Текст книги "Песочные часы арены"

– Знаешь, тебя даже Ной не взял бы в свой ковчег.

– Есть проблема?

– Есть. Тебе не нашлось бы пары.

– Это почему же?

– Да потому, что ты тварь – редкостная!..

…Пашка резко замолчал. Откинулся на подголовник, закрыл глаза. Он выдохся. Был пуст. Снова чист. И честен. Перед собой. Небом. Он, наконец, избавился от спудом висевших над ним проклятий. Но легко не дышалось. Просто дышалось. По привычке…

Витька еще долго молчал, смотрел на дорогу, на мелькающие отбойники, как на кадры кинохроники. Кадры их мелькающей жизни…

– Да-а… Ничего не скажешь – душевная история…

Пашка летел, прислонившись лбом к холодному стеклу иллюминатора «Боинга». По соседству под пледом посапывал Витька. Под ними медленно проплывали розовые айсберги вечерних облаков, подсвеченные уходящим в ночь солнцем. Внизу, в проталинах перисто-кучевых, виднелась темная карта земли, испещренная серебристыми змеями рек и речушек, прямоугольниками чужеземных полей да светлыми конопушками поселений. Хотелось туда – к людям, и одновременно подальше от людей. Мысли были вялыми, желаний никаких.

Здесь, в оставленном Майами, царила несусветная жара, а где-то там, на Воробьевых, сейчас весенняя прохлада. Сходят с ума соловьи, да взорвавшаяся цветением майская сирень бьет шрапнелью по ноздрям и сердцу.

Впереди ждала ночь и чернота пустой Атлантики…

Глава двадцать девятая

Пашка Жарких, перелетная цирковая птица, шел с чемоданом и портпледом вдоль океанского лайнера, которому, казалось, не будет конца. Рядом тащил на колесиках свой скарб Витька Рогожин, такая же цирковая пернатая, по совместительству «Синяя Птица Счастья». Чуть в отдалении за ними следовал пестрый, разноязыкий табор будущих интертейнеров – цирковых «развлекателей».

Над ними высилась не просто морская громадина, это была большая громадина, циклопическая. Они дошли до трапа в середине судна, посмотрели вправо-влево и едва увидели начало и конец своего будущего морского дома.

На борту перед ними ярко-синими буквами значилось «Norwegian Breakaway».

– Хм, «Норвежский прорыв», – вслух перевел Пашка. Ему тут же вспомнились слова Витьки о «Брусиловском прорыве». – Докаркался, пророк хренов!..

Они не сразу отыскали свои каюты на спецпалубе, предназначенной «only for staff» – исключительно для корабельной обслуги. Их каюты располагались на уровне ватерлинии, а может, и ниже. Пришлось не одну минуту поблуждать по замысловатым переходам с неожиданными подъемами и спусками, поворотами и тупиками. Пути-дорожки «стаффов» с пассажирскими тропами не пересекались никак – такова была конструкция этого судна и условия их контракта.

Наконец они достигли цели. Жара отыскал свой кров. Веселый Роджер прошагал еще метров пятнадцать и махнул рукой – я тоже на месте.

Пашка с облегчением опустил на пол увесистый чемодан, где утрамбовалась вся жизнь молодого жонглера – вперемешку личная и творческая. Смахнул пот. Поколдовал с электронным замком и толкнул дверь. Разверзся темный проем каюты. Его обдало застоявшимся плотным холодом кондиционированного воздуха. Пашка передернул плечами. «Бр-р! Могила!..»

Он долго искал выключатель. Теснота каюты его поразила. Она имела точные параметры упомянутой могилы. К тому же без иллюминатора. Если раскинуть руки, то упрешься в противоположные стены. До потолка с вентиляцией и противопожарными датчиками было в прямом смысле рукой подать.

