Текст книги "Завещание Петра Великого"

Глава шестая

Уже в конце 1722 года, вернувшись в Петербург, Петр I понял, что уже не сможет в следующем году снова возглавить Персидский поход. Обилие неотложных государственных дел и изрядно пошатнувшееся здоровье не давали возможности снова отправиться на далекие берега Каспия. Новым главнокомандующим на предстоящую кампанию император назначил верного генерал-майора Михайлу Матюшкина, дав тому подробные инструкции, что и как делать. Главной целью кампании 1723 года он объявил присоединение Баку.

Зима в Низовом корпусе прошла в обучении рекрутов, в строительстве новых судов, в закупке тысяч верблюдов и лошадей, быков и повозок-арб. С началом весны драгунские и казачьи полки начали постепенно прибывать в крепость Святого Креста.

Немного погодя вслед за конницей двинулись и полки солдатские. Последними – украинские казаки лубенского полковника Марковича, многие из них, однако, разбежались на переходе.

Прибывая в недостроенную крепость, драгуны, казаки и солдаты тут же получали в руки лопаты и приступали к ее достройке. За всем этим строго следил генерал Гавриил Кропотов. Несмотря на все его усилия, крепость строилась медленно. Особенно не хватало леса, местный был негодным, приходилось возить из Астрахани, а необходимые пятисаженные бревна заготавливать вообще под Казанью… Кроме того, морем везли топоры и лопаты, гвозди и всякое другое прочее. Одновременно с достройкой крепости Кропотов начал приводить в чувство и местных черкесов, чтобы не особо озоровали на дорогах.

Весной 1723 года Петр торопил Матюшкина, чтобы тот как можно скорее двинулся на Баку, не без оснований опасаясь, что на сей важнейший форпост положили глаз и турки. Однако Матюшкин смог выступить в поход только после отправки в Гилян отряда бригадира Левашева. Для плавания Каспийский флот он разделил на три эскадры: капитан-лейтенантов Урусова (авангардия), Соймонова (кордебаталия) и Пушкина (арьергардия).

* * *

20 июня 1723 года Каспийский флот вышел в море. Общую команду им осуществлял Федор Соймонов. Плавание прошло без всяких осложнений, и уже 17 июля суда вошли в Бакинскую бухту.

К местному султану Мухаммеду-Гуссейну генерал Матюшкин отправил своего порученца – майора Нечаева. Майор передал письмо, подписанное послом Измаил-беком. В письме предлагалось принять привезенный русским генералом провиант и открыть ворота русским войскам, прибывшим «для охранения города Баки». На словах Нечаев напомнил местному султану, что Матюшкин не забыл прошлогоднее его оскорбление и отказ царскому посланцу, прибавив, что «нынче генерал такого скотства не допустит».

Некоторое время бакинский султан Мухаммед-Гуссейн раздумывал, а затем допустить русских в Баку без разрешения шаха отказался.

– Что ж, – пожал плечами невозмутимый Матюшкин, выслушав доклад Нечаева. – Каждый волен выбирать себе судьбу!

После чего приказал сгружать войска и начинать осаду. Утром 21 июня началась высадка десанта и выгрузка пушек на берег. Операция была произведена так быстро, что Мухаммед-Гуссейн не успел ничего толком понять. Только когда полки уже выстроились напротив крепостных стен, выставив вперед заградительные рогатки. Между батальонами расположились готовые к пальбе пушки. Выскочившая из города конница попыталась было атаковать наши войска. Но никакой атаки не получилось. Местные джигиты не смогли даже приблизиться к изготовленным к бою батальонам. Их с легкостью отбили дальней картечью. После первых залпов, всадники столь же стремительно покинули поле боя, как только что на нем объявились.

– Ну и что ты, Гуссейн, предложишь мне дальше? – бурчал Матюшкин, обозревая в зрительную трубу неприятельские бастионы.

Но бастионы молчали, лишь метались на них туда-сюда маленькие фигурки.

– Тогда продолжим мы, – молвил генерал и, давая условный сигнал, махнул шелковым платочком.

Немедленно открыли огонь из двухпудовых мортир все семь стоявших под берегом гекботов. Бомбардировка города велась совершенно безнаказанно и вскоре вызвала большие пожары в городе. После этого к обстрелу подключились и 12‐фунтовые пушки, начавшие бить по крепостной стене со стороны моря. Только после этого из крепости пытались робко отвечать артогнем, но безрезультатно, а пара конных вылазок, предпринятая осажденными, была с легкостью отбита.

