Текст книги "Штука"

6

Через некоторое время, когда сумбур в голове несколько упорядочился, я попытался сложить для себя новую картину происходящего.

В этой картине новый глава Клана – Тихоня – занял совершенно неожиданное место. Похоже, он действительно умудрился заставить анималов действовать в собственных интересах. Это было крайне неприятно. Общаясь с полковником, я чувствовал, будто бьюсь в непрошибаемую стену. Несмотря на произошедшие со мной перемены, я прекрасно понимал, что мне, выскочке нечего противопоставить его мощной животной энергетике. Я еще держался – но уже не видел выхода…

Не более, чем через час, ко мне пожаловал и сам полковник. Как говорится, легок на помине.

Выглядел он довольным и смотрел на меня с грубоватой иронией.

– Ну, что Близнец, – заговорил он с порога, не дожидаясь, пока за ним запрут дверь, – у меня для тебя новости.

То, что он перешел вдруг «на ты», не сулило ничего хорошего и означало, как минимум, что мы уже вышли за пределы более-менее цивилизованных форм допроса. Я молча наблюдал, как полковник особенным, удивительно мягким шагом подходит к окну, любуется кирпичной стеной за мутным стеклом. Анималы умеют радоваться – не то, что мы, стыдящиеся и пугающиеся каждой случайной удачи…

– Взяли твоих подельников, – сообщил полковник, доставая пачку сигарет. Глянул на пачку, дружелюбно протянул мне. Я не стал отказываться и вытащил сигарету – какой-то дикой отечественной марки.

– Каких еще подельников? – спросил рассеянно.

– Тебе что-то говорят прозвища – Затворник, Хиляк, Крот, Доходяга?

Внутри все обмерло. В этот момент хитрюга-полковник поднес зажигалку к торчащей из моего рта сигарете. Он пристально наблюдал за мной.

– Конечно… – я не стал спорить. Еще не осознанно, повинуясь особому, свойственному анималам инстинкту, я уже решил играть по правилам врага. С тем, чтобы убедить того, что он действительно играет по собственным правилам.

– Значит, ты готов сотрудничать? – поинтересовался полковник. – Безо всяких фокусов, так?

– Хотелось бы обговорить условия… – медленно произнес я.

Зарвавшиеся слабаки во мне вообразили о себе невесть что. Как бы такая торговля не довела до беды. Чего мне надо от этих людей?

– А чего тебе надо? Денег? – поинтересовался полковник.

– В том числе, – отозвался я. – Но главное – гарантий…

Это был совершенно пустой разговор. О каких гарантиях можно говорить, когда ты под замком в какой-то волчьей дыре, до которой несколько часов лететь самолетом?

Просто так полагалось по правилам этой игры. Полковник знает, что я знаю – мне ничего не светит – но подыгрывает мне. Агенты и диверсанты, герои и предатели – все это неразрывные части увлекательной игры в шпионов. Не скрою: эта игра нравилась мне все больше. Главное – чтобы не было пыток.

Полковник пододвинул стул поближе, сел, принял доверительную позу. Еще бы: я становился полезным союзником.

– Вот и славно, – сказал полковник, дружески улыбаясь. Даже взгляд волчьих глаз несколько смягчился. – Гарантии, деньги – все это будет. Но только в обмен на полную откровенность.

– Хорошо, – я пожал плечами. – И что вам говорят мои друзья?

– Все говорят, как есть, – охотно ответил полковник. – Про Клан рассказывают, про вашу агентурную сеть…

– Что?!

– Ту, что вы называете «Контур». Честно говоря, даже не верится: такое – и у нас под носом! Если бы узнали там… – полковник небрежно ткнул указательным пальцем в потолок. – Многие головы тогда б полетели…

– А вы сами не собираетесь им сообщать? – поинтересовался я, не особо рассчитывая на ответ.

Но полковник легко ответил:

– Почему же? Для меня национальная безопасность – превыше всего. Только прежде разобраться надо, не находишь? Ты же хотел гарантий – значит, и тебя из-под удара вывести надо. Так что торопиться тут ни к чему. Логично?

Пожалуй, даже слишком логично, подумалось. Видимо, меня очень ловко «разводят», и несмотря на всю свою обретенную силу, я уже поддаюсь профессионально поставленной обработке.

– Давай поговорим о твоей роли в Клане, – предложил полковник. – Как ты в него попал?

