Текст книги "Аллегро"

– Заезд, гостиница, обед, небольшой отдых, в девятнадцать часов автобус, и на точку… Концерт у нас сегодня… Биток. Я проверил. Место хорошее. Какое надо СМИ для раскрутки я заказал. Всё будет о кей. Сёма дело знает.

По ходу перечисления программы, Венька кивал головой, часть музыкантов тоже с интересом прислушивалась…

– А завтра?

– А завтра по плану выходной, – продолжил перечисление плановых этапов Сёма. – А послезавтра…

– Про послезавтра пока не надо… – остановил Венька. – Спасибо, маэстро. – Повернулся к Саньке. – Вот видишь! Всё складывается: сегодня с нами, а завтра развернёмся… Идёт?

– Нам надо отметиться, наверное.

– Отметимся.

– А мой воспитатель?

– Воспитатель? – переспросил Венька, он уже и забыл про него. – А, – оборачиваясь, воскликнул. – Воспитатель, Лёва! – небрежно пожал плечами. – А что с ним? С ним всё в порядке, я думаю. Сейчас выясним. Девочки, Лёва, – громко позвал он. – Как там дела на галёрке? Как настроение?

– Всё нормально, товарищ командир, – дружно ответили ему девичьи голоса с «галёрки». – Весело! Лёва вообще классный дядечка! Конфетка!

– У рокеров нет вопросов! – блаженствуя, подтвердил и Лев Маркович.

– О, видал, уже светлеет! – заметил Венька. – А говорили – тёмный!

В предконцертной эйфории быстро прошла часть дня. И так называемый заезд в гостиницу, как обещал Сёма Вайншток, и сам обед, и лёгк… нет, вот лёгкого отдыха практически не было. Вместо него ребята с интересом выглядывали в окна с двадцать восьмого этажа, болтались по номерам, бренчали на гитарах, распаковывали чемоданы, доставали концертную одежду и прочее… Радовались приезду, встрече с Санькой, себе самим, началу гастролей, веселились… И оглянуться не успели, как Сэм уже объявил о поданном автобусе… Так же, гурьбой, но уже в несколько нервозном, предконцертном состоянии поехали на «точку». И Санька, конечно, поехал, и Лев Маркович.

Интересный момент, Лев Маркович, нужно ему отдать должное, попытался было напомнить о своих погонах и цели своего «высокого десанта» в Швецию, но фанатки пресекли «вахту памяти», напомнив, что он теперь всего лишь рядовой, и как следует из Устава, беспрекословно обязан выполнять любые приказы и распоряжения «вышестоящих» дам. Пили же за это – забыл? – «Ол-ле, ол-ле…» В подтверждение, с решительным видом и воинственными кличами навалились на него – физически! – обезоружили – морально! – подавили волю и сознание, – условно! – взяли в плен… А он и не сопротивлялся особо. С чего бы! В кои-то годы, люди!! Так повезло с этим солдатом! Скажи кому – не поверят… А не скажи – никто и не узнает. Зачем тогда и говорить, если масть катит… Ё моё! Лев Маркович Ульяшов блаженствовал, чувствуя на себе горячие их девичьи тела, сплетённые вокруг себя руки, перед лицом притворно нахмуренные брови, суженные девичьи глаза, в которых прыгали смешинки, сжатые губы, или, наоборот, как у тигриц оскаленные… В таком плену, пожалуй, вполне бы можно и… задержаться. К тому же, как подтвердил и Венька с Сэмом Вайнштоком, день приезда – день отъезда, считаются пустым, личным днём. Какие тогда сомнения-размышления – впер-рёд, мотопехота, на концерт…

И оторвались… Так разыгрались! Заведя себя и публику, музыканты не давали даже за столики гостям вечера присесть… За клавишными и перкуссии (естественно в цивильном) сидел Санька Смирнов; за фортепиано Вэл; на авансцене метался с микрофоном большой Венька; неподалёку Герка размахивал грифом соло-гитары; с другой стороны «вторил» Смэш с ритм-гитарой; Тритон «в полный рост» «кухарил» за ударной установкой… Микрофонов перед музыкантами было много, но порой, казалось, их было недостаточно. И соло и бек-вокал с подтанцовками, всё было как надо, всё «по-взрослому». Усиление и звук прекрасно вписывались в «концертное» пространство, синхронно мельтешили осветительные и цветовые пушки, мощный драйв музыкантов доводил гостей до экстаза… В прямом смысле, кажется. Группа поддержки музыкантов, фанатки, внешне сильно тому способствовали – та-ак вытанцовывали… и на сцене, и между столиками, полный улёт!

