Текст книги "Завещание Петра Великого"

Глава седьмая

А теперь перенесемся на некоторое время в далекую Вест-Индию начала XVIII века, где без лишнего шума закончилась эпоха классического пиратства. Увы, но всему когда-то приходит конец. Пришел конец и пиратам. Просто настало время, когда отчаянные флибустьеры перестали быть нужными патронировавшей их на протяжении целого столетия Англии и теперь были вынуждены или сдаваться на милость местных властей, или искать счастья в иных морях и океанах.

Поэтому нет ничего удивительного, что самые отчаянные из пиратов решили искать счастья в Индийском океане, у берегов загадочного острова Мадагаскар. На нескольких судах последние карибские разбойники спустились к мысу Доброй Надежды и, обогнув его, обосновались у северо-восточного побережья Мадагаскара, на островке Санта-Мария.

Из Санта-Марии джентльмены удачи решили воссоздать бывший благословенный Порт-Рояль – своеобразную столицу пиратского сообщества. Но для богатого города нужна постоянная богатая добыча. Но времена изменились, и нападать на английские, французские и голландские суда, плывшие из Европы в Индию и обратно, пираты уже не решались. Знали – за это последует немедленная расправа. Решили довольствоваться нападением на арабские суда в Персидском заливе и Красном море. Так было намного безопаснее. Поначалу дела мадагаскарцев шли неплохо, и они беспрепятственно потрошили арабов. Пиратская флотилия разрослась до десятка судов, а население пиратской колонии до тысячи человек.

Возглавил мадагаскарский пиратский картель известный карибский капитан Каспар Вильгельм Морган. Младший брат знаменитого Генри Моргана, перешедшего в конце концов на службу Англии и ставшего впоследствии вице-губернатором Ямайки. В отличие от старшего брата младший остался верен пиратскому ремеслу и выбрал вместо Ямайки Мадагаскар.

Утверждение, что пираты – это вольные разбойники морей, является старым расхожим мифом. На самом деле ни одно пиратское сообщество не может существовать без покровительства какого-либо государства. Порукой тому вся история мирового пиратства. Разумеется, что и новоявленные пираты Мадагаскара начали лихорадочно искать себе солидного заступника. Но найти было не так-то просто. Ведущие морские державы к этому времени уже разделили мир и в пиратах больше не нуждались. Оставались державы второстепенные, но возникал вопрос: нужно ли им вступать в неизбежный конфликт с ведущими державами из-за сомнительного удовольствия «дружбы» с пиратами?

В 1713 году мадагаскарцы отправили на разведку в Европу одного из своих капитанов шведа Ламервеля, человека ловкого и хитрого.

Прибыв в Ганновер. Лемервель стал зондировать европейскую ситуацию. Лучшие всего перспективы выглядели в отношении Швеции. Поэтому капитан отправился в Стокгольм. Там на встрече с влиятельным графом Юханом Мейерфельдтом Ламервель без обиняков заявил:

– Среди нас очень мало шведов, но зато мы никогда не нападаем на суда под вашим флагом.

Мейерфельдт усмехнулся:

– В последнее я охотно верю хотя бы потому, что в Индийском океане наших судов нет!

В целом граф Мейерфельдт отнесся к предложению пиратского посланца с интересом. Однако Ламервелю не повезло. Карл в это время все еще находился в турецком плену, а без короля решить столь серьезный и деликатный вопрос не мог никто.

Впрочем, Мейерфельдт на прощание приободрил:

– Наш король славен неожиданными и дерзкими решениями. Вполне возможно, что ваше предложение придется его величество по вкусу.

Между тем арабы значительно сократили перевозки в Персидском заливе и Красном море. Поток прибыли сразу иссяк, и мадагаскарские флибустьеры от безысходности начали нападать на европейские суда у мыса Доброй Надежды. Реакция последовала незамедлительно. Лондон заявил о снаряжении эскадры для приведения в чувство разбойников с Мадагаскара.

Ситуация требовала каких-то срочных решений, и теперь в Европу отправился сам глава пиратского картеля Морган.

