Текст книги "Завещание Петра Великого"

Глава вторая

Столица Сибири город Тобольск располагался на берегу Иртыша и впадающей в него речки Курдюмки. У Тобольска Иртыш изгибался широкой излучиной подле Алафейских горной гряды. На высоком холме, прозванном Паниным бугром, располагался каменный кремль с мощными башнями, посреди кремля пятиглавый Софийский собор – главный храм русской Сибири. На Троицком мысу – дворец генерал-губернатора, отстроенный мастером Семеном Ремезовым по образцу царского дворца в Коломенском, с явным намеком, что мы тут, в Сибири, сами себе хозяева! Рядом с губернаторским дворцом дома чиновников и богатых купцов да армейские казармы. У самого откоса знаменитый на всю Сибирь «Красный кабак», пивоварня, соляные, винные, хлебные и прочие амбары да харчевни. Против Богородицкой церкви – рынок.

Нижняя часть Тобольска, располагавшаяся у берега под Паниным бугром, никаких укреплений не имела, за исключением разве что Знаменского монастыря. Здесь жил простой люд. Посад перешагнул речку Курдюмку и, ограниченный в своем развитии на западе Иртышом, а на востоке Паниным бугром, устремился на юг до Козьего болота. Избы посадские – сплошь деревянные и глинобитные, с плоскими земляными крышами. При каждой избе обязательные колодец, баня и сарай. Жили в посаде гарнизонные и отставные солдаты с семьями, служилые казаки, посадские и цеховые ремесленники, разночинцы да ямщики. Улицы тобольские узки и извилисты, потому что как кто хотел, тот так и селился. Названия улиц были: Захребетная, Немчинова, Кожевникова, Стрелошная, Толбузина, Березовская да Юртовская. Отдельно располагалась татарская слобода с юртами. Главной бедой Тобольска были пожары. Порой в огне гибло до полутысячи дворов. Виновниками пожаров, как правило, были татары, разводящие открытый огонь в своей слободе. Их наказывали, но проходило время, и все повторялось. Впрочем, отстраивались быстро, благо леса в Сибири всегда хватало.

В праздничные дни, после богослужения, князь Гагарин любил проехаться верхом по главной улице – Большой Знаменской, что шла вдоль Иртыша к мосту через речку Курдюмку, мимо Кузнечного двора до Базарного взвоза и торговой Московской улицы, чтобы посмотреть на новые товары, поговорить с купцами, ну и похвалить какой-нибудь стоящий товар. А коль губернатор похвалит, то купец по традиции сибирской обязан одарить его понравившейся вещью. По этой причине князь Матвей Петрович на похвалы не скупился.

Назначенный вместо привычного воеводы генерал-губернатором Сибири князь Матвей Гагарин жил, как всегда, на широкую ногу. Из Москвы привез несчетные сундуки с дорогой посудой, венецианские зеркала, фламандское кружевное постельное белье, французскую мебель – секретеры и комоды с накладками из веджвудского фарфора, персидские ковры и огромную библиотеку. Но более всего поразила сибиряков потрясающей красоты позолоченная карета, какой в здешних краях отроду не видывали.

Надо прямо сказать, что должность у Матвея Гагарина была весьма и весьма хлопотливая. Сибирь, она ведь настолько величественна и самодостаточна, что имеет свою собственную таможню с остальной Россией. При этом Сибирь настолько преогромна, что сам Гагарин смутно представлял, где его владения начинались и тем более где заканчивались. Да и заканчиваются ли где-то вообще…

Это в обычной российской губернии губернаторы и чиновники, получая царские и сенатские указы, тут же спешили исполнить начертанное там. В Сибири такое было немыслимо, ибо, пока всех воевод оповестишь, тут уж новая стопа указов на столе, которые предыдущие указы исправляют и отменяют. А там уже и третьи везут… По этой причине никто ничего никогда в Сибири исполнять не торопился. А чего тропиться, когда в любую сторону три года скакать – не доскакать.