Санька Смирнов редко посматривал в зал. Игрой увлечён был. Вся прошлая жизнь вдруг разом вспомнилась, обогнав, нахлынула, затопила. К сожалению, казалось, совсем была забыта в стенах солдатской казармы, но нет, она не ушла, она в нём была, в его памяти, в его пальцах, на самых их кончиках. Всё окружающее пространство, весь мир в Смирнове в треугольник вдруг замкнулись. Душевный порыв сердца особое настроение поднимал, неподвластная пониманию комбинаторика где-то из глубины подсознания на грани восторга варианты предлагала, и пальцы рук, чуткие, лёгкие, точные, отзывчивые… Опережая слух, понимание, оценку… выдавали немыслимые, казалось, аккорды, гармонию, пассажи… Вели за собой, подчёркивая, сливаясь, умножая, преумножая, поднимая восторженную энергию танцующих, физически, казалось, видимую. Так же, как и плотную, немыслимыми красками переливающуюся мелодизмом и гармонией одного за другим звучащего фантазийного музыкального произведения, множественно увеличенных усилителями. Чутко отзывались и остальные музыканты, угадывая особый импровизационный драйв ведущего солиста Смирнова. Тоже мгновенно вспомнили его «руку», его почерк, его удивительную способность каждый раз по новому «видеть» одно и тоже произведение, по разному и обыгрывать его. Смирнов импровизировал красиво, интересно, талантливо… Музыканты, вовремя угадывая тот или иной неожиданный гармонический ход, с улыбками переглядывались, включались в импровиз, переходя с одной каденции на другую. Драйв! Драйв! Драйв!!

Венькин голос, голоса вокалистов и звуки оркестра высоким восторгом бились в пространстве танцпола.

Вокруг множество гостевых столиков. На них светлячками проглядывали интимные лампы-торшеры, освещая закуски, напитки, мудро при этом не заглядывая в лица посетителей. И музыкантам это не нужно было. Им того достаточно было, что танцевальная площадка не пустовала. Всё время заполнена была. Что и требовалось. У гостей хорошее настроение. У музыкантов тоже, у Сёмы Вайнштока, у фанаток… Это же кайф! Это же драйв! Это же… То – что надо! На площадке вытанцовывал и Лев Маркович. Да, и он тоже! Несколько неуклюже в начале, дальше-больше, неплохо уже копировал группу поддержки. Не многое ему удавалось, закостенелая военная осанка, масса и габариты уступали грациозным, порой механистическим движениям тел фанаток. Но на всех лицах был кайф и блаженство… Кайф и…

Уф-ф-ф!

В начале третьего часа ночи, под аплодисменты валящихся с ног «отдыхающих», музыканты закончили играть.

Сёма Вайншток фужерами с шампанским поздравил бригаду «с вот таким вот классным почином!». Поздравили и Сёму. Особенно Смирнова. Вэлл, Санькин «сменщик», огорчённо покачал головой, жаль «мастер класс» так быстро закончился. Если бы он знал, что так качественно всё пройдёт, обязательно бы записал Санькину работу на магнитофон, для себя, для ориентира, как направляющую и указывающую. Венька ободряюще хлопнул Вэлла по спине: «Бесполезно, старик! Его каждый раз записывать нужно, плёнки не хватит»… Посмеялись…

Хорошее начало гастролей…

– А теперь в гостиницу, – скомандовал Венька. – В номера! В душ, и… ля-ля-ля, тополя, и… Спать! Спа-ать, спа-ать, спа-а-а-а… Устали!

– О-о-о, пое-ехали-и… Ур-ра!

– Спа-а-а-ать!

– Конечно спать. Спать… – с восторгом восприняли последнее фанатки из группы поддержки.

Не верьте этому, нет, конечно, заснули они под утро. Совсем под утро. И не только потому, что какие-то ля-ля-ля, тополя отвлекали, а потому, что взвинченное гармонией, ритмом, праздничной атмосферой состояние бодрило мозг, нервы, хотя само тело требовало, просто вопило о тишине и покое, ан нет… Ещё и пили чего-то, и болтались из номера в номер, целовались с фанатками, вполголоса вокалили, подшучивали друг над другом, на этот раз больше над Лёвой. Девчонки его, как лот, даже разыграли, кто с ним спать будет. Выиграли сразу две… За двести долларов… Лев Маркович даже подыгрывал, как бодибилдер демонстрировал внешние физические достоинства… Санька пребывал в нежных и трепетных руках «своей» Алисы, которая не спускала с него глаз, ждала момента, когда же они вдвоём останутся. Венька как всегда «проблему» оставил на потом, она сама срастётся… Остальные музыканты тоже не были обделены вниманием… Колбасились. Сэм на всё это смотрел спокойно, выручку от работы группы он уже получил, уже разложил по статьям, и себе и ребятам выдал положенное… Неплохо получилось. И что ещё «взрослому» человеку скажете надо (определение «старый», Сёма Вайншток сознательно игнорировал), тем более продюсеру? Сыт, здоров, с башлями… В его-то возрасте! – только спать… Но Венька не дал.

