Текст книги "Нравственное правосудие и судейское правотворчество"

Оба суда были первыми постоянными профессиональными королевскими судами гражданской и уголовной юрисдикции в Англии и вторыми по времени появления (после Сицилии) в Европе. Они знаменовали собой институционализацию королевской функции судебного разбирательства, которую предшествовавшие короли осуществляли большей частью только в особых случаях, «для больших людей и больших дел»[201]201
  Haskins С.Н. Norman Institutions. Cambridge. Mass. 1918. P. 155.


[Закрыть].

Что касается реформирования системы права, то прежде всего следует сказать о создании королевской юрисдикции и королевского права по уголовным и гражданским делам, ранее находившимся под местной и феодальной юрисдикцией и разрешавшимся по нормам местного и феодального права. В первую очередь претерпели изменения исполнительные приказы короля, которые стали, по существу, процессуальными документами.

Короткие письменные приказы и указания, называвшиеся «writs», издавались папами, королями и другими правителями в течение столетий. При Вильгельме Завоевателе и его преемниках одним из главных инструментов королевского управления было издание королевских предписаний, приказывавших графам, баронам, епископам, аббатам, а также шерифам и другим должностным лицам устранить правонарушения, обратившие на себя внимание короля: «Верни манор М.Джону Стайлу», «немедленно заплати аббату, твоему господину, то, что ты по праву должен ему за аренду» и т. п.

Генрих II заменил указание «сделай то-то и то-то» на указание «проведи расследование перед моими судьями для решения спорного вопроса и предъяви им это предписание». Другими словами, предписание служило основанием для начала судебного разбирательства (если ответчик не шел на уступки). Истец обращался в Вестминстер к королевскому канцлеру и представлял жалобу; канцлер направлял предписание шерифу той местности, где должен был состояться суд; предписание содержало приказ шерифу начать судебный процесс для разрешения вопроса королевскими судьями.

Когда пострадавший обращался в королевскую канцелярию с новым видом жалобы, канцлер создавал новые виды юдициальных предписаний в соответствии с провозглашенным принципом: если имеется правонарушение, то имеется и средство правовой защиты. Так постепенно были разработаны формы иска, классифицировавшие различные виды правонарушений с точки зрения правовых средств возмещения ущерба. Это было равносильно законодательной деятельности, осуществляемой в судебном процессе.

Приведем два примера для иллюстрации различий между прежним «исполнительным предписанием» и новым «юдициальным предписанием» (иногда называвшимся «подлежащим возврату предписанием», ибо оно должно было быть представлено в суд).

Вот исполнительное предписание 1087–1091 гг.: «Вильгельм, король Английский, шлет свой привет Ранульфу, брату Ильгера. Я повелеваю и приказываю тебе передать аббату Герберту половину хайда (50 акров) земли в Сотри, которой владел шериф Элвин и которую теперь силой удерживает Уолтер де Бомэ, как я приказал в моем предписании. И смотри, чтобы я больше не слышал жалоб об отказе в правосудии по этому делу, в противном случае штраф 10 фунтов. Свидетельствую в правильности: Ранульф, королевский капеллан»[202]202
  Strayer J.R. On the Medieval Origins of the Modern State. Princeton. 1970. P. 34.


[Закрыть].

А вот юдициальное предписание, приведенное в трактате по английскому праву, приписываемом историку Глэнвиллу (1187–1189 гг.): «Король шлет привет шерифу. Н. пожаловался мне, что Р. несправедливо и без приговора лишил его сейзины на его фригольд в такой-то вилле после моей последней поездки в Нормандию. Поэтому я приказываю: если Н. предоставит тебе залог в обеспечение своего иска, ты должен позаботиться, чтобы захваченное движимое имущество было возвращено и чтобы земля, о которой идет речь, и имущество оставались в неприкосновенности до воскресенья после Пасхи. А тем временем ты должен позаботиться, чтобы земля была осмотрена двенадцатью свободными и законопослушными людьми, живущими по соседству, их имена написаны в этом предписании. И обеспечь с помощью надежных исполнителей их вызов ко мне или моим судьям в воскресенье после Пасхи, чтобы они были готовы дать свое заключение. И вызови повесткой Р. или его бейлифа, если нельзя будет найти его самого, под залог или надежных поручителей, чтобы он выслушал заключение. Должны также присутствовать исполнители вызова в суд и должны иметься это предписание и список имен поручителей»[203]203
  The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill / Ed. And trans. G.D.G. Hall. London, 1965. R 167.


