Текст книги "100 знаменитых харьковчан"

Раевская-Иванова Мария Дмитриевна

(род. в 1840 г. – ум. в 1912 г.)

Основательница первой художественной школы в Харькове, на основе которой было впоследствии создано художественное училище и еще позже художественно-промышленный институт.

Первая в России женщина, получившая диплом художника.

Чиновник канцелярии Петербургской Академии художеств протянул стоящей перед ним молодой женщине документ о присвоении ей звания художника. «Какие права это мне дает?» – поинтересовалась посетительница. «Носить мундир», – по привычке ответил канцелярист[79]79
  История эта рассказана М. Гавриловой – автором статей о М. Д. Раевской-Ивановой. Вполне возможно, что она выдумана самой Гавриловой.


[Закрыть].

На самом деле Мария Дмитриевна Иванова (а это была именно она) отлично знала, зачем ей диплом Академии. Она собиралась открыть в

Харькове частную художественную школу. Уникальное учебное заведение стало одним из авторитетных культурных центров города, в его работе так или иначе принимали участие практически все художники, скульпторы, архитекторы Харькова второй половины XIX века – а это внушительный список корифеев жанра. Фамилия Раевской-Ивановой упоминается в биографиях Васильковского и Бекетова, Бесперчего и Багалея. Школа превратилась в училище, училище – в институт, всем известный Худпром. Традиции живописи, заложенные Марией Дмитриевной, были поддержаны ее учениками, и через много лет «без потери преемственности» харьковское искусство развивают и обогащают наследники первых местных «школяров Раевской-Ивановой».

Мария Дмитриевна родилась в 1840 году в селе Гавриловка (сейчас Барвенковский район) в зажиточной дворянской семье. Известно, что ее дядя, М. Антонов, был Изюмским предводителем дворянства, другим же родственником художницы якобы был известный писатель Г. Данилевский. Мать Марии Дмитриевны с детства приучала дочь к хорошей литературе, и в первую очередь – русской. Это сейчас произведения Тургенева и Толстого стали непременной частью школьной программы, тогда же в учебных заведениях штудировали другие книги, многие из которых заслуженно забыты. Вообще, семья Ивановых была настроена вполне прогрессивно. К примеру, выписывался журнал «Современник», и Мария в раннем возрасте познакомилась с творчеством Н. Добролюбова. Помимо литературы, Иванова путем домашнего образования получила ряд других необходимых познаний. Особенно же она увлекалась рисованием. Профессионально заняться этим видом искусства мешало общепринятое правило – женщины художницами не становились.

К счастью, семья могла обеспечить дочери обучение за границей. Там-то и оказалась молодая женщина в 1863 году. Иванова изучала немецкий язык и литературу в Дрездене, лингвистику, историю, зоологию и геологию при Миланской академии наук, слушала лекции в Сорбонне и Праге. Конечно, образование Марии Дмитриевны оказалось значительно более высоким, чем у подавляющего большинства ее соотечественниц, принадлежащих даже к тому же сословию. Но главной целью Иванова считала обучение живописи. В Дрездене она долго занималась живописью в мастерской профессора Эргардта. В том же городе скульптор Кирхгод давал уроки лепки, которые посещала и Иванова, у профессора Дитриха русская художница училась живописи «аль-фреско». Когда в 1868 году Мария Дмитриевна возвращалась в Россию, она прекрасно знала основы теории и практики живописного искусства. Уже тогда сформировалась мечта художницы – открыть собственную школу живописи, в которой жители Харькова и окрестностей могли бы получать начальные художественные знания. Первые ее шаги направлял известный писатель и пионер широкого художественного образования Д. В. Григорович. На выставке в Париже он познакомил Иванову с требованиями, предъявляемыми к рисовальной школе, и с лучшими рисовальными школами Европы, с современными требованиями ко всему изобразительному искусству. Ряд ценных идей подсказал художнице профессор Нюрнбергской школы Крелинг.

Но Марии Дмитриевне мешал один важный факт – у нее не было диплома художницы, без него осуществить такое мероприятие, как открытие школы, было невозможно.