Пашка закрыл дверь и присел на кровать, которая оказалась чуть шире его плеч. Под кровать чемодан хоть и с трудом, но втиснулся. Огляделся. Стало понятно, что во время сна ступни ног будут покоиться под навесным ящиком, над которым висел небольшой телевизор. Обеденный столик был, как в поезде, только вдвое компактней. На него можно было положить книги, не более того. Портплед с выходным костюмом и обувью едва уместился в игрушечном шкафчике. Далее шел умывальник размером в две ладошки, который, скорее, был рукомойником, потому что кроме рук там ничего не помоешь. По соседству, за мутным оргстеклом, словно стесняясь, пряталась душевая кабинка с унитазом. Чудо инженерной и дизайнерской мысли здесь было настолько совершенно и функционально, что в этом пластиковом стоячем гробике можно было одновременно мыться и писать в унитаз – не промахнешься.

Первые минуты Пашка чувствовал себя Гулливером в стране Лилипутии. Тут ему предстояло прожить пять месяцев. Посидев, повздыхав, он отправился к Витьке делиться впечатлениями…

Пашка даже не стал смотреть на номер каюты. Он еще издали увидел знакомый лихой плакатик «Веселого Роджера». На фоне черного знамени, над двумя скрещенными костями, вместо традиционного черепа красовалась улыбающаяся физиономия Рогожина в бандане. О! Это был известный корсар в бурных морях любви. В цирковых гостиницах, где вывешивался этот плакат, не одна каравелла и бригантина были взяты Веселым Роджером на абордаж. Видимо, и в Атлантике он собирался продолжать свое веселое дело, ожидая, что и тут ему будет море по колено…

Пашка стоял в дверях. Витька распаковывался и пытался рассовать вещи по углам. Первое, что он сделал, вывесил плакат. С этого все всегда начиналось. Ритуал был неизменным.

– Ну, и как тут жить? – Витька развел руками и едва не съездил Пашке по лицу. Тот успел вовремя отпрянуть. – Гулькин член больше моей каюты! У тебя такая же?

– Не знал, что у твоей Гульки был член.

– Да пошел ты, Жара, со своими хохмами! Как тут жить, говорю? У меня шмотки никуда не влезают! И не про тех Гулек я с тобой, а про голубей.

– Да неужели? – Пашка сделал удивленное лицо. – Я думал, ты Гулю вспомнил. Ну, ту, на которой едва не женился.

– Вспомнил, – сто лет в обед! Когда это было!..

– Ладно, Родж, не переживай. Будем живы, не помрем! Шпротам хуже! Где наша только не пропадала… – Пашка еще раз огляделся и поставил вялую оптимистическую точку. – Вот тут еще и не пропадала…

Глава тридцатая

До отплытия из Германии в Голландию еще целую неделю репетировали шоу уже на настоящей площадке, в реальных условиях и в доведенных до ума костюмах. На Пашке красовалась теперь роскошная голова носорога с впечатляющим бивнем. В районе пасти сделали незаметную сетку в тон, через которую все было прекрасно видно и вольготно дышалось. Прежняя голова, оказывается, была репетиционной времянкой и недоброй шуткой неизвестного бутафора. Костюм Пашкиной пчелы тоже претерпел изменения в лучшую сторону. Витька, эта «Синяя Птица Счастья», был счастлив до предела. Теперь его костюм, скорее, напоминал синего ангела. Он был выразительным, привлекательным, даже загадочным. Веселый Роджер ликовал! Берегитесь, трепещите, морские русалки и сирены! Он снова был в своей стихии – пиратское дело, оно такое…

Неделя пролетела в очередной беготне по сцене и за кулисами. Наконец довольный режиссер сказал: «О’кей!», и на этом репетиционные истязания цирковой труппы закончились. Начинались обыкновенные будни, монотонные и бесконечные, как океанские просторы…

Вечерами Пашка не находил себе места. Родж пялился в телевизор, исследовал корабельную видеотеку, гонял каналы местного телевидения и наотрез отказывался от каких-либо прогулок: «Еще насмотримся…» Пашка, пытливая, романтическая душа, отправлялся бродить по кораблю один.