Наконец, в результате обстрела, в крепостной стене была пробита солидная брешь, после чего Матюшкин распорядился готовиться к решительному штурму.

– Ребята, ружья не перезаряжать, а работать штыками! – обратился он к солдатам.

Полки перестроились в штурмовые колонны. Все горели желанием как можно скорее услышать команду: «Вперед!» Впереди колонн встали офицеры с обнаженными шпагами, рядом знаменосцы и барабанщики.

Все взоры были устремлены на командующего. Но Матюшкин медлил. Затем рукой подозвал к себе майора Нечаева.

В самый последний момент генерал решил все же попробовать еще раз обойтись без пролития крови и отправил майора в Баку с «последней резолюцией» о сдаче. Нечаев был воином опытным и все разъяснил Мухаммеду-Гуссейну как следует. Отвергнутая капитуляция и начавшийся штурм крепости, по обычаям XVIII века, означал, что в случае его взятия город будет отдан на три дня в полное разграбление победителям. Это была обычная практика. Так поступали тогда и в Европе, и в Азии. Ну а в том, что штурм будет успешным, не сомневался никто, ни осаждающие, ни осажденные. Разумеется, что в Баку были и такие, кто решил драться до последнего вздоха, но большинство желали жить и сохранить свое добро.

Впрочем, Нечаев все объяснил бакинцам гораздо короче:

– Хотите жить – просите «аман». Иначе всем полный кирдык!

Для пущей убедительности майор провел рукой по шее, демонстрируя испуганным переговорщикам, как этот кирдык будет происходить.

– Ну что? – спросил Матюшкин, вернувшегося майора.

– Зело погрустнели и обещали думать до утра! – ответил тот.

– Ну, утренней зари и мы подождать можем, – кивнул Матюшкин и направил коня к своему походному шатру. – До утра штурму отбой!

Ранним утром следующего дня начальник гарнизона юзбаши Дергах Кули-бек и его брат Хаджи-Эмин согласились открыть ворота, заявив, что сопротивляться сдаче их принуждали «некоторые противники». Но так как «противников» оказалось меньше, их мнением в конце концов пренебрегли.

В три часа пополудни русские войска, с распущенными знаменами и под салютацию корабельных пушек, вступили в город. Ехавшего верхом на коне Матюшкина удивило, что жители нисколько не печалились по поводу сдачи города, а, наоборот, приветствовали победителей «хлебом и солью», музыкой и плясками на персидский манер. Как и положено, лучшие люди Баку преподнесли Матюшкину ключи от городских ворот. Вступив в город, солдаты немедленно заняли посты на башнях, стенах, у ворот, возле пороховой казны и у пушек. Не теряя времени, в город были дополнительно доставлены 14 пушек, которые зарядили ближней картечью и расставили на площадях. Под казармы Матюшкин велел занять два наибольших караван-сарая – армянский и индийский, а в одной из мечетей учредил гауптвахту.

Надо отдать должное, что, вступив в Баку, Матюшкин принялся наводить порядок последовательно, но весьма осторожно. Только после доноса на Мухаммед-Гуссейна, что тот сносился с разбойником Дауд-беком и являлся главным противником пребывания в городе русских, Матюшкин арестовал султана-неудачника и трех его братьев, после чего всех отправил на попутной шебеке в Астрахань под надзором Федора Соймонова.

Не забыл Матюшкин и пополнить ряды Низового корпуса. Проведя смотр персидского гарнизона, он зачислил часть сарбазов, под началом их юзбаши, в российскую армию, отдельным батальоном.

…Наградой Михаилу Матюшкину за бескровное взятие Баку стал генерал-лейтенантский чин. Император писал своему любимцу, что более всего доволен приобретением Баку, «понеже оная составляет всему нашему делу ключ».

Само же событие Петр отметил в столице салютом.

Вечером за праздничным столом император говорил князю Меншикову:

– Сегодня у нас есть все основания к удовольствию. Если в прошлом году 40‐тысячной армией мы смогли только взять и удержать Дербент, то в этом году, гораздо малыми силами, овладели и Рештом, и Баку, подчинив себе все западные и южные берега Каспийского моря.

– Думаю, что теперь персидскому шаху придется согласиться на все наши условия! – высказал свои соображения Меншиков.

