Текст книги "Завещание Петра Великого"

Глава десятая

Тем временем в Петербурге произошел очередной дворцовый переворот. Приглашенная на царствование племянница Петра Анна Иоанновна публично порвала «кондиции», согласно которых должна была фактически передать всю полноту власти Верховному тайному совету, где в свою очередь власть захватил клан Долгоруковых. Анну Иоанновну поддержала гвардия, императрица заявила о своем единоличном правлении, и Долгорукие были повержены. Сразу же после этого было решено изменить и учрежденное фельдмаршалом Василием Долгоруковым нахождение в Прикаспии двух самостоятельных начальников. Генерал Румянцев был срочно отозван в столицу, а вся власть на месте отдана в руки Василия Яковлевича Левашева, которому по случаю его единоначалия был даден генерал-аншефский чин.

А вскоре Анна Иоанновна решила вообще избавиться от тяготившего ее «персидского наследия» своего великого дяди. В январе 1732 года в Реште был заключен договор с Персией против турок. Согласно его, Россия возвращала Исфахану провинции Астрабад, Гилян и Мазендеран. Левашев получил приказ вывести все войска в Дагестан и расположить их между Курой и Тереком. В утешение Россия получила право беспошлинной торговли с Исфаханом.

Впрочем, и Левашев задержался в Прикаспии недолго. Выведя войска и перенеся главную квартиру из Решта в Баку, он был почти сразу сменен принцем Людвигом-Груно-Вильгельмом Гессен-Гомбургским, который не понимал ни слова по-русски и принципиально не желал его учить. Ходили слухи, что в свое время ему предназначалась рука и сердце дочери Петра великой княжны Елизаветы Петровны, но что-то не сложилось. Как бы то ни было, но к 27 годам принц, ни разу не бывавший в реальном бою, уже имел чин генерал-поручика.

Своего нового назначения Гессен-Гомбургский добился, написав императрице донос, в котором указал на старость и слабость предназначенного для командования в Персию генерал-поручика Лефорта. Донос передал и прокомментировал в нужном ключе усиленно продвигавший принца вверх фаворит императрицы Бирон.

– Коль молодой старого гонит, то пусть и командует вместо него! – махнула рукой Анна Иоанновна, нисколько не вдаваясь в суть интриги.

Уже перед самым отъездом принц написал еще один донос, на этот раз на своего предшественника фельдмаршала князя Василия Долгорукова, намекнув, что тот весьма неблагонадежен к Анне Иоанновне. Разумеется, что после этого Долгорукова немедленно отправили в дальнюю ссылку.

– За что же ты фельдмаршала изгнал, он же тебе не мешал? – поинтересовался у своего протеже герцог Бирон.

– О, Эрнст! Не удали я его из столицы, Долгоруков бы всячески критиковал мои будущие действия в Персии и невыгодно выставлял перед императрицей! – ухмыльнувшись, ответил принц.

– Это речь уже не мальчика, но мужа! Так держать! – Бирон обнял принца, похлопав того по щеке. – Ты, Людвиг, пойдешь очень далеко. Не удивлюсь, если через несколько лет в твоих руках будет уже не рукоять шпаги, а фельдмаршальский жезл!

Современники отзывались о принце исключительно негативно: «Интриган и шпион, с беспокойным, сварливым характером, он ссорился и с Меншиковым, и с Минихом, и с Бестужевым-Рюминым и никем не был любим…» Если прибавить к этому, что принц совершенно не разбирался в военной тактике, характеристика получается весьма исчерпывающая.

* * *

Итак, принц Гессен-Гомбургский приехал на Кавказ весной 1732 года, в самое тревожное время, когда оставление нами персидских провинций естественно возбудило по всему каспийскому побережью желание избавиться от русской опеки. В горах объявились турецкие эмиссары, призывавшие горцев к оружию против гяуров-московитов. Немудрено, что после этого на дорогах повсеместно начались самый дикий разбой. Вскоре разбойники обнаглели до такой степени, что стали устраивать засады и на воинские отряды. В одной из таких засад под самыми стенами Дербента был убит бригадир Лукей. Вскоре после этого у Тарков, пропав в засаду, было изрублено сразу три десятка солдат с офицером.

Местом своего пребывания принц избрал крепость Святого Креста. От Баку он отказался, боясь возможных покушений.