Дело происходило в 1718 году, и шведского короля Карла XII он уже застал в Стокгольме. Новые предложения Моргана были заманчивы, тем более что пираты готовы отдавать половину награбленного за охранный патент и шведское подданство. Кроме того, Морган в знак особого уважения был готов прислать несколько десятков своих ребят для морских набегов на русские порты. Оставалось только добиться встречи с королем, но сделать это было не так-то просто.

Неизвестно, как ложились бы дела пиратского вожака дальше, если бы он не встретился с бароном Георгом фон Герцем. В свое время барон являлся тайным советником голштинского герцога, а после его смерти прибрал к рукам его вдову. Это вызвало в Голштинии большое недовольство, и, спасаясь от расправы, фон Герц бежал в Швецию, где встретился с только что вернувшимся из турецкой неволи Карлом XII. Быстро войдя в доверие к королю, барон вскоре получил практически неограниченную власть в вопросах внутренней политики и экономики. Карл требовал денег на войну, и Герц печатал огромное количество ничем не обеспеченных талеров. На вопросы финансистов, что этого делать нельзя, ибо рухнет экономика страны, Герц лишь щелкал пальцами, унизанными бриллиантовыми перстнями:

– Первая же победа короля спишет все издержки!

Надо ли говорить, что два профессиональных авантюриста – Морган с Герцем – сразу же нашли общий язык.

Получив от Моргана хорошую взятку, Герц немедленно устроил ему прием у короля. Любящий авантюры Карл также отнесся к пиратским предложениям с интересом. Несмотря на «ржавые талеры Герца», королю для продолжения войны чертовски было нужно реальное золото, да и хорошие моряки тоже бы не помешали. И все это в обмен на несколько бумажек! Ну а что касается международного протеста морских держав, то когда он еще будет! К тому же тогда вполне можно будет от покровительства и совершенно безболезненно отказаться. А золото было нужно уже сейчас.

– А сколько у вас кораблей? – спросил король.

Герц незаметно подмигнул Моргану: мол, не оплошай!

– У нас большой флот в полсотни океанских судов, а скоро будет еще больше! – не моргнув глазом соврал Морган.

Карл удовлетворено кивнул.

– Могли бы вы со временем выделить часть своих команд для действия против русских на Балтике?

Герц снова подмигнул.

– Конечно, ваше величество! – не подвел его Морган. – У меня лучшие моряки в мире, которые самому черту обломают рога!

24 июня 1718 года Карл подписал охранный патент, в котором капитан Морган был объявлен наместником шведской короны в индийских водах с правом самой широкой каперской деятельности. Ну а чтобы пираты честно делились награбленным, на Мадагаскар была снаряжена комиссия во главе с подполковником Карлом Врангелем – в ранге полномочного посла короля. При подполковнике два секретаря, первый должен был организовать торговую факторию, а второй изучать, что можно ценного с Мадагаскара вывезти. В первую очередь Карла интересовали золотые и серебряные рудники.

– Ну, все! – похлопал Моргана на прощание по плечу министр Герц. – Как у нас говорят, ваше дело в шляпе, причем на сей раз в королевской шляпе!

Но судьба играет людьми. Не успел Морган добраться до неблизкого Мадагаскара, как в Стокгольме все переменилось. Карл XII был загадочно убит при осаде норвежской крепости Фредрикстен, после чего дорвавшиеся до власти оппозиционеры вздернули на виселице и его любимца Герца.

Впрочем, Морган был не столь прост, чтобы ставить на одну карту. Одновременно со шведами пираты вели переговоры и с их врагами – датчанами. Там Морган осыпал золотом министра двора Жана Хугетана.

Но и Копенгаген пиратам отказал. Нет, дело было вовсе не в брезгливости датчан. Просто у Дании уже были колонии, и больше осилить она не могла. К тому же датский король мечтал в то время больше о завоевании Южной Швеции, т. н. Скании, чем о неведомом острове в Индийском океане.

Постучался Морган и в голландскую, и во французскую двери, но и там ему отказали. В услугах мадагаскарских пиратов ни голландские, ни французские купцы не нуждались. У тех и у других были в достаточном количестве и собственные порты, и военные суда для охраны.