Началось! Главное – расслабиться…

– Ну… В Клан меня ввел Хиляк…

– Ага… Значит, это он завербовал тебя?

Завербовал! Надо же: поменяйте терминологию – и вот наша безобидная организация превращается во вражеское подполье…

– Твои мотивы? Что побудило тебя? Антиправительственная деятельность – это ведь не шутки…

Я даже на месте подскочил:

– Какая антиправительственная деятельность?! Я хотел с крыши прыгнуть, а Хиляк просто спас меня!

– Это не редкость для вербовщиков – привлекать на свою сторону отчаявшихся, вроде тебя, – не моргнув глазом, сказал полковник. – Хочешь сказать, что проникновение во властные структуры – это не антиправительственная деятельность? Впрочем, ладно. Об этом позже… Чем ты занимался в клане? Твои функции, задачи, цели? Расслабься – мы же без протокола беседуем.

– Ничего особенного, – сказал я, успокаиваясь. – Я должен был найти чужака… И нашел…

– Это все?

– Все. Ну… Еще некоторое время я работал Ловцом…

– Вербовщиком? – быстро уточнил полковник.

Я замолчал, осмысливая происходящее.

Полковник знал свое дело – и все выходило именно по его раскладу. Еще немного – и я признаюсь в измене Родины. Как наверняка уже поступили мои более слабые товарищи.

Как объяснить анималу, что нельзя подходить к нам со своими мерками?!

Здесь взаимопонимание попросту невозможно. Спартанцу не понять хилого младенца, которого он безжалостно кидает на острые камни…

Это все Тихоня! Проклятый идиот накликал беду на тех, кто его взлелеял и сделал человеком. Все-таки, слабость – это не всегда аннигиляция силы. Иногда это – аннигиляция собственного разума.

– А кто у вас Тихоня? – поинтересовался я. – Какова его роль?

– Кто? – нахмурился полковник: я ломал ход допроса.

– Ну… Тихон. Он недавно заходил ко мне…

– В нашей системе – никто. Просто – наблюдатель нашего, так сказать, спонсора…

А вот это уже интересно!

– У разведки есть спонсор? – усмехнулся я.

– У разведки много, чего есть, – уклончиво сказал полковник. – А почему он тебя интересует? Он что-то вынюхивал?

– Да так…

– У спонсора в этом деле свои интересы. Мы должны их учитывать. Интересы национальной безопасности заставляют идти на всевозможные компромиссы. Ты понимаешь, о чем я говорю, Близнец?

– Еще бы. Как же в таком деле без компромиссов…

Полковник посмотрел на меня, как показалось – недоверчиво – и сказал: – Вот-вот… Ну, а раз мы договорились – нет смысла держать тебя взаперти… Можешь передвигаться по территории комплекса – вплоть до охраняемых постов. Только без глупостей: здесь все под видеонаблюдением…

– Спасибо… – почти искренне сказал я. Честное слово – даже к тюремщику начинаешь испытывать благодарность, когда он выпускает тебя из карцера в камеру покомфортнее…

– Не стоит, – небрежно бросил полковник. – Сейчас ты отправишься к своим товарищам. Какой смысл сидеть в одиночестве, верно? Видишь – у нас все честно: ты нам – информацию, мы тебе – комфортные условия…

Вот здесь я по-настоящему удивился: с какой это стати – такая роскошь? Не боятся сговора?

И тут же вспомнил про видеонаблюдение.

Тогда понятно. Нас хотят разговорить. Или поймать на какой-нибудь глупости…

Полковник подошел к двери, легонько постучал и сказал небрежно:

– Агент Рысь тебя проводит…

Сюрпризы на этом не кончились.

На встречу с друзьями, которую я сам для себя окрестил «очной ставкой», меня вела Тома. Она шла впереди пружинящей походкой, и в ее движениях не было и намека на неуверенность или прочие чувства, которые у нормального человека порождает встреча с теми, кого он однажды предал.

Снова коридоры, нервный электрический свет, безликие двери. Это целый мир – мир коридоров и дверей. И за каждой дверью – свой маленький кошмар. Или шанс на спасенье. Все зависит от того, какая дверь тебе выпадет. Словно карта в колоде…

– Агент Рысь? – спрашиваю насмешливо, чтобы молчание не разорвало меня изнутри. – Это из-за маникюра?

