Текст книги "Песочные часы арены"

Глава сорок девятая

Будильник, как всегда, сыграл побудку неожиданно, на самом интересном месте…

Пашка нащупал пальцами ног на прохладном пластике каюты второй дублирующий выключатель. Руками пошевелить, поднять их выше головы было – не дай Бог!

Свет резанул по глазам. Новый день ворвался в каюту.

Пашка едва смог сесть на кровати.

– Ну? И как сегодня будем работать? Да-а, дела…

В дверь постучали.

– Родж! Иди на хрен! Я пошевелиться не могу!

Из-за двери бодро ответили:

– Главное, чтобы шевелилось то, куда ты меня послал. Я просто узнать, когда некролог вывешивать?

– Да пошел ты! Не дождетесь!

– Иду, иду! Как ты любишь говорить – не провожай!..

Пашка не с первой попытки встал, сделал несколько шагов. Даже сполоснул лицо – ничего, терпимо. Причесался. Снова стук в дверь.

– Что, адрес забыл, куда идти? Родж, сволочь бессердечная! – Пашка повернул стопор в двери. Открыл. Приготовил пару крепких слов и адрес нового пункта назначения, куда следует Веселому Роджеру доставить свое бренное тело. Рука застыла в приподнятом состоянии. На пороге стояла еще недавно снившаяся итальянка.

– Buongiorno dolcezza. Sei ancora vivo? – Она улыбалась во все свои тридцать два белоснежных зуба или сколько там у них.

Он стоял истуканом, как если бы сейчас увидел шедшую на него «волну-убийцу», о которой на корабле не говорил только ленивый. Пашка понял – если прозвучало «vivo», значит, тоже интересуются его перспективами на ближайшие сто лет.

– Здрасьте… – Он сделал попытку ожить. – Ой!.. – Пашка схватился за причинные места, которые единственные не пострадали в солнечном коллапсе и сейчас были не прикрыты – он всегда спал обнаженным.

– Wow! Una vista incredibile! Degno di nota! Bravo! Incredible show!..

Без перевода было понятно, что она впечатлена увиденным и ее личное утро задалось…

Пашка в секунду замотался в простыню и сейчас стоял перед ней как римский император.

– «Все прекрасное редко!» – Кивнула она куда-то чуть ниже середины белого изваяния в лице русского жонглера. – Это сказал Марк Тулий Цицерон, – Ее английский был практически без изъянов, – Как самочувствие, погорелец? – Она поиграла тюбиками кремов.

– «В мужестве два главных проявления: презрение к боли и презрение к смерти.»

– ?! – Итальянка приподняла брови в немом вопросе.

– Он же – Марк Тулий.

– В России знают, кто такой Цицерон? – У нее в очередной раз взметнулись брови. Она попыталась поаплодировать, но руки были заняты.

– О’кей! Ложись!

«Сны как-то уж очень стремительно сбываются…» – подумал Пашка и не двинулся с места.

– Ложись! Буду лечить. Распустишь руки, сломаю в секунду. Я предупредила!..

Ее взгляд и интонация не вызывали никаких сомнений – эта сломает!..

Пашка покорно лег на живот. Та бесцеремонно стянула с него простыню и выдавила из тюбиков на спину густую жидкость. Его словно обожгло, но он мужественно преодолел секундную слабость, оправдал оказанное ему Марком Тулиевичем доверие. Тот сейчас был бы им доволен.

…Она водила бархатной прохладной ладонью по спине, размазывая крем. Специальный гель от ожогов в избытке лег на лицо, открытые плечи, живот. Этой успокаивающей благодати удостоились обгоревшие ноги, минуя область, которая не нуждалась в спасительном бальзаме. В этот час не было даже намека на эротику или что-то в этом роде. Пашка постанывал от удовольствия, но боялся пошевелиться, опасаясь за руки…

Операция спасения закончилась так же неожиданно, как и началась.

В дверях она обернулась, протянула руку.

– Валентина! Валентина Виторелли. – Она, как тогда на палубе, снова ослепила Пашку зеленью глаз и какой-то простой приятной улыбкой.