Он разбудил Сэма где-то без четверти одиннадцать. Так поздно? Что вы, читатель, для кого семь часов – утро позднее, для кого и одиннадцать ещё рано.

Не выспавшийся, хмурый, в шортах, майке, шлёпанцах, Сэм вскоре вышел из подъезда гостиницы, встал ослеплённый солнцем, и бликами от витрин и сияющих авто, подслеповато прищурился, оглянулся по сторонам. Неподалёку, из-под тента придорожного кафе ему махали – Венька и Санька Смирнов. Сёма кивнул головой, вздохнул, зевая и поёживаясь, сутулясь, направился к ним.

Большая часть столиков была свободна, рано ещё, не время. Да и туристы, какие были, давно уже разъехались по разным маршрутам… Одна треть столиков и занята всего лишь. За одним из них Венька и Смирнов. Перед ними кофе, бутерброды. Ранний завтрак.

– Так, говорите, какие проблемы, – садясь и сразу же закрывая глаза, заявил Сёма. – Я спать пойду. Я не выспался.

На последнее Венька не обратил внимания.

– Кто сказал про проблемы, у нас нет проблем, мелочи, – хохотнул он, и заметил Сёме. – Кстати, много спать, Сёма, вредно… Суворов, например, я слыхал, спал не более шести часов, и ничего, говорят, нормально командовал…

– А я что, плохую площадку вам вчера сделал? – Сёма приоткрыл один глаз. Никакого сна в нём не наблюдалось, хотя все остальные составляющие Сёминого тела говорили об обратном…

– Нормальную, – согласился Венька. – Главное, с колёс гастроли начались, это в кайф… Молодец! А скажи, начальник, а как мы тебе вчера отыграли? Тебе понравилось? – Венька кивнул на Саньку Смирнова.

Всё тот же, один Сёмин, прищуренный глаз, оглядел Саньку, потеплел.

– О, Саня очень хороший музыкант. Талантливый. Для начала очень даже неплохо получилось, дальше бы так… Так в чём дело, ребятки? Рано ещё. – В оба глаза уже смотрел Семён.

Проснулся, значит, старик, отметил Венька и навалился на столик.

– Сёма, дело есть, позвони по мобильнику в Санькин оргкомитет. Скажи, чтоб не переживали. Пусть отметят. Потеряли, наверное. Сань, покажи приглашение. Там все телефоны.

Смирнов немедленно подвинул продюсеру сложенный лист бумаги.

– И только за этим, вы, меня… – небрежно разворачивая и косясь на бумажный листок, возмутился Сёма.

– Надо, Сёма! – перебил Венька. Произнёс он это с таким серьёзным видом, таким прочувствованным голосом и таким выразительным взглядом, что Сёма осёкся.

– Нет проблем, если так уж… И что сказать? – поинтересовался он.

– Узнай, где сейчас… эээ…

– Гейл Маккинли, – подсказал Смирнов.

Семён Маркович рот открыл.

– А-а-а… А это кто? – протянул он. – Певица?

– Нет, – Венька отрицательно покачал головой, и как ребёнку пояснил. – Это очень хорошая девушка, Сёма. Очень! Она Саньку ждёт.

Сёма смотрел удивлённо.

– Не понял. Так отметить, или сказать, чтоб приезжала?

– Да, – подтвердил Венька. – И то, и другое. Главное, узнай, в каком отеле она и вообще.

– Ну… это вы и сами могли… – понимая, что от него всё же не отстанут, заметил Сёма, заглядывая в приглашение и раскрывая телефон раскладушку.

– Гуд монинь, мэдам, – вежливо произнёс он, когда ему ответили. – Айм…

– Айм Ульяшов, – шёпотом подсказал Смирнов.

Самуил Вайншток округлил глаза на подсказку, но включился.