В 1868 году она отправилась в столицу империи, где явилась в Академию художеств и выразила желание экстерном сдать экзамены для получения необходимого диплома. В качестве дипломной работы Мария Дмитриевна готова была представить реалистическую картину «Смерть крестьянина в Малороссии». Первая реакция принимающих у нее документы была не то чтобы негативной, но эмоциональной.

Устав не запрещал сдавать экзамены и получать соответствующий диплом женщинам, но до Марии Ивановой ни одной представительнице прекрасного пола это в голову не приходило. Впрочем, собравшаяся экзаменационная комиссия после устного экзамена по теории и осмотра дипломной работы вынуждена была признать, что воспитанница немецких профессоров разбирается в живописи достаточно хорошо. Так 15 сентября 1868 года Мария Дмитриевна Иванова стала первой в России женщиной-художником.

Возвратившись в Харьков, Мария Дмитриевна вместе с матерью начала обход потенциальных меценатов и власть предержащих с целью добиться права на открытие нового учебного заведения. Губернатор Дурново не сразу согласился с доводами энергичной дамы, он отсылал ее к попечителю, а тот – обратно к губернатору, но в конце зимы 1869 года «Харьковские ведомости» все-таки поместили объявление о том, что начала работать частная «Школа рисования и живописи» М. Д. Ивановой. Датой открытия считается 21 февраля. Первые несколько учеников появились лишь через пару недель после публикации этой веховой для всего харьковского искусства заметки.

Большую помощь новому заведению оказали и оказывали в дальнейшем крупные российские мастера. Это была помощь художественными произведениями, учебными пособиями от И. Шишкина, В. Стасова, Г. Семирадского, Г. Мясоедова, от Строгановского училища и Общества поощрения художников. В организации работы Марии Дмитриевне помогал также ряд общественных деятелей города, среди которых был и сотрудник Харьковского университета С. А. Раевский. Он стал одним из первых преподавателей школы, а в 1870 году женился на ее руководительнице.

Цель новой школы не была узко специализированной. Одних здесь готовили к поступлению в Академию художеств и другие высшие художественные школы; других – к профессионально-художественной деятельности (иконописцев, декораторов, литографов, ретушеров, преподавателей рисования и черчения в гимназии, граверов и т. д.); третьи получали познания по рисованию, необходимые для занятий естественными и техническими науками. Прикладная направленность школы была, пожалуй, ее главной особенностью. Выпускники могли поднять промышленность и ремесло на новый эстетический уровень, оформлять квартиры, иллюстрировать книги, возрождать древние промыслы (вроде росписи посуды или выжигания по дереву). В этом Раевская-Иванова видела просветительскую цель своего учебного заведения. Надо сказать, что во всей России школа была лишь третьим заведением художественно-промышленной направленности. Кроме нее можно назвать только Строгановское центральное училище технического рисования в Москве и школу Общества поощрения художников в Петербурге, которой руководил Григорович. При этом Иванова не отказывалась от мысли готовить и «классических» специалистов по станковой живописи. «Не буду всех учить писать мадонн, – сообщала она Григоровичу, – но не буду также тех, чье сердце стремится к мадонне, учить рисовать стулья». Всего четыре процента учеников школы поступили в Академию, но среди них были известные художники, именно они составили ядро художественной интеллигенции, которая оказала большое влияние на развитие искусства и художественного образования в городе.

Методика работы школы была тщательно разработана Марией Раевской-Ивановой. Впоследствии ей приписывали особую склонность к американской системе образования. Но нужно отметить, что она разделяла и положения виднейших российских педагогов – Крамского и Чистякова. Как и они, главным способом познания действительности Мария Дмитриевна считала рисунок с натуры. Учебный рисунок, по убеждению Раевской, был первоосновой художественного образования.