Да и сибиряки были не чета рязанцам да ярославцам, которые готовы безропотно исполнить любой барский каприз. Здесь чуть что не по нраву, сразу или нож в бок, или дубиной промеж глаз, а то и вовсе выехал из дома человек и пропал. А куда пропал среди тайги, кто ж его знает. Может, медведь задрал, а может, кто и счеты старые с ним свел. Поэтому, получая царские да сенатские указы и пересылая их копии воеводам, понимал опытный Гагарин, что нелегко будет собрать новые налоги, потому как еще и старые не выбили. Уж больно сибирский народ строптив и вольнолюбив. В то же время обогатиться в Сибири, если делать все с умом, можно было куда быстрее, чем где-либо еще. Не зря ведь тогда говорили: Сибирь – золотое дно! Однако и фискалы царские, зная об этом, только и ждали, чтобы губернатор сибирский или кто из его воевод промашку допустил, чтобы тут же руки в кандалы и на дыбу. Что и говорить, в Сибири всего было в избытке: и просторов, и богатств, и страху…

Управлять Сибирью князю Гагарину помогали четыре новых помощника: обер-комендант занимался делами армейскими, обер-комиссар – финансовыми, обер-провиант – продовольственными и, наконец, выборный ландрихтер – судебными. Сам же генерал-губернатор осуществлял власть верховную, подчиняясь только царю.

Впрочем, насладиться полной властью получалось не всегда. Вот совсем недавно в Тобольск проездом из Китая приехал торговый агент поручик-инженер Лаврентий Ланге. Учитывая близость Ланге к царю, Гагарин был вынужден общаться с ним почтительно, Хотя, думается, в душе плевался. Еще бы! Ланге был из шведов-«каролинцев». В 1709 году корнет Лоренц Ланге попал в плен под Полтавой. Но вскоре поступил на русскую службу, приглянувшись царю Петру инженерными познаниями. Получив чин поручика, Ланг сменил имя на Лаврентия, выучил вначале русский язык, а затем и китайский, после чего был неоднократно направляем Петром в Китай для решения политических и торговых вопросов. Вот и в этот раз Ланге вез царю китайские шелка и мебель для Петергофского дворца. В Тобольске Ланге задержался больше обычного, общался со своими соотечественниками – пленными шведами, самым нуждающимся из которых устраивал хорошие обеды, а кое-кого ссудил и деньгами.

Гагарин к Ланге относился с подозрением. Во-первых, швед, кто знает, что у этого «каролинца» на уме? Во-вторых, угощая своих дружков, Ланге вполне может прознать что-нибудь лишнее, а потом при встрече царю и выболтать. По этой причине старался Гагарин торгового агента держать к себе поближе. А 27 июня, в очередную годовщину Полтавской победы, решил князь и вовсе затеять небывалое. Прямо во дворе своего дворца он накрыл столы для всех участником достославной баталии. Но так как русских участников сражения в Тобольске не было, то стол получился исключительно для пленных шведов во главе с торговым агентом Ланге. Из сибирской летописи: «Гагарин велел выставить перед своими палатами для народа и шведских пленных много бочек с вином, водкою, медом и пивом и достаточное количество кушанья. После богатого пира Ланге проникся к Гагарину большой приязнью и расстались они вполне по-приятельски».

Только Матвей Петрович царского агента спровадил и дух перевел, как снова тревожная весть – едет к нему в Тобольск преображенский подполковник Иван Бухгольц. Причина приезда понятна, Гагарин сам ее и инициировал. Сам писал Петру о золотых россыпях в далеком Яркенде, сам представил царю проект строительства Иртышской линии. Но гвардейских офицеров князь боялся. Уж больно были они близки к царю, считая себя чуть ли не его первыми советчиками. Да и сам Петр гвардейцев всячески привечал, личные поручения давая, а уж наградами осыпал всегда вообще выше положенного. Теперь вот именно такой соглядатай направлялся в Тобольск, чтобы жить под губернаторским боком и везде нос свой совать. Спасение от преображенца могло быть только одно – как можно скорее спровадить его в джунгарские степи, где тот или золото найдет, или голову сложит.