– Более того, в случае возможных неудач принца Тахмаспа, я готов поселить его в Астрахани, – продолжил свою мысль император. – Когда же мы наведем порядок в Персии, то вернем его на законный трон в Исфахан, а охранять станем своими батальонами.

Такую уверенность Петру придавало известие о том, что турки не собираются воевать с Россией из-за Персии, а предпочитают договориться о получении нескольких приграничных провинций в свою пользу. Это Петербург вполне устраивало. Ведь в самое короткое время русские заняли почти весь Дагестан, Баку, Ширванское ханство и персидские области: Гилян, Мазендеран. На очереди был Астрабад.

После взятия Баку настала очередь устья реки Куры, которой Петр I придавал значение стратегическое. Отправленный туда морем из Баку батальон полковника Зембулатова высадился в устье реки и на одном из островов устроил укрепленный лагерь.

– Будь настороже, никому не верь! Помни, что черкесы способны на любую гадость! – наставлял полковника генерал Матюшкин.

– Уж меня-то на мякине не проведут! – улыбался в ответ Зембулатов.

Эх, кто может знать свое будущее…

…Отныне Матюшкин мог контролировать устье Куры, пользоваться богатыми местными пастбищами, рыбными промыслами, пашнями и лесами. Это было весьма кстати, так как в Баку запасы продовольствия и дров уже заканчивались. Одной рыбой сыт не будешь, и Матюшкину пришлось завозить муку из неблизкой Астрахани. А что делать, другого выхода просто не было!

* * *

Между тем в Петербурге готовились к заключению исторического договора между Российской империей и Персией.

Из хроники жизни Петра за 3 сентября 1723 года: «…Около 9 часов вечера император получил с курьером радостное известие из Персии, что находящиеся там войска его заняли важный укрепленный порт на Каспийском море, город Баку, которым его величество уже давно желал овладеть, потому что он очень хорош и особенно замечателен по вывозу из него нефти. С этим известием он отправился тотчас к императрице и показал ей не только полученные им письма, но и приложенный к ним план крепости. Радость его была тем более велика, что, по его собственному уверению, он ничего больше и не желал приобрести от Персии. Ее величество в честь этого события поднесла ему стакан вина, и тут только началась настоящая попойка».

5 сентября по случаю взятия Баку состоялся торжественный молебен, а завершилось празднование потрясающим фейерверком, «состоявшим из ракет, швермеров, огненных колес, водяных шаров и большого девиза из белого и голубого огня с изображением покоренного города Баку и его бомбардирования…». На празднике присутствовал и посол Измаил-бек, у которого фейерверк вызвал неподдельное восхищение. После праздника Петр долго беседовал с персидским послом наедине о необходимости мирного договора между державами. Итогом разговора оба остались вполне довольны.

А благодеяния Петра на Измаил-бека продолжали сыпаться, как из рога изобилия. То в течение трех дней император лично сопровождал посла в Адмиралтейство и Кунсткамеру, где в качестве гида давал все пояснения. Затем одаривал золотой парчой и кафтаном и сорока роскошными соболями. Затем отправил в подарок десять аршинов лучшего сукна, огромный серебряный кубок и полторы тысячи червонцев. Затем, обычно прижимистый, Петр раздобрился и прибавил к ним еще пять тысяч целковых. Не забыл император и о людях посла, которых также одарили и соболями, и деньгами, увеличив кормовые деньги. К слову сказать, товары Измаил-бека были «куплены» также по самым высшим расценкам. Так что, куда ни глянь, Измаил-бек был в полном порядке.

12 сентября «почтенный и пречестнейший» посол Измаил-бек без малейших оговорок подписал предложенный ему договор, состоявший из пяти статей. В договоре упоминалось о помощи, которую просит у России персидский шах, и о том, что такая помощь ему уже дадена. За эту помощь «его шахово величество уступал его императорскому величеству всероссийскому в вечное владение города Дербент, Баку со всеми к ним принадлежащими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами, також де и провинции Гилян, Мазендеран и Астрабат; и имеют оные от сего времени вечно в стороне его императорского величества остаться». Данные земли отходили к России «в награду… дабы оными содержать войско», направленное для оказания помощи шаху. Земли приморского Дагестана к северу от Дербента в договоре не упоминались, так как Петр считал эти города, как и их жителей, российскими подданными.

Далее в договоре прописывалась возможная конкретная военная помощь императора Петра принцу Тахмаспу (которого Петр уже именовал шахом), за что персидская сторона должна была обеспечить русское войско провиантом. Договор провозглашал добрую дружбу и союз против всех неприятелей, а купцам свободную взаимную торговлю.