Занятия в школе проводились три раза в неделю в две смены. Главными предметами были рисование и живопись. Рисование начиналось с изображения геометрических фигур и тел для более развитых учеников или с плоских орнаментов для детей. Разные по стилю и «национальной принадлежности» орнаменты играли большую роль во всем образовательном процессе. При школе была собрана богатая коллекция эстампов, образцов. (Многие из них были переданы основательнице известным искусствоведом В. Стасовым.) Их не только выдавали в школьной библиотеке, но и развешивали на стенах, чтобы ученики запоминали характерные для того или иного стиля узоры. С них, как мы видим, начиналось обучение. Это было особенно важно для осуществления одной из главных целей – выпуска специалистов по художественному оформлению предметов, создателей декораций и книжных рисунков и т. д. Следует особо отметить, что Мария Дмитриевна настаивала на том, что Малороссия имеет свои национальные мотивы, свои традиции в изобразительном искусстве: «Ее вышивки, ткани, гончарные изделия заслуживают не меньшего внимания, чем ее песни». Таким образом, воспитанники школы подробно знакомились и с украинскими узорами. Летом же школа перемещалась на свежий воздух – обычно в сад, где каждый ученик выбирал себе натуру – дерево, листок, цветок. Такое отношение к национальному искусству и местной природе отразилось на развитии местной художественной культуры. В декоративной пластике Харькова рубежа XIX и XX веков, настенных росписях, решетках, оградах преобладают элементы местной цветочной флоры (ромашки, колокольчики, барвинок).

Обучение рисованию завершалось изображением человеческой фигуры (натурой служили статуи из гипса – для рисования с живой обнаженной натуры у школы не было специального помещения). Ученики рисовали преимущественно карандашом, пользовались также углем, тушью.

Живопись начиналась с теоретического ознакомления с основными, составными и дополнительными цветами. Потом проводились занятия по расцвечиванию акварелями плоских орнаментов, затем – к живописи с мертвой и живой натуры. Для этого использовали, как правило, масло, но по желанию можно было живописать и акварелью.

В 1870 году было введено преподавание черчения. В 1886 году отдельно стали преподавать лепку из глины. Раевская-Иванова справедливо полагала, что предмет этот необходим для развития у художников объемного видения. Но и на этом подвижница не остановилась. В 1889 году в школе было введено преподавание пластической анатомии, теории перспективы. С 1889 по 1892 год читалась история искусств.

Для лиц, желавших поступить в Академию художеств, но не получивших при этом необходимого образования, было организовано преподавание общеобразовательных предметов. В школе велось еще множество факультативных курсов по прикладному изобразительному искусству – росписи по фарфору, бархату, атласу, кафелю, выжигание по дереву, тиснение по коже. Такие курсы позволяли многим представителям неимущих слоев общества (а таких в школе становилось со временем все больше, некоторых учеников вообще брали сюда бесплатно) получить возможность для более или менее стабильного заработка.

Раз в месяц-полтора собирались специальные педсоветы, на которых рассматривались все работы, сделанные в школе за прошедший период. Ученикам позволяли присутствовать на этих собраниях, чтобы они могли выслушать мнение преподавателей. Сама Раевская-Иванова никогда не исправляла с ходу ошибок, сделанных ее воспитанниками, пыталась подвести их самих к выявлению всех недостатков.

Сначала живопись и рисование в школе преподавала сама Мария Дмитриевна, с 1889 года рисование в младших классах взял на себя П. Крюков, после того как Раевская-Иванова отошла от преподавательской деятельности, ее работу взяли на себя М. Пестриков и выпускница школы А. Романенко (кстати, известная в Восточной Украине своими росписями фарфоровых изделий). Первым учителем черчения в школе Раевской-Ивановой был ее муж. Преподаватели черчения занимались с воспитанниками и теорией перспективы. Лепку вели известные харьковские скульпторы С. Бабский, И. Якобс, Ф. Натани, анатомию – доктора Павлов и Знаменский. Теорию искусств читал выпускник школы знаменитый архитектор А. Н. Бекетов. Если кто-нибудь из преподавателей заболевал, его работу по просьбе Марии Дмитриевны выполняли харьковские художники. И это несмотря на то, что материальное положение школы так и оставалось плачевным, зарплата преподавателям иногда снижалась до полутора рублей за двухчасовое занятие. Сама основательница работала бесплатно. Меценатов Раевская-Иванова не нашла, а плату с учеников принципиально удерживала на низком уровне. Только с 1880 года город определил школе субсидию в 200 рублей в год. Первое время занятия проводились на арендованных квартирах, только в 1878 году школа переместилась в дом Раевских по улице Чернышевской, 6. (Кстати, в одной из квартир этого дома еще долго в советское время жила племянница Марии Дмитриевны. Здесь же жил до глубокой старости муж художницы. Он умер в 1940 году).

