Текст книги "Завещание Петра Великого"

Одновременно из Тары был послан дворянин Василий Чередов с казаками для поиска подходящего места крепости выше Ямышевской. Чередов дошел до верхнего устья протоки Иртыша – Калбасунской Заостровки. Там он поставил зимовье и зазимовал. Весной отряд вернулся в Тару. В том же году на разведанное Чередовым место прибыл отряд подполковника Ступина, который поставил в месте впадения в Иртыш Калбасунской Заостровки Семипалатинскую крепость. В своем письме генерал-губернатору подполковник доносил: «…Деревянная (крепость. – В.Ш.) четвероугольная и со всех сторон в равной силе, потому что там берег реки Иртыша полог, и крепость таково ж с речной, как и с полевой стороны, может быть атакована».

Несмотря на трагедию отряда Бухгольца, Петр так и не заключил военного договора против Джунгарии, хотя склоняли его к этому не раз. Так генерал-губернатор Гагарин сообщил царскому секретарю Макарову о том, что китайские наместники сопредельных с Джунгарией провинций предложили ему начать совместную войну против Джунгарии, но он им отказал, решив поддерживать мир с Цыван-Рабданом и призывать его в российское подданство. Чуть позднее китайские сановники уже, по поручению императора Сюань Е, начали переговоры с русским послом Измайловым о совместных действиях против Джунгарии, но хитрый посол отказал им не только в военном союзе, но даже в дипломатической поддержке.

Глава шестая

Между тем сгустились тучи вокруг самого генерал-губернатора Сибири Матвея Гагарина. Сведения о том, что сибирский генерал-губернатор очень уж часто запускает свою руку в государственную казну, доходили до Петра давно. Например, в свое время на Гагарина поступила серьезная жалоба от сибирских дьяков Иван Чепелева и Афанасий Герасима. Они обвиняли сибирского губернатора в том, что он допускает к торговле с Китаем исключительно своих друзей, вместе с которыми получает себе «превеликое богатство». Узнав об этом, Петр приказал Гагарину немедленно выслать из Сибири всех родственников и друзей. Одновременно началось расследование и причин, почему поступающие из Сибири платежи с каждым годом становились все меньше и меньше.

За этим последовал донос обер-фискала Нестерова, самого весьма склонного к воровству: «Проведал я подлинник, что князь Гагарин свои и других частных людей товары пропускает в Китай под видом государевых с особенными от него назначенными купчинами, от чего как сам, так и эти его приятели получают себе превеликое богатство, а других никого к Китайскому торгу не допускают; от этого запрета и бесторжицы многие пришли во всеконечное оскудение. Предлагал я в Сенат, чтоб послать в Сибирь верного человека и с ним фискала из купечества для осмотра и переписки товаров в последнем городе, куда приходит караван, но учинить того не соизволили».

Тогда, как мы уже писали, царь приказал Гагарину выдворить из Сибири всех родственников и друзей, что тот и сделал. На этом тогда Петр успокоился.

В 1715 году Гагарина вызвали в Санкт-Петербург. Теперь следственная комиссия князя Василия Долгорукова расследовала причины низких платежей, поступающих из Сибири. Однако и на этот раз все для Гагарина закончилось благополучно. Комиссия Долгорукова завершила следствие в его пользу. Однако спустя два года последовали новые доносы и дело Гагарина было передано комиссии Дмитриева-Мамонова, куда входили гвардейские офицеры Лихарев, Пашков и Бахметев, выявившие новые хищения. Чтобы их покрыть, Гагарин немедленно вернул в казну 215 тысяч рублей, но за Сибирской губернией числилась недоимка по таможенным сборам еще более чем на 300 тысяч рублей, которые генерал-губернатор восполнить уже не смог. В 1718 году Гагарина вызвали в Санкт-Петербург, где он участвовал в Верховном суде по делу царевича Алексея Петровича.