Тома чуть поворачивает голову в мою сторону и говорит глухо:

– Потому что мягкая и пушистая. Пока не пришло время перегрызть горло…

Что ж, ответ вполне в духе минувших событий. Я улыбаюсь – потому что теперь сильный.

И могу подавить в себе упорно выползающую боль.

Ведь мне ее не хватает – этой суки, влезшей ко мне в душу и вывернувшей ее наизнанку!

– Что ж не перегрызла? – продолжаю я. – Видишь – живой и здоровый! Чего не делишься – как дела? Звание очередное получила? Или, может, путевку профсоюзную?

Шаг Томы чуть сбивается. Это забавно – вывести из себя такую железную бабу. Забавно… Зачем я себе лгу? Ничего забавного в нашей встрече нет. Не удивлюсь, если и это – всего лишь часть психологической обработки…

Буквально налетаю на Тому – и осторожно огибаю ее изящную фигурку. Словно боюсь удара током.

– Зачем ты так? – спрашивает она, глядя мне в глаза. – Ведь это не ты говоришь. Ты совсем не такой…

Обалдеть. Невозможно понять женскую душу – даже обличенную в форму! Я, видите ли, не такой! Не тот, кого можно прижать к полу коленом, выдавливая информацию…

– То есть… Я не то хотела сказать… – ее лицо искажает странная гримаса, и вряд ли это игра. – Я хочу попросить у тебя прощения…

– Да не вопрос! – улыбаюсь. – Я совсем не сержусь на тебя. Я же понимаю…

Теперь в ее глазах я вижу недоумение и боль.

– Ты не понимаешь… – ей-богу, она сейчас заплачет. – Я честно… Это была просто работа. Вначале… Но потом… Понимаешь…

– Что?

Главное не разреветься самому. Мы, анималы, народ еще более сентиментальный, чем слабаки. Нас хлебом не корми – дай кого-нибудь помучить, а потому от души порыдать. Говорят, и Гитлер был слезливым романтиком…

– Я привыкла… Привыкла быть слабой! Ты понимаешь? – ее губы дрожали, глаза покраснели, и лицо вмиг стало некрасивым. – Я, железная баба, таких, как ты щелкаю, как семечки… Но такой роли никогда у меня не было! Похоже я слишком вжилась в домашние халатики и тапочки… Я не думала, что мне так это нужно – быть слабой…

Я ничего не ответил. Наверное, просто замер перед ней с отвисшей челюстью. Просто такой поворот не приходил мне в голову.

Конечно, говорю себе, это все промывание мозгов.

Но как же хочется верить!

– Зачем ты все это говоришь? – спрашиваю глухо. – Я же знаю, что все здесь просматривается и контролируется.

– Здесь – нет, – говорит она. – Впрочем, это и не важно… Что было, то было.

Ее лицо снова непроницаемо, как маска. Не осталось и следа от этой нежданной слабости. Мы снова двинулись вперед.

– Никому не верь, – жестко сказала она. – Это страшные люди, и ставки слишком высоки. Считай, что тебя уже приговорили.

– То есть, меня убьют? – спокойно спросил я.

– Боюсь, так поступят со всеми. Мне тоже отсюда не выйти. Потому нельзя раскрывать им сразу все карты. Оставайся им нужным как можно дольше…

– Если ты знала, что все так серьезно – чего ж ты полезла в это дело?

– Нас не спрашивают. Мы исполняем приказы.

Я не нашелся, что сказать. Женщины, которые исполняют приказы – это за границами моего понимания…

Коридор упирался в стену и раздваивался в стороны. Здесь была высокая двустворчатая дверь и пара вооруженных бойцов с настороженными взглядами.

– Я виновата, и я помогу тебе… – быстро проговорила Тома, и вдруг повысила голос, придав тому командной жесткости. – Сюда!

Мы остановились. Один из охранников пробубнил что-то в кругляшок микрофона у щеки, прислушался к пустоте. Кивнул. Второй боец, не спеша, открыл дверь.

– Заходи! – приказала Тома.

Я повиновался. Дверь за мной закрылась, Тома осталась в коридоре.

Здесь было просторно и светло – не то, что в конуре, из которой я сюда явился. Но главное – здесь меня ждали.

7

– Привет, ребята! – бодро сказал я.

И осекся.

Видимо, тон я выбрал неверно. Ибо друзья мои выглядели так, словно наутро их собирались расстрелять перед строем карателей.