Школа быстро стала самым оживленным центром художественной жизни Харькова. Здесь постоянно бывали посетители – местные скульпторы, художники, архитекторы, выпускники школы разных лет, заезжие специалисты. Они договаривались с Раевской-Ивановой о выставках, обменивались новостями и идеями, пользовались школьной библиотекой, давали советы ученикам. Среди выпускников школы были такие известные художники, как С. Васильковский[80]80
  См. о нем отдельную статью.


[Закрыть] и П. Левченко, уже упомянутый академик архитектуры А. Бекетов, член Общества передвижников К. Первухин, М. Ткаченко, А. Выезжев, народный художник РСФСР П. Кончаловский и др. Многие из них открывали свои классы, продолжали дело народного просвещения.

Уже весной 1869 года Иванова провела первую выставку своих работ. Затем деятельность по организации выставок была одним из главных дел художницы и не прекращалась никогда. Один-два раза в год Раевская-Иванова организовывала художественные вечера, сборы с которых шли на различные благотворительные цели (не только на школу). Так, например, сохранилось письмо, в котором дочь Льва Толстого благодарит Раевскую-Иванову за помощь, оказанную голодающим Поволжья. Школа не раз участвовала в конкурсах, проводимых Академией художеств (1872, 1875, 1878, 1882 годы), в выставках при съездах по техническому и профессиональному образованию. Ежегодно в Харькове проходили выставки-экзамены всех сделанных за сезон работ учеников и преподавателей. В 1872 году созданная по инициативе Крамского академическая комиссия, которая рассматривала работы рисовальных школ, инициировала избрание Раевской-Ивановой почетным вольным общником Академии. Методика преподавания в ее школе была названа самой лучшей, художница получила высшую награду в виде 500 рублей, из которых 300 немедленно пошли на развитие школы. На Всероссийской выставке в Москве в 1882 году школе Раевской-Ивановой был присужден диплом второго разряда, который соответствовал серебряной медали и денежной премии в размере 1000 рублей. (Кстати, Строгановское училище на этой же выставке было удостоено бронзовой медали.)

Мария Дмитриевна была одной из активных общественных деятельниц Харькова. Ее интересовали не только проблемы собственной школы. Уже было сказано о благотворительных выставках школы. Добавим, что каждую весну Раевская-Иванова участвовала в организации выставок местных художников в помощь летним колониям Общества по распространению в народе грамотности. В этом обществе большую роль играл муж художницы С. Раевский, естественно, супруга не оставалась в стороне. При Народном доме Общества был основан небольшой художественный музей. В 1898 году при Обществе начала действовать первая в стране декоративно-рисовальная школа, программа которой была разработана Марией Дмитриевной. Она принимала живое участие и в организации в Харькове большого художественно-промышленного музея. (Хотя здесь больше труда вложил, конечно, С. А. Раевский, добившийся того, чтобы музей был не просто художественным, а именно художественно-промышленным). Большое значение для развития образования имели научно-методические работы Раевской-Ивановой: «Азбука рисования для семьи и школы», «Прописи элементов орнамента», «Методика преподавания рисования в Харьковской частной школе рисования и живописи», «Очерк программ по преподаванию рисования в воскресных классах для ремесленников» и др.

Раевская-Иванова, кажется, знала все о картинах, которые находятся на территории Харькова и Харьковщины. Она много сил отдала тому, чтобы владельцы богатых коллекций не распродавали свои шедевры куда попало и негласно. К сожалению, именно такая судьба постигла большинство картин самой художницы. Известно, что ее кисти принадлежат такие работы, как «Смерть крестьянина в Малороссии», «Крестьянская семья на отдыхе», «Саксонская девочка», «Девочка возле плетня». Где находятся эти полотна, неизвестно. Сохранился в Харькове «Автопортрет» художницы и портрет Н. Бекетова, который хранится в Харьковском историческом музее.

