Текст книги "Завещание Петра Великого"

При этом калмыцкий хан Аюка отказывался в ходе этого кубанского набега предоставлять помощь российским властям. По странному стечению обстоятельств именно в 1717 году Аюка окончательно замирился с Бахты-Гиреем, а когда спустя пару месяцев возник бунт во владениях последнего, посылал ему на помощь калмыцкое войско под предводительством сына Чакдор-Чжаба. Разорив улусы мятежников, сын Аюки в виде оплаты увел обратно на Волгу ранее захваченные кубанцами калмыцкие роды чжетысанов и чжанбулаков. Таковы были тогдашние степные нравы.

Когда генерал-губернатор Казани потребовали от Аюки войска для защиты, то хан отвечал, что он не может сделать сего без персонального царского указа, так как некогда князь Бекович не посмел без царского повеления помочь ему отогнать от своих кочевий тех же кубанских татар. Более того, почти две сотни калмыков во главе с сыном Аюки Чакдором-Чжабой состояли при татарах проводниками. Да и сам набег, как тогда говорили, был произведен по предварительному соглашению между Аюкой и Бахты-Гиреем.

Разумеется, что ссылка Аюки на погибшего Бековича была лишь отговоркой. На самом же деле калмыцкий хан, связанный тайным договором с Бахты-Гиреем, решал исключительно свои вопросы. Судьбы десятков тысяч русских людей его не волновали совершенно. Сохранение мира с кубанцами было для него гораздо важнее, чем интересы населения российских земель. Поведение калмыцкого хана в 1717 году по отношению к татарскому набегу на Волгу лишний раз доказывает его преступную роль в отношении экспедиции Бековича.

Несмотря на это, Аюка никакого наказания не понес. Увы, Петру был очень нужен союзник в Прикаспии, пусть даже такой переменчивый и ненадежный, как Аюка.

…В мае 1722 года Петр I выехал из Москвы в Астрахань к месту сбора армии для предстоящего Персидского похода. По пути следования 20 июня он остановился в Саратове для встречи и переговоров с Аюкой по вопросу участия калмыков в этом походе. Престарелый хан кочевал тогда на левом берегу Волги недалеко от Саратова. 23 июня на галере Петр I принял Аюку и двух его сыновей. О встрече Петра I и Аюки-хана оставил небольшую заметку шотландский путешественник, врач по профессии Джон Белль. Он пишет: «Поехали мы из Нижнего Новгорода и плыли по Волге. В Казань прибыли 6‐го числа, откуда его величество выехал накануне. Мы продолжили путь 9‐го числа и прибыли 20‐го в Саратов. В сей город приехали мы вместе с императором, которому надобно было здесь переговорить с Аюкой-ханом – калмыцким владельцем. Кочевал оный тогда на восточном берегу Волги, в недалеком расстоянии от сея реки. На другой день его величество изволил звать Аюку-хана и его супругу к себе откушать на галеру, которую ради него подвели к берегу как можно ближе: при нем был сделан с оныя на землю сход для спокойнейшего им на оную всхода. Аюка-хан приехал на лошади верхом, последуем двумя своими сынами и многими офицерами и вельможами своего двора, которые также ехали на изрядно убранных лошадях. Хан сошел с лошади около 60 футов от берега, и встречен был тайным советником и гвардии офицером. Император, увидя его приближение, сошел на землю, поздравил его, взяв за руку, повел на галеру и представил его императрице, которая сидела на верхнем помосте под великолепным балдахином… Император просил Аюку-хана, чтобы дал 10 тысяч человек для Персидского похода. Калмыцкий хан дал ему ответствовал ему, дав положительный ответ, но думает, что и половины его числа для него довольно будет, и тотчас дал приказ, чтобы пять тысяч калмыков соединились с царем в Терках. Император и императрица были очень довольны своими гостями и отпустили их к вечеру, учинив им пристойные подарки. Императрица подарила ханше золотые часы… осыпанные алмазами, и несколько кусков парчей и других дорогих материй. Потребно заметить здесь, что сии два сильных государя заключили сей Договор гораздо в меньшее время, нежели наши европейские полномочные употребляют на обед». Хан Аюка говорил Петру Великому, что если бы не старость (ему было 80 лет), то он сам бы пошел вместе с ним воевать против персов. За большие заслуги Петр I вручил Аюке-хану золотую саблю. Приняв от Петра I почетное оружие, Аюка-хан повелел сопровождавшим его калмыцким воинам стать в круг и выпустить вверх стрелы, которые, упав, образовали вокруг них круг – символ единства. Указывая на саблю и стрелы, Аюка-хан сказал: «Эта сабля и эти стрелы всегда будут готовы на поражение врагов России».

