Текст книги "Штука"

Здесь же все оказалось не так. Едва меня начал отпускать мерзкий коктейль отчаяния и жалости к самому себе, как мир заиграл вокруг новыми, светлыми и ласковыми красками. Хотелось смеяться, прыгать от радости, делиться своим восторгом с первым встречным…

Хотелось жить!

И я впервые в жизни почувствовал себя СИЛЬНЫМ! Теперь я знал, как чувствуют себя анималы, не знающие ни страха, ни преград. И начал догадываться, отчего же слабаков так тянет на эту жижу…

Я крутился на месте, восторженно глядя, как над головой водят свои хороводы звезды, фонари, луна. Мне казалось, что я – Супермен, что сейчас взлечу, понесусь по небу с протяжным счастливым воплем…

– А ну, стоять! – гаркнул вдруг Клоун. – В глаза мне смотри, придурок! В глаза!

Я с трудом возвращался в реальность. Злые стеклянные глазки будто вытянули из меня отравленный коктейль эмоций. Совершено обессиленный я опустился на бетон, уставился на исчезающую в темноте реку. На том берегу светились дома, горели рубины маячков на трубах, ползли огоньки машин… В голове не осталось ни чувств, ни мыслей – все унесли равнодушные воды… Только где-то вдалеке хихикал Клоун:

– Вот мы с тобой и повеселились, приятель!..

8

– …Примерно так… – закончил я свой сбивчивый доклад.

Крот и Хиляк молчали, наблюдая за реакцией завхоза. Тот, казалось, больше был увлечен испытанием очередного творения – на этот раз он запускал в пруду радиоуправляемую модель яхты. Это событие было обставлено с высокой степенью конспирации: Матвеич ужасно боялся, что о запуске прознают дети. На фоне этого собственный рассказ стал казаться мне чем-то несущественным, глупым. Но, конечно же, слушали меня внимательно.

– Оч-чень интересно… – задумчиво проговорил завхоз, двигая блестящими рычажками на пульте, что висел у него на шее. – Почему-то не хочет идти галсами. Мачта не слушается… Что-то с приводом, наверное… А ты молодец, Близнец. Столько информации за один присест…

– Я тут совершенно ни при чем, – честно сказал я. – Так сложились обстоятельства.

– Э, не скажи, – покачал головой завхоз. – Ни с Хиляком, ни с Кротом твой новый друг откровенничать не стал бы. Порода не та. А тебя он, видать, и вправду принял за своего. Значит, что Хиляк оказался прав, и тебя подобрал не зря…

Из памяти всплыло мерное, гипнотическое тиканье метронома. Не все в нашей жизни делается по нашей собственной воле. Даже к счастью людей иногда нужно тащить за уши.

Хотя какое там счастье? По крайней мере, жив и кому-то нужен.

– С чужаком надо разобраться, – сказал Матвеич. – И с «Омутом» этим. Навлечет он на нас беду, ох, чую неладное… Откуда он только взялся?

– Значит, свою задачу я выполнил? – бодро поинтересовался я. – Осталось доложить Владыке…

– Ты погоди, – сказал завхоз, нервно дергая за рычажки пульта. – Что значит – «задачу выполнил»?

– Ну, как… – я несколько смутился. – Чужака нашел, все-таки…

Завхоз неопределенно крякнул: то ли я не то ляпнул, то ли не нравилось ему поведение суденышка, которое окончательно вышло из-под контроля и уткнулось в кусты противоположного берега.

– Чужака-то ты нашел, – сказал Матвеич. – Да только не совсем того чужака…

– Ну, извините! – возмутился я. – Откуда мне знать – «того, не того!» Заказывали чужака – получайте!

– Ну, ты не кипятись, – медленно сказал завхоз и перевел взгляд своих маленьких глазок с яхты на меня.

Я немедленно ощутил робость. Куда-то делась эта его инфантильная отстраненность. Любимое хобби будто перестало интересовать Матвеича. Теперь он изучал меня – поверх очков, очень внимательным взглядом, словно отмечал про себя: где зашкурить, где подкрасить, что отпилить к чертовой бабушке…

– Мне просто надоело, – не очень уверенно, но упрямо сказал я. – Ерунда какая-то. Меня посылают, непонятно, куда, заставляют делать то, в чем я не разбираюсь… По-моему, меня вообще принимают за кого-то другого! Я не суперагент, даже не специалист… Да я вообще никто!