В салонах Стокгольма еще обсуждали последнюю фразу барона Герца перед повешением: «Смерть короля, верность королю – смерть моя!», когда взошедшая на престол сестра Карла Ульрика-Элеонора неожиданно подтвердила решение брата о помощи пиратам. Более того, королева приказала готовить шведскую эскадру на Мадагаскар – фрегат и четыре вооруженных купеческих судна. Командующим эскадрой был назначен капитан-командор Карл Густав Ульрих. Экспедиция была секретная. Поэтому военного флага приказано было не поднимать, а орудийные порты закрыть и забить паклей. По договоренности шведы должны были дойти до испанского порта Кадис, где их встретили пиратские капитаны, которые бы и обеспечили плавание до Мадагаскара. Но, увы, когда в 1722 году шведы дошли до Кадиса, пиратов там не оказалось… Именно в это время на Санта-Марии взбунтовалось несколько пиратских шаек и главе сообщества Моргану было уже не до шведов. Кроме того, в Кадисе между собой переругались и шведские капитаны, причем дело дошло до дуэлей. Короче, закончилось все печально. Шведская эскадра вернулась ни с чем, а командора Ульриха отдали под суд. После этого шведы о пиратах с далекого Мадагаскара более не вспоминали.

* * *

Разумеется, что информация о шашнях шведов с пиратами дошла и до Петра. Поначалу император особого значения этому не придал. Война была уже победно закончена, и что с кем мутят вчерашние враги, было не столь важно. Но когда императору сообщили, что это не просто пираты, а пираты именно с далекого острова Мадагаскар, Петр сразу заинтересовался. Еще бы! Только что он вернулся в Петербург с берегов Каспийского моря, где с огромным трудом завоевывал плацдарм для будущего продвижения в сторону Индии, а здесь узнает, что битые им шведы уже стряпают тайные дела с мадагаскарскими пиратами, находящимися как раз на морском пути в Индию.

Здесь следует сказать, что, еще будучи в Голландии и Англии, Петр всегда интересовался историями о бесстрашных пиратах и восторгался их подвигами. Поэтому, едва вернувшись в Петербург из Персидского похода, он при первом же случае завел разговор с генерал-адмиралом Апраксиным:

– Убедились нынче мы с тобой, Федор Матвеевич, что сухопутный путь от Баку и Астрабада в Индию будет зело долог и труден, а ведь куда легче попасть туда, через два океана!

Апраксин (еще не пришедший в себя от всех перипетий каспийских) насторожился, не понимая, куда гнет император, а потому ответил уклончиво:

– Корабли у нас, государь, конечно, уже имеются, как имеются и моряки, но нет навыков столь долгих плаваний в жарких морях. Кого же посылать станем? А коли все команды из иностранцев делать, то какая слава тогда нашему флагу будет?

Петр, подойдя к окну своего крохотного домика-дворца, смотрел на серую гладь Невы.

– Вот бы нам заполучить вместо шведов в свои руки сразу целый флибустьерский флот, да еще с островом посреди Индийского океана в придачу!

Получив первую информацию о шведских переговорах с мадагаскарскими пиратами, он просчитывал ситуацию.

Апраксин, слушая Петра, по своему обыкновению, бодро кивал длинным париком, но лицо осталось каменным – генерал-адмирал не любил авантюр.

Между тем в Петербург приехал шведский вице-адмирал Даниэль Вильстер искать службы и денег. Президент Адмиралтейств-коллегии Апраксин очередному искателю приключений откровенно был не рад. Когда же почитал рекомендательные письма, то и вовсе изумился:

– Как же вы, господин вице-адмирал, умудрились вначале воевать за датчан против шведов, а затем со шведами против датчан?

– На войне как на войне! – невозмутимо развел руками военно-морской ландскнехт. – Кто больше платит, тот мне и повелитель!

– А что же вас привело к нам? – вздохнул Федор Матвеевич.

– Увы, но нынешний шведский король Фредерик очень жаден на деньги, а мои услуги стоят очень дорого, – нагло глядя в глаза генерал-адмиралу, заявил проситель. – Поэтому хочу попытать счастья в русском флоте и надеюсь на щедрость его императорского величества.