* * *

К моменту приезда подполковника Бухгольца в Тобольск там находились очередные джунгарские послы, ждавшие ответа князя Гагарина на претензии хунтайджи. Прознав, что русские замышляют военный поход, послы обратились за разъяснениями к генерал-губернатору. В ответ Гагарин уверил джунгарцев, что поход совершается «не для войны, но только для смотрения некоторых крепостей» по реке Иртышу. После этого послы потребовали пропустить их в Москву, но это Гагариным было отклонено. Недовольные оказанным приемом, ходом переговоров, а главное, затеваемым военным походом, джунгары поспешили в обратный путь.

Впрочем, перед отъездом они попросились на прием к генерал-губернатору. Во время разговора князь Гагарин еще раз уведомил посланцев о целях и задачах экспедиции. Те же в свою очередь от имени хунтайджи пообещали, что со стороны Джунгарии отряду Бухгольца никаких препятствий не будет. Неизвестно, произвели ли обещания джунгар впечатление на Гагарина, поверил ли им Бухгольц, да и были ли у посланников вообще полномочия, чтобы делать столь важные заявления?

Так как отныне непосредственным начальником подполковника все же был Гагарин, последний и вручил Бухгольцу свой личный наказ на отношения к джунгарам во время похода. В наказе значилось, что если джунгары не будут давать возможности строить крепости, то «прося от Бога помощи, противиться как можно всеми людьми».

Бухгольц наказ прочитал, в руках покрутил и так и сяк. Спросил:

– Ну а ежели сильнее нас будет, что тогда делать?

– Надлежит тогда писать мне, а я уж вышлю людей в подмогу.

– Так пока ваши люди до нас доберутся, нам всем давно карачун сделают, – скривился подполковник.

– Все под Богом ходим! – философски ответил Гагарин.

– То, что мне удалось узнать о Джунгарии, говорит о ней как о сильном и большом царстве, против которого воевать следует по-настоящему. Ну а если мы сего не хотим, то и задирать не следует!

– Господин подполковник! – не слишком вежливо оборвал Бухгольца губернатор. – Я о джунгарах наслышан поболее вас и скажу, что никакой войны между нами и ими не будет. Появление русского отряда с пушками и фузеями разом их угомонит и усмирит. Вам и стрелять-то не придется! Только погрозить немного.

– Ваши бы слова да Богу в уши! – только и нашелся что сказать подполковник.

Кто мог тогда знать, что, инициируя посылку отряда Бухгольца на границу Джунгарии, князь Матвей Гагарин преследовал прежде всего свой личный интерес, давно имея личный процент с китайской торговли. Поэтому, когда в Тобольск прибыли под видом купцов посланцы императора Канси (Шэн-цзу), сибирский губернатор не мог им отказать. А просили послы-лазутчики ни много ни мало, а скорейшей посылки на границы Джунгарии русский войск, чтобы те отвлекли воинственных джунгар от границы китайской. Что тут сказать, китайцы со своей задачей справились блестяще. Говорят, что именно они и вложили в уши Гагарину историю о золотых реках в Джунгарии…

Отметим важную особенность: в отличие от экспедиции Бековича, снаряжая экспедицию Бухгольца, Петр жестко приказывает сибирскому губернатору снабдить ее всем необходимым из собственного кармана. Знал, что далеко не последнее отдает.

* * *

Что касается Бухгольца, то, приехав в Тобольск, он первым делом познакомился с местным купцом Семеном Ремезовым, человеком в Сибири весьма авторитетным. Начинать сколь-нибудь серьезное дело в Тобольске без одобрения со стороны Ремезова было просто невозможно. Преуспевающий купец и исключительно толковый и предприимчивый человек, он был знающ и в ремеслах, и в науках. Личность Ремезова в дальнейшем нашем повествовании достаточно важна, поэтому расскажем о нем подробней, тем более что он того стоит. Семен Ремезов был сыном стрелецкого сотника из сибирских бояр. Таким образом, Ремезов принадлежал к тогдашнему высшему местному сословию, а потому получил хорошее начальное образование. Сам он начал службу казаком Ишимского полка, но сделать карьеру не получилось. Ремезов-старший вскоре попал в опалу тогдашнему сибирскому воеводе Годунову, и семейство Ремезовых в полном составе было отправлено на долгих двенадцать лет в забытый Богом и людьми городок Березов, что на берегу Северной Сосьвы. Но жизнь на этом для Семена Ремезова не закончилась. За годы, прожитые в Березове, он женился, стал отцом трех сыновей. При этом Ремезов много читал и пристрастился к рисованию, а также составлению всяческих чертежей.

