Текст книги "100 знаменитых харьковчан"

Чичибабин Борис Алексеевич

(род. в 1923 г. – ум. в 1994 г.)

Выдающийся русский поэт XX века.

Знакомясь с биографиями известных людей, приходится разбираться в истинных мотивах их поступков. Часто люди преследуют определенную цель, которую нежелательно выставлять напоказ; как правило, есть скрытая подоплека их поступков. Читая же о Борисе Чичибабине, ловишь себя на мысли, что поэт тем и отличался от других, что говорил и писал то, что думал.

Борис Алексеевич Чичибабин родился 9 января 1923 года в Кременчуге, в доме родителей матери Натальи Николаевны Чичибабиной. С мужем, отцом ребенка, который оставался в Харькове, она, узнав о его неверности, вскоре рассталась. Вторично Н.Н. вышла замуж за военнослужащего летной части Алексея Ефимовича Полушина. Он усыновил полуторагодовалого мальчика и дал ему свою фамилию. До 1930 года семья жила в Кировограде, затем переехала в поселок Рогань Харьковской области. Здесь Борис пошел в школу. Уже тогда он проявлял особый интерес к литературе, начал писать стихи. Когда мальчику было 12 лет, Полушины-Чичибабины переехали в Чугуев, где Алексей Ефимович получил должность начальника штаба эскадрильи летного училища. Борис учился в Чугуевской 1-й школе с 5-го по 10-й класс. Здесь он посещал литературный кружок, публиковал свои стихи в школьной и даже городской газете под псевдонимом Борис-Рифмач. Борис Полушин отличался целеустремленностью, был яростным спорщиком. Больше всего его интересовали книги. В письмах к родителям – будь то пионерский лагерь или в дальнейшем ГУЛАГ, – он все время просил книги, которые ему нужно прислать. Любовь эту Борис сохранил на всю жизнь. Друзья Чичибабина вспоминают, что первое, что делал поэт, когда приходил в дом, – устремлялся к книжному шкафу, уходя – всегда брал с собой что-то почитать. При этом книги он, казалось, лишь пролистывал, но впоследствии мог довольно точно воспроизвести прочитанное. Он всегда легко сдавал любые экзамены.

По окончании школы Борис Полушин поступил на исторический факультет Харьковского университета. Но война прервала его учебу. По настоянию семьи он перебрался в г. Батайск – место нового назначения Алексея Ефимовича, а затем вместе с авиаучилищем в г. Евлах Азербайджанской ССР. Именно здесь Борис узнал, что Полушин – ему не родной отец. Хотя это было потрясением для него, но на отношения с отчимом это не повлияло: Борис всю жизнь называл Алексея Ефимовича папой.

В ноябре 1942 г. Полушин был призван в армию, служил солдатом 35-го запасного стрелкового полка Грузинской ССР. В начале следующего года поступил в школу авиаспециалистов в городе Гомбори. С июля 1943 года до самой Победы проработал механиком по авиаприборам в разных частях Закавказского военного округа. Несколько месяцев после Победы он занимал аналогичную должность в Чугуевском авиаучилище, затем был демобилизован по болезни (варикозное расширение вен с трофическими язвами).

Борис решил продолжать учебу в Харьковском университете, по наиболее близкой ему специальности филолога. После первого курса готовился сдавать экзамены сразу за два года, но ему было не суждено получить высшее образование. Дело в том, что он продолжал писать стихи – и во время воинской службы, и в университете. Написанное – «издавал»: складывал пополам школьные тетради, превращая их в книжечки, и давал читать многим студентам. Тогда-то Полушин и стал подписываться фамилией матери – Чичибабин. Поэзия молодого поэта отличалась вольнолюбивым характером, в ней проявлялось столь свойственное ему бунтарство. В июне 1946 года Чичибабин был арестован и осужден за антисоветскую агитацию сроком на 5 лет. После почти двухлетнего (с июня 1946 по март 1948 г.) заключения в тюрьмах (Лубянка, Бутырская и Лефортовская) он был отправлен по этапу в Вятлаг Кировской области. Надо отметить, что Борис Алексеевич никогда не ставил себе в заслугу лагерное прошлое, ссылаясь на малый срок («пять лет давали ни за что»), и считал, что самое трудное для него время наступило после лагеря, из которого он вернулся с клеймом политзаключенного, а сталинщина еще вовсю лютовала в стране. Но очевидно, что именно лагерь сделал из способного, но наивного молодого стихотворца того нравственно-сильного, острого, чувствительного к любой гражданской или человеческой несправедливости поэта, каким считают Бориса Чичибабина.