– Пашка. Жара. То есть, – замотал он головой, – Павел Жарких! – В свою очередь тоже протянул руку. Простыня предательски соскользнула с плеч, ее удалось поймать только в районе колен. Валентина рассмеялась каким-то потрясающе нежным грудным голосом. Сегодня она рассмотрела Пашку со всех сторон и не один раз. Он был пунцовым теперь не от загара. Это не укрылось от Валентины.

– Ты не в том шоу работаешь. В стриптизе был бы звездой! До вечера, Пашка Жара, то есть Павел Жарких! – И еще раз, напоследок, одарила россыпью итальянских изумрудов…

Глава пятидесятая

…Они стояли на подмостках пятнадцатой палубы. В центре. Сейчас это была сцена. Под открытым небом. Их сцена. На двоих. Без зрительного зала. Точнее, он был, но необычный. В нетерпении похлопывали парусиной пустующие шезлонги. Кучевые облака, разрисованные фиолетовыми тенями, сбивались в шевелящийся волнующийся аншлаг, и смотрели, смотрели. Опоздавший на зрелище ветер все никак не мог успокоиться, ища свое место…

Из динамиков привычно лилась музыка. Круизный день клонился к вечерней заре. Солнце щурилось, предвкушая встречу с горизонтом, мечтающим о желанной ночи. Лайнер неторопливо рассекал океан, чуть покачивая бортами. «А-раз-два-тричетыре… А-раз-два-тричетыре…»

Зазвучала мелодия. Пашка вздрогнул – Мигель Луис! Свидетель его многочисленных дней, окрашенных в мутные цвета меланхолии и щемящей грусти. Громкоговорители словно по заказу напрягли натруженные связки, увеличили мощь, излили водопад звуков на палубу. Голос певца проникал в каждую клеточку плоти. Лайнер точно попадал в ритм: «А-раз-два-тричетыре… А-раз-два-тричетыре…»

Валентина откликнулась на мелодию, повела бедром, не сводя с Пашкиного лица улыбающихся глаз. Она беззвучно звала, покачиваясь на месте. Затем два плавных скользящих шага назад. Пируэт. Шаг в сторону. Серия мелких летящих шагов по палубной сцене. И неотрывный взгляд, зовущий в томную негу румбы. Она подняла руку, поманила пальцами. Улыбнулась, полыхнув зеленью глаз. «А-раз-два-тричетыре… А-раз-два-тричетыре…»

Пашка неожиданно для себя отреагировал. Точнее, его тело, которое помнило. Всё! Все эти годы…

Он сделал шаг. Руки очертили круг у бедер. Он часто так делал, когда в жонглировании кольцами выходил на трюки. Сейчас это было ответом на призыв. Он устремился навстречу Валентине. «А-раз-два-тричетыре… А-раз-два-тричетыре…»

Глаза Валентины от удивления раскрылись, как утренние цветы, почувствовавшие первые теплые лучи восходящего солнца. Она невольно остановилась. Пашкино тело профессионально передавало пластику и мысль рвущей сердце румбы.

Пашка скользил вокруг Валентины, касаясь ее талии, плеч, бедер. Она робко ответила, все еще находясь во власти невероятного удивления. Наконец отозвалась всей мощью тренированного тела. Глаза в глаза. Сердце в сердце…

Они парили над палубой в этот предзакатный час под нарастающие аплодисменты хлопающих шезлонгов, под восторженные порывы танцующего в такт ветра, под кульбитами почерневших от зависти облаков. «А-раз-два-тричетыре! А-раз-два-тричетыре!..»

Танцующие остановились, вглядываясь, словно впервые видели друг друга. Притяжение пересилило гравитацию «нельзя», губы сомкнулись, став единым целым…

Над ними громыхнуло, то ли благословляя, то ли пугая небесными карами. С неба полилось плотным потоком. В мгновение Пашка с Валентиной промокли до нитки. Смеясь, они устремились к выходу.