Меня охватила невероятная тоска. Нет, я действительно не готов ко всем этим испытаниям! Я уже честно признался себе: да, я слабак. Пинайте меня ногами, плюйте в меня. Чего вы еще хотите?! Опять заслать меня в этот мешочный ад? Или еще что похуже придумаете?!

– Тихо-тихо! – завхоз усмехнулся, потер ладошки и сразу же стал самим собой: маленьким, незначительным человечком, на маленькой незначительной должности. – Зачем на самого себя наговаривать? Это с удовольствием сделает кто-нибудь другой…

– Мне надоело, – тихо повторил я. – Я ничего не понимаю и ничего не хочу…

– В конце-концов, нам ни чего не стоит заставить тебя… – сказал Матвеич, возвращаясь взглядом к застрявшей яхте. – Ты понимаешь меня?

Конечно, я понимал. Перед глазами снова возник образ маленького, чем-то похожего на гильотину метронома. Тик-так, ты один из нас, тик-так, делай, что тебе говорят…

– Но я не хочу тебя заставлять, – продолжил Матвеич. – Все-таки, ты один из нас…

Я нервно усмехнулся. Сомнительная честь – быть одним из этих жалких человеческих отбросов.

– Под «нами» я имею ввиду себя, Хиляка и Крота, – уточнил Матвеич.

– Рассказать ему? – странным голосом предложил Хиляк.

Крот как-то сник, вжал голову в плечи и отвернулся.

– А что делать? – пожал плечами завхоз. – Должен ведь он представлять себе полную картину…

– Садись, – Хиляк кивнул в сторону маленькой покосившейся скамеечки. – Разговор долгий…

9

Не удивительно, что меня до сих пор держали в неведении. В конце-концов, Клан обещает своим беззащитным братьям и сестрам относительный покой, вполне достоверную иллюзию жизни – на дне жизни подлинной. Зачем нарушать это спокойствие, эту давным-давно созданную, неплохо работающую формулу существования?

Слабаков надо беречь от дурных новостей. Они от этого чахнут.

В общем, дела Клана плохи. Даже более того.

Наверное, рано или поздно такое должно было случиться. Сильных и благополучных отчего-то очень раздражает относительное благополучие ближних. Особенно тех, кто не в силах это самое благополучие защитить. Какая-то иррациональная ревность к немногим достижениям слабаков бесит кого-то большого, жадного, полного агрессивной энергии.

Надо думать, все началось с обыкновенной утечки информации. Но скорее всего – с банального предательства.

Вряд ли анималов интересует Клан как таковой. Он слишком аморфен, не имеет конкретных целей, большинство членов даже не знают, что состоят у нас на службе.

Нет, чужакам куда интереснее находящееся в руках слабаков оружие.

До сих пор неясно – что конкретно известно анималам. И это дает надежду на то, что известно немногое. В конце-концов, предатель, тоже наверняка трусит – не хочет продешевить или остаться с носом. Да и разоблачение ему ни к чему.

Впрочем, чувствую, даже сейчас мне говорят не все. Кое-что придется просто увидеть собственными глазами – то, что видели лишь немногие. Мне надо знать, за что мы боремся, что скрываем от рук анималов. Враг кружит рядом, как волк вокруг жертвы, все больше сжимая круг. И, конечно же, это не жалкий наркоман, купающийся в наших страданиях. Этот гораздо страшнее. Он – с ясным взором, целеустремленный, верящий только в собственную правду.

Может статься, он по-своему и прав. Прав для вас, для обычных людей.

Только это не наша правда.

Автобус долго трясся по ночному городу. У нас ненормированный рабочий день, так что полуночные разъезды – лучший способ избежать пробок. Единственное, чего я опасался – как бы Баян не заснул у себя за «баранкой». Впрочем, такой заспанный вид у него всегда: почитай, часть имиджа.