Когда же в 1682 году власть в Сибири сменилась, Семен добился перевода в Тобольск для продолжения государевой службы. Отметим, что служил он старательно. Не раз отличился в походах и сражениях против разбойных татар и вогуличей. При этом не прекращал своих чертежных упражнений. Это редкое по тем временам увлечение не осталось без внимания начальства, и в 1689 году Семен уже аттестовался тобольским воеводой Головиным как опытный чертежник. По поручению воеводы Ремезов рисует эмблемы полковых знамен для сибирских полков. Поручение важное и весьма почетное! Пробовал свои силы Ремезов и в иконописи, что вызвало уважение к нему уже местного митрополита. Впрочем, боярский сын не забывал и о себе. Торговые дела, которыми занялась семья Ремезовых, шли весьма успешно. В 1697 году Семену Ремезову поручается и строительство в Тобольске первого каменного сибирского кремля. Однако, едва предприимчивый купец взялся за работу, стало ясно, что знаний и опыта для столь сложного дела у него нет. Посему с разрешения воеводы вместе с сыном Семеном-младшим Ремезов отправился в Москву. Там почтенный отец семейства, как обычный школяр, прилежно учился «строению каменных дел», кроме того, живо интересовался картографией, тщательно изучал и копировал в Оружейной палате старые сибирские карты. Вернувшись в Тобольск, он уже со знанием дела составлял чертежи каменных построек, рассчитывал сметы работ, занимался добычей глины и извести, строил печи для обжига кирпичей. Фактически Ремезов совмещал в одном лице всех: и инженера, и экономиста, и прораба. Но кремль он строит днем, ночами же корпит над старыми сибирскими картами. А после возведения кремля предпринял ряд поездок по Сибири. Во время поездок по Прикамским землям Ремезов нашел и описал знаменитую Кунгурскую пещеру. А затем вместе с сыном Леонтием для облегчения перевозки уральского железа в центральные части страны составил «Чертеж земли Кунгурского города». В последующие годы помимо дел купеческих Ремезов с сыновьями занимался сбором чертежей городов и рек Сибири. Часть рисунков и карт он скопировал, еще будучи в Москве. Теперь же уточнял их и чертил новые. В 1703 году Ремезов создал «Чертежную книгу Сибири», включавшую 23 большие карт, охватывающие большинство земель сибирских, – труд поистине преважнейший и титанический!

Надо ли говорить, что назначенный в 1711 году губернатором Сибири Матвей Гагарин сразу же приблизил к себе столь авторитетного и знающего человека, как Ремезов, сделав его едва ли не главным своим советчиком. Тесной дружбы меж ними быть не могло, уж больно они были разные, но сотрудничали тесно, так как оба друг в друге нуждались.

От Гагарина Ремезов получил монополию на строительство каменных зданий в Тобольске по собственным чертежам – дело весьма выгодное. Но первый сибирский картограф думал не только о собственной выгоде.

– Хочу поставить в нашем кремле ворота парадные – Дмитровские, чтобы была у нас собственная триумфальная арка в память подвига Ермака и других покорителей сибирских! – заявил он генерал-губернатору.

– Увы, но на сии красоты денег в казне не предусмотрено! – развел руками генерал-губернатор.

– Деньги я найду! Наш брат купец Ермаку Тимофеевичу всем обязан, так что и не сомневайтесь.

Гагарин, разумеется, после таких обещаний разрешение дал, и триумфальная арка в честь Ермака была воздвигнута.

Но одним Тобольском замыслы Ремезова не ограничивались. Так, в Тюмени, в Троицком монастыре, по его проекту была построена Петропавловская церковь.

Последнее время по поручению князя Гагарина Ремезов составлял план казенного металлургического Каменского завода, чертил чертежи оборудования по производству пушек и ядер. Одновременно ему же было поручено искать залежи селитры и строить пороховой завод.