Они бежали по лестницам. Мокрые, неожиданно счастливые. Платье Валентины прилипло к телу. Оно от небесной влаги стало прозрачным. Теперь любой мог увидеть все тайны молодого роскошного тела. Пашка набросил на Валентину свою мокрую рубашку. Его загорелый голый торс вызывающе демонстрировал кубики пресса, упругие мышцы жонглерских рук и плеч. Два совершенных шедевра небесного создателя. Как скрипки великого Страдивари…

В каюте Пашка феном сушил прямо на Валентине платье. Грел ее и отогревался сам. Дождь был свежим. Как новость для Валентины – профессионально танцующий Пашка.

Они смеялись, грелись, сушились. И целовались, целовались. «А-раз-два-тричетыре… А-раз-два-тричетыре…»

…Они не могли наговориться. Поражало совпадение судеб, параллельных событий в их жизни в одно и то же время. Вечное ожидание чего-то грядущего, но никак не приходящего.

Не хотелось размыкать рук, боясь потерять приобретенное, такое желанное. Они купались во времени и пространстве. Тонули друг в друге. Время остановилось, притормаживая вращение планеты. Две половинки, раскиданные по миру, наконец обрели друг друга. «Вчера» и «Завтра», улыбаясь, отошли в сторону. «Здесь» и «Сейчас» слились в объятиях…

Они бродили по музеям и картинным галереям Бермудов, уединялись на самых дальних его пляжах. Исходили в Нью-Йорке все, что можно было обойти за те часы, которые им были отпущены до отплытия лайнера в обратный путь. На корабле же не могли дождаться, когда закончатся их выступления и они окажутся на их, теперь любимой обоими, пятнадцатой палубе в ожидании «Зеленого луча». Они его увидят! Обязательно!..

Густонаселенный квартал «Ваганьково», вот уже которую ночь, мог не спрашивать Веселого Роджера, что происходит в одноместной «могиле» по соседству с ним. Там скрывались очень даже живые двое.

Представить этот смерч, тайфун, океанский ураган, загнанный в пределы двух квадратных метров коробки из хрупкого и тонкостенного пластика, ни у кого не хватало фантазии. «Подзвучка» происходящего рисовала картины гибнущих Содома и Гоморры.

Пашка тонул в океане любви. Тот океан, что был за бортом, казался ему мелким водоемом, озерцом, лужей. Больше ничего теперь в этом мире для него не существовало и не имело значения. Никогда его сердце еще так не билось, не знало удушающего сгустка радости, тоски и томления. Он летал!.. Работал, как в тумане. Жил в мареве нереального. Дышал!

Он потерял ориентиры и ощущение времени. Он видел только Ее. Ее глаза, полные изумрудного света. Слышал бархат Ее голоса. Ощущал нежный шелк Ее тела. Все некогда слышимые им эпитеты сладкоречивых восточных поэтов меркли в сравнении с реальностью…

Рогожин озорно поглядывал на друга, понимая – пропал парень! Совсем пропал… Для себя неожиданно сделал открытие – ничего подобного в его жизни не было. Ну, да, увлекался, даже влюблялся. Но чтобы вот так, до обморока, до сумасшествия! Ну, не знаю, не знаю…

Пашка в несколько дней, без всякого перевода, понял разницу между «аморе», «ляморе» и «фарламоре».

Он потерялся в парсеках мироздания. В путаных, туманных лабиринтах параллелей и меридианов такого прекрасного Бытия…

Он не понимал ничего. И не хотел! Он просто – чувствовал. Ощущал. Жил. Летал! Парил в своих давних мечтах, в толком еще не раскрытых до этого момента желаниях, которые наконец обрели реальность. Он познал – Тайну! Пашка прикоснулся к миру Любви…

Однажды ранним утром Рогожин, с лукавой улыбкой пирата, повесил плакат с изображением «Веселого Роджера» на дверь каюты Пашки. Там, в бандане, в скрещении двух сабель, улыбалась физиономия его друга и соратника по борьбе, набранная на местном фотопринтере…

Глава пятьдесят первая

Случилось это в ресторане, куда у них был допуск…

Пашка не отпускал Валентину ни на шаг. Она была не против. Но сегодня ей предстояло отужинать с одним очень «уважаемым», богатым человеком с Ближнего Востока. Это была личная просьба капитана. Предстоял разговор об организации гастролей в одной из жарких нефтеносных стран. Работать предстояло в крупнейшем казино. Контракт намечался на редкость выгодный. Валентина надеялась оказать протекцию и Пашке с Витькой. Хорошие жонглеры, эквилибристы с именами и международными наградами всегда были в цене.