[Закрыть].

Как видим, была установлена королевская юрисдикции в отношении выдачи предписания и судебного разбирательства присяжными (жюри), которым передавалось разрешение вопросов факта, а издание канцлером предписания служило основанием для открытия судебного процесса.

Идея созыва жюри присяжных (при этом число 12 считалось оптимальным и даже магическим) для дачи свидетельств под присягой в торжественной процедуре и для вынесения решения по делу не принадлежала Генриху II (еще в VIII столетии у франков существовала практика привлечения небольшой группы соседей местных жителей для ответов на вопросы, поставленные разъездными королевскими должностными лицами, главным образом в связи с основывающимися на обычае королевскими правами на местах и случаями неподчинения королевским приказам. Позже, в XII веке, церковные суды иногда ставили вопрос о виновности лица перед группами граждан, состоявшими из 12 человек). Новаторство заключалось в том, что, совместив расследование с помощью жюри присяжных и новую «юдициальную» (судебную) систему предписаний, Генрих II превратил суд присяжных в институт, пригодный для использования на регулярной основе в определенных типах гражданских и уголовных дел в рамках королевской юрисдикции.

Присяжные привлекались также для борьбы с преступностью. Согласно Кларендонскому ассизу 1166 г. жюри присяжных (по 12 человек от каждой сотни, по 4 человека от каждой виллы) должно было представлять разъездным судьям всех лиц, подозреваемых в убийстве, краже, грабеже или укрывательстве, совершивших такие преступления, а также всех лиц, подозреваемых в фальшивомонетничестве или поджоге. Если присяжные скрывали преступление или делали нелепое заявление под присягой, судьи налагали на них денежный штраф. В течение нескольких дней один судья или суд из трех судей могли разрешить сотни дел. По словам Дж. П. Доусона, механизм жюри, делающего заявление под присягой, «был чрезвычайно эффективным, это было крупное изобретение»[204]204
  Цит. по: Plucknett T.F.T. A Concise History of the Common Law. Boston. 1956. P. 112, 113.


[Закрыть].

Подведем некоторые итоги. Во-первых, поначалу присяжные регулярно использовались при разбирательстве гражданских дел перед королевскими судьями, и только двумя поколениями позже такая практика вошла в уголовное право. Во-вторых, присяжные не исследовали доказательства, а выносили вердикт по поводу факта исходя из того, что они знали до суда. В-третьих, присяжные заранее знали вопросы, которые собирались поставить им судьи, и, будучи соседями, могли давать ответы на них, минуя длительный процесс опроса свидетелей. Вот почему небольшое число судей (всего 25 человек), являвшихся членами суда общегражданских дел и разъездными судьями, справлялось со всеми судебными делами целой страны.

Решающим фактором для признания юрисдикции королевских судов был тип иска или жалобы, определяемый видом преступления, о котором сообщали разъездным судьям присяжные, или вид предписания, выдававшегося королевской канцелярией лицу, добивавшемуся возмещения ущерба от гражданского правонарушения. Другими словами, король предоставлял средство судебной защиты не любому потерпевшему от правонарушения. Классификация правонарушений, в связи с которыми могли предъявляться иски в королевские суды, была характерной чертой королевского правосудия, придававшей английскому общему праву особое своеобразие. Таким образом, не будет преувеличением сказать, что для его создателя законность и справедливость являлись решающими в правосудии. Сам Генрих II высказался по этому вопросу предельно ясно: «Однажды, когда я услышал точный и справедливый приговор, вынесенный против богатого человека в пользу бедного, я сказал лорду Ранульфу (Глэнвиллу), юстициарию: «Хотя приговор в пользу бедного человека мог быть оттянут с помощью многих разного рода уловок, он был вынесен хорошо и быстро»².