В середине 90-х в жизни Марии Дмитриевны происходит настоящая трагедия. В связи с профессиональным переутомлением художница практически теряет зрение. С преподавательской деятельностью пришлось расстаться. К тому времени школа уже выпустила около 900 учеников. К счастью, заботу о необходимом Харькову учебном заведении взял на себя город. С начала 1896/97 учебного года частная школа Раевской-Ивановой была преобразована в Городскую школу рисования и живописи. Дума определила ей ежегодное пособие в 1000 рублей и 300 рублей – единовременно. Школа была переведена на второй этаж здания художественно-промышленного музея в т. н.

Ново-Сергиевские ряды на Сергиевской (ныне Пролетарская) площади. Мария Дмитриевна была назначена почетной попечительницей Городской школы. Все учебные пособия и библиотеку Раевская-Иванова безвозмездно передала новому заведению.

Мария Дмитриевна уже после того, как ослепла, много лет добивалась, чтобы на базе Городской школы было создано училище как государственное учебное заведение, подчиненное Академии художеств. Школа была преобразована в такое училище в сентябре 1912 года (оно разместилось в новом здании по улице Каплуновской[81]81
  Сейчас Краснознаменная.


[Закрыть]), а в декабре того же года Марии

Дмитриевны Раевской-Ивановой не стало. Она была похоронена в родной Гавриловке. На базе художественного училища в 1921 году был создан техникум, а затем и Художественный институт.

В 1967 году вышла в свет книга «Русская художественная школа», в которой успехи школы Раевской-Ивановой были названы «формально благополучными», потому что здесь, мол, готовили «салонных художников». К счастью, эта точка зрения в отечественной науке не возобладала.

Савинков Борис Викторович

(род. в 1879 г. – ум. в 1925 г.)

Один из руководителей террористической боевой организации партии эсеров, причастен к убийству Плеве, великого князя

Сергея Александровича.

После Октябрьской революции – ярый контрреволюционер, организатор диверсионных антисоветских рейдов с территории Польши.

Писатель.

Бориса Викторовича Савинкова с Харьковом, по сути, связывает только рождение.

Может быть, следует сказать – «Ну и слава богу, что только это»? Со многими другими городами Российской империи Бориса Викторовича связывает смерть и кровь. Он считал, что смерть эта во благо, что это необходимая плата за очищение общества от грязи, закостенелости, тупости? Но кровопускание многие и тогда не считали панацеей от всех болезней.

Итак, Борис Савинков родился в Харькове 19 января 1879 года в дворянской семье. Его отец был преуспевающим юристом, мать – сестра художника-передвижника Ярошенко, довольно известная писательница (писала под псевдонимом Шевиль). Семья Савинкова, как и положено интеллигенции, была настроена оппозиционно по отношению к правящему режиму. Особенно же активно осуждалась политика царизма после прихода к власти реакционера Александра III. Так что Борис с детства был неплохо подготовлен к революционной деятельности. Мальчик обладал резким, неуступчивым характером, будучи при этом неисправимым романтиком, – самая взрывоопасная смесь. Вскоре после рождения Бориса семья переехала в Варшаву, где отец получил должность судьи. В польской столице Савинков окончил гимназию, после чего поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета.

Еще в Варшаве Борис Савинков попал в поле зрения российских жандармов, поскольку принимал участие в деятельности марксистских кружков. Социал-демократы экономисты стали первыми друзьями молодого революционера. В Петербурге Савинков участвовал в деятельности социал-демократического кружка «Рабочее знамя», проводил агитаторскую деятельность, печатал статьи в газете «Рабочая мысль». (Одна из них вызвала положительный отклик у В. И. Ленина.) Политическая деятельность Савинкова не укрылась от глаз полиции. В 1899 году за участие в студенческих беспорядках Савинков отчисляется из университета, затем некоторое время он учился в Берлине и Гейдельберге, но вернулся в Россию, где и был арестован в 1901 году. В 1902 году Борис Викторович ссылается в Вологду. До этого в ссылку в Якутию попал не менее радикально настроенный старший брат Бориса, покончивший там самоубийством. Аресты молодых Савинковых самым худшим образом повлияли на Савинкова-отца – он сошел с ума. (До этого он, кстати, был уволен за либеральные взгляды.)

В ссылке Савинков сидел с такими известными людьми, как будущий народный комиссар просвещения СССР Луначарский, будущий известный писатель Ремизов, философ Бердяев. Познакомился в Вологде Савинков и с эсеркой Брешковской. Постепенно он разочаровывается в марксизме и переходит на сторону более решительных тогда эсеров. Среди ссыльных он находит и нового товарища – Ивана Каляева.