 
До гроба страсти не избуду.
В края чужие не поеду.
Я не был сроду и не буду,
каким пристало быть поэту.
Не в игрищах литературных,
не на пирах, не в дачных рощах, —
мой дух возращивался в тюрьмах
этапных, следственных и прочих.
 

(«До гроба страсти не избуду…»)

В Харьков Борис Чичибабин вернулся в июне 1951 года со своей лагерной подругой Клавой Поздеевой, но она вскоре покинула город. Долгое время поэт был разнорабочим. Около года он проработал в Харьковском русском драматическом театре в качестве рабочего сцены, а затем окончил бухгалтерские курсы, которые были самым быстрым и доступным способом получить специальность. В 1953 году Борис Алексеевич начал трудовую деятельность в качестве бухгалтера домоуправления. Там он познакомился с паспортисткой Матильдой Федоровной Якубовской, которая стала его женой.

В это время в стране начинаются большие перемены. Не за горами разоблачение Сталина (Чичибабин будет реабилитирован после судьбоносного XX съезда партии), а пока постепенно прекращается вал репрессий, потихоньку оживает культурная жизнь страны. Чичибабин заводит в Харькове ряд знакомств с представителями местной интеллигенции, в том числе – литературной. Среди его друзей филолог, поэт Марк Богославский; поэт Марлена Рахлина; актриса-чтица Александра Лесникова; актер, художник Леонид Пугачев; филолог Александр Басюк и другие. С 1956 по 1962 год Борис Алексеевич все еще работает бухгалтером в грузовом автотаксомоторном парке. В тот же период он знакомится с поэтами, бывшими харьковчанами Борисом Слуцким, Григорием Левиным, переписывается с другими советскими поэтами. Стихи Чичибабина производят сильное впечатление на его новых знакомых. В 1958 году появляется первая публикация в журнале «Знамя» (под фамилией Полушин). В Харькове в маленькой чердачной комнатушке на ул. Рымарской, 1, у Чичибабина собираются любители поэзии, образуется что-то вроде литературных «сред». То, как Борис Алексеевич читал свои стихи, стало уже легендой. Большинство своих произведений он знал наизусть (возможно, потому что их не печатали, и значительную часть своей жизни ему приходилось читать их неоднократно в разных домах, куда его приглашали).

Он закрывал глаза и читал – сильно, вдохновенно, даже для одного гостя. Было в этом длинном, сутулом, рыжебородом (тогда), порывистом и одновременно мягком, наивном человеке что-то очень притягательное. «Глухая, гулкая, истовая, надсадно-торжественная», – так пишет о чичибабинской интонации один из бывших его студийцев писатель Юрий Милославский. Среди знакомых Чичибабина – Маршак, Эренбург, Шкловский. В начале 60-х годов харьковский поэт несколько месяцев живет в Москве на квартире Юлия Даниэля и Ларисы Богораз, готовит к печати свой первый сборник, выступает в литературном объединении «Магистраль». В это время его стихи публикуются в «Новом мире», харьковских и киевских изданиях.

В 1963 году увидели свет два первых сборника стихов Чичибабина. В Москве издается «Молодость», а в харьковском издательстве «Прапор», чуть раньше – «Мороз и солнце». Следующие два сборника – «Гармония» (1965) и «Плывет Аврора» (1967) – вышли в Харькове. В них, к сожалению, немало литературных поделок, а лучшие стихи изуродованы цензурой, главные же произведения вообще отсутствовали. Чичибабин никогда не умел бороться с редакторами и цензорами, но, остро переживая за содержание сборников, писал:

 
При желтизне вечернего огня
Как страшно жить и плакать втихомолку.
Четыре книжки вышло у меня.
А толку?
Я сам себе растлитель и злодей,
и стыд и боль как должное приемлю…
 

(«Уходит в ночь мой траурный трамвай…»)