Тем временем, окончательно уверовав в свою силу, сразу десять тысяч чеченцев собрались в ауле Эндери, угрожая нападением на русские границы. В этих обстоятельствах, посовещавшись в Сулаке с генерал-поручиком Дугласом, Гессен-Гомбургский решился предпринять экспедицию в Чечню.

– Это русские генералы здесь высунуть нос из своих нор боялись, я же быстро наведу порядок!

О самих чеченцах принц лишь мельком поинтересовался у прибывшего вместе с ним пастора.

– Отец Хайнц, кто такие эти местные разбойники?

– Разбойники и есть, не почитающие ни креста, ни молитвы! – исчерпывающе просветил его пастор Хайнц.

– Немедленно выслать отряд и уничтожить весь сброд на дорогах! – громким голосом прокричал Гессен-Гомбургский, а для пущей важности еще и отсалютовал своей шпагой.

Когда кто-то из офицеров-старожилов осторожно намекнул ему, что небольшой отряд высылать весьма опасно, а если и идти «гонять чечен», то идти следует всем войском. В ответ принц удостоил его презрительной усмешкой:

– Не мне бояться пастухов! Экспедицию я поручаю моему адъютанту Коху. Этот храбрец сделает все как надо.

В итоге в горы был послан небольшой отряд в пятьсот человек пехоты и конницы под начальством полковника Коха. Горцы встретили Коха в дремучих лесах, организовав засаду. Ожесточенный бой продолжался целый день, в результате чего Кох отступил в полном беспорядке, потеряв почти половину отряда.

Что и говорить, неудача, к сожалению, приободрила не только горцев, но и турок. Поняв, что русские силы в Прикаспии ослабли, турки решились на военный демарш – отправили войско крымских татар в Персию, причем прямиком через российские владения в Дагестане. Таким образом, нам оставалось одно: защищать свои границы оружием. Тем временем стремительно набирала мощь и еще недавно ослабленная и раздробленная Персия.

* * *

В июне 1733 года Гессен-Гомбургский решил дать бой крымским татарам. Собрав все возможные войска, занял позицию на реке Сунже, невдалеке от нынешнего Грозного. Войска он разделил на три отряда. При этом отряды Еропкина и князя Волконского прикрывали дороги, ведущие от Сунжи. Третий же отряд, под начальством самого принца, оставалась в резерве. 11 июля 25 тысяч татар хана Терти-Гирея двинулись сплошной массой от аула Большой Чечен и всеми силами навалились на наши полки. Бой был ожесточенный. В итоге победило мужество, мастерство и дисциплинированность русских солдат и татары были разбиты. Впрочем, сам принц, едва не попал в плен к неприятелю, так как зазевался и отстал от собственного конвоя. От татарского аркана его спас лишь быстрый конь. Испуг принца был столь велик, что, вернувшись в крепость Святого Креста, он заперся в одном из казематов и почти не выходил во двор.

Этим бездействием воспользовался сын крымского хана Фети-Гирей, который, исполняя волю турецкого султана, вновь повел на Багдад уже 50 тысяч всадников и пробился с ними сквозь боевые порядки наших войск. При этом бывший за главного генерал Еропкин дрался отважно, захватив даже аул Багили, где укрепился враждебный нам хан Усмей, но преградить дорогу татарам так и не смог.

Увы, сам принц Гессен-Гомбургский решился покинуть крепость Святого Креста лишь тогда, когда татар и след простыл. Несмотря на все связи принца в столице и благожелательность самого Бирона, некомпетентность и трусость главнокомандующего оказались столь явны, что Гессен-Гомбургского немедленно отозвали из Дагестана в Россию. Это, впрочем, не помешало почти сразу получить ему от Бирона орденами Андрея Первозванного и Александра Невского, а несколько лет спустя и обещанный фельдмаршальский жезл.

А в марте 1735 года, при Гяндже, князем Сергеем Голицыным с персидским правителем Надир-шахом был заключен новый договор между Российской империей и Персией. Соглашение было вынужденным: Россия готовилась к большой войне с Турцией, и Персия была уже нужна, как союзник.

Теперь, помимо уже отданных прикаспийских провинций, мы возвращали Исфахану Баку и Дербент со всеми прилежащими к ним землями. В ответ на это Надир-шах обещал продолжать войну с Турцией, пока не будут отвоеваны все захваченные ею персидские территории и не заключать сепаратного мира.