К этому времени следственная комиссия выявила нечто большее, чем недоимки. Появились свидетельства, что Гагарин якобы замышляет отделить Сибирь от остальной России и сам желает там единолично царствовать. Эта новость привела Петра в бешенство. В январе 1719 года Матвея Гагарина отстранили от должности и арестовали. Новым сибирском генерал-губернатором был назначен князь Алексей Черкасский. Князь Черкасский был сказочно богат, а потому неподкупен, но, по мнению современников, был «человек молчаливый, тихий, коего разум никогда в великих чинах не блистал, повсюду являл осторожность».

Неожиданное возвышение смутило Черкасского, который поспешил обратиться к царю с письмом, в котором объяснял, «что за великую напасть приемлет отлучение от Его Величества, никогда добровольно не согласился бы на сие и, сколь ни лестно для него избрание Монаршее, он с радостью и охотно готов нести самотруднейшие должности, только бы не отлучаться от него». Петр, однако, остался непреклонным. «Я бы охотно исполнил Ваше прошение, – ответил он Черкасскому, – ежели бы мог скоро сыскать достойного человека, но ныне не знаю. Того ради надлежит Вам без оскорбления сие учинить. Ибо по истине не за какую Вашу противность сие Вам посылаю, но для двух причин: первое, что Вы там были и знаете, другое, что вскоре сыскать другого надежного в такую отдаленную сторону не мог. Однако же, в том можешь надежен быть, что, когда там распорядишь и добрый ансталт учинишь, и о том отпишешь, тогда непременно Вас переменим по Вашему желанию».

Назначение генерал-губернатором Сибири князя Черкасского было ошибкой Петра, так как он был мало пригоден для кипучей деятельности, разворачивавшейся в те годы на просторах Сибири.

– Ладно, будешь пока хоть воров и мздоимцев гонять, впредь до нахождения другого достойного! – таково было окочательное царское решение.

Забегая вперед, скажем, что поиски нового достойного губернатора затянулись на долгих пять лет, которые Голицын тихо отсидел в Тобольске, после чего вернулся в Москву, где был определен в Сенат. Надо ли говорить, что в 1719 году князь Алексей Черкасский в Тобольск совсем не торопился, выжидая, пока закончится расследование по его предшественнику, которое выявит все недостачи, чтобы только после этого принять хлопотную и опасную должность.

Поэтому в январе 1719 года царь Петр решает послать в Сибирь доверенного человека, который бы на месте окончательно разобрался с доносами о хищениях и взятках, а главное, о сепаратистских намерениях князя Гагарина, а кроме того, провел объективное следствие о причинах неудачи экспедиции Бухгольца. Выбор царя пал на майора гвардейского Семеновского полка Ивана Лихарева.