Он и в самом деле был один – такое складывалось впечатление. Пассажиров еще не было, более половины команды развлекалось где-то на берегу. Остались самые необходимые, которые растворились в лабиринтах корабля, как соль в море. Было такое ощущение, что на этой громадине людей нет…

«Norwegian Breakaway» строился здесь, в Германии. Собирался базироваться на юге США, выполнять круизы различной продолжительности. В связи с этим корабль был полностью посвящен Америке, в частности Нью-Йорку. Все палубы, рестораны, магазины, детали декора носили названия улиц и площадей этого города. Крестными этого судна стали «The Rockettes» – известное танцевальное шоу Бродвея.

Построенный суперлайнер принадлежал Норвежской круизной судовой компании NCL. Длина его была триста двадцать четыре метра, ширина – пятьдесят. Чудовищное водоизмещение – более ста сорока тысяч тонн! Этот гигант выглядел больше самой Норвегии. Четырнадцать пассажирских палуб с пятнадцатой открытой. Кают на корабле было более двух тысяч. Этот исполин заглатывал в свое фешенебельное чрево свыше шести тысяч человек. Из них четыре тысячи восемьсот девятнадцать человек пассажиров и тысяча шестьсот команды. Тут одних лифтов было шестнадцать. А переходных лестниц, путей-дорожек и не сосчитать. Здесь в изобилии царили бары, театры, кинотеатры, боулинг, библиотеки, рестораны, салоны красоты, сауны, интернет-центры, магазины Duty Free, сигарные комнаты, бассейны, джакузи, водные горки, спортивные площадки, беговые дорожки, фитнес-центры, мини-гольф, скалодром, каток, сёрф-симулятор и даже часовня. По всему кораблю Wi-Fi – звони – не хочу, лишь бы были деньги. Кстати, о деньгах. Постройка корабля обошлась кому-то в восемьсот сорок миллионов долларов…

Пашка в кино видел, как выглядит миллион долларов. Это был чемодан, доверху набитый зелеными купюрами. Потраченная сумма представлялась ему, как если бы в самую большую каюту корабля затолкали восемьсот сорок чемоданов «зелени», которые утрамбовали громилы-охранники, чтобы дверь закрылась…

Суперлайнер, в ожидании пассажиров и своего первого рейса, жил у причала в тестовом режиме. Все его силовые установки работали на полную катушку.

Сегодня Пашка решил пройтись от начала до конца по одной из центральных палуб. «Norwegian Breakaway» светился шикарными люстрами, всевозможными бра, светодиодами разной масти, как новогодняя елка. На всех палубах звучала музыка. Игровые автоматы в залах казино призывно вопили армейскими горнами, звенели водопадами невидимых монет, дзинькали, что-то выкрикивали, вращались светящимися цифровыми табло, обещая джекпот. На бесчисленных плазменных мониторах шла реклама будущих круизов и телеэкскурсий по кораблю. Все бурлило, активно существовало, жило. Пугало только одно – отсутствие живых существ. Как на «Марии Селесте». Это было царство спрятанного под пластик металла, работающих без устали механизмов, комфорта для кого-то невидимого, а от этого ужасного и всесильного. Это было царство призраков. Корабль Призрак…

Пашка, словно заколдованный, едва добрался до атриума в три палубы высотой. По кругу подсвеченный винный бар, на стене гигантский телеэкран, где море, море, море и ни единой души… По соседству картинная галерея без посетителей, библиотека без читателей и пустой конференц-зал. Призраки! Только звуки. Море звуков! Океан!..

Пашка, оглушенный пустотой и навязчивой звуковой какофонией, бродил, вжимал голову в плечи и бесконечно озирался – вот-вот сейчас что-то произойдет!.. Живущее своей невидимой жизнью огромное пространство подавляло. Абсолютное безлюдье пугало до предела. Оказывается, человек не может быть один! Ему нужен кто-то еще – живой. Пашка очнулся от наваждения и буквально понесся к Веселому Рождеру – там Жизнь…

Прежде чем отправить «Norwegian Breakaway» в Роттердам, а оттуда в Великобританию, в Саутгемптон, немцы решили устроить грандиозный банкет «Rock the Dock», что вольно переводилось как «Раскачай верфь», или док. Это было многолетней традицией. Так делалось каждый раз после постройки очередного корабля и в честь его первого выхода в море. Размах соответствовал масштабам построенного. В этот раз он был космический.