Переговоры кончились тем, что хан дал императору пять тысяч конных воинов для Персидского похода. О трагедии отряда Бековича-Черкасского, ни Петр I, ни Аюка во время этой встречи не вспоминали… Трагедия осталась в прошлом, а впереди у Петра были новые грандиозные дела, в которых ему был нужен и хитромудрый Аюка, но в 1724 году тот умер.

* * *

Следует сказать, что хивинцам не было никакой надобности истреблять русский отряд до последнего человека, так как русские пленные были очень нужны для разных работ и являлись ценным товаром, а оставленные в живых русские солдаты могли быть проданы в частные руки за большие деньги. Поэтому большинство солдат все же не погибло, а стало рабами. Что лучше, вопрос непростой.

Предания уральских казаков сохранили две истории чудесного спасения из хивинской западни. Согласно первой, молодого казака полюбила молодая хивинка (и когда только успела?!). Зная, что скоро русских будут резать, она увела казака с собой в отдаленный угол сада, где и спрятала в потайном месте. Некоторое время казак там прятался, а хивинка к нему наведывалась. Когда же все поутихло, она переодела казака в халат, отсыпала серебра, дала своего трухменского аргамаки и показала дорогу, куда ехать, да научила, как стражу обманывать. В дороге казак несколько раз встречался с хивинской стражей, но выдавал себя за немого, не говорил, а только мычал. Снимал с седельной луки запасную узду, тыча пальцем в конскую гриву. Мол, лошадь, пропавшую разыскиваю, не видели ли? Хивинцы махали рукой и отпускали. Так до родного Яика и невредимым и добрался.

Вторая легенда сродни первой. Согласно ей, казак по имени Трифон имел длинную седую бороду. Когда началась резня, успел он переоделся татарским муллой, навертел на шапку два куска бязи, взял посох и в таком виде двинулся из Хивы. Никому и в голову не пришло остановить почтенного старца. Так и шел, кто напоит, кто накормит, а кто и на дорогу провизии даст. В ином месте спросят его; кто он, откуда и куда путешествует, а он, чтобы не выдать себя, прикинется молчальником, опустит глаза в землю, вздыхает, поглаживает бороду да шепчет едва-едва: «Алла! Алла! Бисмилля!» Принимали Трифона за странника, за богомольца и за молчальника, оттого выказывали ему особое почтение. Случалось, что от аула до аула и лошадь давали, провожатых с ним посылали. Таким образом и вышел старый казак к своим.

Что касается реальности, то уже осенью 1717 года перед Сенатом, в присутствии самого Петра, были заслушаны четверо случайно сбежавших из хивинского плена – яицкий казак Емельянов, татарин Алтын, гребенский казак Белотелкин и уже известный нам проводник туркмен Ходжа Нефес. История спасения Нефеса известна исключительно по его личному рассказу. Как бы то ни было, но Ходже Нефесу посчастливилось выбраться из Хивы живым. В доме его нового господина Аганамета хитрый перс якобы посулил за себя богатый выкуп, нашел двух поручителей, знавших его во времена, когда он водил в Хиву караваны от Тупкарагана, и хозяин отпустил его, выведя тайком ночью из своего дома. После этого Нефес побежал к своему знакомцу, татарину Полату, у которого сторговал лошадь, обещав прислать за нее плату вместе с выкупом для Аганамета, и на той лошади до рассвета убрался из города. В нескольких днях пути от Хивы он встретил караван своего родственника, шедший с товарами в Хиву, и рассказал ему о случившемся. Родственник повернул своих верблюдов и доставил Нефеса к султану Сайдами, а тот велел ему ехать в Астрахань и рассказать обо всем случившемся тамошнему русскому начальству. Но первым доложил о гибели отряда Бековича… калмык Бакша, которого послал хан Аюка, не преминувший лицемерно посокрушаться о таком несчастье и заметить, что он предупреждал князя Черкасского об опасности похода на Хиву и предлагал абсолютно беспроигрышный поход против известного врага российского императора и его, Аюки, кубанского хана, но князь его не послушал…