Иван Лихарев происходил из семьи стольника, дослужившегося до воеводы городка Романов. На службу вступил в 1700 году солдатом в лейб-гвардии Семеновский полк. Проявил храбрость в несчастной для нас битве при Нарве, за что был отмечен особым знаком и сержантским чином. За участие в штурме крепости Нотебург два года спустя получил серебряную медаль, затем штурмовал Ниеншанц и участвовал в кровавом абордаже двух шведских судов в устье Невы, чудом оставшись живым. За это был награжден уже золотой медалью. В дальнейшем отличился при штурме Нарвы в походах на Гродно, Брест и в Польшу. Карьера у Лихарева быстро шла в гору. Вскоре дослужился до поручика, а в 1707 году был произведен в капитаны и возглавил роту. Петр хорошо знал своих гвардейских офицеров и лично продвигал их по службе. Обратил он внимание и на Лихарева. В битве со шведами у деревни Лесной на Днепре офицеры и солдаты лейб-гвардии Семеновского полка вновь проявили массовый героизм. «Ружья раскаливались от выстрелов, люди дрались до изнеможения», – доносил Петру I об этом сражении командир полка Михаил Голицын. Затем были участие в знаменитой Полтавской баталии и получение от царя очередной золотой медали и его портрета. В 1710–1716 годах Иван Лихарев непрерывно в походах и боях. Он участвовал в осаде Выборга, в походах в Вильно, Дерпт и Гамбург, в разгроме шведов под Швабштадтом, в бою при Вазах в Финляндии. Зная храбрость и честность Лихарева, Петр во время походов непременно в свою охрану определял именно его роту, кроме этого давая ее командиру и отдельные секретные поручения. В частности, Лихарев решил непростой вопрос с закупкой нового обмундирования полка во время похода в Данию. В ноябре 1717 года капитан в числе нескольких других офицеров-семеновцев был вызван Петром I из Пскова, где полк устраивался на зимние квартиры, в Петербург. Там молодой капитан был включен в состав военного суда, учрежденного для рассмотрения дела по обвинению руководителя следственной канцелярии князя Волконского в должностных преступлениях. Лихарев был определен помощником-асессором одной из следственных канцелярий, под началом своего же батальонного командира майора Дмитриева-Мамонова. Год спустя Лихарев получил майорский чин. Комиссия расследовала ряд значительных дел, в том числе сенатора князя Долгорукого и других. В 1718 году царь включил офицера-семеновца в состав судебного присутствия, приговорившего к смерти царевича Алексея Петровича. Под приговором о смерти царевича рядом с подписью князя Гагарина стояла и подпись Лихарева. Что сказать, человеком был майор Иван Лихарев в боях испытанным, да и в делах тайных проверенным. Лучшей кандидатуры для задуманных Петром дел в Сибири найти было невозможно.

* * *

Январским днем 1719 года в Семеновский полк прискакал гонец Петра I с приказом лейб-гвардии майору Лихареву срочно прибыть к государю. Прибывшего Петр встретил радушно. Рассказал ему о неудачах экспедиции Бухгольца, сокрушаясь:

– Знакомый тебе Бухгольц не только не разведал, в каких местах и каким образом золото промышляют, но и понес большие потери в людях. Впрочем, непонятно мне и ничего неделание губернатора сибирского Гагарина, коему я повелевал направить к калмыцкому контайше посла, чтобы известить об экспедиции Бухгольца, который поплывет из Тобольска по Иртышу искать золотые руды и ставить пограничные остроги, чтоб контайша никакого опасения не имел и нам никакие пакости не чинил. Помимо этого, я лично писал и Гагарину, и Бухгольцу, чтобы жили с соседскими джунгарами в мире и дружбе. Однако все вышло наоборот. С джунгарами начали воевать, из-за чего построенную у Ямышевского озера крепость и много людей потеряли. Кроме сего приходит мне много жалоб на губернатора Гагарина, который с другими посаженными в сибирских городах воеводами берет взятки преогромные. Посему мое решение такое: тебе немедля ехать в Тобольск, где провести расследование злоупотреблений Гагарина и причин неудачи экспедиции Бухгольца, а заодно возглавить новую экспедицию в верховья Иртыша. Готов ли ты, Иван, взяться за столь многотрудное и многоопасное дело?

В ответ Лихарев поблагодарил царя за столь большое доверие и поклялся, что жизнь положит, но все порученное исполнит.

После этого Петр уже уточнил ряд задач:

– Как доброму и честному офицеру, я повелеваю тебе особо проведать о золоте – подлинно ли оное есть. А от кого Гагарин об этом сведал, тех людей сыскать. А ежели найдутся такие люди, то привлечь их к экспедиции, чтобы они указали путь до мест золотоносных. При наличии строевого леса по Иртышу строить крепости. Одновременно проведать о пути от озера Зайсана к реке Амударье, далеко ли эта река и возможно ли до нее дойти.

