Текст книги "Штука"

– В зависимости от того, что ты расскажешь, – мгновенно ответил майор.

Я поерзал на жестком стуле и сказал неуверенно:

– Я даже не знаю… А могу я встретиться с одним человеком? Возможно, он прояснит ситуацию…

– Что за человек?

– Ничего особенного. Просто человек.

– Ничего особенного… – усмехнулся Хорь, разглядывая меня острыми ледяными глазами. – Ну, давай попробуем. Рассказывай, где, кто…

Меня мучили противоречивые чувства: с одной стороны, запуганный потерявшийся ребенок во мне требовал разыскать Матвеича, бухнуться ему в ноги, вымаливая прощения и требуя спрятать меня от всего этого кошмара. Но чей-то другой голос, далекий, едва различимый, возмущенно кричал, протестуя против такого откровенного предательства. Вдруг этот человек – хорошо маскирующийся враг?

С другой стороны, более идиотского прикрытия, чем гражданская оборона, трудно придумать…

– А-а… Я могу остаться один? – неуверенно попросил я.

– Зачем?

– Мне нужно подумать…

Майор с сомнением посмотрел на меня. Пожал плечами, поднялся и вышел, прикрыв за собой тяжелую серую дверь.

Я был уверен, что за мной продолжают внимательно следить. Скорее всего, меня примут за психа. Кто знает, может, это и к лучшему…

– Привет, Близнец! Ты не особо балуешь меня общением.

– Здравствуй, Клоун. Мне не до развлечений. Я под замком, меня охраняют серьезные люди. И… Я просто не могу понять, что происходит!

– Что ж тут непонятного? Тебя взяли в оборот. Ты ведь хотел стать приманкой?

– Да ничего я не хотел! Сам знаешь, как все это подстроили! Сначала Хиляк, потом Владыка, Матвеич следом! Я просто пешка в их играх!

– Только не говори, что тебе не нравилась собственная роль. Вспомни, кем ты был, пока не дополз до края пропасти? Имя тебе было – «никто»! Ни друзей, ни женщин, ни цели в жизни! Но стоило попасть в Клан – как ты изменился! Все завертелось вокруг тебя, появилась любовь…

– Она предала меня…

– Это не важно! Ведь ты зажил настоящей жизнью – а здесь за все настоящее и платят подлинную цену…

– Может, ты прав… Но что мне теперь делать?! Теперь, когда меня предала та, которой я верил больше, чем себе? Когда на меня охотятся, как на волка? Когда я просто не вижу выхода?!

– Тебе нужен совет?

– Да!!!

– Все очень просто: пойми, что тебе достался самый главный приз. Тебя принимают за достойного противника, за настоящего сильного. Используй этот шанс – и стань сильным.

– Но… Но…

– Знаю, ты сейчас станешь канючить: «так не бывает, я слабаком родился и слабаком сдохну!» Очень даже может быть. Но, если не дать им и шанса узнать, что ты слабак – может, не все так безнадежно?

– О чем ты говоришь, Клоун?! Я ведь просто спрашиваю: что мне делать? Что мне делать?!

…– С тобой все в порядке, парень?

До меня медленно доходит, что стоящий передо мной майор изумленно наблюдает, как я исступленно говорю сам с собой, тряся пятерней с напяленной на нее идиотской куклой. Должно быть, меня действительно принимают за психа.

Согласен, не без основания.

– Все в порядке, майор, – пытаюсь улыбнуться, и, похоже, это у меня получается. – Я принял решение.

9

Я хреновый актер. Никакой, если уж быть до конца откровенным. Но моя физиономия способна играть некоторые статичные роли. Подозреваю, что половина никудышных актеров из сериалов тоже выезжают за счет природного типажа.

Наверное, сейчас на моем лице застыла гримаса суровой таинственности. Не знаю, насколько достоверно получилось, но кричать «не верю!» некому. Главное – добраться до Матвеича. Уж он-то разложит все по полочкам и направит течение в нужное русло…

Машина несется по улицам, большая часть которых мне незнакома. Мы ныряем в арки, ползем запутанными тропами сквозь дворы, не гнушаемся наезжать на газоны и тротуары… Неразговорчивый водитель с цепким взглядом прекрасно владеет искусством обходить пробки. Чему еще учат в штабе гражданской обороны? Все, что я про нее знаю – это ватно-марлевые повязки, надписи «Убежище» на стенах и песня «Все идет по плану»…

И вот мы на месте. Вроде бы…

– Что такое?! – само вырывается изо рта, едва я выхожу из машины.

Я в замешательстве: путь к гаражам перекрыт крепкими ребятами в ОМОНовской форме. Рядом – бронированная машина и специальный автобус.

– А ну, жди здесь! – приказал майор Хорь и неторопливо направился к оцеплению. Спокойно махнул перед носом какого-то детины в каске красным удостоверением и завел беседу.

Я невольно сделал шаг назад, отвернулся. Меня посетили нехорошие предчувствия. Просто не верю в случайности. Слабаки – они вообще, по природе своей, фаталисты. Раз уж, с подачи могущественных недоброжелателей, началась на меня тотальная охота, нет оснований предполагать, что в этих гаражах ищут Бена Ладена…

Обернулся: меня тихонько, но настойчиво дергали за рукав. Невысокий парнишка с выразительным взглядом показал мне кулак. Я успел привыкнуть к тому, что это не угроза, а потому подставил под кулак раскрытую ладонь. Туда упал крошечный свиток. Я успел пробежать взглядом короткий текст, но мгновенье спустя меня схватил за запястье один из сопровождающих:

– Что это?!