Согласно договору, подлежала уничтожению и крепость Святого Креста. В июле 1735 года солдаты начали разрушать ретраншементы и засыпать рвы. Затем были разрыты бастион и куртины. В августе были разрушены церкви и дома горожан. Надо ли говорить, с каким сердцем солдаты разрушали то, что всего несколько лет с таким трудом воздвигали… К осени крепость была окончательно срыта, снесены аграханские казачьи городки, население которых было переселено на Терек, а войска выведены в центральную часть России.

Вместо крепости Святого Креста генерал-аншеф Левашев заложил в дельте реки Терек новую крепость Кизляр. В нее были переведены казаки, издавна находившиеся на службе России чеченцы-акинцы, кабардинцы, а также армяне и грузины, которых отныне стали именовать Терско-Кизлярским казачьим войском. Пройдут годы, и город Кизляр станет крупнейшим на Северном Кавказе торговым центром между Россией и народами Северного Кавказа, а также важнейшим перевалочным пунктом в торговле России со странами Востока.

Что же касается самого Гянджского мирного трактата, то спустя всего год персидский шах Надир вероломно нарушит его главное условие и заключит сепаратный мир с турками.

Персидский поход Петра Великого со временем стал настоящей легендой подвигов русской армии в далекой южной стране. Живой же памятью в отечественной истории о том давнем походе навсегда остались рожденные в огне персидских битв полки: Кабардинский и Куринский, Ширванский и Апшеронский, Дагестанский и Тенгинский, Навагинский и Ставропольский – стальная гвардия будущих российских кавказских войск.

Что же касается честолюбивых и грандиозных планов Петра Великого о покорении Средней Азии и выходе к границам Индии, то в царствование императрицы Анны Иоанновны они были надолго преданы забвению.

…До конца XVIII века еще очень далеко. Пока Россия занимается своими внутренними проблемами и укрепляет ближние границы. Однако мысль о далекой и загадочной Индии, зароненная императором Петром в сознание россиян, не канет в Лету, а возродится спустя почти восемьдесят лет…

* * *

Как говорится, свято место пусто не бывает. Едва русское влияние на Каспии ослабло – немедленно появились англичане. Они скупали шелк, хлопок и предметы роскоши, в свою очередь рынок Персии заполнялся английскими товарами. При этом планы у англичан были грандиозные. В 1740 году английский морской капитан Джон Эльтон убедил представителей Английско-Русской компании (ведущий торговлю с Россией через Петербургский и Архангельский порты) поддержать его деятельность, направленную на установление постоянного английского присутствия на Каспии. Поскольку с 1734 года англичане уже имели разрешение торговать с Персией через Россию, используя российские суда для пересечения Каспийского моря, то в 1741 году глава Англо-Русской компании Роберт Неттленгтон внес в парламент пакет предложений, где было вписаны и предложения Эльтона. Рассмотрев предложения, парламент дал разрешение Эльтону строить суда для плаваний на Каспии.

Воспользовавшись очередной русской смутой – смертью императрицы Анны Иоанновны, последующим недолгим регентством Анны Леопольдовны, Эльтон самым наглым образом прибыл в Казань, где построил два судна и, набрав команду из англичан и русских, отправился в 1742 год через Каспийское море в персидский порт Энзели с грузом товаров Англо-Русской компании. При этом судно шло под британским флагом. Однако уже после первого рейса Эльтону стало ясно, что особой выгоды от торговли с персами морем он не получит. Надо было придумать что-то получше.

И тогда английский капитан обратил свой взор на персидскго владыку Надир-шаха, который, уверовав в свое всесилие, мечтал о вторжении в Россию.

Вне всяких сомнений, Надир-шах являлся одним из самых выдающихся государственных деятелей и полководцев в истории Персии. Выходец из семьи простого пастуха туркоманского племени афшаров, проведя детство в вопиющей бедности, он благодаря своему полководческому таланту и уму поднялся до вершины персидской власти, создав одну из крупнейших империй в истории Востока. Не зря современники называли его вторым Александром Македонским. В самое короткое время он превратил еще вчера раздираемую распрями Персию в мощное и богатое государство. Стремительные победные войны Надир-шаха привели к созданию обширной империи, в которую кроме собственно Персии и Азербайджана были включены (в качестве провинций) Армения, Грузия, часть Дагестана, Афганистан, Белуджистан, Хивинское и Бухарское ханства. Устрашая врагов, Надир возводил пирамиды из человеческих голов, за что получил прозвище Ужас Азии. Себя же Надир величал более благородно – «Сын меча».