Надо ли говорить, что, замышляя столь трудное дело, как поход в неведомые степные края, Бухгольцу нужны были знания и советы такого человека, как Семен Ремезов. Сошлись они, однако, не быстро. Сибиряки – народ осторожный, кого попадя к себе быстро не подпускают. Некоторое время Ремезов к Бухгольцу присматривался: что за гусь? Но потом постепенно оттаял и стал даже приглашать к себе вечерние чаи погонять да о делах всяческих поболтать. Так постепенно и приятельствовать стали. На этих ремезовских посиделках узнал Бухгольц о Сибири и прилегающих к ней землях столько, сколько бы никогда не узнал, проживи в Тобольске хоть несколько лет.

– Все, что вы рассказывайте мне, Семен Ульянович, столь бесценно, что не знаю, как и благодарить! – не раз говорил он хозяину.

Тот лишь оглаживал сивую бороду, попивая с блюдца кипяточный чай, да щурил зоркий глаз:

– Тут благодарить нечего, не для себя радеем, а за Отечество наше!

К декабрю 1714 года Бухгольц окончательно удостоверился, что для выполнения задач, поставленных царем, потребуется гораздо больше сил, чем те полторы тысячи драгун и казаков, которые были обозначены в указе. Понимая, что медлить нельзя, Бухгольц написал обстоятельное письмо Петру I, прося его приказать Гагарину, чтобы тот выделил дополнительных рекрутов, из которых после обучения можно было бы составлять гарнизоны будущих крепостей.

Всю зиму подполковник Бухгольц занимался подготовкой к походу. Был объявлен набор желающих идти с отрядом вверх по Иртышу «на новые земли». Заготавливались продовольствие, порох, пули и оружие, сколачивались лодки-дощаники, закупалось все, что должно было пригодиться для сооружения острога и дальнейшего следования в верховья Иртыша.

Особенно много мороки было с набранными Гагариным рекрутами, которых приходилось учить военному делу с самых азов. Этим занимались большей частью сержант с семью опытными солдатами-преображенцами, но их было слишком мало, чтобы всех всему хорошо обучить: «зимою и весною нынешней принимал и муштровал и всякую амуницию делал и пушки лили…».

Уже перед убытием из Тобольска Бухгольц писал кабинет-секретарю царя Макарову, что он прожил в Тобольске восемь месяцев, получая рекрутов «…таких, которые ничего экзерциции не знали и не стреливали и с негодным ружьем, и у них ничего воинского не было».

С огромными усилиями удалось сформировать два пехотных и один драгунский полка неполного состава. Дело это было особенно сложным, так как катастрофически не хватало офицеров. Поэтому во главе полков пришлось ставить капитанов, а во главе батальонов – прапорщиков, что касается рот, то их возглавили солдаты-преображенцы.

* * *

В те дни политические отношения России и Англии были, как никогда, близкими. Тому были объективные причины. Россия являлась для Англии чрезвычайно выгодным партнером и их геополитические интересы пока еще не противоречили друг другу. Да, Россия пыталась расширить свои восточные границы, но делала это еще робко и, главное, пока не слишком удачно.

Неожиданная смерть в августе 1714 года английской королевы Анны Стюарт и воцарение Георга I оказались для царя Петра приятным сюрпризом. Еще в 1710 году царь заключил договор с курфюршеством Ганноверским и его правителем Георгом Людвигом, пообещав тому приобрести шведские Бремен и Верден. В Англии отнеслись к этому союзу прохладно. Тогда Петр поставил перед собой амбициозную задачу – втянуть Англию в войну со Швецией. Но для этого требовалась хитроумная интрига. Для начала Петр отлучил англичан от столь любимого ими Архангельска. Сделал он это весьма эффектно. В указе от 31 октября 1713 года было велено привозить отныне для продажи товары исключительно в Санкт-Петербург, а не в Архангельск. Одновременно в Санкт-Петербург следовало свозить все товары, интересующие англичан: корабельную древесину, икру, клей, поташ, смолу, щетину, ревень, юфть и пеньку. В начале 1714 года вышел еще один указ, согласно которому в Санкт-Петербург требовалось доставлять ровно столько пеньки, сколько в прежние годы привозилось в Архангельск. Получалось, что с 1714 года приобрести все эти товары морские державы могли лишь в Петербурге.