От такой циничности и наглости Апраксина даже передернуло. Но он сдержался:

– О вашем прощении я доложу его величеству лично. Вы же находитесь пока в столице и ждите ответа!

– Что им у нас в России маслом намазано! – жаловался вечером он брату Андрею Матвеевичу за ужином. – И лезут, и лезут к нам за своим счастьем! А где оно есть, счастье-то?

И, горько вздохнув, братья Апраксины опрокинули еще по рюмочке…

Через несколько дней император Петр шведского вице-адмирала принял. Поначалу разговор особо не клеился, так как Петр не видел для шведа свободных вакансий. Но Вильстер знал, чем взять российского императора. Когда аудиенция уже подходила к концу, он внезапно переменил тему разговора:

– Ваше величество, хочу известить вас о крайне важном проекте, который озарит ваше царствование лучами неслыханной славы, а русскую казну невиданными богатствами!

– И что же это за проект? – удивился Петр.

– Проект о посылке российской морской экспедиции на остров Мадагаскар!

– Говорят, что у тамошних пиратов имеется и свой король мадагаскарский? – сразу оживился император.

– Увы, единоличного правления у пиратов нет, а вождя они избирают себе сами, а кто не нравится, выбрасывают за борт.

– Ну, это, может, они и правильно делают, – покачал головой Петр. – Не всякий правитель есть вождь! А теперь расскажи мне, Вильстер, обо всем, что знаешь подробнее…

Говорят, что для удачи не надо быть семи пядей во лбу, надо лишь оказаться в нужное время в нужном месте, ну и проявить при этом некоторую сообразительность… В тот же день Петр пожаловал Даниэля Вильстера чином вице-адмирала российского флота, к немалому удивлению и огорчению президента Адмиралтейств-коллегии.

Сразу же новоявленный вице-адмирал получил от императора и весьма непростое поручение:

– Немедля сделать подробный экстракт обо всем, что известно о мадагаскарских флибустьерах, их переговорах с королем и королевой шведскими, о том, чем флибустьеры нынче занимаются и кто у них в главарях ходит, а также о морском маршруте до острова Мадагаскар и далее до Индии и какие суда к тому путеплаванию и как готовить надлежит!

Править службу Вильстер был отправлен в Ревель командиром тамошней эскадренной авангардии, чтобы экстракт свой писать и на столичные забавы не отвлекаться.

Полумерами, как известно, Петр никогда не ограничивался. Одновременно он отправил шведского капитана Наркроса (также искавшего счастья на русской службе) в Англию, чтобы и там все разузнал об оставшихся вольных флибустьерах, а если найдет их самих, то обещать протекцию и покровительство российской короны, а местом жительства, коли захотят, могут избрать себе город Архангельск. Послу же в Англии князю Долгорукову было велено оказывать капитану Наркросу всемерное содействие.

* * *

В июне 1723 года прибывший из Ревеля вице-адмирал Вильстер представил генерал-адмиралу Апраксину свой экстракт о делах мадагаскарских. Вывод Вильстера был таков: плыть на Мадагаскар вполне возможно и даже надо.

Впрочем, вице-адмирал предупреждал, что с пиратами всегда надлежит быть осторожными: кто знает, что на уме у их вожака Моргана, да и вся тамошняя вольница за прошедшее время могла переменить свои намерения идти под длань какого-либо европейского монархи и, может быть, уже, как и раньше, предается полному беззаконию на морях.

Прочитав экстракт Вильстера, император хлопнул кулаком по столу:

– Будем готовить экспедицию к пределам мадагаскарским. Надо снаряжать два фрегата!

Сидя в рабочем кабинете, он рассчитывал, во сколько обойдется казне плавание двух судов в Индийский океан, когда туда вошел вызванный Апраксин.

– Как думаешь, Федор Матвеевич, в три тысячи золотых червонцев уложимся?

– Тут считать надо, – уклонился от прямого ответа Апраксин и задал куда более животрепещущий вопрос: – А кого будем ставить во главе столь ответственной экспедиции?