* * *

Во Франции XIII века существовал орган, называвшийся королевской курией (curia regis) и состоявший из наследственных сановников и королевских вассалов, как церковных, так и светских, а также должностных лиц королевского двора. Королевская курия созывалась королем и осуществляла смешанные функции – консультативные, судебные и законодательные. В период правления короля Филиппа-Августа ряд этих функций, в том числе судебная и финансовая, были переданы королевской канцелярии.

Филипп-Август положил начало реформированию правосудия, издав ряд законов, необходимых «для общего блага всех» (bien commun de tous) или «общей выгоды государства», тем самым законодательная власть короля получила каноническое обоснование, сформулированное в знаменитом определении права Фомы Аквинского: «Право – это предписание разума, направленное на общее благо, созданное и опубликованное тем, кто обязан заботиться о сообществе»[205]205
  Цит. по: Map W. De Nugis Curialium / Ed. By M.R.James. Oxford, 1914. P. 261–277.


[Закрыть].

Был создан новый для Франции институт бальи по образцу бейлифов и шерифов. Как и английские разъездные судьи, французские бальи направлялись в провинцию для разбирательства cas royaux (дел, подпадавших под юрисдикцию короля) и в целом для защиты прав и прерогатив короля. Королевским распоряжением 1190 г. им было предписано раз в месяц устраивать ассизы и разбирать жалобы с учетом советов четырех достойных доверия человек жителей данной местности. Со временем за каждым бальи был закреплен округ, которым он управлял в интересах короля и в котором заседал в качестве королевского судьи.

После 1226 г. появилась еще одна должность сенешаля, отличавшаяся несколько большей независимостью от короны. Бальи и сенешали обычно назначались из мелкого придворного дворянства и, как правило, были профессионально подготовлены. В феодальной иерархии как служащий короны, занимающий оплачиваемую должность, бальи находился между герцогом и графом. Кроме того, в округах правосудие от имени короля отправлял провост, он же исподнял королевские приказы. Суд провоста проходил при участии местных жителей в качестве советников, апелляции на его решения подавались в суд бальи. Для определения местных обычаев был также изобретен институт «народного расследования» (enquete par turbe): для этой цели созывались 12 человек, и их представитель излагал их общее мнение.

Наиболее важные дела рассматривались судом бальи в качестве суда первой инстанции. Суд бальи состоял из председательствующего судьи и непрофессиональных членов (suitors), причем решение принималось именно последними. Такой состав суда с опорой на сельских жителей, участвующих в разбирательстве дел, нашедший подкрепление в законодательстве Филиппа-Августа, корнями уходил (как и английское жюри присяжных) в VIII век.

Учреждение института бальи явилось предпосылкой развития центрального профессионального королевского судебного органа. До восшествия на престол Филиппа-Августа судом короля разрешалось относительно немного судебных дел. Достоверно известно лишь о 85 делах, рассмотренных за период с 1137 г. по 1180 г., т. е. в среднем менее чем о двух делах в год[206]206
  Цит. по: Берман Г. Указ. соч.


[Закрыть]. Это были главным образом жалобы на крупных феодалов об отказе в правосудии или о неправильном приговоре или споры между церковным феодалом и городской коммуной, которой первый пожаловал хартию свобод. Король обычно председательствовал лично. Судьями были крупные феодалы и должностные лица короны, приглашенные для участия в деле королем. Еще не существовало центрального королевского суда профессионалов, на который было бы возложено применение и формирование системы королевского права.