В августе 1964 года Чичибабину поручают руководство литературной студией при ДК работников связи. Работа чичибабинской студии стала ярким эпизодом в культурной жизни Харькова, вкладом города в «шестидесятничество». Занятия, чтения, которые вел Борис Чичибабин, навсегда запомнились их участникам. Сам поэт часто читал здесь свои стихи, затевал интересные споры. Застенчивый по натуре человек, Чичибабин мог до хрипоты отстаивать свою точку зрения. Характерная деталь: на чтениях он приветливо относился к любому пришедшему на них стихотворцу – даже если это был заурядный и не слишком способный сочинитель. Из-за этой своей позиции у Бориса Алексеевича постоянно возникали жаркие споры с молодыми талантливыми студийцами, которые высмеивали того или иного незадачливого новичка. Он вообще относился к поэзии – как к деятельности религиозной, считал, что человек очищается через творчество. В стихотворении, посвященном Пастернаку, Чичибабин писал:

 
И меришь, и вяжешь навек
веселым обетом:
– Не может быть злой человек
хорошим поэтом.
 

(Пастернаку)

Свои стихи, особенно на гражданские темы, Чичибабин стремился прочитать как можно большему числу слушателей. Это и подводило харьковского правдоискателя. В 1966 году по негласному требованию КГБ Чичибабина отстранили от руководства студией. Сама студия была распущена. По официальной версии – за занятие, посвященное Цветаевой и Пастернаку. На самом деле, у Чичибабина и без того было достаточно грехов, с точки зрения советских идеологов.

В жизни поэта начинается тяжелый период. К проблемам в литературной судьбе добавляются семейные неурядицы. О его душевном кризисе свидетельствуют такие стихотворения, как «Сними с меня усталость, матерь Смерть?», «Уходит в ночь мой траурный трамвай?».

Но случается непредвиденное: осенью 1967 года он встречает бывшую студийку, почитательницу его таланта – Лилию Карась. Их встреча в корне изменила судьбу Бориса Алексеевича. С 1968 г. начинается их совместная жизнь. Это стало для него настоящим спасением. Он посвятил ей впоследствии множество стихотворений.

 
В том страшном сне, минутная, как милость,
чуть видно ты, неведомая, снилась.
Я оживал, в других твой свет любя.
И сам воскрес, и душу вынес к полдню,
и все забыл, и ничего не помню.
Не спрашивай, что было до тебя.
 

(«Не спрашивай, что было до тебя…»)

С этого времени Борис Чичибабин решает, что будет писать только так, как ему диктует совесть. Совесть и поэзия Чичибабина – вообще понятия неразрывно связанные. Его поэзия отразила трагический путь советского и постсоветского общества, она несет отпечаток внутренней свободы, нравственного поиска и ответственности человека перед Богом. Ответственность – один из основных лейтмотивов всего творчества Чичибабина:

 
Немея от нынешних бедствий
и в бегстве от будущих битв,
кому ж быть в ответе за век свой?
А надо ж кому-нибудь быть…
 

(«Клубится кладбищенский сумрак…»)

В поэзии Чичибабина переплетена философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Исследователи творчества поэта говорят о его совершенно особом чувстве звукового равновесия, о неподверженности моде, поэтическим клише. Чичибабина называют самым простодушным, искренним и одновременно мудрым и умелым поэтом.

Борис Алексеевич с Лилей вели очень активную жизнь – они посетили многие города, встречались с десятками людей, заводили новые знакомства. Среди хороших знакомых поэта – Александр Галич, Феликс Кривин, супруги-писатели Шаровы, Мыкола Руденко. Чичибабин в течение многих лет состоял в переписке с философом Григорием Померанцем и поэтом Зинаидой Миркиной. В этих письмах обсуждались самые серьезные проблемы нравственного, социального, философского характера. Если в широких кругах Чичибабин был неизвестен, то среди т. н. инакомыслящих – тех, кто читал самиздатовские книги, ловил «Голос Америки», листал «Хронику текущих событий», – он был известен достаточно хорошо. В 1972 году в самиздате появился сборник стихов Бориса Алексеевича под редакцией известного литературоведа Леонида Ефимовича Пинского. Кроме того, по рукам ходили магнитофонные записи с квартирных чтений поэта, переписанные и перепечатанные отдельные листы с его стихотворениями. В 1974 году Чичибабина вызывали в КГБ. Там ему пришлось подписать документ о том, что, если он будет продолжать распространять самиздатовскую литературу и читать стихи антисоветского содержания, то он будет привлекаться к ответственности.