В 1737 году Надир-шах начал поход в Индию, в 1739 году сокрушил империю Великих Моголов, захватив их столицу Дели. Поэтому совершенно логично, что настал момент, когда опьяненный непрерывными победами Надир-шах обратил свой взор на Россию.

Узнав о намерениях персидского шаха, Эльтон через правителя Гиляна передал ему письмо, в котором изъявил готовность перевозить людей и съестные припасы в случае похода шаха на Россию.

К этому времени в России наконец установилась твердая власть: на трон взошла дочь Петра императрица Елизавета. Узнав от канцлера Бестужева-Рюмина о кознях англичан на Каспии, императрица топнула ножкой:

– Мы предоставили английским купцам право на торговлю транзитную, а они вместо благодарности вошли в сговор с нашими врагами! Ты уж, Алексей Петрович, накажи этих негодяев!

Канцлер князь Черкасский запросил компанию: а кто, собственно, такой этот шустрый капитан Эльтон? Второй вопрос был более жестким: как вообще рассматривать торговую деятельность компании, если она собирается перевозить и снабжать провиантом неприятельскую армию?

А чтобы англичане наглядно представили, что их ждет, канцлер напомнил директорам компании о 1646 годе, когда англичан просто изгнали из России.

Надо ли говорить, что в Англо-Русской компании поднялся большой переполох. В Персию срочно был отправлен агент Джонес Хэнвей. Он должен был расследовать деятельность Эльтона и доложить директорам заключение: превысил он свои полномочия или нет?

Прибыв в Решт в декабре 1743 года, Хэнвей застал Эльтона за постройкой военного флота для Надир-шаха. Дело едва не дошло до драки. Хэнвей потребовал от Эльтона немедленно покинуть Персию и вернуться в Англию для разбирательства.

– Своими необдуманными действиями вы ставите под вопрос судьбу всей компании!

– Я действую в рамках прав, которые предоставил мне британский парламент! – огрызался Эльтон. – К тому же здесь мне отлично платят и на русских я сильно обижен!

Возвращаться в Англию предприимчивый капитан наотрез оказался. А навестивший Хэнвея советник шаха посоветовал англичанину самому побыстрее покинуть Персию во избежание серьезных неприятностей. А чтобы Хэнвею было понятно, о чем идет речь, утром следующего дня прямо перед его окнами отрубили голову преступнику.

Быстро все поняв, Хэнвей поспешил в Петербург, где заявил, что гилянский резидент компании занимается самоуправством, значительно превысив свои полномочия. После этого Эльтона выгнали из компании.

Пока суд да дело, Эльтон построил 20‐пушечный бриг, в командование которым и вступил. Довольный Надир-шах присвоил англичанину звание «адмирал Каспийского моря», назначив ему жалованье в 6 тысяч рублей.

Когда извещение об исключении со службы пришло в Ленгеруд, где Эльтон строил настоящую верфь, он только посмеялся:

– На службе компании я получал настоящие гроши, по сравнению с теми возможностями, которые открываются передо мной сейчас!

Надир-шах имел на своего адмирала большие виды. Прежде всего Эльтон должен силой принуждать россиян салютовать персидскому флагу. Стояли перед адмиралом и другие, гораздо серьезные задачи: препятствовать нападениям туркменских пиратов на восточные берега Каспия, наказать и подчинить непокорные племена лезгин на западном берегу, а также прибрать к рукам монополию на торговлю с Астраханью, а также установить власть шаха над всеми берегами Каспийского моря.

* * *

Первую судостроительную верфь Эльтон заложена недалеко от Решта в селении Ленгеруд, что в дельте реки Сефидруд. Еще одну верфь Эльтон рассчитывал заложить в Баку. Для строительства персидского флота в Ленгеруде сгонялись сотни крестьян из окрестных деревень, привозили лес из Гиляна, железо из Мазендерана. Вскоре помимо самого Эльтона на строительстве верфи и судов начали работать еще несколько англичан, приглашенным разворотливым капитаном. Дело кипело…

Обер-адмиралом будущего флота шах назначил бакинского градоначальника Мирзу Магомед-хана. В морском деле Мирза Магомед-хан был полным профаном, но имел реальную власть, которой не было у англичанина.