– Айм Ульяшов, фром Раша… Йес! О-о-о, – обрадовано вдруг воскликнул, и неожиданно перешёл на русский язык. – Вы говорите по-русски, мадемуазель, – изумился он. – Мне это очень приятно… А-а-а, потому что на языке победителя конкурса? Это теперь обязательно? Здорово! А кто победитель? Господин Александр Смирнов?! Россия?! Ух, ты!! – Сёмины глаза стали ещё более круглыми, он во все глаза смотрел на сидящего напротив Саньку Смирнова, такого он не ожидал. – Это вдвойне, мэдам, приятно. – Заявил он. – Делает честь… эээ… вашему конкурсу… – вслушался в ответ, расплылся в улыбке. – Нет, я говорю, у вас очень хорошее произношение, девушка. – Похоже там его обрывают, лицо его меняет выражение на почти официальное, он рапортует. – Нет, как же я не знаю его… Знаю… Он же со мной, здесь… Да… В смысле… эээ… я пошутил так, юмор такой. – Прикрыв трубку, сердито шипит Веньке: «Что же вы, обормоты, подставили меня, не сказали про героя, я облажался…» И вновь в трубку прежним ровным, любезным голосом. – Нет, мы не потерялись, мы давно здесь в Стокгольме, вчера и прилетели… Кого мы не заметили? «Боя» с табличкой! Нет, всех видели, а боя, извините, не заметили… Устали, наверное… Что? Нет, мы у друзей!.. Мы к друзьям заехали… Кстати, должен заметить, – Сёму похоже заносит. – У вас в Стокгольме чудесная российская молодёжная рок-группа сейчас гастролирует «Хот раша фингерз». Поздравляю! Вы случайно вчера не были у них на концерте в… Весь город там был… Вся элита…А-а-а, и вы как раз были, и… с мужем! – Венька со Смирновым переглянулись. – Очень приятно! И что? – тоном соблазнителя, продолжал рекламировать Сёма. – Как вам? Понравилось? Ну вот!.. Вот!.. Да!.. – Венька, опустив голову, осуждающе качал головой. – У них, вы знаете, просто чудесный продюсер, почти волшебник, Сэм Вайншток, австралиец, не слыхали? О-о-о, очень рекомендую, очень. – Уже себя торопливо принялся рекламировать Сёма. – Хороший парень, причём, в самом расцвете лет, главное, надёжный, и многое может… Да, спасибо. Я им передам… Да, пожалуйста… Очень приятно! Приходите ещё… – Смирнов с Венькой грубо встряхивают Сёму, шипят: «Ты о деле говори». – Да, кстати, – спохватывается Сёма. – Вы не подскажете, где сейчас мисс… – глазами спрашивает подсказки, Смирнов быстро пишет её имя на обратной стороне приглашения… – Э-э-э… Гейл Маккинли… Да! – выслушав, восклицает. – Что? Она член Оргкомитета, вы говорите? О-о-о! Не знал… Где, вы говорите она? В «Шератоне»… Это понятно… Как уехала? Куда? Когда? На долго? Не знаете… А где это, не подскажете? А-а-а, понятно. А давно? – Венька с Александром слушали с возрастающей тревогой и напряжением. – Или вчера вечером или сегодня утром… Спасибо. Большое спасибо. Я позвоню на ресепшн… Да, мы сегодня же и приедем. Отметимся. Конечно! Мы люди дисциплинированные, да! Гуд бай, мэдам! До свидания! Было очень приятно… – Отключил сотовый телефон, хлопнул рукой по столешнице, огорчённо закрутил головой. – Ну подставили, так подставили… Санёк, ты, оказывается, национальный герой у нас, и молчишь!!

Венька отмахивается.

– Это мелочи, Сёма, это понятно, – дёргает его за руку. – Что там тебе сказали? Куда она уехала?

Сёма ещё не пришёл в себя.

– Похоже, на уик-енд, – переводя взгляд с одного юношу на другого, пожимает плечами. – Хотя, не выходные ещё… Ну, я облажался! Ну, понимаешь, дела!

– Далеко это? – перебивает Смирнов.

– Саня, это у вас в России всё далеко, у нас в Европе всё рядом, – поджав губы, наставительно заявляет Сёма.

– Ну и… – грозно нависает над столиком Венька.

– А я разве сказал «нет»! – в еврейской тональности блажит Сёма. – Я не спорю! Это почти двести километров… Горы, ущёлья, ветры… Кстати, там где-то у нас съёмки вашего клипа запланированы…

– Которые на мотоциклах? – припоминает Венька, и загорается. – Так и давай… Поехали.