Еще в 1966 году Борис Алексеевич был принят в Союз писателей. (Одну из рекомендаций дал ему С. Я. Маршак.) Печататься, правда, удавалось на рубеже 60-70-х уже с трудом. Упомянутый же самиздатовский сборник привел к тому, что Чичибабина исключили из Союза писателей. Интересно, что для начала от него потребовали принести стихотворения, которые он читал на вечере, посвященном его 50-летию, в Харьковском отделении Союза писателей. Друзья советовали Чичибабину переслать наиболее невинные стихи, но Борис Алексеевич так делать не умел и отослал самые острые – такие, как «Тебе, моя Русь» и «Памяти А. Твардовского». В последнем были, например, такие слова:

 
И если жив еще народ,
то почему его не слышно?
И почему во лжи облыжной
молчит, дерьма набравши в рот?
 

(Памяти А. Твардовского)

Наступила пора пятнадцатилетнего замалчивания имени поэта. Все это время (с закрытия литературной студии в январе 1966 г. и до марта 1989 г.) он работал старшим мастером материально-заготовительной службы Харьковского трамвайно-троллейбусного управления. Публикации, очень редкие, появлялись только за рубежом. Наиболее полная появилась в русском сборнике «Глагол» в 1977 г. (США, издательство «Ардис») стараниями Л. Е. Пинского и Льва Копелева.

Настоящая известность пришла к Борису Алексеевичу лишь во время перестройки, когда поэт уже не чаял увидеть свои стихи напечатанными. Помогли почитатели. Москвич Владимир Нузов, любивший поэзию Бориса Алексеевича, берет на себя роль рассыльного стихов поэта во все престижные московские журналы и газеты. Лиля перепечатывала стихи и посылала их из Харькова в Москву. Борис Алексеевич страшно раздражался по поводу всей этой деятельности. «Оставь меня в покое вместе с Нузовым!», «У меня есть мой Бог, и больше мне ничего не надо!», «Я знаю, что такое редакторы!» Но Нузов продолжал настаивать. Он говорил, что имя Чичибабина на слуху, многие журналы охотно берут подборки его стихотворений. Впрочем, принимать стихи принимали, а вот печатать не спешили.

Тем временем харьковского поэта начинают приглашать на творческие встречи. Два таких вечера проходят в библиотеке им. Некрасова в Москве. Если на первом Чичибабин был одним из нескольких выступавших, то для второго раза ему устроили уже «сольный концерт». Слушатели были потрясены открытием для себя столь мощного поэта. На вечере присутствовала Лидия Корнеевна Чуковская, поздравившая его. В сентябре 1987 г. стихи Бориса Алексеевича появляются в журнале «Огонек» и «Литературной газете». В «Огоньке» рядом со стихами врезка с представлением автора, написанная Беллой Ахмадулиной. Последовали и другие публикации. Не обошлось и без ненавистной поэту редактуры и цензуры. Некоторые стихи все еще казались редакторам неуместными. Например, строку «Как непристойно Крыму без татар» (в «Судакской элегии») пришлось заменить на нейтральную «Я шел тропою горестей и кар». Зато ухватились за другое стихотворение, созвучное идеям перестройки:

 
Покамест есть охота,
Покуда есть друзья
Давайте делать что-то,
Иначе жить нельзя.
 

(«Покамест есть охота…»)

13 декабря 1987 года Чичибабин впервые выступает в московском Центральном Доме литераторов. Успех колоссальный. Зал дважды встает, аплодируя. Со сцены звучит то, что незадолго до этого (да многими и в момент выступления) воспринималось как крамола. Звучит и «Клянусь на знамени веселом?» со знаменитым рефреном «Не умер Сталин»:

 
А в нас самих, труслив и хищен,
Не дух ли сталинский таится,
Когда мы истины не ищем,
А только нового боимся?
 