* * *

Российско-персидский договор 1723 года явился огромным успехом как всей российской дипломатии, так и лично Петра. Отныне Россия не только юридически закрепила за собой Каспийское побережье, но и сделала свой выбор в пользу законного, хотя и непризнанного шаха Тахмаспа, отвергнув признанного, но незаконного афганца Махмуда, склонного к альянсу с Турцией.

Через два дня после заключения договора Петр дал послу прощальную аудиенцию. Обняв Измаил-бека, сказал ему проникновенно:

– Передайте его величеству шаху мое словесное уверение, что заключенный трактат будет свято исполнен!

Затем в честь заключенного договора и Измаил-бека палили из пушек, а мимо промаршировал батальон бравых преображенцев.

В ответ Измаил-бек пригласил Петра на традиционный персидский обед, во время которого сам стоял за стулом императора и прислуживал ему. При этом Измаил-бек изрядно напился, чем вызвал к себе еще большее расположение Петра.

В последующие дни Петр I возил за собой никак не трезвеющего Измаил-бека то в Петергоф, то в Кронштадт, то на спуск новой шнявы, то в личную токарню, где демонтировал свое искусство, то они вместе взирали в телескопы оптические на звезды небесные. При этом персидский посол так вошел во вкус, что уже с гневом отвергал вино, требуя солдатской водки, которую пил по-русски, большими кубками, занюхивая корочкой ржаного хлеба. Напиваясь, посол начинал петь нескончаемые грустные персидские песни, после чего смиренно засыпал. Вообще-то, по правде говоря, посла давно можно было бы отпустить на родину, но Петру непросыхающий Измаил-бек настолько пришелся по душе, что он желал видеть его подле себя.

Наконец 8 октября из Астрахани доставили и подарок персидского шаха – слона. Только после этого изможденный и изнуренный Измаил-бек нехотя покинул гостеприимный Санкт-Петербург.

Петр мог быть довольным удачным завершением своих военных и политических усилий, но подписать договор – это еще полдела. Теперь предстояло убедить шаха его ратифицировать. Для этого Петр приказал Аврамову срочно мчаться обратно в Персию с надлежащими полномочиями. Не забыли и о подарках вельможам, которых Аврамов вез ценные меха на три тысячи рублей.

В феврале 1724‐го в степном становище умер престарелый калмыцкий хан Аюка. Разумеется, в степи сразу возникла очередная «замятня». Дело в том, что сыновей у Аюки было очень много и ханами желали быть все. Чтобы навести порядок в беспокойном калмыцком семействе, понадобилась «рука Петербурга». И хотя сыновья старого хана грозились порвать друг друга в клочья, Петру и здесь удалось решить дело миром.

* * *

Когда первая эйфория от подписания мира с Персией прошла, Петр I задумался над политическими перспективами. А они были не столь уж радужными. Его молодая империя вторглась в земли, которые на протяжении тысяч лет были яблоком раздора великих восточных держав. Появления там России никто не желал как на Востоке, так и на Западе. При этом, несмотря на первый явный успех, дальнейшие реальные возможности для быстрого продвижения в этом направлении были ограничены. Персидский поход 1722–1723 годов наглядно показал все трудности содержания большой армии в непривычных условиях при растянутых коммуникациях. И это при том, что у Петра не было тогда надежных союзников среди европейских монархов, а сам он не желал ссориться с Османской Портой, которая также положила глаз на Персию.

Так наш посол в Стамбуле Неплюев оправдывал занятие прикаспийских провинций сатисфакцией за некогда учиненный персами погром русских купцов в Шемахе. Оправдание, прямо скажем, слабое, но хоть что-то. Впрочем, кое-что добиться от турок все же удалось. Султан не возражал против завоевания Баку и даже Решта, но предупредил, чтобы русские не продвигались далее Шемахи, а также не присоединяли к себе владения грузин и армян.

Особенно волновало Стамбул наличие русских войск в Дербенте. Великий визирь Дамад Ибрагим-паша Невшехирли допрашивал Неплюева:

– Почему твой царь, не спросясь, вступает в области, вассальные от Порты?

– Мы овладели исключительно приморской областью и не претендуем на остальное, – только и мог ответить на это посол.

– До меня дошли слухи о появлении русских войск в Грузии и об их вторжении в Ширван, – снова переходил в наступление великий визирь.