Впоследствии стало известно, что большинство захваченных живыми русских солдат были направлены рыть каналы-арыки. Современники признают, что после похода Бековича в 1717 году контингент рабов в Средней Азии значительно увеличился. Все посланники, отправляемые разновременно в Хиву и Бухару, указывали тысячи русских пленных в этих ханствах. При этом хивинцы старались как можно быстрее избавиться от русских рабов, продавая их по относительно невысоким ценам в соседние ханства. Поэтому уже через несколько лет число русских рабов в Бухаре значительно превышало их численность в Хиве. При этом, спрос на русских рабов в среднеазиатских ханствах был очень высок и они представлялись очень ценным товаром.

Некоторая часть молодых солдат впоследствии предпочла рабскому существованию принять ислам. После этого ренегаты поневоле были взяты в личную гвардию Шергази. Известно, что бывшие русские солдаты в 1728 году попытались осуществить дворцовый переворот. Сговорившись с аральцами и другими недовольными ханом степняками, они составили заговор, но дело не выгорело. Как это часто бывает, вмешался его величество случай.

Теперь для понимания последующих событий еще несколько слов о хане Шергази. Вскоре после разгрома Бековича-Черкасского Шергази осуществил свою давнюю мечту и покорил соседние ханства Мешхед и Мерв, но на этом удача от него отвернулась. Решив сделать Хиву столь же ученой, как и его родная Бухара, Шергази начал строить рядом с мавзолеем хорезмского суфия Пахлаван Махмуда медресе своего имени. Рабам, занятым на строительстве, хан пообещал дать волю после окончания стройки. Но слово свое не сдержал. За это разъяренные рабы забили Шергази лопатами во время очередного посещения им стройки. Были ли среди этих рабов бывшие русские солдаты, мы не знаем. Если же были, можно представить, с каким удовольствием убивали они того, кто убил их товарищей, а их самих обрек на вечное рабство… По другой версии, Шергази зарезали двое его придворных евнухов-персов.

Таким образом, обошлось без переворота и на ханский трон взошел старый недруг убитого Ильбарс II, сын Шахнияз-хана из династии Шибанидов. Но гвардейцы-урусы (по-видимому, часть солдат была определена главным ханом в личную охрану!) решили свергнуть заодно и нового хана.

Предупрежденный о заговоре Ильбарс приказал схватить заговорщиков. Но восемьдесят гвардейцев-урусов отбились от посланных палачей и заперлись в городской башне. По предварительной договоренности на помощь к ним должны были подойти степняки. Но те в последний момент испугались и предали гвардейцев. Несмотря на это, мятежные урусы сдаваться не собирались, они продолжали удерживать башню, а в случае штурма обещали дорого отдать свою жизнь. Осада башни длилась две недели, пока, потрясенный мужеством и стойкостью урусов, хан Ильбарс решил идти на мировую. Мятежникам была обещаны жизнь и полная свобода. После долгих переговоров и взаимных клятв на Коране гвардейцы сдались. Так как все они к тому времени уже приняли ислам, а многие обзавелось и семьями, бывшие гвардейцы остались в Хиве, подрядившись охранниками торговых караванов.