И «Крымские прогулки», где опять разговор идет о татарах:

 
Умершим не подняться,
Не добудиться умерших,
Но чтоб целую нацию —
Это ж надо додуматься.
 

В следующие годы выступления и публикации потекли рекой. Чичибабина открыли для себя многие люди, жадно ловящие свидетельства наступления новых времен, меняющегося на глазах советского государства. В Харькове большой вечер проходит 5 марта 1988 года в Клубе железнодорожников – бывшем ДК им. Сталина, что само по себе символично.

Популярность Чичибабина в Харькове быстро возросла. Рассказывает Евгений Евтушенко:

«Во время предвыборной кампании я выступал в Харькове около памятника Пушкину. Народ затопил площадь? Мне шепнули на ухо: «Чичибабин здесь…». Я оглянулся и увидел в толпе этого человека, зажатого со всех сторон,? высокого, худого, похожего то ли на иконописца рублевских времен, то ли на одного из тех мастеровых, которые почти вывелись на Руси. Из-под густых бровей полыхали синевой, упасенной от всех ядовитых дымов, глаза гусляра, витязя, монаха, подпоясанного, однако, мечом? Я попросил Чичибабина прочесть стихи, и пока харьковчане аплодировали, радуясь его появлению, он неловко вытискивался из толпы и шел по краю клумбы возле памятника, стараясь не повредить цветов, держа в руках хозяйственную кошелку, выдававшую то, что он вовсе не собирался выступать. Но, знаете, и с этой кошелкой, и с этой неуклюжей застенчивой походкой он был совершенно естественен возле Пушкина».

В харьковскую писательскую организацию полетели телеграммы, подписанные, в частности, Окуджавой, редколлегией «Нового мира», с требованиями восстановить Чичибабина в Союзе писателей. Наконец состоялось заседание, на котором практически те же люди, которые изгоняли своего коллегу из Союза в 1973-м, в 1987 г. с одобрением принимают его обратно. Говорят, что Чичибабин чувствовал себя очень неловко и выглядел на этом заседании чуть ли не виноватым. Кстати, только один человек – известный прозаик Владимир Добровольский попросил прощения за свой поступок пятнадцатилетней давности.

Осенью 1988 года Харьков посещает съемочная группа с московского ТВ «Останкино», и в начале 1989-го по Центральному телевидению показывают документальный фильм «О Борисе Чичибабине». В том же году фирма «Мелодия» выпустила пластинку «Колокол» с записями-выступлений поэта. В Харьков – на адрес поэта, в трамвайное управление, в писательскую организацию приходили многочисленные письма от людей, для которых Борис Чичибабин стал неожиданным и оглушительным открытием. Было среди них, например, и письмо с адресом: «Харьков – Украина. Народному поэту Борису Чичибабину».

За период с 1987 по 1989 год появляется 26 публикаций сочинений Чичибабина в центральной прессе и восемь в Украине. В конце 1989 года издается сборник «Колокол». Книга была издана «за свой счет». (Все материальные расходы взял на себя все тот же Владимир Нузов). Еще до выхода в свет этого сборника русская секция при Киевской писательской организации выдвигает Чичибабина на получение Государственной премии СССР. Когда оттуда позвонили в Харьков, Лилия Карась-Чичибабина с недоумением спросила, что может связывать Чичибабина и Государственную премию. Такое же отношение было у самого Бориса Алексеевича. Конкурс он выиграл, но, когда подошло время вручения, – колебался: стоит ли получать премию из рук власти, которая в это же время давит людей танками на улицах Вильнюса?..

А впереди еще было множество поездок и выступлений – вечера памяти Мандельштама, Паустовского, Пастернака, Ахматовой, поездки в Италию, Германию, Израиль. В последнем Чичибабина встретили очень тепло. Оказалось, что эмигранты прекрасно знают его стихи. После этой поездки он изменил свое отношение к отъезжающим. Раньше он не то что осуждал их, но и не одобрял отъезд, хотя в национализме его никто не мог упрекнуть. Множество стихотворений посвятил он разным народам – евреям, украинцам, татарам, армянам, а о самом себе написал так:

 
С Украиной в крови я живу на земле Украины,
и хоть русским зовусь, потому что по-русски пишу,
на лугах доброты, что ее тополями хранимы,
место есть моему шалашу.
 