– Это ложь, так как наш государь свято соблюдает права Высокой Порты! – отчаянно отбивался бедный Неплюев. – А чтобы вы убедились в искренности намерений моего государя, направьте для разъяснений в Москву вашего советника.

Идея Дамаду Ибрагим-паше понравилась, и в Россию был немедленно послан капычи-баши («глава стражей») Нишли Мехмет-ага.

При этом великий визирь переслал эрзерумскому наместнику Ибрагим-паше указ о походе в Грузию 50‐тысячной армии даже в том случае, если тамошний царь будет находиться под защитой русского императора.

Нашептывал великому визирю не кто иной, как английский посол в Стамбуле Абрахам Стэниен. Государственный секретарь Англии Картрайт слал Стэниену шифрованные письма, в которых разъяснял, что дерзкие планы Петра I по установлению экономических связей с Персией и Индией немедленно приведут к упадку британских факторий в Индии, а потому надо сделать все, чтобы стравить Стамбул и Петербург. Пусть грызутся между собой в Закавказье и не лезут дальше…

Козни Стэниена возымели действие. Если вначале Дамад Ибрагим-паша был даже не против военного русско-турецкого союза, то затем уже требовал, топая ногами, вывода все русских войск из всех персидских владений.

«Турецкие дела и слова непостоянны», – горько жаловался Неплюев.

Сидя у камина, он уничтожал посольские документы. По турецкому обычаю, в случае войны его должны были немедленно заточить в печально известный Семибашенный замок. Поэтому малолетнего сына он заранее поручил заботам французского посла. Несмотря на трудную ситуацию, Неплюев удар выдержал.

Позиция Петербурга также осталась твердой: ничего из завоеванного отдавать не будем! Если же турки хотят присоединить себе кое-что из других персидских владений, то Россия готова на это согласиться.

Приехавшему в Москву послу султана Нишли Мехмет-аге и «визирскому посланнику» Осман-аге Петр заявил прямо:

– Для вечной дружбы с Портой готов удержать свое оружие против лезгинцов, которых вы в протекцию приняли. Но то, что нами взято на Каспийском море, за нами и останется. При этом с Портой мы воевать не собираемся.

Приняли, кстати, турок в Москве преотлично. Снабдили немалыми деньгами и выделили достойные покои. Послы султана остались всем довольны.

А когда через некоторое время Турция снова было потребовала, чтоб Петр оставил Дербент и Баку, но и на сей раз через посла Неплюева было четко заявлено:

– Если султан готов из-за своих претензий нарушить мир, то Россия к войне готова!

Для пущей убедительности император привел в готовность войска вдоль всей южной границы от Волги до Днепра. Командующим армией на Украине был назначен энергичный генерал-аншеф М.М. Голицын. Вскоре его армия была доведена до 70 тысяч, а в Воронеже и Брянске началось строительство Донской и Днепровской флотилий.

После этого турки пошли на попятную. Но мелкие козни не прекращались. Теперь камнем преткновения стал грузинский царь Вахтанг VI, оказавшийся в эпицентре интриг Персии, Турции и России.

Чтобы принудить персидского шаха, побыстрей ратифицировать Петербургский договор прошлого года, к нему были направлены резидент Борис Мещерский и незаменимый Семен Аврамов.

* * *

Что касается армии, то она продолжала обживаться на южных берегах Каспия. По западным и южным берегам Каспия весь 1724 год стучали топоры. Достаивалась крепость Святого Креста. В Дербенте доделывали цитадель и гавань, укреплялось Баку, строилась и Каспийская флотилия. Так что дел генералу Матюшкину хватало.

На волне предыдущего успеха Петр хотел было овладеть и Астрабадом. Основания для этого у него были: Астрабад с портом входил в число уступленных по договору 1723 года персидских провинций. Чего ж добру пропадать! Но в последний момент все же не решился. Далее на восток русские полки не двинулись.

Постоянно приходилось договариваться с капризными и коварными горскими вождями. Несмотря на это, по всему Гиляну всевозможные абреки почти ежедневно совершали ночные нападения, вырезая ночные караулы и обозы, угоняли скот. Наши в ответ совершали ответные карательные набеги. По-прежнему велика была и смертность от болезней. Порой в день умирало до двух десятков солдат. Поэтому каспийские полки приходилось все время пополнять рекрутами. Но это можно было делать только в летние месяцы. Остальное время Каспий штормил и регулярное сообщение с Астраханью отсутствовало.