– Думаю назначить Вильстера. Он идею предложил, экстракт составил, ему и карты в руки!

– Не ошибиться бы, – вздохнул осторожный генерал-адмирал. – Здесь не семь, а сто раз отмерить следует, прежде чем отрезать. Взять хотя бы посланного в Индийский океан усмирять пиратов английского капитана Кида, который сам стал грабить на морях мавров и индусов.

– За сию измену и злодейства совершенные Кид, как известно, был пойман и повешен, после чего его просмоленный труп в назидание провисел на лондонской набережной десять лет! – хмуро парировал Петр.

– А кто поручится, что сей Вильстер, став хозяином двух фрегатов, не решит повторить путь просмоленного Кида и не поднимет вместо Андреевского флага пиратский?

– Тому порукой будут его жена и дети, что у нас останутся, – ответил Петр, но уже не столь уверенно.

– Государь, когда такое было, чтобы жены и дети останавливали измену!

– Садись, Федор Матвеевич, будем думу думать, – устало махнул рукой Петр.

Думали, однако, недолго. Знавший свое дело Апраксин предложил капитанами фрегатов назначить проверенных российских офицеров. Если даже Вильстер и замыслит чего, то те его вмиг образумят.

– Кого предлагаешь конкретно? – спросил Петр.

– Предлагаю Киселева и Мясного. Оба в английском флоте изрядно практиковались и океанами пытаны, да и тебе, государь, преданы до последней капли крови. Что касается судов, то на сегодня лучше всего подходят фрегаты «Амстердам-Галлей» да «Декронделивде». Сам знаешь, на верфях голландских оба построены на совесть.

– Утверждаю! – кивнул император. – А теперь ступай, Федор Матвеевич, у меня еще иных дел невпроворот. Да помни, что экспедиция будет наисекретнейшая, а потому о ней, кроме меня и тебя, никто пока знать не должен.

На душе Апраксина было тяжело. В успех затеваемого императором невероятного плавания он не верил – в лучшем случае поломаются по дороге, а в худшем – вовсе сгинут. Пугала генерал-адмирала и затянувшаяся болезнь Петра. Удастся ли ему из нее выкарабкаться? Да и сам Федор Матвеевич был уже не молод: шестьдесят два года для того времени возраст весьма почтенный.

Вечерами генерал-адмирал размышлял: «Вот уйдут суда в этот неведомый Мадагаскар и пропадут по дороге, а в это время и государь от болезни своей преставится… Кто тогда за все отвечать станет? Не столь давно он (Апраксин) уже едва под суд не угодил за злоупотребления в делах адмиралтейских (был грех, свой карман ближе государева оказался!), но за те прегрешения покаялся и был Петром прошен, а кто простит, ежели экспедиция провалится, когда на престоле уже Петра не будет? Как тогда ответ держать, почему он такой-разэтакий людей и суда на смерть послал… Тут и до дыбы недалеко! Эх, надо было просить государя оставаться на море Каспийском, там хоть место и гиблое, зато был бы сам себе голова. Принесла же неладная этого треклятого Вильстера с его Мадагаскаром!»

…К утру следующего дня Петр собственноручно составил две грамоты. Первую для короля Мадагаскара, а вторую – правителю Индии Великому Моголу султану Мухаммед Шаху. Текст грамот был схож – давайте дружить и торговать.

Из мадагаскарской инструкции: «…Когда в назначенное вам место с помощью божиею прибудите, тогда имея свой флаг, объявите о себе владеющему королю, что вы имеете от нас к нему комиссию посольства и верующую (верительную. – В.Ш.) нашу грамоту при сем приложенную ему подайте… А потом, всяким образом тщитесь, чтобы оного короля склонить к езде в Россию… Ежели объявленный король по склонности своей пожелает персоною своею ехать в Россию с некоторыми кондициями, то вам надлежит в наши порты пристать, ежели зимой, то в Колу, понеже там никогда не мерзнет, а ежели летом, то в Архангелогородский порт; и буде без него, но только посланные от него будут, то вам возвращаться через Зунд…»