Совместными усилиями двух «адмиралов» к 1744 году в Баку были построены два вполне боеспособных фрегата и четырех небольших вспомогательных судна. При этом строительство новых судов продолжалось.

Если Мирза Магомед-хан в морском деле не разбирался, зато в торговле он разбирался, наоборот, очень хорошо. Поэтому помимо военных судов для шахского флота Магомед-хан умудрялся выкраивать деньги для постройки собственного торгового флота, с помощью которого мечтал сказочно разбогатеть.

В августе 1746 года состоялся дебют «адмирала» Эльтона. Подойдя на 20‐пушечном бриге к Дербенту, он потребовал от стоявших на его рейде русских торговых судов салютовать ему, «а командир и его команда били и другие озлобления делали русским купцам».

Известие об английской провокации на Каспийском море стало для Петербурга настоящим шоком. Мало того что внезапно там появился персидский флот, но этот флот уже начал диктовать нам свои условия!

Императрица Елизавета была в страшном гневе:

– Для того ли мой папенька в болотах персидских свое последнее здоровье губил, а маменька тяготы несносные терпела, чтобы какой-то прощелыга все труды их растоптал и над честью русской измывался! Где наша армия, где наш флот, где наша дипломатия? – взывала она, собрав генералитет, к канцлеру Бестужеву-Рюмину и президенту Военной коллегии фельдмаршалу Василию Долгорукому.

Престарелый Долгоруков был потрясен не меньше императрицы. У старика от переизбытка чувств тряслись руки:

– Матушка! Только пожелай, и я возвернусь на Кавказ, покажу подлецам, как с нами шутки шутить!

– Спасибо, Василий Владимирович, в твоей верности не сомневаюсь, – промочила глаза платочком Елизавета. – Но оскорбление нанесено нам на море, пусть моряки и ответ дадут!

– Все сделаем как должно и господство на море Каспийском восстановим, а флот персидский сожжем, потопим и на небо пустим! – протиснулся вперед старший член Адмиралтейств-коллегии вице-адмирал Белосельский.

Но одно дело – пообещать, и совсем другое – это обещание исполнить. Дело в том, что наш Каспийский флот к этому времени находился в крайне запущенном состоянии из-за вечного отсутствия денег. Чтобы привести военные суда в боевую готовность, надо было время и деньги.

26 августа 1746 года императрица Елизавета Петровна в ультимативной форме потребовала от Бестужева-Рюмина отменить все привилегии, предоставленные Англо-Русской компании, и согласовать с Сенатом план уничтожения военных кораблей Надир-шаха. На бумаге Елизавета собственноручно начертала: «Английскую коммерцию в Персию теперь непременно пресечь и английскому послу о том объявить; а каким бы образом это заведенное у персиян строение судов вовсе искоренить, о том в Сенате вместе с коллегиею Иностранных дел советоваться и меры без упущения времени принимать».

Между тем пришли последние новости с Каспия. 11 декабря 1746 года гекабот «Рафаил» под командованием мичмана Михаила Рагозео у Дербента встретился с одним из персидских военных судов.

По докладу Рагозео, это было трехмачтовое судно длиной в сотню футов, на котором из 24 пушечных портов было занято пушками всего пять. На корабле, капитаном которого был англичанин, некий Якоб Британ, а старшим помощником – его соотечественник Эдрю Орэй, был поднят «флаг синей, в средине желтой лев и над ним солнечные лучи желтые ж, гюис синей з желтым, полосатой с угла на угол, вымпел таким же манером, а хвосты синия».

Вслед за этим 30 сентября 1746 года пришло донесение от консула Ивана Бакунина, что на судостроительную верфь в Ленгеруде было прислано триста новых плотников и столяров, способных к корабельному строению, и столько же матросов, «которые на тамошних судах к морскому хождению уже приобвыкли». Из Гянджи в Ленгеруд прибыли кузнецы, слесари и мастера медного дела для изготовления якорей и литья пушек.

Всего же в Ленгеруде приказано шахом отлить полторы сотни медных пушек. Последнее говорило, что Надир-шах хочет создать реальный мощный флот, способный захватить господство на всем Каспийском море.

Ситуация становилась весьма опасной и нуждалась в срочных ответных мерах. Промедление, как говорится, в данном случае было смерти подобно. Но и вступать в открытое военное противостояние с Надир-шахом, не имея достаточных военных сил на Кавказе, было весьма опасно.