– Конечно! – в нетерпенье подскакивает Санька. – Что же мы сидим?

Самуил Вайншток пугается.

– Ну так же не делается, товарищи – господа! Это же не Россия! Надо же приготовится! У клипмейкеров, я знаю, мы только через неделю в графике. У меня записано.

– Так мы же не сниматься, – перебивает Венька, чего тут непонятного. – Мы ж с натурой хотим познакомится, оглядеться… Без этого сниматься нельзя, нет. Ты ж знаешь! Освоить нужно площадку, то сё. Фрахтуй, Сёма, «микробус», поехали. Я тебя прошу. Нам обязательно нужно. Это же близко, рядом.

– Ни хрена себе, рядом, – упавшим голосом вдруг восклицает Сёма. – Двести кэмэ туда, и двести обратно…

– Только что говорил, что это не расстояние, что это не Россия, – ловит на слове Санька.

– Ну, если только ради вас, Саня, для русского героя… И в счёт будущих доходов, Веня.

– Конечно, конечно, Сёма, не жмись, не обеднеем, – торопит Вениамин.

Продюсер преувеличенно светло вздыхает, понимая, что всё равное придётся ехать, искать ту хорошую мисс, замечает:

– А-то опозорите где, не дай Бог, в своём интервью, порядочного еврея, что не помог соотечественнику в трудную минуту… А она красивая?

– Не то слово! – расплывается в улыбке Венька. – Красавица! Заказывай микробус.

Правду говорят, общая беда сплачивает людей. И не нужно за историческими примерами далеко ходить, достаточно посмотреть на наших военных музыкантов… Которые – мы помним – только что там, в туалете… После мгновенно вспыхнувшей драки, по разным углам разбежаться должны были, ан нет, наоборот… Привели себя и друг друга в порядок. Встряхнули дирижёра, чтоб на ногах устойчивее стоял, пожалели товарища… Не Трушкина, конечно, Женьку Тимофеева.

– Кстати, – именно так, «кстати», возвращая помятый форменный галстук на исходную позицию, прокашливаясь, поправляя воротник рубашки, как ни в чём не бывало, спрашивает старшина, Константин Саныч. – Никто не помнит, у Смирнова не было с собой случайно сотового телефона, а?

– Откуда! – скривив лицо, кисло нацелившись носом на потолок, шмыгая и косясь на всё ещё красный след из-под носа на своей руке, отвечает Трушкин.

– Я ему хотел ещё тогда дать, – огорчённо качает головой Тимофеев. – Да… не успел. К тому же, денег у меня там уже практически… Знал бы, дурак… – с огорчением признаётся Тимофеев.

– Я что хотел сказать-то…

Но Тимофеев перебивает старшину.

– О! У полковника Ульяшова точно должен быть телефон. Я уверен. Точно!

– Да, вроде был, кажется. – Припоминая, неуверенно высказался старший сержант Фокин.

– Был, был… В точку, – неожиданно обрадовано подпрыгивая, восклицает и Кобзев. – Я у него на столе в кабинете видел… Видел! Да! Только как номер узнать?

– Ну, это не проблема, – несколько высокомерно, случай восстановить авторитет представился, замечает дирижёр. – Я сейчас. – Но останавливается, задерживает суровый взгляд на одном только старшине. – Вы это… тут, – грозно произносит он. – Смотрите, чтоб опять без меня чего-нибудь такого, понимаешь, тут… Ни-ни! Не посмотрю! – грозит пальцем. – Старшина покорно кивает головой, бормочет: «есть!», «никак нет!», «так точно!». – Гха-гхымм… – раскатисто прокашливается подполковник, и небрежно бросает. – Я в штаб. Все в класс, я сейчас…

Выдохнув, музыканты зашевелились. Получается, не так иногда важно как начать, важно чем кончить, то есть как выйти из цейтнота.

Выигравшие «лот» девчонки, так за ночь умотали полковника Ульяшова, что он едва «ласты не склеил», как тяжело дыша, заметила одна из них. Кстати, это не Лёвина точка зрения, только одной стороны. Лёвина с этим не согласна была. Пребывал Лев Маркович в жутко кайфовом эйфорическом состоянии. Когда слов нет, душа на волю рвётся, и крылья за спиной растут, хоть соколом летай! Правда «ласты», «шасси», а правильнее – нижняя часть «летательного аппарата» словно чужая, пребывала в аморфном состоянии, выдохлась, находилась без сил. Только в глазах полыхал огонь… Но какой огонь! В кои-то веки… Девахи!! Такие! И сразу две! Две!! Ё моё! Мать моя армия! Полыхал огонь в глазах полковника… полыхал, но без сил. И что прикажете делать «ослабевшему бойцу» в таком случае, как быть? русскому мужчине, воину? Не знаете? Не беда, сейчас узнаете!