После этого лейб-гвардии майору Лихареву был вручен царский указ, который гласил: «…Как доброму и честному офицеру надлежит… всеми мерами освидетельствовать по сказкам помянутого Гагарина и подполковника Бухгольца о золоте… подлинно ль оное есть и от кого он, Гагарин, сведал, тех людей сыскать, так же и других ведомцев (местных жителей. – В.Ш.). Ежели найдутся оные, ехать с ними до тех крепостей, где посажены наши люди, и там разведать стараться сколько возможно, дабы дойтить до Зайсана озера. И ежели туда дойтить возможно и там берега такие, что есть леса и прочие потребности для жилья, то построить у Зайсана крепость и посадить людей. А как туда едучи, так и построя крепость, проведывать о пути от Зайсана озера к Иркети, сколько далеко и возможно ль дойтить, также нет ли вершин каких рек, которые подались к Зайсану, а впадали в Дарью реку и Аральское море. Сие все чинить, сколько возможно, а в азарт не входить, чтобы даром людей не потерять и убытку не учинить. Также розыскать о подполковнике Бухгольце, каким образом у него Ямышевскую крепость контайшинцы взяли, также и о прочих его худых поступках свидетельствовать; и о том о всем, что тебе к тем делам будет потребно, Сибирской губернии к ландратам и прочим управителям послужной указ послан. Петр. Января 18 день 1719 году».

Выйдя от Петра, здесь же в царской канцелярии Лихарев выяснил, что Иван Бухгольц находится сейчас в столице, где занимается написанием отчетов о своей экспедиции. Разумеется, Лихарев первым делом сыскал Бухгольца. Офицеры были меж собой давным-давно знакомы. Семеновский и Преображенский полки на протяжении долгих лет и в походах, и в баталиях всегда рядом, а потому их офицеры не только приятельствовали, но почитали друг дружку братьями. Лихарев же с Бухгольцем и вовсе одновременно командовали ротами в своих полках, а потому и общались весьма близко.

– О тебе же государь требует выяснить, каким образом у него Ямышевскую крепость контайшинцы взяли, а также о прочих твоих худых поступках.

– О том, как с калмыками в зимней степи насмерть стояли, я тебе расскажу со всею подробностью, а вот худых поступков за собой не числю, так как всегда служил и служу не за честь, а за совесть.

– Это я и сам знаю! – мрачно хмыкнул Лихарев, водку из штофа разливая. – Ну, давай сначала за встречу!

Выпили, крякнули, по тогдашнему обыкновению, корочками хлебными закусили.

Надо ли говорить, что при встрече приятели были друг с другом предельно откровенными. Лихарев не скрывал порученного ему царем, Бухгольц рассказал все, что знал о сибирских делах, поделился опытом общения с джунгарами и особенностями организации плавания по сибирским рекам.

– Изволю спросить тебя, Иван, каким же образом Ямышевскую крепость контайшинцы все же у вас взяли? Поведай мне также о прочих худых поступках, ежели они были! – вызывал Лихарев на откровенность собеседника.

Тот без утайки рассказывал все честно и подробно.

Сразу же после разговора с Бухгольцем Лихарев представил в царскую канцелярию рапорт, прося «послать с ним одного капитана-инженера и при нем из академии одного или двух учеников и инструменты для подлинного описания тамошних мест», а также лекарей, лекарских учеников, рудного мастера «для сыску и опознания руд». Кроме того, он просил «чтоб для посылки с ним в Сибирь указано было дать ему Семеновского полка капитан-поручика Шаховского, да из Преображенского полка одного обер-офицера, да двух унтер-офицеров и 12 солдат для случающихся нужных посылок». На рапорте Лихарева Петр начертал лаконичное: «Быть по сему». Помимо письма царю опытный в делах канцелярских Лихарев направил и письмо в Сенат, где попросил ввиду сложности предстоящих дел наделить его серьезными полномочиями. Сенат письмо Лихарева рассмотрел и все просьбы его удовлетворил. Помимо этого, в Сибирскую, Петербургскую, Московскую и Казанскую губернии, через которые лежал путь Лихарева, были направлены «послушные» указы об удовлетворении нужд экспедиции.

Что касается подполковника Ивана Бухгольца, то по результатам доклада Лихарева он был Петром полностью оправдан. Более того, за верную службу на дальних границах Бухгольцу был даден полковничий чин.

