стенками шахты. Обежав по лестнице неторопливо спускающихся в лифте Толика и Игоря Вениаминовича, мы с Оксаной встретили их у выхода в длинное подземелье, освещённое люминесцентными лампами. Здесь был гардероб и несколько низеньких лавочек, совсем, как в подвале нашей школы. На стенах – какие-то расписания и несколько плакатов с достижениями трудящихся под мудрым руководством КПСС в очередную пятилетку. Пока десантник переодевался в спортивные шорты и футболку, Игорь Вениаминович скрылся за одной из дверей, и через несколько минут вернулся с парой протезов ног с креплениями на бёдра. Я тут же начал подсознательно сравнивать эти изделия с тем, который недавно видел на Маше. Получалось – тот, который ей сделали в Харькове, очень походил внешне на эти. Я помог подержать один, оказавшийся весьма увесистым, пока техник помогал десантнику освоить непривычный процесс надевания изделия. Было заметно, как Толик, сидя в своём кресле, внутренне напрягся и сжал зубы, когда культя левой ноги погрузилась в гильзу. Всё время, пока сотрудник подробно показывал ему, как кожаными ремнями зафиксировать на бедре крепление, Оксана, присев, крепко держала своего друга за локоть, что-то нашёптывая на ухо. Когда обе ноги оказались одетыми в новенькие, пахнущие кожей и клеем протезы, Игорь Вениаминович покатил кресло с десантником дальше.

Просторное помещение тренировочного зала находилось за дальней дверью коридора. Больше всего внутреннее убранство напоминало спортзал с размеченными белыми полосами зонами на крашеном дощатом полу. Две длинные дорожки-подиумы, ограниченные с обеих сторон перекладинами-поручнями, шведская стенка с рукоятками для подтягиваний, несколько тренажёров, на которых пациенты тренировали различные группы мышц рук и ног. Чугунные противовесы звонко хлопали в такт ритмичным движениям занимающихся людей. Был даже теннисный стол, за которым мальчик лет десяти ракеткой, зажатой в искусственной ладони, увлечённо отбивал шарик, посылаемый его партнёршей – молодой медсестрой в коротком медицинском халате. Игорь Вениаминович помог десантнику выбраться из кресла, которое он подвёз вплотную к дорожке-подиуму. Мы с ним вдвоём помогли парню забраться на маленькое возвышение, и он тут же опёрся о поручни локтями, как гимнаст, собравшийся выжать стойку на руках, рискуя соскользнуть пластмассовой ладонью с круглой перекладины. Ступни протезов, обутых в кеды, повисли в нескольких сантиметрах от поверхности дорожки. Я заметил, как до дрожи напряглись мышцы его рук. Оксана заворожено смотрела, как её друг силится оттянуть момент, когда придётся сделать свой первый после ранения самый трудный шаг.

– Толик, сделай это! – невольно воскликнула она дрогнувшим голосом.

Парень обернулся, взглянув на девушку, и слегка согнув руки в локтях, стал обеими ногами на дорожку. Невозможно было увидеть отражения боли на лишённой возможности мимики обожжённой части лица. Лишь расширившиеся зрачки десантника выдавали то, что он сейчас чувствует.

– Оксана, пожалуйста, принеси мне воды! – прорычал он сквозь сжатые зубы.

Чаренцева стушевалась, не зная как реагировать на просьбу, прозвучавшую жёстко, словно приказ. Гневно сверкнув глазами, она развернулась и, не проронив ни слова, выскочила из зала. Я смотрел, как Анатолий с тихим стоном медленно перенёс тяжесть тела на правую ногу, сделав левой маленький шаг вперед. Его бицепсы вздулись под футболкой, мгновенно пропитавшейся по́том. Перед следующим шагом он долго не мог отдышаться, наконец, передвинул правую ногу на длину ступни и стал на неё, сдержав стон. Я шагнул за ним, готовый поддержать парня. Игорь Вениаминович что-то говорил ему, но я не понимал слов. Боль этого мужественного человека на секунду стала моей. Яркой вспышкой обожгло воспоминание о недавнем знакомстве с Дашей в тренировочном зале Харьковского института-клиники. Я автоматически посмотрел на доски дорожки-подиума, и, не увидев на них мокрых капель, поднял взгляд на лицо парня. Он улыбался! Вернее, смеялись его глаза на напряжённом, словно высеченном из камня лице. Его губы шевелились. Показалось, что он снова говорит мне: «Не дрожи, парень! Теперь не страшно! Война далеко».