Матвеич дремал, сложив руки на животе. Был он в потертой «летной» кожанке и походил на отставного авиатехника. Хотя, кто его знает – может, так оно и было. Его покачивало из стороны в сторону, тяжелые очки съехали на самый кончик носа, и я в некотором напряжении ждал, когда же они, наконец, упадут на пол, а стекла разлетятся кучей осколков. Дождался: очки сорвались, но Матвеич, не открывая глаз, одним движением поймал их, водрузил на место.

Я вздохнул с облегчением, уставился в окно. Мимо проплывали ярко освещенные безлюдные улицы. Меня всегда интриговало: для кого же это ночью столько света? Можно вообразить себе невидимых, будто приведения, существ, что бродят вокруг, питаясь лучистым электрическим соком…

Это была странная поездка. Завхоз взял только меня, да водителя. Я сначала не понял, почему, но потом до меня дошло. Ни Хиляк, ни Крот не знают, где находится это самое Сердце Клана. Интересно, знает ли Баян?

…Баян, надо полагать, тоже не знал. Иначе, зачем бы мы перлись битых два часа пешком по промозглым улицам, да еще – в обратном направлении? И этот мелкий холодный дождь – совершенно ни к чему. Знал бы – оделся потеплее. Еще напрягал тяжелый рюкзак, который Матвеич без лишних слов водрузил мне на плечи. Ей богу, словно в поход собрались…

– Скажите, Матвеич, а кто, кроме вас знает, где оно, это Сердце? – спросил я – просто, чтобы не молчать. Я был уверен, что завхоз отвечать не станет.

Но он сказал охотно:

– Никто. Я же говорил тебе: Держатели, Владыки, иерархи всех уровней приходят и уходят… А завхоз остается.

Матвеич усмехнулся, косясь на меня, любуясь произведенным эффектом. Надо сказать, ему удалось меня удивить. Особенно непонятной показалась сама логика этих слов.

– Но… Зачем же вы хотите раскрыть все мне?

– Во-первых, далеко не все – еще чего не хватало! А во-вторых, милый мой, обстоятельства обязывают! Обязывают, понимаешь? Скоро и сам поймешь…

Освещенные улицы закончились, начались какие-то сомнительные переулки. Я уже порядком устал, но Матвеич был полон энергии. Наверное, оттого, что не пер на себе чертов рюкзак.

– Не раскисай, Близнец! – завхоз бодро похлопал меня по плечу. – Уже почти пришли!

Однако оптимизм Матвеича был преждевременным. Из-за темной пятиэтажки, наперерез нам высыпала шумно галдящая компания. Судя по голосам и походке – нетрезвая. Несмотря на тьму и количество выпитого – или выкуренного, заметили нас мгновенно.

– Ага! Кто это у нас по ночам гуляет, людям спать не дает?! – заплетающемся голосом заорал кто-то их этой братии.

Другой разразился идиотским смехом. Все бы ничего, но компания надвигалась на нас, перекрывая путь. Мы остановились.

Я ощутил знакомый прилив беспомощного страха – давнего, шедшего из глубины детства, страха непреодолимого, делавшего меня тем, кто я есть.

Ничтожеством.

Покосился на завхоза. Тот выглядел вполне спокойным. Только почему-то аккуратно снял очки и спрятал в нагрудный карман.

И я понял: Матвеич смиренно готовился к избиению.

Это просто закон природы: такое вот пьяное быдло инстинктивно чувствует слабаков и так же инстинктивно звереет. Отчего-то Природе-матушке очень надо, чтобы пьяная толпа сбила нас с ног и принялась топтать, с шутками, прибаутками, колотя по почкам, печени, голове…

Хотя, может, я ошибаюсь? И это снова моя неразлучная мнительность?

– Выпей, мужик!

Вот он, момент истины. Среди ухмыляющихся пьяных лиц одно угрюмое, совершенно зверское. Набыченное, потерявшее разум существо протягивает мне бутылку и ждет реакции. Ему плевать – выпью я или нет. Он ждет повода.

Дрожащей рукой беру бутылку. Толпа с интересом наблюдает. Ржание, хмыканье. Кого-то рвет в сторонке.

– Не надо… – тихо говорит завхоз. – Смирись…

– Ты где служил? – хрипит существо. Оно не довольно, что все идет так гладко.