Такой суд появился только в XII столетии. Сначала периодические судебные сессии королевской курии, называвшиеся «parlaments», что означало «дискуссии» или «обсуждения», созывались несколько раз в году. После 1250 г. парламент Парижа стал заседать как постоянный судебный орган со штатными профессиональными судьями в качестве председательствующих по гражданским и уголовным делам, иногда как суд первой инстанции, но большей частью для рассмотрения апелляций на решения судов бальи или судов герцогов, графов и других феодалов. Со временем король стал председательствовать лично только в редких случаях, а потом и вовсе перестал участвовать в заседаниях суда. Парламент Парижа просуществовал в качестве высшего королевского суда Франции до Великой французской революции.

Во второй половине XII века французская судебная система претерпела существенные изменения. По словам Джона П.Доусона, французский судебный процесс стал более профессионально подготовленным и более сложным[207]207
  См.: Olivier-Martin F.J.M. Histoirede droit francaisdesorigines a la revolution. Paris, 1951. P. 225.


[Закрыть]. Юристы появились не только в апелляционной инстанции, но и в судах провостов и бальи, а также герцогов и графов и даже феодалов более низкого ранга. Как правило, французские юристы и судьи получали образование на основе римского права, причем следует иметь в виду, что существовали два различных вида римского права. То римское право, которому учились юристы и судьи, было правом текстов Юстиниана, упорядоченных, переосмысленных и заново оцененных учеными-юристами в университетах (включая университет Монпелье, основанный в XII веке, и университет Орлеана, основанный в XIII веке). Второй вид римского права, сохранившийся в основном в Южной Франции, состоял из отрывочных правовых понятий, норм и процедур, существовавших в народе в течение столетий. Это «вульгарное римское право», как его часто называют, стало обычным правом.

Изучавшееся в университетах римское право давало возможность определить, какие обычаи «разумные», а какие «плохие». Каноническое право также стало проповедовать необходимость отличать разумные обычаи от неразумных, что приемлемо, а что неприемлемо в самом римском праве. Канонические принципы толкования обычаев, как правило, применялись как критерии оценки римско-правовых норм и понятий.

Во французских королевских судах XIII века существование обычая могло доказываться множеством способов. Судья мог заявить, что он лично знает обычай, поскольку сам применял его в аналогичном деле (это называлось «прецедент» – предшествующий)[208]208
  Cm.: Dawson J. P. The Oracles of the Law. Ann Arbor. Mich, 1968. P. 276.


[Закрыть]. Он мог проконсультироваться с советниками, помогавшими ему в суде, или вызвать группу людей, знавших обычай (горожан для установления обычая города, моряков для установления обычая порта и т. п.). Наконец, в соответствии с процедурой enquete par turbe судья мог созвать 12 знающих людей и попросить их сообщить через их представителя их мнение о существовании того или иного обычая.

Любопытно отметить, что в XIII веке король иногда сам вмешивался в судебный процесс в качестве выразителя «общего блага для всех», беря на себя роль председательствующего в дискуссии знатоков по поводу спорного обычая и объявляя или излагая на бумаге свой вывод. Ведь, говоря словами французского юриста XIII столетия Филиппа де Бомануара, «король должен уважать обычаи своего государства и следить затем, чтобы их уважали другие»[209]209
  Olivier-Martin F.J.M. Op. cit. P. 114.


[Закрыть]. Однако король, как и королевские суды, не признавал «плохие» обычаи и принимал только «разумные». Конечно, он мог издать новый закон, изменяющий или отменяющий обычай, однако этим правом он пользовался крайне редко, обязанность по пересмотру обычая фактически была возложена на королевские суды, которые либо отменяли «плохие» обычаи, либо истолковывали их заново, чтобы сделать их «разумными». Таким образом, новая норма «по разуму и по совести», созданная судом, встраивалась в обычное право.

Следует обратить внимание на такой примечательный факт: в XIV–XV веках не только парламент Парижа, но и судьи в нижестоящих судах во время судебного разбирательства применяли письменную процедуру, похожую на установленную каноническим правом: использовались письменные протоколы допросов и тайных показаний свидетелей под присягой, решение суда излагалось в письменной форме с указанием установленных фактов и аргументированием выводов суда, стороны обменивались письменными претензиями и возражениями, задавали друг другу вопросы в письменном виде. На решения нижестоящих судов могла быть подана апелляционная жалоба вплоть до парламента Парижа.