Компания сняла самый большой торговый центр с непременным теперь модным атриумом в середине, стеклянный купол которого уходил куда-то в небеса. Стояло огромное количество столов с яствами и нескончаемыми литрами спиртного, словно речь шла о побитии рекорда водоизмещения построенного корабля. Целая армия официантов сновала с дополнительными закусками на подносах. Разноголосица накрывала присутствующих плотным нескончаемым гулом. Толпа шевелилась, словно потревоженный муравейник. Гул нарастал пропорционально принятым градусам спиртного. На банкете собралось более тысячи человек. Тут и корабельные строители, и инженеры, и команда построенного корабля, и все, все, все, кто так или иначе имел отношение к этому событию. Отдельной, скромной группой какое-то время присутствовали люди, обеспечивающие постройку финансами. С них все и началось. После официальных речей, объятий и традиционных пожеланий типа: «семь футов под килем», «попутного ветра, хорошей погоды» и так далее, док быстро и активно стали «раскачивать». Словно устроители хотели не только отметить это грандиозное событие, но и проверить собравшихся на отношение к алкоголю: «ху из ху». Многие в этот вечер не прошли «ходовые испытания». Их выводили, выносили, выпроваживали под неусыпным оком охраны. Из цирковых самый «ху» оказался мексиканец Максимилиан из «икарийских игр». Раскачать верфь с доком он не успел, а вот накачался знатно. Коллегу надо было спасать, что малопьющие Витька с Пашкой и сделали. Партнер мексиканца Эмануэль, по прозвищу Эма, где-то потерялся на безмерных просторах гулянки, докачивал док в содружестве немцев и прочих тевтонцев…

Изрядно захмелевший мексиканец невпопад вяло передвигал ноги, плевался, что-то бормотал, вскрикивал, периодически рвался из рук. То и дело спрашивал на плохом английском: «who you аге?»

– Слушай, он нас кроет или ему совсем ху… м-мм, плохо? – Витька, уставший от висевшего на его плечах вялого, но все еще говорящего тела, вслушивался в до боли знакомые звукосочетания.

– Спрашивает – кто мы? – Пашка сопел от натуги. Мексиканец, который работал нижним, был не хилый.

– А то я только и слышу: «Хуюа! Хуюа!» Хотел ему уж было вмазать. Так он и так уже вмазанный. Его тут прешь бесчувственного по-товарищески, а он тебя еще и посылает! Сволочь! Тяжелый, мля!..

Пашка, чтобы сделать передышку, остановился, встряхнул мексиканца:

– Макс! Очнись! Макс! Ты как завтра собираешься работать?

Назавтра предполагалось впервые показать шоу «Фантазия джунглей» зрителям, тем самым строителям. Кто выживет, конечно, после сегодняшнего…

Максимилиан собрал глаза в кучку, напрягся, узнал коллег и коротко ответил: «Watch!..» Освободился от объятий, постоял, пошатался и вдруг сделал резкое безукоризненное заднее сальто. Потом встал на руки и замер. Стоял не шелохнувшись.

– Не, ну ты глянь на него! – Витька в восхищении оторопел. – Стоит лучше, чем я трезвый. Вот здоровья у этого чиканоса!..

Максимилиан, услышав оскорбительное для уха мексиканца прозвище, было дернулся на Витьку. Пашка развернул Макса на себя.

– Ладно, всё! Убедил! Пошли домой, хватит на сегодня…

Глава тридцать первая

Артисты шоу «Jungle fantasy», воодушевленные громким приемом германских судостроителей, отправились вместе с кораблем в Роттердам, а оттуда в Англию. Путешествие началось. Все жадно впитывали первые впечатления.