* * *

Посылая в Сибирь Лихарева с весьма ответственным заданием, Петр основывался прежде всего на его всегдашней честности и приобретенном опыте в расследовании самых серьезных преступлений. Однако Петр не был бы самим собой, если бы ограничился для посланца одним поручением. Поэтому помимо дел дознавательных Лихареву препоручалось «трудиться всеми мерами освидетельствовать… о золоте еркетском», для чего «…ехать… до тех крепостей, где посажены наши люди и там, разведав, стараться сколько возможно дойтить до Зайсан-озера, и… построить у Зайзана крепость и посадить людей… проведывать о пути от Зайзана озера к Иркети». Таким образом, царь фактически утвердил старые замыслы Гагарина по постройке на Зайсане пограничной крепости.

Под начало Лихарева Петр назначил небольшую, но профессиональную команду, на базе которой майор мог в случае необходимости сформировать полноценный полк. От Преображенского полка Лихареву были дадены капитан Урезов, поручик, два сержанта, капрал и дюжина опытных солдат, а из армейских полков выделены майор, капитан, три поручика, артиллерийский инженер-капитан с бомбардирами, канонирами и фузилерами. Помимо этого, в команду вошли два морских геодезиста Иван Захаров и Павел Чичагов (дядя будущего адмирала В.Я. Чичагова) да два лекаря. Во главе этой команды Лихарев и направился из Москвы в Тобольск обозом в сто девять саней.

Прибыв туда весной 1719 года, он помимо порученного ему дознания энергично занялся подготовкой будущей экспедиции, сбором сведений об Иртыше и Яркенде.

– Только что прибыл боярский сын Калмаков! – доложил ему адъютант. – Желает быть принятым, потому как считает себя в здешних делах знающим.

– Я вашим неграмотным боярским детям не доверяю! – нахмурился Лихарев. – Государь мне поручил лично решить вопрос с Зайсаном, и я его решу. А определять место для будущей крепости станут не полупьяные казаки, а ученые-геодезисты из Адмиралтейств-коллегии!

– Дело ваше! – только и передернул плечами боярский сын Калмаков, обидевшись за такой прием.

Не теряя напрасно времени, Лихарев отправил к озеру Зайсан геодезистов под командованием гвардейского капитана Урезова, чтобы составлять генеральные ландкарты земли Сибирской.

Геодезисты ценились в те годы на вес золото и отбирались лично царем. Поэтому отношение к ним было соответствующее. За руку здороваться с ними не брезговали даже генерал-губернаторы. Простой же люд к геодезистам относился как к колдунам и шаманам. Еще бы! Смотрят в какие-то трубочки, выкрикивают какие-то непонятные слова и записывают что-то мелким почерком в свои записные книжечки. А за это им от всех начальников полный почет и уважение. При каждом геодезисте в обязательном порядке состоял служилый человек, который вез огромный кофр, наполненный совершенно непонятными обывателю приборами: квадрант с угломером, астролябией и феодолитом, компас с готовальней, транспортирами, линейками и циркуль-сажень, а также обязательной в геодезическом деле мерной железной цепью в 30 саженей.

Урезов и его спутники с задачей справились. Они впервые осуществили описание берегов Иртыша и его притоков, произвели замеры глубины низовий реки, побывали на Черном Иртыше, наметили несколько возможных вариантов размещения будущей крепости.

* * *

Занятый следственными делами и подготовкой военного похода, Лихарев решил сначала отправить вверх по Иртышу небольшой отряд для знакомства с условиями плавания, а также обследовать местности вокруг озера Зайсан. «Мая 9‐го дня, как лед вскрылся» из Тобольска в Семипалатную крепость выехали «поручик Сомов, да от гвардии сержант, 2 человека солдат, пушкарей 3 человека, да навигатор» – один из двух прибывших в команде гвардии майора геодезистов, фамилия которого в документах не названа. «А из Семипалатной крепости подполковнику Ступину велено отправить к Зайсану озеру водою на легких судах капитана и помянутого поручика с посланными, дав им солдат от 100 и до 200 человек, и от артиллерии для охранения малых пушек по разсмотрению».