Есть рецепт. Мудрый! Народный! Из глубины веков.

Он простой, но действенный. Значит, так… Выйти на зорьке в чистое поле, босиком на землю встать… Ноги расставить, руки молодецки раскинуть… Набрать воздух Родины в лёгкие, и… Нет, не крикнуть! Это в другой раз, когда врага напугать надо. Сейчас другое: по росе «бульдозером» пройти… Да! Траву скосить… Землю вспахать… Зарядиться… Сил набраться… Во-от! И все дела.

Человек-скептик отзовётся «гнилым» образом: «Ха! Для этого, значит, на родину нужно вернуться, да, назад? Всё бросить и вернуться? А надо ли? Если боец далеко и в командировке? А?»

Парируем с оптимизмом, бодро и легко: «Не надо!» Есть второе верное народное средство, дополнительное: отлежатся, отоспаться, и вновь ты – боец! Как огурчик, или огуречик, кому что больше нравится.

За неимением первой возможности – русского поля и чистой росы, Лев Маркович выбрал второе: отоспаться, отлежаться… И правильно! И проще это, и дешевле, и условия тому способствовали.

В просторном гостиничном номере полумрак от задёрнутых штор, хотя давно уже и утро, даже по Стокгольмским меркам позднее. Бесшумно работает кондиционер, бесполезно светит вовремя не выключенный торшер. Там-сям – разбросана одежда. Правда женская. Мужская сложена чин-чинарём. Даже туфли рядышком, не куда-нибудь, а на Восток носками смотрят… На широкой кровати под лёгкими простынями просматриваются три в объятиях слепленные неподвижные человеческие фигуры. Одна крупная, две меньшие. Как две касатки возле кита. Они спят. «То-рео-дор, смеле-е-е-ее в бой, то-рео-дор, то-рео-дор…», куда уж некстати раздаётся в тишине сигнал мобильного телефона. Нет, это не шутка и не насмешка! Всего-навсего мобильный телефон сигналом «проснулся», наяривает, иногда ещё говорят – базлает. Сейчас именно так. Громко и нагло. Раз за разом трезвонит, не получая адекватной реакции на свои сигнальные потуги… Сам себе удивляется, но голосить не устаёт, трезвонит… Одно из меньших тел всё же подаёт признаки жизни.

Сладко потянувшись под тонким покрывалом, оно глухо произносит:

– Эй, люди, вроде телефон…

Голос хоть и приглушен одеялом, но точно не мужской, женский, девичий. Через непродолжительную паузу, как раз мелодия на секунду смолкла, раздался лёгкий смешок уже с другой стороны от тела «плавбазы».

– Что-то наш психолог вчера рано отключился, да, Нат? – спрашивает голос с левой стороны.

– Ну так…

Повозившись под одеялом, одна девушка окликнула «тело».

– Лёва, ты спишь?

«База» ответила молчанием. Мобильник продолжал бренчать…

– Ой, Верка, был бы помоложе, я бы и замуж не отказалась… – потягиваясь, светло вздохнув, ответил с правой стороны первый голос, вслед за этим из-под одеяла высунулось заспанное девичье лицо. Можно сказать красивое. Симпатичное, уж точно… Правда, детали на лице, извините…

– Я тоже… – ответила Верка, и тоже высунула голову. Тоже оказалась весьма юной и соблазнительной красоткой. С теми же, кстати, досадными деталями на лице… Одна девушка светловолосая, другая чёрная как смоль. Первая длинноволосая, другая коротко стриженная. Как день и ночь. Обе с чётко прорисованными глазами – это вчера – сегодня краска размазалась… Досадная деталь! Хорошо, что они первыми проснулись, не мужчина…

– Не переходи подруге дорогу! Я первая сказала, – шутливо замахиваясь на подругу, заметила Натали.

– А я первая подумала, – быстро парировала Верка и, глядя друг на друга, девушки весело рассмеялись.

Телефон звонил.

– Ну, надоел, гад! – признаётся Верка, и грациозно выбирается из-под одеяла. – Придушу! Где он? – грозно спрашивает.