Таким образом, вера короля Филиппа-Августа в право как орудие власти была не меньше его веры в право как инструмент достижения справедливости посредством правосудия. Поэтому перед смертью он завещал своему сыну Людовику «обеспечивать справедливость для высших и низших, для бедных и богатых».

* * *

В 1152 г. на съезде германских князей и епископов 28-летний Фридрих Барбаросса был избран «королем римлян». В это время Рожер II правил в Сицилии, Генрих II должен был вскоре стать королем Англии и герцогом Нормандским, а Филипп-Август – королем Франции. Спустя три года Фридрих был коронован императором в Риме. Он тщательно проследил за тем, чтобы церемония коронования символизировала его независимость от папской политической власти, а затем развил бурную деятельность по укреплению государства, в частности посредством издания новых законов и развития правосудия.

В одном из первых статутов мира (так изначально именовались его законы), принятом в 1152 г., подчеркивалось различие между понятиями «1ех» и «jus» и провозглашалось: «Мы желаем гарантировать всем людям их право (jus)». В другом, принятом в 1158 г. и адресованном уже «всем подданным моей империи», император повелевал: «Вся юрисдикция и вся судебная власть принадлежит монарху, и все судьи должны получать должность от монарха и должны приносить присягу, требуемую законом». Статья 2 этого статута, который «должен действовать вечно», гласила: «Если кто-либо считает, что он имеет какое-либо право в отношении любого лица по какому-либо делу или сделке, он должен обратиться к судебной власти и через нее добиваться осуществления своего соответствующего права». Таким образом, мы встречаемся с общим запретом самосуда и с прямым упоминанием именно судебной власти как власти, в определенном отношении самостоятельной.

Предоставляя большие властные полномочия судьям, статут вводил и их жесткую ответственность. Так, статья 5 возлагала на судей и других магистратов, назначенных императором или подчиненными ему лицами, ответственность за ущерб, причиненный кому-либо вследствие пренебрежения ими своими обязанностями и неспособности юридически защищать нарушенный мир. При серьезных нарушениях могли быть также применены дополнительные наказания, а магистраты, из-за бедности не способные заплатить денежный штраф, должны были подвергаться наказанию плетьми и ссылке на 5 лет в место, находящееся на расстоянии 50 миль от их местожительства.

Законодательный процесс, начатый Фридрихом Барбароссой, достиг апогея при его внуке Фридрихе II, когда был издан Майнцский статут мира (1235 г.). Им устанавливалось, что должность судьи должна замещаться лицами, достойными ее, «поскольку тот, кто разбирает жалобы других, должен превосходить их в своем образе жизни», что князья и другие лица, осуществляющие правосудие прямо или косвенно от имени императора, должны решать дела «на основании справедливого приговора согласно разумным обычаям земель», а «любого, не поступающего таким образом, мы будем по справедливости сурово карать» (ст. 4). И далее в том же духе: «Магистраты учреждены и права установлены для того, чтобы никто не мог быть мстителем в своих собственных бедах, поскольку там, где кончается власть права, господствует жестокий произвол» (ст. 5).

Согласно ст. 28 статута в случае, если император не мог лично присутствовать в своем суде, вместо него назначался юстициарий, «человек испытанной верности и чести… из свободного сословия», который должен был «оставаться в этой должности при хорошем поведении по меньшей мере в течение одного года». Юстициарий проводил судебные заседания каждый день, за исключением воскресений и главных праздников, «отправляя правосудие в отношении всех истцов, за исключением князей и других благородных лиц, по делам, затрагивающим их людей, права, честь, феоды, собственность или наследование, и за исключением наиболее крупных дел, расследование и разрешение которых мы сохраняем за нашим высочеством». Право объявлять вне закона и освобождать от наказания оставалось за императором.