Много лет спустя в Бухаре рассказывали историю, что некий хивинский ходжа сохранил из отряда Бековича сто солдат, которых тайно переправил в Бухару к тамошнему хану Абул-Феизу и тот так же составил из них свою личную гвардию. Каким образом хивинский ходжа мог «сохранить» сто человек от избиения, которому подвергся наш отряд, и тайно переслать их в Бухару, остается до сих пор неизвестным. Скорее всего, кто-то кому-то хорошо проплатил…

В 1740 году казахский хан Абулхаир писал главному командиру Оренбургской комиссии В.А. Урусову (тому самому, который в свое время вместе с Кожиным описывал восточный берег Каспия), что из числа уцелевших от избиения отряда князя Бековича-Черкасского в живых находилось только 24 человека…. В конце того же 1740 года персидский шах Надир завоевал Хиву и освободил томившихся там русских пленников, оделив их деньгами и лошадьми для возвращения в Россию. Всего из трех тысяч ушедших в поход с Бековичем на родину в итоге смогли вернуться около тридцати человек.

* * *

Разумеется, что Петр крайне тяжело переживал о постигшем его несчастье, но тогдашние его дела со шведами не позволяли ему быстро и достойно отомстить хивинскому хану за нарушение неприкосновенных прав посольства. При этом Петр, как мы знаем, всегда отличался завидным упорством в достижении своих целей. Поэтому даже такая оглушительная катастрофа, как гибель отряда Бековича, не заставила его переменить своих планов в отношении Средней Азии как будущего торгового пути в Индию.

Возвратившись из Европы в октябре 1717 года, он принял бухарского посла, который прежде всего заявил, что его повелитель ко всему безумству, учиненному хивинским ханом, не имеет никакого отношения и общаться с ним не желает. Затем посол поздравил царя с победой над шведами и попросил от имени эмира прислать в Бухару с десяток белокурых пышнотелых шведок и разумного человека – послом. Насчет шведок Петр отмолчался, а вот о посольстве задумался.

Понимая, что в ближайшие годы говорить с правителями Хивы ему не о чем, Петр решает переменить вектор своего продвижения и действовать уже через Бухару, наладив отношения с более миролюбивым бухарским ханом.

Более того, осознав, что время серьезных военных экспедиций в столь отдаленные края еще не пришло, на этот раз царь решает ограничиться сугубо мирной малочисленной дипломатической миссией.

В июле 1718 года Петр назначает своим послом в Бухару секретаря ориентальной экспедиции Коллегии иностранных дел Флорио Беневени. Итальянец к этому времени находился на русской дипломатической службе уже десять лет, зарекомендовав себя ответственным и старательным работником. Немаловажным было и то, что Беневени превосходно знал персидский, турецкий и татарский языки.

Вызвав Беневени, Петр ему велел:

– Поручено тебе утвердить русские влияние в Бухаре и, буде возможно, заключить с ней оборонительный альянс. От себя могу предложить послать к нему батальон солдат, который бы стал его надежной гвардией. Ну а кроме этого собирай сведения об индийской торговле и о реках золотоносных!

Вместе с возвращавшимся на родину бухарским посланником Кули-беком Беневени отправился через Астрахань, Шемаху и Тегеран. Но быстро доехать не получилось. Из-за напряженных отношений между Бухарой и Персией посольство задержали в Шемахе на целый год. Пока ждали, произошел грандиозный скандал. Переводчик посольской канцелярии Димитраки Петричис велел пороть плетьми одного из посланных в Персию Аюки-ханом узденей за то, что тот не явился по первому его зову, после чего запер в подвале. Освободили бедного калмыка только после угроз шемахинского хана.

Прождав год, Беневени решил было уже возвращаться обратно в Россию, но не тут-то было. Его дом окружили воинственные местные жители и начали обстреливать из луков. В ответ немногочисленные члены посольства во главе с послом были вынуждены отстреливаться из пистолетов и ружей. Потеряв несколько человек убитыми, шемахинцы разошлись. Не испытывая более судьбу, Беневени в ближайшую ночь тайно бежал из города в Персию, благо его никто не преследовал. Как оказалось, сделал он это вовремя, так как буквально через несколько дней Шемаху атаковали и захватили лезгины, подвергнув полному разграблению.