Лихорадочно думаю, что ответить, понимая: все ответы ведут в тупик. Мое тело уже болит от предстоящих побоев, и я опасаюсь только одного: чтобы не покалечили…

И тут в мозгу словно предохранитель полетел: ум стал холоден, ясен, даже появилось какое-то детское любопытство. Я сунул бутылку обратно в руки этому страшному встречному.

– Что, пить не хочешь, брезгуешь, падла? Сука-а…

Бутылка полетела на асфальт, следующим туда должен полететь я. Над нами уже нависла эта бесформенная темная масса перекошенных рыл. Матвеич склонил голову, сжался…

И я выставил перед собой крепко сжатый кулак.

– Чуваки, драка! – радостно заорал кто-то.

Мне тут же продемонстрировали великое разнообразие кулаков: грязных, волосатых, с наколками, перстнями, и даже один без указательного пальца. Всем хороши были кулаки. Только это были всего лишь кулаки.

А в моем была авторучка. Причем, непростая.

Щелк! И половина загулявших полуночников отпрянула, дружно охнув и совершенно нелепо заскулив… Я повел рукой, суетливо нажимая и нажимая на кнопку. Вспомнил, что «точечник» трехзарядный, принялся суетливо шарить по карманам в поисках запасного стержня…

– Успокойся, – сказал Матвеич. – С ними уже все…

Меня трясло, как в лихорадке. Только теперь я увидел, что наши пьяные гопники безвольно ползают по асфальту, захлебываясь слезами и собственной рвотой.

Мы быстро покинули место битвы, продолжив свое, как оказалось, небезопасное путешествие.

– Зря ты так, – неожиданно заявил Матвеич. – «Точечник» – оружие для самого крайнего случая. Нельзя его использовать где ни попадя, нельзя. Я же не стал – чего же ты полез?

– У вас тоже с собой «точечник»? – опешил я, разглядывая свое странное, но столь эффективное оружие.

– Конечно, – пожал плечами завхоз. – Но если я каждый свой визит сюда буду терроризировать местное население – о какой конспирации может идти речь?

Я был несколько сбит с толку, но решил, что Матвеичу, все же, виднее…

Теперь перед нами большое трехэтажное здание. Не надо искать табличку у входа, чтобы понять: это школа.

Если завхоз поставил целью испортить мне настроение, то с этой задачей он вполне справился. Ряды темных окон всколыхнули самые неприятные воспоминания. Ядовито красные «двойки» в дневнике, мучительное, беспомощное топтание у доски, скрученное и растянутое в бесконечность, как на картинах Дали, ожидание звонка… Неужели все это в прошлом?..

Матвеич повел меня не к главному ходу, а к неказистой железной лестнице на заднем дворе. Та поднималась вдоль стены к двери, неряшливо измазанной краской. Матвеич постучал. Еще раз и еще.

– Ну, кому там не спится… – глухо проговорили за дверью.

– Будьте человеком, пустите погреться! – завхоз пригнулся и говорил в замочную скважину. – А заодно чаем напоите, а?

– А, это ты… Сейчас открою…

Лязгнул засов, мы попятились, давая двери открыться.

В свет фонаря чуть не выжег глаза – настолько был ярок после мягкого полумрака улиц. Зашипел, закрылся ладонью…

– Чего-то не узнаю тебя, Матвеич. Помолодел, что ли? А, вот ты где! Ладно, заходите…

Зашли в тесную бесформенную каморку, назначения которой я так и не понял. Под одинокой лампочкой виднелся стол, заваленный инструментами, гвоздями, гайками, обрезками жести. Тут же стоял электрический чайник – не какая-нибудь китайская поделка, а настоящий, похожий на рыцарский шлем, продукт отечественного оборонного комплекса, способный ради стакана чая нокаутировать подстанцию целого района. В глубине виднелась взведенная раскладушка с несвежим месивом одеял.

Хозяин этого экзотического уголка был подстать: какой-то бесформенный – как эта куча одеял, сутулый, морщинистый, небритый, с редкими седыми волосами, облаченный в нечто тренировочное и еще более бесформенное.