Деваться было некуда, и голландские, и английские купцы направили паруса в Петербург. Ну а в пути их уже поджидали шведские каперы, буквально за несколько недель захватившие 24 голландских и 20 английских судов. В ответ на это пиратство в британском парламенте поднялась волна возмущения. Депутаты потребовали отправить на Балтику английский флот и проучить зарвавшихся шведов. В свою очередь шведский король Карл XII, узнав, что Голландия и Англия торгуют с русскими через Балтийское море, издал «крейсерский и конвойный акт», повелевавщий захватывать британские торговые суда, перевозящие товары в Россию.

Что касается Петра, то он продемонстрировал полную поддержку королю Георгу и голландскому великому пенсионарию Антонию Хайнсиусу. Одновременно Петр через агентов исподволь известил шведского короля Карла о секретном договоре между Россией и Ганновером, согласно которому Англия якобы претендовала на шведские земли в Германии. Взбешенный коварством Туманного Альбиона, Карл кинулся в заговоры якобитов, мечтая свергнуть ганноверскую династию и изменить политику Лондона. В ответ британцы и голландцы направили на Балтику свои эскадры и… стали союзниками России и Дании.

В морскую кампанию 1715 года Петр I поднял свой штандарт на новейшем 64‐пушечном корабле «Ингерманланд» и участвовал в крейсеровании эскадры в Финском заливе. К радости царя, в Финский залив для защиты своих торговых судов пришла и английская эскадра адмирала Норриса.

К удивлению английского адмирала, пригласив его к себе, Петр особо заинтересовался его плаваниями в Ост-Индию и вообще вопросами, связанными с Индией. Джон Норрис был человеком многоопытным. За игрой в шахматы в салоне «Ингерманланда» он задал каверзный вопрос:

– Не думает ли ваше величество в будущем и самому добраться до индийских пределов?

– Пока меня больше занимает закаспийские ханства и джунгарские степи! – ответил царь, сделав ход слоном.

Норрис, делая ответный ход, изучающе посмотрел на Петра:

– У России великое будущее, поэтому рано или поздно, но вы обязательно заинтересуетесь Индией.

Теперь уже Петр поднял глаза на своего визави:

– Надеюсь, если даже это и произойдет, мы останемся в союзниках британской короны.

Царь двинул фигуру и откинулся в кресле.

– Хотелось бы верить, – вздохнул английский адмирал, переставив ладью. – Но мой опыт говорит, что Лондон не терпит соперников ни в чем. Боюсь, что день, когда там узнают о ваших планах на Индию, станет последним днем дружбы между нашими державами. В этот день вы сразу перейдете из союзников в разряд наших самых злейших врагов.

– Надеюсь, до этого еще далеко! – окинул Петр взглядом шахматную доску. – В большой политике, как в шахматной игре, все решают мастерство и опыт. Вам шах, господин адмирал!

– Честно говоря, я не хотел бы, чтобы наши державы когда-нибудь начали между собой игру за Индию, так как это было бы для обоих сторон очень долгое и изнуряющее противостояние! Ну а в этой игре я, кажется, уже проиграл.

– На сей раз вы правы, – двинул Петр вперед ферзя. – Вам мат!

После этого царь пригласил британского адмирала отобедать, чем Бог послал, и только после этого отпустил, лично проводив до парадного шторм-трапа.

В тот же вечер Петр получил письмо подполковника Бухгольца, в котором тот просил увеличить численность его отряда, и сразу же продиктовал ответное письмо Гагарину, в котором велел приложить все возможное старание для содействия Бухгольцу в исполнении его просьбы.