Роджер с Жарой сидели, скромно попивали каждый свое у окон с видом на море, наблюдали за беседой седовласого респектабельного мужчины и чарующей красотки, с которой не сводили глаз все мужчины, присутствующие в этот час в ресторане.

Все шло как-то обыденно, заурядно. Один что-то вещал, строил глазки и иллюзии. Другой, точнее, другая хмурилась, явно тяготилась беседой, искала возможность побыстрее расстаться.

Он коснулся ее руки, она гневно отдернула. Это был тот самый повод для расставания. Но не для него. Он крепко схватил ее за запястье со свирепым выражением лица, не терпящим неповиновения. Валентине явно было больно…

Пашка в секунду оказался у их столика. Витька оказался менее проворным. Жара хотел с размаху ударить того, кто посмел так обращаться с его возлюбленной, но не успел. Двое дюжих молодцов, все это время незаметно сидевших за соседним столиком, мгновенно свалили Пашку на пол. «Телохранители!» – мелькнуло в его сознании.

Роджер не стал разбираться, влепил хук с правой тому, кто был ближе, и тут же тому, кто прессовал Пашку в пол. Это позволило Жаре оказаться на ногах.

«Уважаемый» человек закрывал лицо руками и пятился назад. Еще пара мощных ударов цирковых успокоили его охрану минимум на несколько минут. Те слабо шевелились на полу. С секьюрити корабля Пашка с Витькой ссориться не стали, приподняли руки, всем видом показывая свои мирные намерения. Валентина закрывала грудью своих друзей…

Разборки были бурными. Дело дошло до визита самого капитана – с его легкой руки произошла эта встреча. Сначала капитан без лишних слов отдал приказ о списании на берег и изгнании с лайнера дебоширов, позволивших себе неслыханное. Но тут вошел виновник этого скандала – улыбчивый, величественный. Покаялся, что позволил себе лишнее – предлагал даме непристойности. Готов принести свои извинения и компенсировать моральные и физические издержки, если таковые имеются. В этот момент он выразительно и, как всем показалось, насмешливо посмотрел на своих телохранителей. Тем явно нужен был грим…

Капитан, хмурясь, сделал первое и сразу последнее предупреждение. Милостиво позволил продолжить работу в шоу и откланялся. Через несколько часов арабская делегация сошла на гостеприимные берега Нью-Йорка и растворилась без следа в этом многолюдном мегаполисе.

Глава пятьдесят вторая

«Норвежский прорыв» в очередной раз прибыл на Бермуды. Артисты радовались – выходной! Сутки без сцены. Целые сутки на прогулки, пляжи, солнце, море. Свобода!..

Валентине несколько раз звонил ее дядя. «Что-то зачастил! Небывалое дело!..» Валентина была заметно удивлена. Трудно было дать оценку этим звонкам…

…Со стоявшей на якоре яхты запросили у береговой охраны разрешение на краткосрочный прием гостей на борт. Сами хозяева яхты на берег выходить не будут, чтобы не заполнять кучу бумаг на въезд. До ближайших стран многие сотни морских миль, кому нужны лишние заморочки. Тут курортная зона, всё проще. Разрешение было дано, но с клятвенным заверением, что гости обратно на берег вернутся через таможенный терминал – мало ли, контрабанда там или еще чего. Здесь всё хоть и запросто, но служба есть служба, и законы никто не отменял.

Посланная с яхты моторная лодка причалила к условленному месту. Валентина, Пашка и Витька рассматривали тех, кто в ней сидел. Явно арабы. «Опять арабы!» Из памяти не выветрился еще тот эпизод в ресторане. Из лодки хмуро поглядывали ребята крепкие, неулыбчивые. Увидели, что будущих пассажиров неожиданно трое, замешкались.

– Мы поплывем только втроем. Или никак! – Валентина была непреклонной.