– Нам в подвал нужно, Кактус! – сказал Матвеич. – Ты уж извини, что тебя разбудили…

– Можно подумать, я спал! – пробурчал Кактус, напяливая на себя чудовищное, дырявое пальто (такое ощущение, что в этом пальто кого-то расстреляли перед карательным взводом). – Бессонница, друг мой, бессонница! Но, с другой стороны, бессонница – лучший подарок для того, кто мечтает выкроить время для работы…

– Как, закончил книгу? – поинтересовался Матвеич.

Мы снова теснились на ветхой металлической площадке, прилепленной, как гнездо, к кирпичной стене.

– Куда там! – вздохнул Кактус, запирая дверь. – Времени на науку совершенно не остается! Я ведь всем нужен – подмети, убери, прибей, проводку почини. Вот скажи мне, Матвеич, почему я не был так нужен у себя на кафедре?

– Закон джунглей! – сказал Матвеич, подталкивая меня вперед, к спуску. – Кому нужен образованный, подающий надежды конкурент?

– Вот-вот… – горько сказал Кактус, освещая нам путь фонарем. – Все жизнь подаю надежды. А скоро уже мне будут подавать – на паперти…

– Ты, главное, книгу закончи! – сказал завхоз. – Уж мы-то ее протолкнем как-нибудь. Уже пять лет возишься.

– Настоящий труд не терпит суеты! – важно сказал Кактус. – А это – труд, а не какая-нибудь диссертация, которые всякие проходимцы за неделю лепят…

Мы шли по темному двору, и я сосредоточился на том, чтобы не споткнуться и не провалиться в какой-нибудь канализационный люк: на пути уже попались два таких коварно распахнутых зева.

– Вот и будешь всю жизнь ворчать, – усмехнулся Матвеич, – пока какой-нибудь проходимец не свистнет твою же собственную идею и не напишет то же самое за неделю. Ты же знаешь: жизнь ускоряется, Земля крутится все быстрее…

– А я не могу быстрее… – пожаловался Кактус. – Так уж я устроен…

– Потому-то ты школьный сторож, а не завкафедрой, – заключил Матвеич и пояснил, обращаясь ко мне. – Это при социализме слабаки припеваючи жили – у Клана было мощное лобби – просто расцвет Контура. А теперь вернулись времена анималов. Так что жаловаться не на что…

– А я и не жалуюсь, – сказал Кактус. – Вот и пришли!

Теперь мы стояли перед темным, прямоугольным провалом у стены. Во мрак вели ступеньки. Туда и спустился наш проводник. Послышался звон ключей и зловещий скрип двери.

– Спасибо, дружище, – сказал Матвеич, спускаясь и маша мне рукой, – дальше мы сами…

Первое, что сделал Матвеич, когда мы остались одни – тщательно прикрыл за собой дверь и задвинул щеколду. Под мышкой у него был маленький фонарик, который почти не рассеивал мрак. Я спросил:

– А что, этот, профессор, то есть, Кактус, он тоже…

– Он тоже ничего не знает, – сказал завхоз. – Думает, что в подвале у меня тайник. С другой стороны, никто из наших не знает про Кактуса – весь Клан для него олицетворяю я один. Это удобно.

– Понятно, – промычал я, хотя понятного было мало.

– Давай сюда рюкзак! – потребовал Матвеич.

Завхоз не переставал меня удивлять. Из плотно упакованного рюкзака он извлек две видавшие виды каски – с фонариками на лбу, как у горнопроходчиков, и две пары грубых матерчатых перчаток.

– И что, понадобятся? – с сомнением разглядывая каску и перчатки, спросил я.

Матвеич не ответил. Вместо этого грубо напялил мне на голову каску, щелкнул выключателем.

– От меня не отставай, громко не разговаривай, – бросил он. – Ну, и делай, как я – как говорят на флоте…

Что можно делать в тесном подвале – я представлял себе слабо. Отстроил фонарик на голове, чтобы светил под ноги и стал осматриваться.

Хотя смотреть особо не на что: пузатые змеи водопроводных труб, завернутые в какие-то лохмотья куски теплотрассы и несметные залежи разного школьного хлама: парты, сломанные стулья, доски, ведра, швабры, спортивный инвентарь…

– Не отставай! – бросил Матвеич и шагнул в темноту.