Принимается сонно бродить по комнате, натыкаясь на «мелкие» гостиничные предметы. О-о-о!.. Стоп! Чёрт с ним, с телефоном… Не до него! На нимфу смотрите! Настолько приятная фигура у молодой девушки, если видеть её сейчас, нагой, вообще без одежды… Без пеньюара… В её возрасте – это и ни к чему. Ходила бы себе и ходила… такой… обнажённой. Тонкие руки, аккуратные, почти идеальной формы сформировавшиеся груди, тонкая талия, в меру округлые бёдра, пирсинг в пупке, округлая впадина с ровным чёрным пушком восклицательным знаком уходящим в промежность…

– Вот он, – победно вдруг восклицает девушка, выуживая телефон из под вороха одежд. Нажимает на кнопку, подносит к уху…

– Хеллоу! Speaking please!

Мелодично произносит на хорошем английском…

Именно это английское «спикинь, плиз», и слышит сейчас в ухо Сашка Кобзев, в далёкой от Стокгольма Москве, точнее в своей оркестровке. Дирижёр из штаба не пустым вернулся, «добыл» номер телефона. Кобзев первым и принялся набирать его. Вокруг мгновенно сгрудились музыканты оркестра, с неподдельным вниманием склонившись, вглядываются в лицо Кобзева, вернее в его мимику. Мимика пока оставляет желать лучшего, только надежда просвечивает, как, впрочем и у Тимофеева, и у остальных музыкантов. Тут же, чуть в сторонке и дирижёр, товарищ подполковник – руки за спину, раскачивается с пятки на носок…

– Ну! – нетерпеливо спрашивает он, как и все, напряжённо глядя на Кобзева.

Тимофеев даже на носки привстал, словно в телефонную трубку нырнуть собрался, чтобы первым услышать.

– А коды правильные? – нервно спрашивает он.

– Да правильные, правильные! Куда уж правильнее! – так же нервно, за Кобзева отвечает Генка Мальцев, и обрывает. – Тише, не мешай…

Действительно, мешать технике нельзя. Ни сейчас, ни вообще. Она же – техника! Возьмёт, да и свернёт куда-не туда эта «пулемётная очередь» из циферок. Она ж не по проводам бежит, как по рельсам, там понятно, а сама по себе, по воздуху, «взявшись за руки», иглой прошивает пространство. Попробуйте-ка, представьте! А там ведь ещё нужно и разные «чужие» спутники растолкать, на околоземной-то орбите, свой найти, пробежать по его фишкам-разъёмам, накопителям-уплотнителям, чипам разным, перепрыгнуть на другой спутник, который в нужном районе «дежурит», ухнуться на приёмную станцию, расшифроваться-дешифроваться и… добраться наконец до нужного номера… если он есть, и не занят. Кошмарное дело, сложное! Дышать даже громко нельзя.

Музыканты и не дышали…

– Главное бы ответили… – шёпотом высказался старшина оркестра.

– Ну что, что там? Не отвечают? – нарушает тишину подполковник.

Напряжённое лицо как от толчка вдруг у «связиста» – Кобзева озаряется улыбкой.

Дёрнув головой, он собирается что-то в трубку сказать, но… замирает с удивлённо открытым ртом. Улыбка сменяется досадой и недоумением… Сильным недоумением… То же самое, кстати, происходит и с лицами присутствующих. Один в один. Безусловный рефлекс всех охватил. С одной только лишь разницей, Кобзев уже «проглотил» что-то там для себя неприятное, а они ещё нет… У них впереди. Одними глазами спрашивают: «Ну!». Кобзев растерянно смотрит на телефон, хлопает глазами, бормочет:

– Ответили. Только не по-русски… – Снова прикладывается к телефону, и тут же восклицает. – Во, а теперь совсем отключились…

На этот недружественный заграничный жест, ни одно лицо безучастным не осталось. Они… Нет, печатному переводу мимика музыкантов не подлежит. Скажем индеферентно: на лицах музыкантов отразилась богатая и сложная гамма негативных чувств к иностранному абоненту… Сильно отразилась.

– Дай-ка, я попробую… – старшина нервно выхватывает из рук Кобзева сотовый телефон. – У меня рука легче… Я им щас покажу Кузькину-мать! Диктуйте цифры.

Вновь Генка Мальцев старательно диктует, Константин Саныч сердито пальцем тычет, остальные одними губами, беззвучно контролируют правильность набора. Старшина набрал. Не сбился. Ткнул пальцем в нужный символ, «стартанул», цифры улетели… Теперь ждать. Снова ждать. Самое неприятное, между прочим…

– О, – громко и всем, восклицает старшина. – Я ж говорил, мне ответят, ответили!