24 июля экспедиционный отряд под командованием капитана Андрея Урезова отправился из Семипалатной крепости на лодках вверх по Иртышу. С 21 августа по 5 сентября они обследовали озеро и нижнее течение впадающей в Зайсан реки Черный Иртыш. 15 октября отряд вернулся в Тобольск.

В письме Петру I от 16 ноября 1719 года Лихарев сообщал царю: «И оные посланные от Зайсана в Тобольск прибыли октября 15‐го числа. А что оные посланные учинили, о том до вашего величества послал я подлинное ведение и карту… лейб-гвардии с капитаном поручиком князем Шаховским. Да ис посланных, которые посланы были от меня к Зайсан озеру, от гвардии сержанта да навигатора».

Итак, геодезист, побывавший в 1719 году в истоках Иртыша, был послан в Петербург вместе с итоговой картой, составленной в Тобольске. Экземпляры новой карты были доставлены в Сенат и царю.

Петр I остался недоволен итогами экспедиции. 26 февраля 1720 года он продиктовал письмо Лихареву: «Господин майор, писма твои с Тобольска писанные до нас все дошли, в которых согласно пишеш о делах, что следовал ты за бывшим губернатором Гагариным в Тобольске. Но нам нужнее было, чтоб ты ехал сам по данному вам указу к Зайсан-озеру для проведывания о золоте и для осмотру водяного ходу. И хотя ты посылал туды офицера с навигатором, однако они совершенно о том не проведали. И для того по вскрытии льду поезжай туды сам наискорее…»

* * *

Однако сам Лихарев остался в Тобольске более чем на год. Прежде всего он занялся розыском о злоупотреблениях Гагарина, а также, приняв под свою команду гарнизоны новопостроенных крепостей, проводил работы камеральные, одновременно набирая рекрутов для комплектации своего отряда.

Перво-наперво Лихарев составил большой реестр нарушений, в котором были подробно расписаны все вины Матвея Гагарина: занижение реальных доходов губернии и взятки за винный и пивной откупы, вымогательства, угрозы купцам и присвоение казенных средств и т. д. Еще полтора десятка преступных эпизодов было установлено в отношении тобольского обер-коменданта Семена Карпова, который являлся ближайшим помощником губернатора во всех делах. В декабре 1719 года добавилась еще целая дюжина эпизодов. Солдаты и сержанты гвардии, состоявшие при Лихареве, проводили следствие в менее значительных населенных пунктах, где также выявили массовые злоупотребления.

Помимо экономических преступлений Гагарин обвинялся в том, что он задерживал дипломатическую почту, направляемую в Китай. На это пожаловались сами китайцы. Однако уже в следующем году китайское правительство написало письмо, в котором отказывалось от обвинений в адрес Гагарина. Впрочем, это уже никого в Петербурге не интересовало. Что же касается того, что Гагарин хотел отложить Сибирь от России, никаких прямых улик Лихареву найти не удалось, какие-то разговоры вроде бы ходили. Кто-то вспомнил, что во время одного из застолий об этом якобы в шутку говорил и сам генерал-губернатор. Но более существенных доказательств не было. Как бы то ни было, Лихарев собрал все свидетельства в кучу и отправил в Петербург – пусть там разбираются.

Прибыв в Тобольск, наладил Лихарев связь с комендантами Омской, Железинской, Семипалатинской и других крепостей. Отыскал в Тобольске он и людей, знающих или слышавших о золоте, на которых ранее ссылался Гагарин. На основании новых расспросов геодезисты составили чертежи местности предполагаемого пути. На них были нанесли реки, впадающие в Иртыш, и новые крепости. В Тобольске сыскалась старая карта Верхнего Иртыша выше устья Оми, впрочем, изображение было выполнено весьма небрежно и схематично. Вместе с тем сия примитивная карта наглядно утверждала, что путь к таинственному Яркенду лежит на юго-запад, в сторону от Иртыша, и требует ухода от реки, поворота в глубь Джунгарии, если не от Ямышевского озера, то хотя бы от Зайсана. Лихарев ни один вечер просидел над небрежным планом и так мерил циркулем и этак. Наконец позвал посовещаться геодезистов-моряков Ивана Захарова и Петра Чичагова.