Что касается индийской инструкции, то там приказания были более конкретные: «…Когда с помощию божиею в показанное место в Ост-Индию прибудите, тогда явитесь там Великомочному Моголу и всякими мерами старайтесь его склонить, чтоб с Россиею позволил производить коммерцию, и иметь с ним договор, которые товары потребны в Россию, также и какие в его областях товары из России надобны суть, и как можно трудитесь, чтоб обеих сторон произвести к пользе благополучную коммерцию… Впрочем во всем, что к лучшему нашему интересу по тамошнему состоянию от вас за благо изобретено будет, отдаем в ваше рассуждение, как честному и искусному человеку…»

Между тем Вильстер всячески торопил с подготовкой и отправкой экспедиции, утверждая, что политическая конъюнктура может перемениться и патронировать на Мадагаскаре станет некого.

Несмотря на это, команду о приготовлении к плаванию Петр дал только зимой с 1723 на 1724 год. Момент, прямо скажем, был не самый лучший, Кронштадтская и Ревельская гавани к этому времени уже затянулись льдами. В Ревеле, правда, льда было меньше, поэтому фрегаты перевели для окончательного снаряжения туда. Причиной же столь лихорадочной спешки стало полученное Петром известие от агентов в Голландии, что там уже прознали об интересе русских не только к Мадагаскару, но и к Ост-Индии и это тамошнему парламенту и Генеральным штатам очень не понравилось. Ну а если уже прознали в Голландии, то вот-вот обязательно узнают и в Англии. Ну а чтобы наши моряки до английских владений в Индии не доплыли, Лондон может и эскадру для перехвата выслать… Поэтому следует торопиться, соблюдая при том величайшую секретность.

* * *

Занятый грудой иных дел, император осуществлял лишь общее руководство затеваемым предприятием, всеми же делами в большой секретности ведал только Апраксин и его личная канцелярия, минуя болтливых чиновников Адмиралтейств-коллегии.

Об истинной цели экспедиции знал, помимо Петра и Апраксина, лишь ее начальник – вице-адмирал Вильстер. Даже командиры фрегатов капитан 2-го ранга Данила Мясной (Мясных) и капитан-поручик Михайло Киселев должны были вскрыть пакеты с извещением о конечном пункте плавания лишь после выхода судов в Немецкое (Северное) море, когда всякая связь с европейским берегом будет утрачена.

Для заключения политического трактата с флибустьерами и торгового договора с Великом Моголом были определены два особых ответственных офицера – комиссары. Ими стали командир «Амстердам-Галлея» Мясной и старший офицер «Декронделивде» капитан-лейтенант Иван Кошелев, которые имели на сей счет особые опечатанные конверты с бумагами, что говорит о том, что Петр шведскому адмиралу все же до конца не доверял. Комиссары получили и особые цифирные ключи для возможной отправки писем. Помимо всего прочего, командиры фрегатов имели и особое полномочие от императора: в случае открытой измены шведского вице-адмирала они были обязаны отстранить его от власти и взять команду экспедицией на себя. При этом начальником объявлялся командир флагманского фрегата «Амстердам-Галлей».

Стоящие в Ревельской гавани фрегаты спешно вооружались, принимали на борт припасы и провиант. Несмотря на спешку, днища судов смогли «подшить шерстью», то есть обшить досками, обитыми коровьими шкурами, что считалось залогом предохранения судовых корпусов от древоточцев в южных морях. Любопытно, что среди офицеров «Амстердам-Галлея» значился мичман Семен Лаптев, будущий знаменитый полярный исследователь.

15 декабря 32‐пушечные фрегаты «Амстердам-Галлей» и «Декронделивде» перешли в редко замерзающий порт Рогервик на самом выходе из Финского залива. Соблюдение секретности там выполнял специально присланный прокурор Адмиралтейств-коллегии Козлов. Сам Вильстер прибыл для маскировки на стоящие в порту суда в партикулярном платье. Заметим, что, вопреки всех правил того времени, прибыв на флагманский «Амстердам-Галлей», Вильстер своего вице-адмиральского флага также не поднял. Так поступали в то время крайне редко, только в случае строжайшей конспирации. В данном случае именно такой случай и имел место.