* * *

К этому времени у Надир-шаха начались припадки безумия. Так он обвинил в измене своего старшего сына Реза-Кули, которого ослепил. Затем, осознав, что совершил непоправимое, Надир довел себя до умоиступления, в результате чего казнил полсотни ближайших вельмож, присутствовавших при ослеплении. По словам Надир-шаха, они должны были, видя намерение шаха, предложить свою жизнь для спасения очей наследника… С той поры начались беспрерывный поиск заговорщиков и казни.

В июне 1747 года Надир-шах отправился в очередную карательную экспедицию, на этот раз против собственного племянника Ала-кули, который вначале отказался собрать и выплатить дань, а потом вообще возглавил мятежников.

20 июня в лагере под Хабушаном Надир заподозрил в заговоре всю свою 20‐тысячную гвардию и громогласно объявил, что завтра всех казнит. Разумеется, гвардейцы ждать утра не стали. Ночью в шатер шаха вошли военачальники-заговорщики, которые и убили спящего Надира, отрезали ему голову и, водрузив на пику, доставили в Мешхед внуку казненного Али-Кули-хану.

После этого в Персии началась традиционная драка за престол между многочисленными претендентами. Претендовавший на престол Али-Кули хан упустил свой шанс из-за пристрастия к крепким напиткам и любви к грузинской диаспоре. В феврале 1748 года вспыхнул мятеж, который спустя три месяца увенчался победой лидеров мятежа – брата шаха Ибрагим-мирзы и сердаря Эмира Аслан-хана. Впрочем, сразу после свержения соперника оба рассорились и сцепились друг с другом в борьбе за первенство. Персидская распря оказалась как нельзя кстати для Петербурга. Персидский флот на Каспии со смертью Надира стал никому из претендентов не нужен, и появилась возможность его уничтожить без всяких политических последствий.

1 сентября 1747 года императрица Елизавета созвала совет в Коллегии иностранных дел для обсуждения иранских дел и разработки нового плана действий с участием генерала графа Румянцева, генерал-прокурора князя Трубецкого, генерал-адъютанта Бутурлина, генерал-аншефа Апраксина и тайного советника и кабинет-секретаря императрицы барона Черкасова.

7 сентября совет принял решение воспользоваться внутренней персидской смутой для уничтожения персидского флота и верфей. Российскому резиденту в Реште Черкесову было приказано нанять местных персов-гилянцев, которые бы осуществили диверсию и сожгли все построенные и строящиеся суда, здание адмиралтейства, склады и мастерские. На подкуп было велено не скупиться!

В случае возможной неудачи этого плана был предусмотрен другой. По этому плану диверсию должны были учинить шкиперы наших купеческих судов, доставлявших наш хлеб в Персию. Они должны были при встрече с судами Эльстона захватить их обманом и уничтожить, а затем во время торгового плавания напасть на верфь в Ленгеруде и сжечь. Самого Эльстона было решено любой ценой доставить живым в Астрахань для последующего с ним разбирательства.

Увы, оба плана были не слишком продуманными, а потому трудноосуществимыми.

Поэтому в конце концов решили поступить проще – атаковать персидский флот и верфи силами нашего Каспийского флота и все сжечь. Благо к этому времени удалось привести в порядок, снарядить и укомплектовать галиот «Нонпарель» под командой мичмана лейтенантского ранга Михаила Рагозео. Согласно новому плану, он должен был скрытно подойти к Гиляну и остановиться мористее. После этого с галиота спускали лодки с диверсионными партиями, которые под покровом ночи должны были зайти в порт, где сжечь все находящиеся там суда и верфь.

Тем временем взялся за дело и резидент в Реште. В январе 1748 года Черкесов дважды подсылал к Эльтону своего лазутчика – грузина Давида Беджанову, который под видом закупки пшена завел знакомство с англичанином и собрал некоторую информацию.

Надо сказать, что Эльтон, воспользовавшись беспорядками после смерти Надира, сместил местного наместника и сам стал правителем Ленгеруда, поставив береговые батареи и организовав дозорную службу в море.

Когда об этом стало известно, диверсию на время отменили, чтобы выбрать для нее более подходящий момент.