Снеслись по рации с яхтой. Там после паузы дали распоряжение: «трое так трое – не проблема…»

…Витька подставлял лицо морскому ветру, несущемуся навстречу, щурился от удовольствия, как кот на завалинке. Похлопывал по гладкому борту лодки, с любовью и восхищением поглаживал. Прокричал Пашке в ухо:

– Я эту лодку знаю, как свои пять пальцев! Столько раз лётал на ней. Классный аппарат! ZODIAC Futura Mark 2. Я о такой мечтал! Хотел купить и гонять в Майами. Обязательно куплю!

– Бойтесь своих мечтаний, им свойственно сбываться!..

Накануне Валентине в очередной раз позвонил ее родной дядя с радостной новостью, что есть возможность ненадолго встретиться. Он на яхте по пути в Пуэрто-Рико. Это показалось немного странным. Где Бермуды и где Пуэрто-Рико? И где это дядино «по пути»?.. Валентина не придала этому особого значения. Дядя жил своей непонятной жизнью. Семья знала, что он был как-то связан с криминалом. Слыл законченным игроманом, частенько скрывался из-за долгов. Но он был родным человеком, в какой-то момент даже заменял давно ушедшего в мир иной отца Валентины. До отплытия в обратный путь в Нью-Йорк был целый день – выходной. Решили его провести таким вот образом. В гости так в гости…

На яхте приняли фал. Витька обратил внимание, что лодку подняли и стали спешно крепить. Здесь же, на просторной корме, жались друг к другу несколько зачехленных гидроциклов.

Эта суета Витьке сразу не понравилась. Он напрягся. Судя по всему, никто их назад отвозить не собирался. Эта дорога заранее предполагалась в один конец. Яхта явно готовилась через какое-то время уйти в океан. Ерунда какая-то… Ничего себе, долгожданная встреча с дядей из Италии!..

Посудина была оборудована по последнему слову техники. Оснащена всем необходимым навигационным оборудованием. Она была небольшой, но роскошной, с немногочисленной и какой-то странной, специфической командой. Люди угрюмые, неразговорчивые. Напряженные. Атмосфера не для отдыхающих и путешествующих…

Их с улыбкой встретил черноволосый красавец во всем белом, перебирающий четки в руке. Короткий жест пальцев, и сопровождающие покорно вышли за пределы фешенебельной каюты. На широком серебряном подносе в центре стола возлежала гора фруктов, стояла газированная и простая кристально чистая питьевая вода. В кресле сидел дядя Валентины с каким-то виноватым лицом. Он явно волновался, но пытался держаться достойно.

Пашку с Витькой попросили выйти, дабы родственники могли поговорить. Открылась дверь каюты напротив, им жестом указали – садитесь. Дверь закрылась. Роджер высказал свои подозрения:

– Похоже, Паша, мы влипли! Все это мне напоминает банальное похищение. И вряд ли мы с тобой объекты внимания. Думаю, тут ждали Валентину. Мы так – балласт, который в океане выбросят за борт. Тут уж какими бы мы ни были хреновыми эквилибристами и жонглерами, долго не поплаваем. Там акул, что тефтелей в супе. Им по хрену, какие мы с тобой артисты. И хоть ты утверждал, что ОНО не тонет, тонет, Паша, еще как тонет! Какие будут предложения, пока стоим?

– Отвязывать лодочку и в обратный путь.

– Сказать легко… – Витька почесал голову, – Давай думать. Людей у них, судя по всему, немного – шифруются. За нами они вполглаза, мы для них так, лютики в проруби. Давай изображать дебилов, простачков. Главное – лодка. И Валентина. Я к лодке, ты к Валентине, будешь их отвлекать на себя, пока я спущу моторку на воду. Потом – прорываемся. Что будет, то и будет, раз уж втюхались по самые гланды!.. Ладно, понеслась! Представление начинается! На всё про всё у нас, Паша, минут пять, не больше. Алле!..