Сегодня трудно однозначно утверждать, но, скорее всего, Петр все же велел Вильстеру, посетив Мадагаскар, следовать далее в Индию, а «мадагаскарского короля» или его людей взять с собой в Россию уже на обратном пути. Что ж, если все обстояло именно так, то планы Петра оставались прежними: главная цель – это Индия, Мадагаскар же просто удобная промежуточная база на пути к этой цели.

Из «Очерка русской морской истории»: «Необыкновенная поспешность приготовления, вероятно, вызванная надеждой чрезвычайных выгод, не позволила Петру обратить должного внимания на подробности снаряжения судов; лица же, стоявшие ближе к делу, как ван Гофт (командир Ревельской эскадры. – В.Ш.) и Вильстер, ввиду строгих приказаний как можно поспешить уходом, боялись представить государю о невозможности приготовления к такому плаванию… Притом с крайне тяжелым условием, чтобы в пути никуда не заходить. На фрегатах, изготовлявшихся в мадагаскарскую экспедицию, песчаный балласт занимал так много места, что в трюмы нельзя было поместить достаточного количества воды и провианта… Все, при требовании чрезвычайной скорости, было «отправлено в конфузии». Например, при торопливой нагрузке нос одного фрегата оказался очень загруженным, но уже исправить это было некогда».

Разумеется, что опытные моряки понимали, что идти за два океана на судах, которые совершенно не готовы даже к плаванию по Балтике, равносильно самоубийству. При этом и Вильстер, и Апраксин (в особенности) боялись изложить императору истинное положение дел. Что касается Петра, то в другое время он, безусловно, не полагаясь на бодрые доклады генерал-адмирала, сам бы неоднократно посетил готовящиеся в столь большое и опасное плавание суда, чтобы детально во всем разобраться. Но в 1723 году Петр уже был далеко не тот, что пару лет назад… Поэтому все и готовилось кое-как и наспех.

* * *

Несмотря на все препятствия, к середине декабря вице-адмирал доложил, что вверенные ему суда к плаванию готовы. Разумеется, на самом деле все обстояло далеко не так: суда были недостаточно оснащены, еще хуже обстояли дела с припасами, в особенности с водой и провиантом. Много лучшего оставляли желать и собранные наспех команды. Но время не ждало – Петр чуть ли не ежедневно торопил Апраксина, а тот в свою очередь Вильстона.

Перед выходом фрегатов в море на них побывал и осмотрел прокурор Адмиралтейств-коллегии Козлов. Выписка из журнала Козлова о его поездке в Рогервик, 1723 год, декабрь: «Суббота, 14‐го числа. «Кронделивде» прибыл пополудни, как ударило 4 часа с половиной, и стал на якорь в рогервикской гавани. Воскресенье, 15‐го числа… пополудни в 3‐м часу, прибыл и другой фрегат, «Амстердам-Галей»… И потом прокурор (Козлов. – В.Ш.) поехал на шлюпке на фрегат «Кронделивде»… Понедельник, 16‐го числа, по списку всех людей пересмотрел и от капитана Лоренса о нагруженных припасах ведомость взял, а потом с того фрегата переехал на другой фрегат, «Амстердам-Галей»… пересмотрел всех людей по списку… и приехал на землю в час пополудни. В тот день ветр был зело жесток с дождем и противный к пути оным фрегатам. Пятница, 20‐го числа. Пополуночи в 4‐м часу учинен был к походу с фрегата «Амстердам-Галей» сигнал из 2‐х пушек, а потом в 6‐м часу, подняв якоря, учинили сигнал из 3‐х пушек, и пошли в вояж; в том же часу ветр был S».

Наконец 21 декабря 1723 года фрегаты «Амстердам-Галлей» и «Декронделивде» покинули Рогервик, взяв курс к Датским проливам. На берегу облегченно вздохнули: экспедиция началась! Но все сразу же пошло не так, как думалось. Уйти далеко от Ревеля фрегатам не получилось. Уже на траверзе мыса Дагерорт они попали в затяжной жестокий шторм, которыми так щедра зимняя Балтика.