По прибытии посла в Тегеран персидский шах извинялся перед ним за доставленные неудобства, но попросил с отъездом в Бухару все же повременить, так как дороги туда пока небезопасны. Это ожидание продолжилось еще полгода. Поэтому в Бухару Беневени попал только в ноябре 1721 года.

Время появления русского посла в Бухаре было на редкость неудачным. Ханство сотрясали мятежи своих и набеги соседей. Трон под ханом Абул-Феизом, из династии Джанидов-Аштарханидов, шатался. Поэтому заключить никаких серьезных договоров с ним Беневени так и не смог. Сам хан заручиться дружбой с Россией был не против, но боялся своих узбеков. Более того, Абул-Феиз отчаянно боялся… даже лично общаться с послом, а передавал все через своего главного евнуха, его сестру и даже няньку.

Все время поездки и пребывания в Бухаре старательный Беневини вел «Краткой журнал посланника Флория Беневени, в Бухарах бывшего», в котором описывал всю происходящее в политической жизни среднеазиатских ханства, личностях ханов и их окружения, а также торговых делах: «Какие товары бухарские в своих областях имеют и куда оными торгуют, он, посланник, усмотрел и разведал, о чем особливую имеет роспись».

Выполняя волю Петра, Беневени прощупывает возможность заключения военного соглашения с Бухарой и приходит к выводу, что военный альянс с Бухарой невозможен: «…А ежели б… та ханская и всего его двора и всех узбеков к тому склонность была совершенная, и то в дело поставить невозможно… что оной народ по природе весьма непостоянный и обманливый и что в первом часу говорит, на другой час от того запирается».

Впрочем, некоторый успех в переговорах все же бы. Под влиянием Беневени бухарский хан Абул-Феиз написал письмо царю Петру о своем намерении наказать владетеля Хивы за умерщвление и разграбление посла Черкасского и о продолжении дружественных и торговых сношений России с Бухарою. Но слова так и остались лишь словами.

Занимался Флорио Беневени и судьбами русских пленников. В одном из своих писем он просил Петра, что ему делать в этом направлении: «Как повелит Ваше Величество об здешних полоненных русских казаках, солдатах и прочих, не только которые при князе Бековиче взяты, но и при иных от каракалпаков и казаков (киргизов) заполоненных?»

Еще во время переправы через Амударью Беневени нашел в прибрежном песке золотые песчинки. Несколько горстей этого песка он отправил из Бухары Петру в зашифрованном письме, написанном на полях обыкновенного. В том же письме посол сообщил, что хотя река Амударья начало свое имеет не из золотых руд, но в нее впадает река Гиокча, берущая начало близ Бадахшана, из гор, богатых золотом. Горные жители, обитающие у истоков этой реки, для добывания золота стригут овец и шерсть их зарывают на берегу, а затем, вытащив, просушивают, после чего вытряхивают уже чистое золото В горах же, сообщал Беневени, «добывать золото и серебро запрещено, и тамошние беки держат вокруг стражу».

О русских перспективах в Средней Азии Беневени писал следующее: «Со всякою покорностью последнее мое слово предлагаю, что ежели вы желаете себе авантаж добрый и хорошую казну прибрать, лучшего способа я не сыскал, что к описанным местам собираться войной: сила все резоны уничтожает. Посторонних велико опасение не будет, ибо все генерально между собою драки имеют». Кроме этого, Беневени сообщил Петру и весьма приятную весть о том, что, по его заключению, ранее Амударья действительно впадала в Каспийское море, правда, не вся, а лишь одним своим рукавом, другим же всегда вливалась в море Аральское. Но затем каспийский рукав пересох.

Время от времени к Беневени наведывались посланцы хивинского хана Шергази, который всеми возможными способами завлекал его к себе в гости. Но благоразумный Беневени до поры, до времени от всех его щедрот отказывался и в Хиву не ехал.