Простой взгляд на карту дает некоторое представление о военно-морском стратегическом значении английского Саутгемптона, который стоит на треугольном полуострове, образовавшемся в том месте, где реки Итчен и Тест впадают в Саутгемптонскую бухту в восьми милях от пролива Солент. Неудивительно, что Саутгемптон участвовал в многочисленных бурных событиях – он был свидетелем победы армии Генриха V при Азенкуре, отплытия Отцов-пилигримов на борту «Мейфлауэр» в 1620 году и первых плаваний таких кораблей, как «Куин Мэри» и «Титаник».

Разноликая и разноязыкая труппа «Джунглей» бродила по древнему городу, впитывая историю вместе с кока-колой, баночным пивом и стаканчиками кофе на вынос. По пути им встретилась старинная церковь с фонтаном, который был построен в память об экипаже «Титаника». Многие члены команды были жителями Саутгемптона. Недалеко от центра, в юго-западном уголке Старого города, на берегу моря набрели на Wool House – прекрасное каменное складское помещение XIV века, которое ранее использовалось как тюрьма для наполеоновских военнопленных, а теперь здесь расположился Морской музей. В нем узнали о золотых днях океанских лайнеров. Там же увидели огромную модель «Куин Мэри» и различные вещи с «Титаника». Все стояли как завороженные, слушая записанные на пленку голоса тех, кто выжил в той трагедии…

На корабль все вернулись какие-то задумчивые и притихшие.

…Их гигантский лайнер качало, вздымало вверх и бросало в пропасть. Медленно, величественно, неторопливо. Это как если бы блоха ночевала на груди исполина. Океан дышал. Шумно, с каким-то утробным ревом и гулом…

Вестибулярный аппарат всего живого на корабле в этот час клинило, бросало в немую панику или восторженное отчаяние. Многие рта не могли открыть – спазмы страха сжимали горловые связки и отключали мозг. Другие хватали ртом воздух, словно им его не хватало. Третьи таращили по сторонам глаза и в экстазе скалились улыбками сошедших с ума. Это был шторм! Самый настоящий! Тот самый, о котором говорят шепотом и с придыханием. Они в него попали сразу, «без разминки», в первый же рейс…

Совершался трансатлантический переход из английского Саутгемптона в Нью-Йорк. Шли точным маршрутом «Титаника». Приблизительно в эти же весенние месяцы, как и сто лет назад. Забавно, что это был снова самый большой и самый современный корабль. И это был его первый трансатлантический переход. Совпадений масса…

Сначала все шло хорошо. Даже успели отработать одно шоу. С шумным успехом и азартом. Зрителей в зале было не протолкнуться. Люди сидели на приставных стульях, стояли вдоль стен. Принимали на ура! После шоу все друг друга поздравляли с премьерой. Теперь уже с настоящей. Готовились к вечернему представлению.

Волнение пять-шесть баллов на «Norwegian Breakaway» почти не чувствуется – так, покачивает слегка. Перед премьерой все обсуждали друг с другом невольные совпадения погибшего «Титаника» с их кораблем. С нервными смешками и приколами высматривали айсберги на горизонте. Потом стало не до смеха. Особенно когда объявили, что под ними на глубине 3750 метров лежит тот самый злополучный «Титаник». Все приумолкли, представив себе эту грандиозную историческую катастрофу и черную бездну под собой, которая поглотила тогда свыше полутора тысяч пассажиров из двух. На их корабле сейчас находилось свыше шести тысяч…

…Забортная вода проникала повсюду: она заливала шахты лифтов, водопадом лилась из-под их закрытых дверей, заливала полы в холлах, словно соседи сверху забыли выключить все свои краны. Некоторые волны доходили до верхних палуб. Это было испытание и для корабля – детища современной цивилизации и для людей той самой цивилизации, которая сейчас казалась чем-то ничтожным перед бушующей ревущей стихией.