Доходяга тихо трясся в дальнем углу. На нем лица не было, и по щекам катились слезы. Крот зябко ежился, примостившись на длинной лавке у дальней стены. Даже Хиляк выглядел удручающе, и мое появление не вывело его из оцепенения. Он, скрючившись, сидел за железным столом, укутавшись в плащ, спрятавшись за полями шляпы

Только Затворник тоскливо помахал мне рукой. Все-таки, он слабаком не был.

– Э, вы чего? – робко произнес я. – Все вроде живы-здоровы, а?

Мне стало неловко за свой излишне бодрый и румяный вид.

Все-таки, у меня нет право на оптимизм. Ведь и силу я получил только для того, чтобы защитить всех этих людей. Но что от меня толку? Как говорится, сила есть – ума не надо…

– Все пропало… – вяло сказал Хиляк. – Конец…

Я осторожно присел рядом.

– Почему – конец? – спросил я, хотя ответ и так был очевиден.

– Штука у них, и Тихоня сдал нас с потрохами, – болезненно оскалился Хиляк. – Мы и на пару километров отъехать не успели, как нас перехватили. Я даже не представляю, чего теперь ждать…

– Но ведь ОНИ не умеют пользоваться Штукой, – неуверенно проговорил я. – И она продолжает работать…

– Это только начало, – покачал головой Хиляк. – Штуку он все равно испортят. Понимаешь? Анималы. Даже ученые не могут по-другому: чтобы что-то познать, им надо разрушить. Как у детей: разломать и посмотреть – что у игрушки внутри?

– Это точно, – вставил Затворник. – По себе знаю: чего мне стоило, чтобы удержаться и не разобрать Штуку на части. Нас еще в институтах учат главному научному методу – анализу. Это и значит – разбирать и ломать…

– Но и это не главное… – продолжил Хиляк. – Следом развалится Контур – ведь нам не дадут жить так, как мы жили раньше. Ведь Клан не сможет «сбросить хвост» и уйти. Без Штуки это теряет всякий смысл…

Он говорил, быстро, сбивчиво, словно стремясь поскорее выговориться.

– И реликвии тоже умрут без нее… И все запасы Жалости – тоже погибнут. И настанет страшное, черное время…

– Но только на нашей земле, – вставил Затворник. – Пока мы не сделаем копию в за границей и не привезем сюда…

– Но столько бед случится за это время… – покачал головой Хиляк.

– И что – обо всем об этом вы рассказали на допросе? – осторожно спросил я.

– Нет, – Хиляк нервно дернул плечом. – Самое смешное – нас об этом и не спрашивали.

Он сухо рассмеялся, продолжил:

– Понимаешь, какое дело: тут захочешь сказать правду – а тебе не поверят! Они уже убедили себя в том, что мы – террористы и торговцы наркотиками. А Клан – всего лишь синоним подпольного синдиката. И если бы не прямое предательство – нас бы просто в упор не заметили!

Я кивнул. Все именно так, как я себе представлял…

Огляделся. Чего-то мне не хватало… Или кого-то?

– А где… – начал я и запнулся.

Хиляк сверкнул взглядом. Мы поняли друг друга.

Значит, завхоз на свободе! А для Тихони, нашего главного врага, он вообще давным-давно мертв. Это дает шансы. Небольшие, но все-таки…

Я повернулся к Затворнику:

– И что они теперь знают о Штуке?

– Все, – Затворник виновато развел руками. – Одно утешает: они не верят ни единому моему слову. Нагнали специалистов – в основном физиков, понатащили приборов… Я думаю, это вообще – какой-то секретный научный центр, вроде Арзамаса-16…

– И как, – проговорил я. – Скоро они поймут что-нибудь?

Затворник пожал плечами, усмехнулся:

– Судя по тем вопросам, которые мне задают – вряд ли…

– Кстати, нас подслушивают! – запоздало сообщил я.

– Ради бога, – мрачно сказал Хиляк. – Что-то мне подсказывает, что информация дальше этого места не уйдет. Слишком она нужна нашим хозяевам…

– Военным? – уточнил я.

– Возможно. Но еще больше – Толстопузу.

– Кому?!

– Это мы его так прозвали. С тобой он еще не беседовал? Толстый такой мужик, респектабельный.

– Ах, вот вы про кого… – понял я.

Я и забыл про незнакомца, которого видел в самолете. Мне ведь и тогда показалось, что полковник – не более, чем его тень…

– Значит, военные всего лишь выполняют заказ… – произнес я.