– Ага…

Мы пробирались через нагромождение старья, будто через специально созданную полосу препятствий. В один момент нога у меня соскочила и провалилась сквозь прогнившую фанеру. Я дернулся и зарычал от боли. Сзади что-то повалилось с грохотом и треском.

– Эй, с тобой все нормально? – недовольно произнес Матвеич. – Только не вздумай мне ногу сломать! Назад я тебя не потащу.

– А что ж вы сделаете? – прошипел я, пытаясь освободить провалившуюся конечность. – Пристрелите, что ли?!

Матвеич не ответил. Просто склонился и выдернул застрявшую ногу, не особо заботясь о моих ощущениях. Лодыжка, наверное, вся расцарапана – так саднит! Неужели наша экспедиция того стоит?!

– Будь внимательнее! – сказал Матвеич. – А теперь давай, полезай за мной. И смотри, фонарь не разбей!

Полный завхоз неожиданно ловко нырнул под трубы. Я последовал за ним, но тут же позорно застрял. Как ни ерзал – вперед продвинуться не было никакой возможности. Только маячили в луче фонатрика ботинки завхоза, один из которых недовольно постукивал по пыльному цементному полу.

– Рюкзак сними, дурень! – донесся досадливый голос.

Я так и сделал: нырнул вперед, протащив рюкзак следом. Под трубами было весьма неприятно: горячо, к тому же за шиворот капнуло самым натуральным кипятком! Встал, огляделся. Похоже, мы теперь по другую сторону внутренней стены. Хлама здесь не видно, впрочем, как и противоположной стены…

– Ты что, в детстве по подвалам не лазил, что ли? – поинтересовался завхоз.

– Н-нет…

– Что же ты делал в счастливые свои годы?

– Ну… В музыкальную школу ходил, почти три года. В кружок еще какой-то…

– И чему только учат подрастающее поколение… – посетовал Матвеич, уверенно продвигаясь вперед. – Все, чтобы оно настоящего мира никогда не увидело. Компьютерные игры, кино с телевизором и прочие суррогаты…

– А что же такого интересного в подвалах? – я пожал плечами.

Вдруг вспомнился рассказ Клоуна – про темную-темную ночь, темный-темный подвал… Вот же, чудовище, не к ночи помянуто! Дрыхнет в своей сумке, придавленный рюкзаком, и ни до чего ему нет дела…

– Подвал, друг мой, это всего лишь начало, – таинственно произнес завхоз. – А вот и продолжение…

Лучи фонариков уперлись в грязную, неровную поверхность пола.

– Где продолжение? – тупо спросил я.

Вместо ответа Матвеич пару раз шаркнул ботинком, сгребая цементную пыль. Под нею тускло блеснул металл. Я присел, перчаткой освобождая поверхность.

Люк. Обычный, канализационный. Ну, ладно, не очень обычный: чугунный, старинный, наверное, довоенный, если вообще, не дореволюционный. Какая-то витиеватая надпись на нем – только в темноте не разобрать ничего…

– А ну, взяли! – скомандовал Матвеич.

Пальцы с трудом влезли в узкую щель между чугуном и цементом. Крякнули, оторвали тяжеленную крышку. Откатили в сторону. Я глянул в черную бездну. Чихнул – и странное, придушенное эхо чихнуло в ответ.

– Нам что – туда? – осторожно спросил я.

– Давай за мной! – бодро сказал завхоз, втискиваясь в узкий, выложенный красным кирпичом, колодец. – Со скобами осторожнее, проверяй, чтобы не выпали… Давай рюкзак мне…

Хоть на этом спасибо! Я с удовольствием сунул рюкзак Матвеичу. Осторожно, спустил ногу, нащупал первую скобу. Оглянулся напоследок. Каким же родным, мирным и безопасным показался мне этот мрачный подвал!

Я даже представить себе не мог, каким глубоким может оказаться колодец. Мы все спускались и спускались. У меня даже руки онемели, и я с опаской подумал про завхоза с тяжелым рюкзаком. Но, все-таки, колодец закончился – узкой железной лесенкой, торчащей прямо из потолка. Напоследок я, все-таки, выхватил из стены ржавую скобу.

Матвеич ловко поймал меня, не дав растянуться на полу. Отобрал скобу, залез по лесенке, запихнул опасную ступеньку на место.