Гремела разбивающаяся посуда. Незакрепленная мебель с грохотом скользила от борта к борту. Люди цеплялись, кто за что мог. Те, кто пытался куда-то идти, двигались странно, казалось, что они шагали под углом в сорок пять градусов. Создавалось впечатление, что это гигантское раскачивающееся судно близко к критическому так называемому «углу заката». После которого всё…

Законы земного притяжения перестали существовать. Кто-то громко истерично хохотал, кто-то вопил, призывая небо в помощь. То и дело слышался женский визг, при особенно чувствительном ударе волны о корабль. Тот содрогался всем своим металлическим телом, но упрямо шел сквозь шторм.

Пашка кричал в ухо Витьке: «Ну, что, Родж! Настал твой час!..»

Накануне, перед отплытием проводились учения для пассажиров и команды. Людей обучали надевать спасательные жилеты, занимать места в шлюпках. Давались предписание кому куда, и как быстро, если Что…

– Вот лопнет твой спасжилет, или места в лодке не окажется, всё – кранты тебе, Витя! Будешь рыбок кормить.

– Не буду я их кормить! Еще чего! Мне нельзя погибать, я жить привык.

– Ладно, успокойся! Знаю, плаваешь хреново, но лично ты не утонешь.

– С какого это вдруг мне такое счастье подвалило? – Витька с опаской поглядывал на происходившее вокруг.

– Как эквилибрист ты, господин Рогожин, полное, кхм… А оно, как известно, не тонет.

– Ну тогда, господин Жарких, будем плавать рядом…

Через восемь часов «болтанки в проруби» – по меткому определению Веселого Роджера – стали подсчитывать ущерб. Где-то что-то погнулось, оторвалось, сломалось, разбилось, рассыпалось. Поломаны, разорваны в клочья или унесены в океан лежаки с шезлонгами, предназначенные для будущих жарких маршрутов – поторопились выставить их на открытых площадках пятнадцатой палубы. Помазаны йодом, забинтованы сбитые локти, колени, твердые лбы пострадавших, крещеных морем. В целом, как оказалось, особого ущерба не было. «Норвежский прорыв» с честью сдал экзамен на прочность, прорвался, как потом выяснилось, сквозь одиннадцатибалльный шторм, от которого увернуться у капитана не было никакой возможности – по бокам было еще хуже, а сзади пути уже были отрезаны «оком дьявола»…

Попала под штормовую раздачу и «Jungle fantasy». Наиболее габаритные костюмы, чтобы не занимать много места в гримерках, решили после шоу вывешивать в общей просторной костюмерной. Там они висели на стойках, чтобы успеть подсохнуть между выступлениями после рьяного похода представителей джунглей на сцену. «Плеснуло» и сюда. Обильно. На пол и костюмы. Воды «накапало» чуть ли не по колено. Витька, он же «Синяя Птица Счастья», которая сейчас выглядела убедительно счастливой, что осталась жива, но смотрелась все еще бледно-зеленой после перенесенной «морской болезни», быстро обозвал утопленницу, она же костюмерная, «Сандунами» с бассейном, парилкой и прачечной. Пашка подвел итог: «Мы теперь шоу с подмоченной репутацией…»

После этого шторма Витька Рогожин озаботился вопросом «почему эта консервная банка, набитая людьми, не перевернулась?» Ответ он нашел у старшего помощника капитана, который явно был к Витьке неравнодушен – поклонник! О, это был выдающийся персонаж! Он мгновенно обращал на себя внимание. Высокий черноволосый симпатяга с прической волосок к волоску. Белоснежная форма с черными иероглифами погон сидела на нем как влитая. Подчеркнуто ухожен, отутюжен, с тонкой негой парфюма. На его загорелом лице появлялась загадочная улыбка и странная поволока в глазах, когда он общался с мужчинами. Пользуясь случаем, он выдал Роджеру целую лекцию, исподволь трогая его то за руки, то за плечи.

– Мой друг! Система стабилизации качки современных лайнеров состоит из нескольких элементов. В нижней части корпуса нашего судна находятся балластные цистерны. Они заполняются водой, что делает лайнер значительно устойчивее. Также у нас есть подводные крылья-стабилизаторы, которые располагаются с обеих сторон по центру лайнера. Они перемещаются вниз-вверх в противофазе волнам. – Старпом изобразил руками, как работают те самые подводные крылья.