– Тише… – подал голос Крот, прикладывая палец к губам.

Но я и не собирался говорить тише. У меня появилась идея.

– Который тут Близнец? На выход!

Охранник подозрительно осмотрел помещение, встретился со мной взглядом и сделал характерное движение автоматом: «выходи, мол». Я не заставил себя долго ждать. Посмотрел на приятелей, ободряюще улыбнулся, помахал рукой. На меня посмотрели как на первого, отправившегося «к стенке». Умом я понимал, что это вряд ли, но ощущение, действительно, было поганое.

Ведь если нами занялась не государственная машина в прямом смысле слова, а ловко пользующаяся ее инструментами частная лавочка, ждать можно чего угодно. Я даже затосковал по нормальной тюрьме, под оком простого российского следователя, угрюмо отрабатывающего зарплату. Там можно рассчитывать хотя бы на крохи справедливости.

Эти же ребята вряд ли захотят делиться с государством: когда тебе в руки попадает волшебная палочка, разве понесешь ее в милицию?

Только теперь, прикоснувшись к миру сильных, я понял одну удивительную вещь.

Не только слабакам не хватает силы. Самые отборные анималы денно и нощно жаждут ее, и с каждым днем – все больше и больше. И для того, чтобы урвать еще один кусочек силы, они готовы на все.

Но лучше всего – сделать всех вокруг слабаками. Ибо только на фоне слабых сила становится подлинной ценностью.

Потому-то слабость и есть оборотная сторона силы…

Место, в которое меня привели разительно выделялось на фоне всего этого холодного и мрачного места. Поводив коридорами, лестницами переходами между корпусами, меня привели, надо думать, в административную часть комплекса. И кабинет, в котором я оказался, привел меня в некоторый ступор.

Роскошная мебель, огромная плазменная панель на стене, а главное – невиданная гастрономическая роскошь на низком стеклянном столике. Пестрая мясная нарезка, сыры нескольких сортов, фрукты, икра, лобстеры… Лобстеры, черт возьми! В этой дыре!

Желудок издал тягучий мучительный стон. Я понял, что не ел больше суток.

– Присаживайтесь, Алексей, присаживайтесь… – раздался добродушный голос.

Надо же – на фоне жратвы я не заметил хозяина! Впрочем, это не мудрено с голодухи.

Хозяином оказал тот самый Толстопуз – которого я уже видел вместе с полковником. Я кисло улыбнулся и присел, стараясь держаться ближе к столику.

– Угощайтесь! Вижу, вы голодны…

Меня не пришлось уговаривать. Это слабак страдал бы от неловкости и застенчивости. Сила же внутри меня требовала энергии. Какой-то зверь овладел моим существом, и стоило больших усилий не зарычать, как голодный кот, нависнув над этим издевательским столом…

Я уплетал мясо, криветок, запихивал в рот куски восхитительно свежего хлеба, а Толстопуз радушно наливал в стоящий передо мной бокал «Хеннеси» из плоской бутылки.

– Меня зовут Альберт, – умиленно наблюдая за мной, сказал Толстопуз. – Без отчеств и фамилий, ладно? Давайте – за знакомство, Алексей! Или лучше – Близнец?

Толстопуз приподнял бокал и улыбался, разглядывая меня. Действительно – Толстопуз: и не толстый, не рыхлый, вроде, а брюхо торчит, словно пересаженное от донора размером покрупнее. Наверное, просто из необходимости поглощать всевозможные изысканные яства и напитки – иначе недостаточно развитые потребности вступят в неизбежный конфликт с избыточными возможностями.

– Давайте… – проговорил я, с трудом отрываясь от чудовищного бутерброда с черной икрой.

Поднял бокал. Мы чокнулись.

Наверное, это не очень-то здорово – чокаться с врагом. Но Джейс Бонд поступал именно так и, видимо, испытывал от этого особое, изощренное удовольствие. По-крайней мере, я был доволен – пожрать и выпить за счет противника.

Главное – не окосеть и не натворить непоправимых глупостей.

– Замечательно! – потирая белые ладошки, сказал Альберт-Толстопуз. – Закусывайте, закусывайте…

Я проглотил кусок чего-то невероятно вкусного и поинтересовался:

– Однако же, вы, наверное, не только на кормежку меня вызвали?

– Вы весьма догадливы, – усаживаясь в пухлом кресле, сказал Толстопуз.