– Эй, братва! – Витька с широкой русской улыбкой постучал и приоткрыл дверь, – Покажите ваше корыто! Интересно! – Шагнул за дверь. Двое охранявших невольно расступились. Витька жестом показал – экскурсия! Смотреть! – он потыкал себе в глаза. Те переглянулись, пожали плечами, мол, пошли! Разделились. Один прилип к Витьке, другой сопел за Пашкиной спиной. У каждого из охранников на боку висела кобура с торчащей рукояткой. Витька шагал в сторону кормы, к которой они пришвартовались. По пути с наигранным интересом всё щупал, охал, изображал восторг, показывал большой палец. Охранник высокомерно усмехался – что эти русские видели в своей жизни, кроме медведей. А тут – роскошь, куда ни глянь! Охранник ослабил внимание.

До выхода на корму осталось пару шагов. Витька остановился, лениво потянулся, по ходу прислушался. Рядом точно никого не было. Видимо, несколько человек сейчас в рубке, двое-трое в машинном отделении, столько же где-то рядом с боссом. Возможно, еще несколько архаровцев спят в каютах, ожидая вахты. Пора.

Витька встал на руки, прошел пару шагов, снова остановился. Дождался, когда удивленный охранник подойдет поближе. Подобное Роджер уже один раз проделывал в критической для себя ситуации. История, кажется, имеет продолжение. Попрыгал на руках, как люди на ногах. Охранник открыл рот. Закрыть он его так и не успел. Витька сделал разножку. Ноги разошлись в шпагат, а оттуда одна нога с хорошего ходу прилетела в череп охраннику. Что-то хрустнуло. Тот лег на ковровое покрытие пола бесшумно, и, кажется, надолго. Не теряя времени, Витька расчехлил кобуру лежащего. Армейская «Беретта» легла в руку, успокоив взорвавшиеся адреналином нервы своей прохладой и надежностью. Роджер передернул затвор и поставил на предохранитель. Стрелять он не собирался, но вдруг. Главное, лодку на воду!..

…Пашка шагал, дебильно шмыгал носом, глупо улыбался, точно так же, как Витька, всё щупал, восхищался. Его надзиратель презрительно отворачивал голову, всем своим видом выказывая презрение к европейцу, которому и жить-то осталось…

Пашка выжидал, выцеливал. Он увидел по пути стоящий в ячейке огнетушитель. Мгновенно взял его и поставил себе на лоб. Оторопевший охранник схватился за пистолет. Пашка балансировал огнетушителем, пританцовывал, раскинув руки в стороны, и что-то напевал. Ничего подобного этот представитель арабского мира в своей жизни не видел. От цирка он был так же далек, как сейчас Пашкина родина от Бермудов. Охранник от увиденного тоже раскрыл рот и так же не успел его закрыть. Пашка сделал вид, что огнетушитель падает со лба. Охранник бросился его ловить. Раскрыл руки, наклонился, и тут же лег. Насколько – один Аллах теперь ведает. Красная железная плоть огнетушителя с гулким стуком соединилась с человеческой плотью в районе затылка…

– Аллах Акбар, приятель!..

Очередная «Беретта» перекочевала из кобуры в руки гостей.

Пашка без стука вошел в каюту, где находились Валентина, ее дядя и тот, кто заманил их на эту яхту. Тот гневно сверкнул глазами из-за такой непозволительной дерзости и непочтительности, привстал с кресла. Его елейная улыбка слетела с губ в одно мгновение. Пашка вытащил руку из-за спины, направил пистолет на онемевшего хозяина яхты и показал тому жестом – садись! Приложил палец к губам: «Тс-с-с!.. Молчи! Крикнешь – хана!» Для убедительности провел рукой по шее – жест более чем понятный. Зашел сзади и со всего маху двинул того ниже затылка. Четки отлетели в сторону. Тело сползло с кресла, даже не охнув.

Дядя Валентины заюлил, захныкал:

– Не надо! Только не убивайте! Это я во всем виноват, я!

Пашка приказал Валентине:

– Вяжи его!

– Как?

– Ладно, сам.

Вытащил ремень из штанов итальянского дяди и связал его руки за спиной. В рот ему воткнул белоснежную салфетку с фруктового стола. Теперь не пикнет. Они рванули в сторону кормы.

– Надо спешить, они собираются вот-вот отплыть…