Витька пожалел о своем вопросе. Лекция явно грозила затянуться. Рогожин решил улизнуть, но не тут-то было. Помощник капитана предугадал маневр слушателя и преградил ему путь, подставив грудь. Рогожин едва не ткнулся в нее головой. Дело происходило в нешироком коридоре театрального закулисья.

«Чтоб тебя!..» – Роджер, деликатно улыбаясь, сделал шаг назад, покрутил головой, ища пути отступления. Вариантов было немного. Старпом явно оседлал своего любимого морского конька и теперь вдохновенно вещал. Витька кивал и отчаянно прикидывал варианты побега из морского плена. Впервые брали на абордаж его самого, без всякого на то разрешения. Но он пока терпел…

Продержался он недолго. Чтобы сбить менторский тон «лектора» и его многозначительное поигрывание глазками, поинтересовался о морской болезни. Вроде задал безобидный вопрос, но тут же понял, что совершил очередную ошибку. Ему снова предстояло получить исчерпывающий ответ в стиле казенной инструкции. Старпом почти прижал Витьку к стене, покручивал пуговицу на его рубашке и, прикрыв глаза, ровным голосом шпарил заученное.

– Морская болезнь возникает, если в мозговые центры от рецепторов среднего уха и органов зрения поступают сигналы, отличающиеся друг от друга. На суше ощущения человека совпадают с тем, что он видит. Когда шторм, зрение фиксирует неподвижность предметов, в то время как рецепторы среднего уха указывают на отклонения от линии горизонта, что приводит к дискомфорту…

«Не, я щас сдохну!» – бывшая Птица Счастья переминалась с ноги на ногу, ощущая всеми фибрами своей вольной души узкие застенки кулис, не имея возможности ни улететь, ни даже ускакать на одной ножке. «Чтоб тебе не вылезать из сортира неделю, гад!» – Витька отчаянно давил на лице благодарную улыбку. Старпом, улыбаясь в ответ, продолжал свой технический ликбез. Судя по всему, разбирался он в этом неплохо и у него сейчас были все шансы доказать это.

Витька, проклиная свою любознательность, периодически пытался двигаться вдоль стены, но старпом своевременно простирал руку шлагбаумом, упираясь ею в ту же самую стену. У Рогожина не было никаких шансов прошмыгнуть. «Да твою же мышь! – все больше закипал Рогожин, – Во влип!..»

А старпом все нудил, нудил, рассказывая об устройстве современных лайнеров, о приспособлениях, которые не дают судам переворачиваться и идти ко дну. Этот морской «Малюта Скуратов» продолжал изощренно терзать Рогожина, периодически трогая того мягкими ладошками и пытаясь заглянуть к нему в душу через глаза. Помощник капитана со своими песнями сейчас был воплощением легендарных сирен. Его вкрадчивый голос убаюкивал, усыплял. Хотелось выпрыгнуть за борт и утопиться…

– В современных лайнерах, вместо подводных крыльев или вместе с ними, применяются огромные металлические противовесы до ста тонн, которые, передвигаясь по рельсам, не дают лайнеру раскачиваться. К тому же система стабилизации качки оснащена компьютерным центром, оценивающим при помощи гироскопа степень отклонения лайнера от линии горизонта и запускающим соответствующие механизмы стабилизации. Такой сильный шторм, который мы пережили, случается редко в регионах плавания круизных лайнеров. Так что вам, мой друг, несказанно повезло. Вы теперь – морской волк! – И в очередной раз коснулся ладошкой предплечья Рогожина. Витьке в этот раз стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не двинуть в челюсть этому явному представителю радужного знамени. Сдержался. Сам себя похвалил, выдохнул. Веселый Роджер с улыбкой пирата, готового прямо сейчас кривым ножом снять скальп с соблазнителя, решительно отвел в сторону руку старпома, констатировал:

– Я не волк! Я – Синяя Птица Счастья!

– Вот поэтому мы и не утонули, мой друг…