– Здорово, правда? – завхоз с удовольствием обвел руками окружающее пространство.

Хотел бы я разделить его восторги! Ну, да, крутые кирпичные своды, капающая где-то вода… Вполне кошмарный антураж.

– Я, конечно, извиняюсь, – мой голос предательски дрогнул. – Но куда, все-таки, мы идем?

– В глубину веков, мой юный друг, в глубину веков, – расплывшись в улыбке, торжественно произнес Матвеич.

– Как это?

– Считай, что эти колодцы, ходы, коридоры – что-то вроде машины времени, – потирая руки, сказал Матвеич. – Самое главное – сюда еще не добрались археологи, а еще хуже – какие-нибудь диггеры и прочие охотники за приключениями и наживой. Это, дружок, главное хозяйство, которым мне приходится заведовать…

– Что – это подземелье?

– Пойдем, пойдем. У нас мало времени… – он сунул мне в руки рюкзак.

Мы шли узким кирпичным коридором, и порой приходилось пригибаться, чтобы не чиркать каской по сводчатому потолку.

– Если хочешь знать, школу здесь построили специально, – сказал Матвеич. – А до этого лет семьсот здесь была церковь. Клану не нужно, чтобы люди копались, где ни попадя…

– И эти катакомбы тоже Клан строил? – спросил я.

– Ну, что ты, – усмехнулся Матвеич. – Ты же знаешь: слабаки на такое не способны. Просто в Москве с давних пор любят копать тайные ходы. При Иване Грозном, скажем, столько накопали – маленькое метро запускать можно… Ну, а государство богатое – нет-нет и лишний ход в сторону отведут. Да и замуруют за ненадобностью. Ты же знаешь – у нас в Клане вообще только то, что сильным за ненадобностью… А в Контуре государевом свои дьячки – там циферку не так поставят, там словечко не так впишут…

– Что же, и тогда уже Контур был? – удивился я.

– А как же! Называлось все правда иначе… Вот не скажу тебе точно, как… Это архивариус знает…

– Обалдеть… – признал я.

Древний кирпичный туннель перешел в крутую винтовую лестницу. Спускаться по ней было ужасно неудобно. Просто непонятно, почему бы не сделать простой прямой спуск?

Снова дверь – на этот раз массивная, выпуклая, с мощными рычагами-задвижками по краям, как в бомбоубежище…

– Какие интересные двери при Иване Грозном делали, – буркнул я.

Дверь бесшумно ушла вперед, и луч фонарика потонул во тьме. Ощутимо потянуло сквозняком. Я сделал пару шагов, глянул под ноги. И почти не удивился.

Рельсы.

– Это что же, метро? – спросил я.

– Да, как тебе сказать… – аккуратно прикрывая дверь, сказал завхоз. – Ну, не то что бы совсем метро. Так, остатки…

Меня вдруг прошибло потом. В голове зазвенело, возникло чувство нереальности происходящего.

– Что значит – «остатки»? Это, вроде, как с подземными ходами?..

– Ну, да, – пожал плечами завхоз. – У нас и в Госплане свои маленькие люди были, со своими маленькими циферками. Советский Союз – очень большая страна была, а вот экономика – крайне неэффективная, сам знаешь. Ну, подумаешь – прорыли несколько лишних километров, да и замуровали, чтобы начальство о промашке не пронюхало…

– А что у вас…

– У нас.

– …у нас еще из этих, из остатков есть?

Матвеич внимательно посмотрел на меня, в своей обычной манере, поверх очков.

– Много будешь знать – скоро состаришься. Неужели ты не понимаешь – сила Клана не в «остатках роскоши», не в этих подземельях, и даже не в Контуре!

– В чем же тогда?

– Наша сила – в слабости. Понимаешь, о чем я говорю?

– Не очень. Я слабак – это неприятно, но это я понимаю. Сильным я могу быть только по отношению к другим слабакам. И сколько бы вы не доказывали обратное…

– Все верно. Я тоже слабак. Только, в отличие от тебя, не считаю свою слабость пороком. Я слаб – зато незаметен. Ко мне не проявляют интереса сильные мира сего. И моими тайнами тоже никто не интересуется – что может скрывать этот жалкий человечек?