Порой случались и настоящие боевые дела. Так, в Реште едва не начался серьезный мятеж, инспирированный рештским визирем. Но располагавший четырехтысячным гарнизоном бригадир Левашов действовал решительно. Вначале отряд полковника Шипова разогнал мятежников на реке Пасахани, а другой отряд, под командованием майора Нейбуша, занял находившийся в 45 верстах от Решта город Кескер, а затем разгромил противника под этим городом, перебив несколько десятков персов. После этого на Кескерской дороге от Энзелийского залива была возведена еще одна крепость, названная Екатеринполь. В июле 1724 года подполковник Капрев во главе отряда в 700 человек после победного боя занял селение Куч-Испогань и город Лагиджан.

Нелегко приходилось и находившемуся в Баку генералу Матюшкину. Все время мутили воду местные вельможи, то и дело раскрывались все новые и новые заговоры.

В мае 1724 года турецкая армия начала наступление на Кавказе и вошла в город Хой в Южном Азербайджане. В июне турки захватили упорно сопротивлявшийся Ереван. Правда, под Тебризом она потерпела поражение, но к осени все же взяла Нахичевань, Ордубад и область Борчалы. Царь Вахтанг VI проиграл борьбу за Грузию и вынужден был бежать в Россию.

Прикаспийские провинции все еще не давали предполагаемой торговой прибыли, а расходов требовали все больше и больше. Картина превращения Гиляна в центр восточной коммерции становилась призрачной.

В октябре 1724 года командующий Низовым корпусом генерал-лейтенант Михаил Афанасьевич Матюшкин отправился вместе с капитаном Федором Соймоновым из Астрахани по бурному Каспийскому морю. Шли поэтому вдоль берега. В Дербенте Матюшкин осматривал собранный для отправки в Россию шафран и пробовал сделанное выписанными из Венгрии винными мастерами местное вино, которым остался весьма доволен.

Между тем пришла новость о трагедии с устья Куры.

Давний враг России Наиб Сальянов – Гуссейн-бек – неожиданно заявил, что больше враждовать с русскими не желает и пригласил к себе на переговоры командира Сальнского укрепления полковника Зембулатова с его офицерами. Был накрыт богатый стол. При этом гостей посадили не вместе, как делалось обычно, а в нескольких шатрах, таким образом разделив их на мелкие группы. Весь вечер Гуссейн-бек только и делал, что клялся в вечной дружбе. К сожалению, Зембулатов поверил фальшивым заверениям и клятвам. Повторилось почти то же, что несколькими годами произошло под Хивой с Бековичем-Черкасским! В разгар пира, по условному знаку Гуссейн-бека, его головорезы бросились на русских офицеров и всех перерезали, включая Зембулатова. Каким-то чудом удалось вырваться сторожившему коней денщику полковника. Он сумел доскакать до укрепления и рассказать о случившемся.

Так как офицеров не было, команду над драгунами приняли сержанты. Запершись в Сальянском укреплении, они отразили несколько атак, после чего были вывезены на судах в Баку.

24 декабря Матюшкин вместе с привезенным пополнением прибыл в Решт, осмотрел находившиеся там войска и сообщил их командиру Левашову о произведении его в генерал-майоры. Но хорошо поздравить новоиспеченого генерала не удалось.

Уже 6 января местные повстанцы атаковали укрепленный караван-сарай и построенную ими т. н. Новую крепость на Казвинской дороге.

Кого там только не было: разбойники мусулские и шафтенские, кесминские и казылбаши, а также талышинцы с тарымхалханцами и софиляры с горскими абреками. Впрочем, эти толпы быстро разогнали картечью. Когда же нападавшие побежали, вслед им кинулся пехотный батальон и три драгунских эскадрона, которые довершили поражение. Несмотря на это, буквально через три дня у стен Решта снова появились вооруженные толпы. На этот раз разогнали неприятеля уже всего двумя эскадронами. Несмотря на это, настроение у Матюшкина было безрадостным.

– Сидим как на пороховой бочке! – говорил он в сердцах Левашеву. – Его величество все об Индиях мечтает, а нам, сердешным, здесь хотя бы полторы сотни верст по-западному да южному берегу Каспия удержать.

После этого Матюшкин написал императору подробное и безрадостное письмо, в котором описал все трудности. Но письма тогда шли слишком долго, и Петр его уже не получил…