– Кто там? – воинственно откликается дирижёр. – Ульяшов? Дай-ка мне… – начальственно тянет руку к телефону.

– Там не по-русски, – тоже растерянно замечает Константин Саныч. Дирижёр быстро отдёргивает руку. – Женский голос… – мямлит старшина.

Короткое недоумение и вопросы в глазах махом сметает находчивый Санька Кобзев.

– Так Тимофеев же, Женька, у нас английский в последнее время в темпе учил! – как ключ к заветной двери под ковриком найдя, радостно сообщает он.

И правда, Женька не выпускал кажется из рук в последнее время русско-английский разговорник, бормотал часто что-то не понятное, зубрил. Кому ж, получается, как не ему с иностранным абонентом разговаривать – ему.

– Слава Богу! – всплескивает руками дирижёр. – Хоть один у нас в «темпе»! Давайте, Евгений, говорите. – Старшина мгновенно уступает Тимофееву место, суёт ему в руку сотовик. – Это, наверное, администратор гостиницы. – Рассуждает подполковник. – Спросите там, где Смирнов и Ульяшов? Пусть к телефону подойдут.

– Алло, м-м-м, я… это… – Похоже, пугаясь того, что говорит, мямлит в трубку на вполне понятном для всех «иностранном» языке Тимофеев…

Именно это «м-м-м, я…», сильно почему-то раздражает фанатку в далёком Стокгольме. Она в сердцах нажимает на кнопку «отбой».

– Кретины! – бросая телефон в тот же ворох одежды, поясняет подруге. – Звонят, а сами: ни ме, не бе, не кукареку! Пьянь, наверное, какая-то шведская. Хулиганы! Выспаться людям не дадут…

Маленький микроавтобус, тем временем, на самом деле какой он маленький, нормальный…. Если только с учётом размеров всей Швеции взять. Или, быть может, двухсотпятидесятитонного карьерного самосвала «Юнит Риг», прообраз «нашего» «БелАза», рядом с которым самый крупный человек смотрится как муха возле огромного ботинка альпиниста, оно, конечно, понятно. На самом деле ничего особенного, обычный «микробус» «Мерседес», которых не только в Москве, но и в Швеции оказывается полно, сверкая лаком и зеркальным отсветом от всех своих чистеньких окон, летел по чистенькой, автостраде, мимо чистенького картонно-игрушечного рельефа, с фантастически неправдоподобными пасторальными домиками, полями, коровками на них, деревцами, и романтически вырезанными силуэтами гор на горизонте, на северо-запад от Стокгольма. Вёз «поисковую» бригаду: Веньку, национального «героя» Александра Смирнова и Сэма Вайштока, с обычным для него тинейджерским рюкзачком за спиной. Сэм, естественно, за старшего.

– А если мы её там не застанем? – беспокойно вертя по сторонам головой, спрашивает Смирнов. Кстати, вертит он головой не потому, что окрестностями любуется, хотя и это интересно, но они настолько хороши и единообразны, что к ним быстро привыкаешь, возникает ощущение сплошного дежавю, а вертится он потому, что боится пропустить девушку. А вдруг да она где-нибудь вот тут окажется… или вот здесь, или там… Нет, наверное, дальше… Нервничает. Крутится.

Вайншток на это смотрит с пониманием. Не брюзжит по-стариковски, не ехидничает, он хорошо помнит, как примерно так же, недавно, каких-то пару лет назад, бросив важные дела, как мальчишка потеряв голову, летел к одной замужней красивой, обольстительной леди, на двое романтических суток из Антверпена – он там яхту себе выбирал, – в город Апии. Расстояние – уму не постижимо! Где Европа – гляньте, и где крохотный островок в южной части Тихого океана?! И не пытайтесь, не найдёте. А Сэм нашёл. Более того… Райское любовное помешательство там испытал… испил любовный нектар… Она позвонила, он всё бросил, и… Почти сутки провёл в воздухе, потом как кенгуру с острова на остров… Из аэропорта Нукуалофа, что в королевстве Тонга, на Западное Самоа, потом на остров Ваувау… И ни секунды не пожалел! Ни времени, ни денег!! Очень хорошо теперь Сэм Вайншток понимает, что такое, и где он – на земле, – настоящий рай! Не голливудский, не африканский или еврейский, а самый настоящий рай. Настоящий! Где и любовь происходит настоящая, и чувства другие, не суррогатные, где секс… не секс, а умопомрачительное соитие двух влюблённых сердец, желанных губ, страстных тел, причём, всё это только с большой буквы. С самой заглавной! Наизаглавной…