– А ему есть, что скрывать?

Матвеич спрыгнул на рельсы, и луч его фонаря выхватил из мрака противоположную стену с какими-то бледными трафаретными надписями. Завхоз зашагал куда-то вправо, и теперь мне было видно только хаотичное мельтешение света.

– Конечно, – сказал Матвеич. – Природа не терпит пустоты. И раз есть слабаки – значит, у них есть свои секреты. Мы просто созданы, чтобы прятать наши маленькие тайны…

Громко щелкнуло, и в глаза ударил резкий, слепящий свет. Следом тихонько и тонко завыло – характерный трансформаторный гул.

– Чего ты там жмешься, Близнец? Залезай, поехали!

Рельсы были разболтаны, плохо подогнаны, дрезину то и дело встряхивало, не давая расслабиться. Неказистый железный ящик, не спеша, катился по рельсам, затхлый воздух упруго бил в лицо, брезгливо перебирая волосами, а я все никак не мог прийти в себя.

Заброшенный пионерский лагерь с никому не нужными детьми, вычищенные из летописей подземные ходы, отрезанный и всеми позабытый кусок метро… Лезть под трубами школьного подвала, чтобы оказаться в огромном, технически продвинутом подземелье! Что дальше? Какие еще секреты прячутся в потных ладошках судомоделиста-любителя?

– А большое оно, наше метро? – спросил я, безуспешно пытаясь устроиться на неудобной скамейке.

– Приличное, – скромно ответил Матвеич.

– Кто же следит за ним? Откуда здесь электричество?

– Ты опять задаешь не те вопросы. Тебе совершенно не нужны подробности, которые только будут мешать спать ночами… Сосредоточься на своем задании. Кстати, как раз сейчас раз можешь расслабиться…

Ехали довольно долго – я потерял счет времени. Хотя зря я, наверное, целиком и полностью доверился своему спутнику. Вот, случись с ним что – как я буду искать дорогу назад? Я совершенно не ориентировался, откуда и куда мы движемся, и когда дрезина стала сбавлять ход, так и не понял, как Матвеич узнал нужное ему место.

Вровень с рифленым полом дрезины оказалась маленькая платформа, на которую мы и вышли. Вздохнув, напялил на себя рюкзак, огляделся. Платформа находилась в узкой нише и не имела выхода.

Растерянно посмотрел на завхоза.

Тот хитро подмигнул, протянул руку в густую мглу над головой и словно бы дернул за что-то. Раздался крайне неприятный гул и скрежет. Матвеич оттащил меня за рукав в сторону, и на место, где я только что стоял, на промасленных тросах опустилась неказистая железная клеть – вроде тех, на которых подымают шахтеров.

– Нам… туда? – робко спросил я. – Я высоты боюсь, если честно…

Без лишних разговоров меня затолкали вовнутрь. Матвеич задвинул дверь, повернул гнутый рычаг, и нас медленно потащило наверх. Мелькнул на уровне глаз потолок тоннеля, клеть затрясло: она цеплялась за стены узкой шахты.

– А если застрянем, что делать будем? – вжав голову в плечи, поинтересовался я.

– Хороший вопрос, – кивнул Матвеич, но тему продолжать не стал. Просто уставился вверх, будто в этой тьме можно хоть что-то рассмотреть.

Поднимались мы достаточно долго, и у меня возник естественный вопрос:

– Мы что же, на поверхность возвращаемся?

– Практически, – ответил Матвеич и снова потянул за рычаг.

Клеть дрогнула и остановилась. Точнее – зависла, поскрипывая и зловеще качаясь над бездной. Завхоз сдвинул в сторону кособокую решетчатую дверь и сказал загадочным тоном:

– Когда-то здесь, над нами была поверхность. Но ее так удачно застроили, что получше всякого метро будет.

Матвеич хихикнул. Надо полагать, он знал гораздо больше моего. Оставалось только мучаться догадками, где мы. Ведь вокруг по-прежнему все те же бетонные стены и отсутствие освещения.

– Считай, добрались, – сказал Матвеич, возясь и гремя железом у стенки. – Смотри, рюкзак не забудь…

Громко клацнуло – и вспыхнул свет.