– Сей чертеж показывает, что движение от озера Зайсан к истокам Иртыша бессмысленно, поскольку уводит в сторону от цели, – обратился он к геодезистам за советом. – Возникает вопрос: а надо ли нам подниматься до самых верховий Иртыша? Не правильней ли будет достичь Зайсана и разведать, возможен ли вообще дальнейший «водяной ход»?

Геодезисты с майором во всем согласились. Затем определяли, как строить работу картографическую в походе. Петр Чичагов озвучил мнение свое и Захарова:

– Для сбора сведений будем действовать двояко. Во-первых, сами обследовать всю возможную землю, а во-вторых, о далеких неведомых местах опрашивать очевидцев, заслуживающих доверие.

Теперь уж пришла очередь соглашаться и Лихарева.

Как и раньше, у Бухгольца, офицеров в формируемом отряде Лихарева катастрофически не хватало. Лихареву было предложили взять на офицерские должности несколько пленных шведов, но тот отказался – шведам майор не доверял. Пришлось идти по тому же пути, что и его предшественник, – назначать на офицерские должности нижних чинов. В результате командный состав отряда выглядел следующим образом. Капитан-поручик Шаховской стал помощником при Лихареве и начальником его штаба, капитан-инженер Летранже возглавил мастеровых, майор Тютчев принял команду над солдатским полком, капитан Приклонский при нем в должности подполковника, а поручики Сверчков, Степан Сомов да Леонтий Галатов стали батальонными командирами. Роты, соответственно, возглавили сержанты Иван Чеботаев и Иван Фролов, капрал Пущин, ефрейтор Яков Константинов, фузелеры Василий Безсолицын, Исай Копенев, Зот Чердынцев и Иван Семенов да другие старые солдаты. Большая часть офицеров и солдат являлась гвардейцами, а значит, подготовленными как минимум на одну-две ступени выше своих бывших штатных должностей. Артиллерию Лихарев поручил бомбардирам Митрию Губанову и Андреяну Скородумову. Первому – пушки, второму – мортиры. При них батарейными командирами канониры Перфилий Гребенщиков, Семен Глазунов, Ерофей Соловьев, Андрей Короваев и Петр Калинин. Для отправления треб при отряде дьяк и два подьячих.

* * *

Зима с 1719 на 1720 год ушла у Лихарева на снаряжение экспедиции. Несмотря на многочисленные письма царю, в Сенат, новому сибирскому губернатору князю Черкасскому, в Военную, Адмиралтейскую и другие коллегии, оружие, снаряжение и другие припасы поступали слишком медленно. Сказывались огромные расстояния и плохие дороги.

За год проживания в Тобольске Лихарев собрал немало сведений и о джунгарском золоте, и о городе Яркенде. Гвардии майор уже точно знал, что от истоков Иртыша никакого водяного хода к «городку Эркети» нет, но не выполнить царский приказ он не мог.

Фактически присвоив себе губернаторские полномочия, Лихарев отправил в Джунгарию посольство во главе с Иваном Чередовым. Тот вез с собой послание Лихарева с требованием наказать виновных за нападение на отряд Бухгольца. Кроме того, Лихарев в самой категоричной форме требовал возвратить захваченных пленных, казну, лошадей, а также не препятствовать русским экспедициям в поисках руд и строительстве приграничных крепостей.