(«С Украиной в крови я живу на земле Украины…»)

Развал Союза Чичибабин воспринял очень болезненно. Больше всего он был обеспокоен разрывом культурного пространства. Рыночную утопию, а вернее, ее проявления на деле поэт воспринял в штыки.

 
С тех пор, как мы от царства отказались,
а до свободы разум не дорос,
взамен мечты царят корысть и зависть,
и воздух ждет кровопролитных гроз.
 
 
Уже убийству есть цена и спрос.
Не духу мы, а брюху обязались
и в нищете тоскуем, обазарясь,
что ни одной надежды не сбылось.
 

(«С тех пор, как мы от царства отказались…»)

Стихотворение Бориса Алексеевича «Плач по утраченной родине» сторонники украинской самостийности принять не могли. Многим очевидцам запомнилось возмущение Лины Костенко по поводу стихотворения «Россия, будь!», высказанное ею Чичибабину на вечере, посвященном 70-летию поэта, который она открывала добрыми словами о его творчестве в целом. Глубоко уважаемая Борисом Алексеевичем Лина Васильевна говорила о многовековом давлении на украинскую культуру со стороны великороссийских шовинистов, на что Чичибабин отвечал, что поэзия Лермонтова и Пушкина в этом не виновата?

 
Где ж просвет? Империи-то нет,
хлебушек-то дорог…
Лина, Лина, Вы ж таки поэт,
а не идеолог.
 
 
Разве, Лина, разных мы кровей?
Вам на губы перст мой.
Наша Русь природней и первей
царской да имперской.
 

(Лине Костенко)

В 1993 году группа киевских кинодокументалистов во главе с режиссером Нахмановичем в последний раз снимает Бориса Чичибабина. Фильм назвали «Исповедь». Поэт уже не успел посмотреть эту ленту. В том же году литературно-общественное движение «Апрель» наградило Бориса Алексеевича премией имени А. Д. Сахарова «За гражданское мужество писателя».

Последние два года жизни Чичибабин все чаще болел. Ноги, легкие (сказалось многолетнее курение), стенокардия. Последнее выступление поэта состоялось в Москве в киноконцертном зале «Октябрь» на вечере «Литературной газеты» – «Автограф», 12 ноября 1994 года (на этом вечере он был единственный не москвич). В эти же дни Кирилл Ковальджи, главный редактор издательства «Московский рабочий», вручил ему сигнальные экземпляры сборника «Цветение картошки». А через месяц в Харькове дома поздно вечером ему стало плохо. Он потерял сознание и только успел произнести, что ему надо помолиться. На другой день, уже в реанимации, когда Борис Алексеевич был в безнадежном состоянии, жена в волнении прокричала ему:

«Боря, ты меня слышишь?» – «Слышу», – последние слова поэта. Он умер 15 декабря 1994 года.

Чичибабин успел подготовить к печати книгу «В стихах и прозе», как бы свое «избранное», изданную в Харькове в конце 1995 – начале 1996 г.

В Харькове помнят своего выдающегося земляка. Его именем названа улица, на одном из домов которой можно увидеть скульптурный портрет поэта. В 1998 году в издательстве «Фолио» вышла в свет книга статей и воспоминаний о Чичибабине и переиздание книги, собранной им самим: «В стихах и прозе». В 2002 году был издан трехтомник его сочинений, в котором можно найти не только стихотворные, но и прозаические произведения Бориса Алексеевича, его письма, интервью и даже стенограммы заседаний исключения и восстановления поэта в

Союзе писателей. Друзьями и вдовой поэта составлены и увидели свет небольшие сборники Чичибабина: «Экскурсия в Лицей», «Когда я был счастливый» и «Стихотворения». В 2004 г., к 350-летию Харькова фирма аудиозаписи выпустила комплект из пяти компакт-дисков, на которых записаны выступления поэта.

История подтверждает слова, сказанные некогда Борисом Алексеевичем:

 
И я не рожден в девятьсот двадцать третьем,
а вечно живу на земле.
Я выменял память о дате и годе
на звон в поднебесной листве.
Не дяди и тети, а Данте и Гете
со мной в непробудном родстве.
 

(«Куда мне бежать от бурлацких замашек?..»)