– Теперь всё получится, парень! Будем жить! – оказывается, проговорил он мне, делая следующий шаг.

Потом ещё один. И ещё… Победная улыбка озарила левую сторону его лица. С гордо поднятой головой десантник дошёл до конца дорожки-подиума и рывком развернулся, перехватив руками перекладины, направился в обратном направлении. Оксана, запыхавшись, вбежала в зал с запотевшей бутылкой «Нарзана» в руке, но поражённая его одухотворённым лицом, застыла в шаге от брусьев.

– Оксанка, теперь всё будет хорошо! – воскликнул Толик, заметив опешившую девушку.

Остановившись, протянул руку и ловко зажал протезом бутылку, прислонил горлышко к торчащей гайке крепления стойки. Затем коротким ударом ребром ладони правой руки сбил крышку и жадно пил шипящую минералку, стекающую по уголкам рта на футболку.

Девушка ласково убрала взмокшие волосы с его высокого лба и, едва он опустил бутылку, неуловимым движением руки повернула голову парня, быстро поцеловав его в губы. Десантник застыл, ошеломлённо глядя на Чаренцеву. Потом прошептал: «Не надо так, Оксана!» Я отвёл взгляд, заметив, что и Игорь Вениаминович тоже сделал вид, что внимательно рассматривает крепление шведской стенки в противоположной части зала.

Обратно мы ехали, оживлённо разговаривая на повышенной громкости. Нет, не потому, что старались друг друга перекричать, просто мотор работал громко. Наоборот, радовались, что у Анатолия получилось стать на ноги и сделать, пусть несколько десятков шагов, но самому, без посторонней помощи. Переодевшись в свой щегольской костюм, он ни за что не захотел снимать протезы, неторопливо прокатившись в них на своём кресле через всё учреждение до машины, сам нажал и потянул никелированный серп ручки, открыв заднюю дверцу, забрался в УАЗик и, довольный, тщательно разгладил невидимые складки брюк на коленях. Я понял: парень наслаждался каждым новым движением, прикосновением, ставшим доступными ему с новыми протезами после многих месяцев боли и вынужденной неподвижности, прошедших с момента того страшного взрыва на военном аэродроме в Афганистане.

Анатолию предстояли многие дни, может быть месяцы изнурительных тренировок, прежде чем он снова сможет стоять на ногах и ходить, как другие люди. Но в этот день, когда он смог сделать свой первый самый трудный шаг, я испытал какое-то новое чувство собственной причастности, как будто сам помог ему в этом, а не Чаренцева, благодаря энтузиазму и деньгам которой, этот день стал таким. Провожая Оксану домой, я видел, как изменилось её настроение. Летящая походка, гордо поднятая голова, мечтательная улыбка на лице, наполненные искренней радостью за своего друга детства реплики и воспоминания – какие ещё нужны признаки, чтобы распознать, что девушка счастлива? Мы тепло попрощались на пороге её квартиры, договорившись и дальше помогать Анатолию. Но что-то неуловимое произошло между нами. Исчезла та немного навязчивая и пленительная мягкость, с помощью которой одноклассница, как мне казалось, хотела привязать меня к себе.

Дома я долго не мог уснуть. Вспомнился разговор с Семёном в краеведческом музее Винницы, ставший тогда для меня полной неожиданностью. В какой-то момент показалось, что всё понемногу становится на свои места. Или в полудрёме я разложил всё факты по полочкам так, чтобы прояснить для себя окончательно, что значат для меня отношения с Оксаной и исключить любое влияние их на нашу с Машей дружбу. С каким-то непонятным облегчением от проведённого анализа своих умозаключений и мыслями о Маше я, наконец, заснул.