Савинков бежал из ссылки, перебрался за границу, попал в Женеву. Через некоторое время он становится заместителем знаменитого Евно Азефа – главы боевой организации партии социалистов-революционеров. Начинается та глава жизни Бориса Савинкова, которая и выделила его среди массы других русских революционеров. Наряду с основателем боевой эсеровской организации Гиршуни и его преемником Азефом, Савинков становится одним из главных творцов русского террора. Под его непосредственным руководством разрабатывается и в июле 1904 года осуществляется убийство министра внутренних дел России Плеве. В одной связке с Савинковым работают Каляев, Сазонов, Дора Бриллиант и другие. Деятельность боевой организации практически не подлежала контролю со стороны партийного руководства. Ее устав, предусматривающий такую независимость, писал как раз Савинков. Боевики сами разрабатывали планы покушений, имели свою конспиративную и агентурную сеть. Романтически настроенные соратники Савинкова уделяли большое внимание «этике террора», различным его аспектам. Например, террористы решали проблему «ухода с акта», выражавшуюся в том, стоит ли оставаться на месте преступления, чтобы на суде донести до общественности свою идею. В своих воспоминаниях Савинков писал: «Психологический настрой некоторых членов партии социалистов-революционеров был таким, что не позволял им довольствоваться только нелегальной работой по агитации и пропаганде, их страстные натуры требовали чего-то большего. Великая мечта и истовая жажда страдания и подвига заставляла их искать немедленного выхода той давящей и сверхчеловеческой силе, которая и привела их в Революцию. Такие люди искали даже в экстремизме своего экстремума, своей крайности. И они находили свое призвание…»

В качестве жертв боевики выбирали лиц, убийство которых было бы молчаливо одобрено общественностью. Плеве действительно был ненавистен прогрессивно настроенной части российского общества. То же можно сказать и о жертве другого крупнейшего теракта – московском губернаторе князе Сергее Александровиче. Этот акт в феврале 1905 года совершил Иван Платонович Каляев, а московская публика шутила, что наконец-то князь «пораскинул мозгами».

Боевая организация совершила убийство провокатора Татарова в Варшаве. Савинков готовил покушение на министра внутренних дел Дурново. В его планы входили самые экзотические действия. Например, Борис Викторович мечтал ворваться с ящиком динамита в Зимний дворец. Во Франции друг Савинкова талантливый инженер Сергей Бухало разрабатывал проект самолета, приспособленного для совершения террористических действий.

Но на поиски опасного революционера уже были брошены лучшие полицейские силы России. В 1906 году Савинкова опять арестовали. На этот раз в Севастополе, где Савинков готовил покушение на командующего Черноморским флотом адмирала Чухнина. Одному из главных боевиков страны грозила виселица. Однако при помощи соратников Савинков совершил дерзкий побег, укрылся в Румынии, а затем переправился еще западнее.

Разоблачение провокатора Азефа нанесло тяжелый удар по Савинкову. Евно он безгранично доверял? Савинков становится главой боевой организации, но под его руководством она не добилась какихлибо значительных успехов.

С началом Первой мировой войны Савинков становится на позиции «оборончества», не поддерживая большевистскую идею о необходимости мира. Он считает, что Россия не должна выходить из войны. Савинков работает журналистом русской газеты «День» при французской армии. Вскоре после Февральской революции Борис Викторович становится одним из наиболее влиятельных политиков России. Как и Ленин, он прибывает в Россию в апреле 1917 года, когда намечается «полевение» правительства. Эсеры начинают играть значительную роль в управлении государством. Первая должность Савинкова – комиссар Временного правительства в 8-й армии, затем комиссар Юго-Западного фронта. Надо сказать, что Борис Викторович был сторонником сохранения в армии жесткой дисциплины, он активно выступал против большевистской деятельности в вооруженных силах, полагал, что большевики разлагают армию. Сам Савинков был за продолжение войны до победного конца. 19 июля он становится товарищем (заместителем) военного министра – Керенского.