До начала противостояния России и Англии в Средней Азии еще очень далеко, но первые разговоры об этом уже начались. «Ингерманланд» слегка качнуло на пологой балтийской волне. В серой промозглой дымке угадывались острия кирх Ревеля. Наполнив паруса попутным ветром, союзная русско-английская эскадра взяла курс на выход из Финского залива…

* * *

До середины следующего лета в Тобольске стучали топоры и визжали пилы – строилась речная флотилия. Ржали кони и голосили верблюды – свозились припасы. Ценой немалых усилий были собраны и обучены два полка пехоты, 700 драгун, артиллерийская команда и семь десятков мастеровых, умеющий строить речные суда и полевые укрепления, слесарить и кузнечить. В качестве мастеровых было взято немало пленных шведов, «которые искусны инженерству, артиллерии и которые в минералах разумеют». Для бедствующих «каролинов» это был шанс поправить свое материальное положение. Всего три с половиной тысячи людей с амуницией, провиантом и снарядами. В целом отряд (а точнее, экспедиционный корпус) Бухгольца по своей численности и структуре напоминал экспедиционный отряд Бековича-Черкасского, с той лишь разницей, что у Бековича было больше казаков, а шведы в основном числились драгунами, то у Бухгольца шведы были в мастеровых.

Большая часть отряда Бухгольца состояла из сибирских рекрутов, которые едва научились палить из фузей, не говоря уже о других экзерцициях. Семь преображенских офицеров с несколькими армейскими и артиллерийскими, прибывшими позднее, да пара десятков гвардейских солдат, разумеется, никак не могли за зиму сделать из них полноценных солдат, сколько ни гоняли и ни муштровали.

Ситуация, в которую попал Бухгольц, была вообще непростая. Во-первых, губернатор явно не горел желанием ему серьезно помогать в подготовке экспедиции, во-вторых, никаких конкретных сведений о золотых песках у Яркенда он так и не смог представить, а только некие легенды да слухи.

– Прямо как в сказке: идти туда, не знаю куда, искать то, не знаю что! – сокрушался подполковник.

Царю он писал в сердцах: «Во всем мне от него великое задержание… В Тобольске, государь, как я прибыл, припасов воинских: лядунок, перевезей, портупей, лопаток, заступов, кирок, мотыг, топоров, буравов, долот, ни к пушкам ядер и никакой амуниции, ни телег походных, ни ящиков патронных, ни людям мундиру ничего не было, о чем всем знает господин губернатор… А подлинного и верного ведомца о песочном золоте близ Еркета господин губернатор мне не дал…»

К июню 1715 года Бухгольц был готов к выступлению в поход. Двум сформированным полкам (по тысяче человек в каждом) были присвоены названия самые серьезные – Санкт-Петербургский и Московский. И это при том, что в российской армии к этому времени уже значился Московский полк, воевавший в то время со шведами в Финляндии и отличившийся год назад в морской битве при Гангуте. Но в Сибири все, как известно, свое собственное, посему князь Гагарин и обзавелся собственными «столичными» полками. По задумке амбициозного генерал-губернатора полки со столь звучными именами должны были составить в будущем гвардию его Сибирской армии. Драгунский полк, численностью 700 человек, именного названия почему-то не получил. По крайней мере, исторические источники на сей счет молчат.

Путь отряду предстоял неблизкий, ведь от Тобольска до Яркенда было около двух тысяч верст, которые предстояло преодолеть по незнакомой и враждебной местности, двигаясь по жаре через безводные степи, горы и пустыни. Знал ли сам Бухгольц, да и остальные, где располагался этот полумифический Яркенд (или Иркент, как называл его в письмах Бухгольц) – конечная цель его экспедиции? Сегодняшний Яркенд – это город в Китае на 38‐й параллели. Но это слишком далеко от Тобольска… Очень сомнительно, чтобы именно этот китайский Яркенд являлся целью экспедиции. Возможно, это было некое поселение или область в верховьях Иртыша, что выглядит более реалистично. По-видимому, Бухгольц и сам в точности не знал, где, что и куда он шел… Еще до выхода отряда было ясно, что по мере его продвижения начнутся осложнения с джунгарами. Последнее кочевое ханство граничило с Россией по реке Оми. При этом граница носила чисто условный характер, так как не закреплялась никакими договорами, а существовала просто по взаимному умолчанию. Джунгары при этом часто без всяких помех кочевали намного севернее Оми, совершая порой набеги на окрестности городка Тара и самого Тобольска.