А вскоре все решилось для нас как нельзя лучше. Летом 1750 года правителем Гиляна стал амбициозный Ага Джамал-хан, которому русский купец Иван Данилов немедленно сообщил «по секрету», что в Ленгеруде у Эльтона «довольно серебра и злата», выделенного в свое время Надир-шахом Эльтону для постройки флота. А так как сейчас англичанин флот не строит, эти деньги лежат без дела и вообще могут пропасть без следа. К тому же сам Эльтон якобы мечтает стать шахом прикаспийских провинций. Для этого он захватил власть в Ленгеруде, вступил в тайную переписку с правителем Астрабада и Мазендерана каджаром Мухаммад-Хасан-ханом – старым врагом и соперником хаджи Ага Джамал-хана.

Этого оказалось достаточно, чтобы того обуял праведный гнев. В марте 1751 года посланный Ага Джамал-ханом отряд двинулся на Ленгеруд. Боя не произошло, так как полусотня наемных армян-охранников, все работники и матросы во главе с самим Эльтоном сдались без сопротивления. После этого люди Ага Джамал-хана сожгли верфи, мастерские, недостроенное пятое судно, разрушили адмиралтейские укрепления и дом Эльтона. Сам англичанин был закован в цепи и доставлен в Решт.

Итак, с персидской верфью было покончено, но оставались еще персидские военные суда, которые представляли реальную опасность.

Поэтому 22 июля 1751 года астраханский губернатор Брылкин получил приказ от Иностранной коллегии отправить в Персию два судна для уничтожения персидского флота. Самого Эльтона было велено изловить и привезти в Россию.

Командир астраханского порта лейтенант майорского ранга Андрей Абалешев определил в плавание как наиболее готовые 10‐пушечный гекабот «Святой Илья» под командой мичмана Рагозео и 12‐пушечную шняву «Святая Екатерина» под командой мичмана Токмачева. Срочно набрали команды, погрузили порох, ядра, книпеля, картечь и необходимые припасы. Начальником экспедиции был назначен мичман Рагозео. 7 августа корабли взяли курс к персидским берегам.

А в Персии ситуация менялась, как в калейдоскопе. Узнав о набеге на Ленгеруд, захвате кораблей и пленении Эльтона, занявший к тому времени шахский трон Мухаммад-Хасан-хан Каджар усмотрел в этом посягательство на свою власть, поэтому спешно отправился в поход на Решт, чтобы сместить зарвавшегося Ага Джамал-хана. Когда войско каджаров было недалеко от Решта, Ага Джамал-хан вызвал к себе Эльтона и предложил ему возглавить оборону города. А когда англичанин отказался, то тут же был убит. По одной версии, его просто застрелили, а по другой, в лучших персидских традициях, – отрубили голову.

16 сентября 1751 года русские суда под началом Рагозео прибыли в Решт, где узнали о судьбе Эльтона. Там же они узнали, что все четыре вооруженных судна захватил Мухаммад-Хасан-хан, который якобы хочет создать уже свой флот. Как выяснилось, Мухаммад-Хасан-хан разделил свой флот. Крупные суда стояли на якоре на реке Себдуру у озера Посе (в двенадцати верстах от Ленгеруда), два малых бота – где-то в Астрабадском култуке (в местечке Мешедес). Эскадра первым делом отыскала крупные суда. После этого Рагозео провел разведку. Два наиболее крупных трехмачтовых персидских суда вскоре были обнаружены на якорях и без всякой охраны. Терять время было нельзя. Поэтому в ночь на 28 сентября 1751 года диверсионная группа, переодевшись в местных разбойников, на двух лодках, под началом Ильи Токмачева, скрытно подошла к персидским судам. Высадившись на них, Толмачев обнаружил, что на судах, кроме нескольких человек охраны, никого нет. Охранники сопротивления не оказали и были отправлены на берег. После этого суда облили нефтью и сожгли. От поиска двух малых ботов пришлось отказаться, поскольку стало известно, что они давно ушли в Астрабадский залив, а идти туда, в наступавший сезон осенних штормов, было опасно. Посчитав задачу экспедиции исполненной, Рагозео и Токмачев приняли решение о возвращении в Астрахань. К сожалению, во время этого плавания заболел и умер Михаил Рагозео. Токмачев же благополучно привел суда в Астрахань 23 октября 1751 года. Узнав об итогах диверсии, императрица Елизавета распорядилась всех участников сожжения кораблей Эльтона повысить в звании на один ранг и выплатить им денежные премии.