Уже через несколько суток штормовки Вильстер, находясь на траверзе острова Нарген, отписал донесение Петру о ситуации на вверенных ему фрегатах: «С 16‐го по 19‐й день ветр и погода зело переменяется, того ради я 19‐го числа призывал к себе на корабль капитана, капитан-лейтенанта, лейтенанта и всех штурманов с «Декронделивде» и держал с моими обер и унтер-офицерами консилиум, идти ли оною погодою в море… все приговорили единогласно, чтоб не выходить прежде что ветр и погода устроится; однакож я 20‐го числа, в 8‐й склянице пополуночи, в море пошел… ветерок свободный, а как отошел я в море на 2 мили, поворотился ветр паки к W и стал весьма умножаться. На 8‐й склянице ранней вахты, когда стали воду насосами выливать, присмотрели множество воды в корабле… 21‐го дня пополудни, едва тремя насосами вылили… и за тем в ночи шли по плаву до 4‐го часа пополуночи… и стали на якорь в 28 саженях воды… В воскресенье 22‐го дня, на 8‐й склянице дневной вахты… подняв якоря, пошли к Наргену и стали на якоре в 5‐й склянице ранней вахты…Утрешнего числа 23‐го дня стану старатися, чтоб залучить мне мастера Девенпорта к себе и для его я к Наргену прибыл, чтоб течь заделать… И как скоро починено будет и ветр станет попутен, хотя малое число, немедленно в путь свой с «Кронделивде» отправлюсь, и как Девенпорт ко мне прибудет, и я велю отправлять капитану, а сам не явлюсь».

Донесение Вильстера Петру из Наргена 27 декабря: «…Всепресветлейший всемилостивейший император, шаутбенахт Фан-Гофт зело ошибся, что он фрегаты не валял до выходу из гавани, а время к тому имел довольное… Однако ж я стараться буду, как доброму человеку надлежит, ежели ветр и погода будет мне способна; а ныне ветр непрестанно от W без переменно. Во вторник 24‐го дня в виду были от Ревеля некоторые суда, и я немедленно с «Амстердам-Галея» перешел на фрегат «Декронделивде» в мнении, что конечно корабельный мастер Девенпорт в том числе прибыл; я был при нем и не дался знать и меня он ни которыми мерами познать не мог… Капитан Лоренс объявил, что корабельный мастер Девенпорт фрегат осматривал… и сказал, что он лучше сделать и пособить не может, чему письменно за рукой подал, что лучше штурмановой починки сделать невозможно».

А Балтика по-прежнему штормила, и ситуация на фрегатах с каждым днем ухудшалась. Из очередного донесения Вильстера императору: «Из донесения вице-адмирала Вильстера императору с фрегата «Амстердам-Галей» от Наргена, 1723 года декабря 22‐го: «В понедельник 16‐го дня около 1‐го часа, пришел я на «Декронделивде» и был по прибытии сюда «Амстердам-Галея». На 4‐й склянице полуденной вахты прибыл сюда фрегат; приказал сделать сигнал капитану Мясному, чтоб пришел ко мне; на 6‐й склянице явился капитан у меня и объявил, что на его фрегате все отправлено в конфузии; у капитана Лоренса на «Декронделивде» те ж жалобы. Всемилостивейший император, когда б оные фрегаты в Ревеле изготовлены были до обретающихся на них офицеров, не мог бы поверить, что морской человек оные отправлял; из отправления провианта мог он присмотреть, что путь не на месяц или два, и трюм на обоих фрегатах пещаным балластом насыпал… Все легкие припасы положены назади, а тяжелые напереди, для того что фрегат «Амстердам-Галей» передом 8 дюймов грузнее настоящего знака… Большая часть матросов обносилась… ныне, хотя в мою бытность, денежного жалованья на 8 месяцев выдано, но… на кораблях купить достать нечего, и опасаюсь, дабы не приняли за скудостью одежды нужды, от чего яко мухи могут помереть, и сие токмо упоминаю, дабы на мне не взыскалось и офицерам в вину не притчено было, ежели за таковым недостатком случай какой позовется и над фрегатами не учинится…»