Юстициарий обязывался принести присягу в том, что он не будет принимать к разрешению вопросы под влиянием любви или ненависти, в качестве одолжения или за вознаграждение, из-за страха и благоволения и что не будет судить на каком-либо основании, кроме того, что, как он знает и убежден, является справедливым и соответствует его совести, исключает коварство и обман. За прощение объявленных вне закона юстициарию полагались сборы, «чтобы он судил с большей готовностью и не принимал подношений от кого бы то ни было».

Для понимания того, что представляло собой германское общее право к началу XIII века, важное значение имеет также «Саксонское зерцало» (Sachsenspiegel) – систематизированное собрание правовых норм и принципов. Нас же интересует основное концептуальное положение этого произведения, согласно которому империя (практически само общество) основана на праве. Вот как его сформулировал сам автор, саксонский судья Эйке фон Репков: «Бог сам есть право, поэтому право дорого ему»[210]210
  De Beaumanoir F. Coutumes de Beauvaisis. Paris, 1970. Sec. 683.


[Закрыть].

* * *

Завершая рассказ об этом периоде развития права и правосудия, предлагаем ряд выводов.

Божественное право и естественное право воспринимались в Средние века как основополагающие источники и канонического, и светского права, причем каноническое право оказывало определенное влияние на светское, поскольку именно оно было господствующим до возрождения римского права и его рецепции. Это как нельзя лучше подтверждают «Саксонское зерцало», подчеркивающее божественное начало права, и Великая хартия вольностей, закрепившая такие естественные и неотчуждаемые права человека, как право на жизнь и свободу, на справедливый и беспристрастный суд.

Принцип законности утверждается основополагающим, при этом разделяются lex (позитивное право) и jus (естественное право). Как справедливо подчеркнул известный английский ученый Брактон, «король находится под Богом и законом, и не король делает закон, а закон делает короля»[211]211
  Sachsenspiegel V. Landrecht in hochdeutscher Ubertragung / Ed. by K.A.Eckhardt, Hannover, 1967. P. 78.


[Закрыть] или, согласно Майнцскому статуту мира 1235 г., «там, где кончается власть права, господствует жестокий произвол».

Происходит институциализация отправления правосудия – формирование самостоятельной судебной власти, что влечет появление профессиональных судей, наделенных властными полномочиями по разрешению дел. Гласность, непосредственность, состязательность, инстанционность, предполагающая право обжалования, становятся характерными чертами судебного процесса в отличие от инквизиционного судопроизводства, представляющего собой «правовую аномалию» и не имеющего права называться правосудием. Любопытно, что уважение к правосудию подкреплялось любовью феодальной аристократии к сутяжничеству которое считалось показателем доблести. «Сутяжничество как любимая баронами форма конфликта уступало только междоусобным распрям и войнам», – пишет Ф. Хеер. Далее он отмечает: «И поединок на поле боя, и поединок в суде были схваткой один на один… пусть Бог разрешит спор, в дуэли и в божьем суде»[212]212
  См.: Kantorowicz Е.Н. The King’s Two Bodies: a Study in Medieval Political Theory. Princeton. N.J., 1957. P. 143–192.


[Закрыть].

Наметилась устойчивая тенденция дивергенции двух правовых систем общего права и континентального права и появляются характерные для континентальной системы права суд присяжных, решающий вопрос факта, и коллегии непрофессиональных судей в составе суда, решающие вопросы как факта, так и права; формируются принципы судебного прецедента.

В то же время вне зависимости от правовой системы и типа судопроизводства центральной универсально-автономной фигурой процесса остается судья, который, обладая профессиональными знаниями и толкуя закон посредством своего усмотрения, творит право для сторон спора (дела) и на основании закона и справедливости разрешает спор (дело). При этом личность судьи, его нравственные качества, такие, как совесть, врожденное чувство справедливости, по-прежнему являются решающими факторами правосудия.

Усмотрение судьи не может превратиться в произвол, если нацелено на отправление именно правосудия, а не на «обслуживание» личных, эгоистических интересов властей предержащих.