Посольство добралось до Урги, где находился тогда Цыван-Рабдан, к октябрю. В столице Джунгарии российских посланников встретили предельно сурово, так, как встречали посланников с Руси во времена Золотой Орды, привозивших ясак и клянчивших ярлыки на княжение. Чередова хунтайджи так и не принял, а затем посланника и его людей «поставили на чистой степи, на безводном и бездровном месте», то есть фактически выгнали из города, что считалось большим неуважением. Кроме того, хунтайджи велел окружить посольскую юрту охраной и никого никуда не выпускать. При этом караульные время от времени избивали членов посольства, отбирали у них личные вещи, а также приводили к русскому лагерю взятых под Ямышевом пленных и жестоко мучили их на глазах посла. Налицо было стремление Цыван-Рабдана оказать психологическое воздействие на членов посольства. Увы, хунтайджи не мог взять в толк, что от Чередова в большой политике ровным счетом ничего не зависело, он был всего лишь передаточным звеном. Трудно сказать, чем бы все это закончилось, но ситуация внезапно переменилась.

Пока Лихарев писал протоколы допросов с тобольских чиновников, а Иван Чередов терпел притеснения, Джунгарское ханство попало в большую беду. Дело в том, что, уверовав после разорения Ямышевской крепости в свою удачу, Цыван-Рабдан необдуманно начал войну с Китаем за степи Халхи, что располагались к северу от пустыни Гоби. Однако вместо побед джунгары теперь терпели одно поражение за другим. Неспокойно стало и в захваченном недавно Тибете. Ко всему прочему, начались и набеги со стороны казахов. Именно опасность большой войны на три фронта и заставила Цыван-Рабдана резко изменить отношение к России.

В конце ноября 1720 года несчастного Ивана Чередова вызвали к хунтайджи. Бедняга шел туда, не зная, что его ждет, изгнание или плаха. Но все вышло иначе. Хунтайджи встретил российского посланника с распростертыми объятиями. Куда делось былое высокомерие и надменность! Хунтайджи наигранно сокрушался, почему русский посланник такой худой и так обносился, врал, что ничего о притеснениях не знал и обещал наказать виновных. После этого отношение к посольству резко переменилось. Отныне джунгарские чиновники принялись исправно снабжать послов продовольствием и оказывать все возможные знаки внимания и почтения. Отныне встречи Чередова с хунтайджи происходили уже почти ежедневно. Во время этих встреч Цыван-Рабдан не уставал уверять посла, что граница между Россией и Джунгарией должна проходить по реке Омь и жаловался:

– Ныне на меня восстал китайской царь, утверждая, что ныне он всем царями на земле царь, а потому прошу я, чтобы ваш царь не дал меня царю китайскому в обиду!

Чередов всякий раз обещал непременно просьбу властителя Джунгарии своему государю передать.

– О, я был бы очень благодарен за любую помощь! – довольно цоцкал языком и щурил и без того узкие глаза Цыван-Рабдан.

– И еще я хочу, чтобы перестали истязать наших пленных! – переходил после этого в атаку Чередов. – Уверяю вас, что, если бы вы их освободили и вернули в Тобольск, это было бы воспринято моим государем как проявление искреннего желания дружбы и мира.

После этого взор хунтайджи заметно мутнел, и он начинал теребить свою жидкую бороденку:

– Пленники стоят денег, а я сейчас не слишком богат, но все же я распоряжусь относиться к вашим людям как можно милостивее. А об отправке их на Русь подумаю позже.

Во время встреч Цыван-Рабдан подробно расспрашивал Чередова об условиях жизни волжских калмыков и постоянно изъявлял желание с Россией «в дружбе жить и торги водить». Как-то раз он даже начал говорить, что хорошо было бы ему вообще уйти под руку к русскому царю, как это сделали калмыки, но больше к этой теме уже не о возвращался.

Обратно российская делегация была сопровождена с запредельным почетом. В письме на имя царя Петра, которое вез Чередов, хунтайджи просил о трех вещах: «1. Оборонить бы его от китайцов и от мунгалцев, и он будет жить так, как Аюка-хан. И отобрав бы у китайцов мунгалов, дать ему, как Аюке мангуты (ногайцы. – В.Ш.) даны. 2. Чтоб ему с ясашных людей, с которых он имал ясак, по-прежнему брать. 3. Беглых бы ево калмыков не принимать и отдавать».