Поняв, что толку от его дальнейшего пребывания в Бухаре не будет никакого, Беневени решает вернуться в Россию. Направился он туда снова через Персию, но по дороге был ограблен туркменскими разбойниками, едва остался в живых и вернулся обратно. Вторично бежать ему пришлось уже через Хиву и волей-неволей принять приглашение Шергази. Думается, что, въезжая в Хиву, Беневени пребывал далеко не в лучшем расположении духа, ибо слишком хорошо помнил судьбу Бековича, поверившего столь же горячим обещаниям коварного Шергази. Впрочем, Шергази к тому времени уже не был столь горд, как ранее. Теперь, после победоносного Персидского похода Петра I, легко разгромившего персов и занявшего западное побережье Каспия, хан начал представлять размеры и военную мощь северного соседа. И от этого ему становилось нехорошо… По этой причине хивинский хан принял Беневени весьма милостиво. В одной из бесед он сказал послу:

– Пусть ваш царь не судит меня строго за Бековича. Он просто не знал его намерений. Бекович же действовал не ради своего государя, а ради своей личной выгоды!

Впрочем, несмотря на ласковость самого Шергази, Беневени жилось в Хиве не слишком хорошо. Знать ханства была настроено агрессивно антирусски, поэтому посла при каждом удобном случае не только третировали, но и обирали.

А ханский фаворит Досим-Бай вообще бесцеремонно отобрал у Беневени его лучшего коня, подаренного бухарским ханом русскому царю. Только после скандала, устроенного Беневени, коня удалось возвратить. Спустя некоторое время опытный Беневени понял, что пришла пора как можно скорее убираться и из Хивы, иначе можно в один прекрасный день превратиться из посла в раба. Поэтому, известив о своих намерениях только лично Шергази, Беневени тайком бежал. На прощание хивинский хан снова просил передать царю Петру, что подлый Бекович замышлял сделаться ханом Хивы и его смерть на самом деле для России есть благо.

В целом посольство Беневени никаких политических и торговых выгод России не принесло, да, наверное, и не могло принести в той политической ситуации. Однако пути и дороги старательный Беневени разведал весьма неплохо, а кроме того, собрал много других полезных сведений. Впрочем, когда Беневени прибыл в Астрахань, императора Петра уже не было в живых, а на троне сидела его супруга Екатерина, которой не было никакого дела до того, что происходит в Азии. Наступала эпоха дворцовых переворотов, и отношения с дикими ханствами уже никого не интересовали.

* * *

Военный историк М.А. Терентьев отмечал, что русское правительство в целом восприняло катастрофу отряда Бековича довольно безразлично. Уж слишком далеко от России все это произошло, ну а что солдат много погибло, так то не беда, бабы новых нарожают! Более того, трагический финал экспедиции Бековича породил преувеличенное понятие о трудностях похода, и, по ироничному замечанию генерала М.А. Терентьева, на протяжении последующих 127 лет на все вероломства, грабежи и разбои степных и пустынных хивинцев Россия отвечала лишь «презрением», а не реальным вооруженным отпором. Более того, при каждом удобном случае она всегда быстро забывала понесенные обиды и снова была готова к дружеским отношениям… Надо ли говорить, что на Востоке такое поведение всегда толкуется как откровенная слабость, а со слабаками у азиатов всегда разговор был короток!

Впоследствии имя Бековича-Черкасского было дадено заливу в восточной части Каспийского моря (ныне он входит в состав территориальных вод Казахстана). Также его имя носит поселок Беково – один из райцентров Пензенской области, основанный в XVII веке как деревня Озеры и переименованный купившим ее и прилегающие земли в 1723 году сыном Бековича-Черкасского. Достоин такой чести несчастный князь или нет, обсуждать уже поздно, так как названия давно укоренились. Народная же память о несчастном Хивинском походе была долго жива по всей России. Про всякого сгинувшего без вести так и говорили: «Сгинул, как Бекович»…

Впрочем, настанет день и придет час, когда погибшие русские солдаты и казаки будут отомщены и российский флаг взовьется над поверженной Хивой. Впрочем, это уже совсем другая история, которая еще впереди.