Брюхо его уютно расположилось на бедрах, пару раз беспокойно всколыхнулось, пока Толстопуз выбирал удобную позу. И мой новый знакомый продолжил:

– До меня дошли сведения, что ваша организация занимается нелегальным производством нового вида психотропных веществ. Их даже, я слышал, м-м, употребляют, так сказать, для расширения сознания…

– Да? – удивленно произнес я.

Надо же, как красиво некоторые умеют упаковывать собственные мысли – «психотропные вещества», «расширение сознания». Не хочется ему произносить «в лоб» – «наркотики».

– Именно! Нам известно, что так называемая Штука – это необходимый элемент в производстве данных веществ. Но наши ученые никак не могут разобраться с технологией процесса…

– С технологией, значит… – бессмысленно повторил я.

– Да. Эти вещества, насколько я понимаю, помогают манипулировать сознанием. И успешно применяются вашей организацией. Так?

– Ну…

– Не отрицайте, не стоит! Честно говоря, цели вашего так называемого Клана меня совершенно не волнуют. Я говорю искренне. Я понимаю – не совсем легальная деятельность, торговля наркотическими разновидностями этого замечательно вещества. Положа руку на сердце – упечь бы вас всех навсегда за решетку – благо я обладаю таким влиянием…

Толстопуз сделал паузу, отхлебнул немного коньяка. Я машинально сделал то же самое. И это ему понравилось: наверное, так в определенных кругах демонстрируется степень доверия, уж не знаю…

– Но мы закроем на это глаза, – доверительно сообщил мой собеседник. – Более того – придумаем что-нибудь к нашей взаимной выгоде…

– А как же национальная безопасность? – поинтересовался я. – Ваш друг, полковник, только про нее и твердит…

– Ох уж, эти военные! – Толстопуз покачал головой и виновато развел руками. – Все бы им запугать человека – не видят они в собеседнике партнера, только военнопленного!

Он рассмеялся довольно приятным смехом. Ничего не скажешь – чудесный в общении человек. Видимо, действительно, искусный политик.

– И все-таки? – настаивал я.

– Национальная безопасность, конечно, штука важная, – не стал спорить Толстопуз. – Но ведь и Штука – штука важная, простите за каламбур…

Теперь мы смеялись вместе. Почему бы и нет? Как говорил мой школьный учитель физики, «хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз».

– Если разобраться – нацию ведь составляют люди, то есть мы с вами. И укрепляя собственную безопасность, мы укрепляем безопасность национальную…

– С вами трудно спорить, – признал я.

– И не нужно со мной спорить, – улыбнулся Толстопуз. – Со мной куда выгоднее сотрудничать. Если мы сумеем наладить производство нашего чудодейственного вещества – мы увеличим собственное благосостояние и, несомненно, укрепим безопасность страны. Зачем нам этот продукт, если им не делиться – на взаимовыгодных условиях, разумеется? Как он, кстати, называется?

– Жалость… – тихо сказал я.

Перед моими глазами вдруг возник тот далекий дом ребенка, наполненный несчастными детьми и не очень счастливыми взрослыми. Теми, чьими слезами хочет торговать этот любитель побаловать свой круглый живот. Мне стало невероятно тоскливо. И противно.

– Жалость? – повторил Тостопуз. Лицо его выражало глубокомыслие. – Думаю, мы придумаем более коммерческое название. А пока будем называть просто – «продукт»

– Как скажете, – сказал я. – Только как я могу вам помочь? Я не очень-то знаком с технологиями…

– Это ничего, – заверил Толстопуз. – Ваши друзья знакомы с ними. Или же им известно, кто именно в курсе дела. Поймите: мы не хотим вытаскивать из вас информацию по крупицам. Потому и просим убедить ваших товарищей ускорить процесс. Один мой хороший знакомый утверждает, что вы – большой авторитет в Клане…

– Хороший знакомый – это Тихоня? То есть, Тихон?

– Именно. Итак, я рассчитываю на вашу помощь… – гостеприимный хозяин произвел радушный жест, словно воздавал почести древнему богу Солнца.

Я деликатно улыбнулся в ответ. Не били морду – уже хорошо. Покормили – еще лучше.

В общем, казалось бы – классическая тактика «плохого и хорошего полицейского». Однако что-то подсказывало, что в этой системе методичного подавления личности есть брешь.

И эта брешь – я.