Один из наиболее ярких эпизодов в межреволюционной деятельности Бориса Савинкова – его участие в «деле Корнилова». Лавра Георгиевича Савинков уважал как человека твердых убеждений, приверженца строгой армейской дисциплины. Борис Викторович, в частности, поддержал решение Корнилова ввести смертную казнь на Юго-Западном фронте. Знаменитый генерал Деникин писал, что Савинков отличается от других комиссаров: «Сильный, жестокий, чуждый каких бы то ни было сдерживающих начал «условной морали»: презирающий и Временное правительство и Керенского: в интересах целесообразности, по-своему понимаемых, поддерживающий правительство, но готовый каждую минуту смести его, – он видел в Корнилове лишь орудие борьбы для достижения сильной революционной власти, в которой ему должно было принадлежать первенствующее значение».

По многочисленным свидетельствам, именно Савинкову принадлежит ведущая роль в достижении предварительных договоренностей между рвущимся к диктаторству генералом и Александром Керенским. В начале августа Борис Савинков принял непосредственное участие в разработке корниловской программы мероприятий на фронте и в тылу в целях прекращения разрухи, налаживания снабжения армии и дисциплины в ней, милитаризации транспорта и оборонной промышленности и т. д. 17 августа после долгих колебаний Керенский в принципе принял эту программу. 20 августа Керенский уже был готов на объявление Петрограда и его окрестностей на военном положении и на прибытие в столицу военного корпуса для осуществления этого положения. Савинков же был отправлен в Ставку для переговоров с Корниловым о достижении договоренности между последним и Керенским.

27 августа в Петрограде было объявлено военное положение, а Савинков был назначен военным губернатором столицы. Через некоторое время стало ясно, что Корнилов не может и не хочет договариваться о разделении власти с Керенским и другими членами Временного правительства. Поэтому Савинков резко выступает против недавнего союзника. Выступление Корнилова провалилось. А через некоторое время был отстранен от должности и Савинков. В октябре 1917 года Савинков отказался давать объяснения по «корниловскому делу» в ЦК партии социалистов-революционеров, сказав: «ЦК ПСР не имеет в моих глазах ни морального, ни политического авторитета». В связи с этим бывший главный эсеровский боевик был исключен из ПСР. Теперь Савинков нашел союзников в лице казаков. На Демократическом совещании в октябре 1917 года он был избран в Предпарламент в качестве депутатов от Кубанской области.

Октябрьскую революцию Савинков встретил враждебно. Приходится встречать довольно интересные объяснения того, почему Борис Викторович плохо относился к большевикам. Во-первых, Савинков был русским националистом, поэтому большевистский интернационализм был ему чужд. Во-вторых, как эсер (хоть и бывший) Борис Савинков считал первоочередной задачей освобождение крестьянства и не мог принять доктрину о диктатуре пролетариата; в-третьих, онвсегда подчеркивал роль русского Сверхчеловека, а большевики больше интересовались массами, чем индивидуумом. Так или иначе, Борис Савинков сотрудничал с противниками большевиков, более того, весь межреволюционный период активно боролся с большевистским влиянием в стране в целом и в армии в частности. Как только в Петрограде происходит переворот, Савинков пытается подбить казаков на штурм и освобождение Зимнего, но те отказываются участвовать в вооруженной атаке, и Борис Викторович бежит в Гатчину к стоящим там войскам Краснова, где уже находится и Керенский. После провала наступления Краснова на Петроград Савинков бежит на Дон и присоединяется к формирующейся здесь Добровольческой армии.

В феврале 1918 года бывший террорист и опытный заговорщик Савинков организует в Москве подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», членами которого являются бывшие гвардейские офицеры. Заговор был раскрыт в мае того же года, многие члены Союза были арестованы, но руководителю удалось скрыться. Затем он участвует в организации антисоветских выступлений в Муроме, Ярославле, Рыбинске, готовит покушения на Ленина и Троцкого.

Некоторое время Савинков находился в белом отряде Каппеля, затем подался в Уфу. Глава Директории Авксентьев направил его с военной миссией во Францию. Там Савинков возглавил колчаковское бюро печати «Унион», пытался добиться от французов оказания материальной помощи сначала Колчаку, а затем и Деникину. В это время Борис Савинков встречается с главными противниками Советской России в западной политике.