Не теряя ни секунды, гонец выхватил у меня свиток и бросился наутек, давясь на ходу жеваной бумагой.

– Что это значит?! – злобно зашипели мне в ухо. – От кого записка?!

Я лишь глупо улыбнулся в ответ.

С Матвеичем все в порядке – и от этого гораздо веселее. Всегда так – когда есть кто-то, готовый взять на себя большую часть ответственности. И запоздалое: «Майор Хорь играет за нас» – тоже вселяет оптимизм. И то, что было написано дальше, несколько обнадеживало.

Сам майор через минуту вернулся к машине. Его подозрительный сотрудник немедленно принялся тихо «стучать», косясь в мою сторону. Майор лишь рассеянно кивал: как раз сейчас у него в кармане разродился звуками мобильный телефон.

– Угу. Вот как… Вас понял… Понял… Есть… – проговорил в трубку, Хорь, глядя на меня тяжелым взглядом. – В машину!

Последнее было произнесено с угрозой. Если до этого момента майор не светился добродушием, то теперь стал еще мрачнее. Что-то его давило изнутри, и даже смотреть на это было страшно.

Уже в машине Хорь повернулся ко мне со своего переднего сиденья и сказал:

– Приказано сдать тебя ФСБ. Что ты на это скажешь?

Что мне было сказать? Я успел сжиться с мыслью, что «майор Хорь играет за нас», и любые новые варианты пугали.

– Что вы будете делать? – поинтересовался я, прокручивая в голове варианты побега. Что таить – варианты получались совершенно нежизнеспособные.

– А сам что посоветуешь? – прищурился майор. – Первый приказ мне отдал непосредственный начальник, новый – более высокопоставленный, но на него мне, если честно, посрать. Вопрос в том, следовать форме или сделать так, как полагается?

– А как полагается?

– Полагается не подставлять непосредственного шефа. Он мне обратных приказов не давал. Так что решать мне. Но, скажу прямо – зависит все от тебя. Сам-то как – хочешь к чекистам?

– Н-нет! – я нервно сглотнул.

– Так чего ты, сукин сын, вообще, хочешь?! – заорал Хорь. Я бы точно выпрыгнул из машины, если б меня не придержал за плечо сотрудник, сидевший слева.

– А ну, вы, двое – выйти из машины! – рявкнул майор.

Двое водитель и тот, что сидел рядом, нехотя вылезли наружу. Хлопнули двери.

– Молодец, – резко успокоившись, сказал Хорь. – Ты сделал правильный выбор. Лучше держись меня. Сказать по правде – у Клана нет друга, надежнее гражданской обороны…

– Так вы из Клана? – я даже глаза выпучил от неожиданности.

– Формально – нет, – покачал головой Майор. – Ты знаком с правилом ящерицы?

– Ну, разумеется!

– Считай, что я такой вот отброшенный хвост. Однажды узнав про Клан, теперь потерял его из виду. Думал – навсегда. Но, как оказалось, наш завхоз не любит обрубать концы окончательно и бесповоротно. Вот он и оставил связь со мной…

– «на черный день!» – с каким-то детским восторгом воскликнул я.

– Именно, – усмехнулся Хорь. – Матвеич – человек умный, знает, что слабак иногда бывает опаснее сильного. И умеет ценить дружбу.

– Вы что-то не очень похожи на слабака.

– Ты тоже. Но это не меняет сути, согласен? Ладно, хватит философии. Матвеича искать надо. А за тобой – настоящая охота! Даже не спрашиваю – почему…

– Как это не спрашиваете?! Вы же меня до смерти запугали!

– Извини, парень, привычка. Просто проверял – что ты за птица…

– Так вы не из Контура? – спросил я и тут же прикусил язык. Положено ли ему знать про Контур?

– Нет, Контур здесь ни при чем, – чуть улыбнулся Хорь. – Матвеич позвонил, страшно ругался, бормотал про какую-то картотеку, без которой, как без рук…

Я покраснел.

– …ну и просил выручить. А когда заработает эта ваша шарманка – будет куда проще. Я ведь не канцелярия – пачками липовые приказы штамповать… Ну, так ты скажешь мне, что теперь делать?

– Искать Матвеича, – озабоченно сказал я. – Только сначала нужно забрать Доходягу.

– Ладно, – кивнул Хорь. – Тогда вылазь.

– Разве мы не поедем?

– Ребят надо отпустить. Они-то как раз не имеют к этим делам никакого отношения…

Черный седан, удобный и устрашающий, умчался за поворот. Я опасливо косился на нового знакомого. Экстравагантный майор гражданской обороны здорово пугал меня.

– Ну, где там твой Доходяга? – поинтересовался майор.

Я думал, что после увиденного в таинственных катакомбах Клана, меня мало что может удивить. Но такова природа человека: иногда нас удивляют самые простые вещи.

Например, наш новый транспорт. Я уже и забыл, когда в последний раз видел на улицах города мотоцикл с коляской. Этот же здорово походил на немецкий драндулет времен Второй Мировой – такой же древний, зеленый, оглушительно тарахтящий. Только пулемета на коляске не хватало. Что еще больше удивило, так это то, что сей раритет хранился в том же гаражном гетто, где я встретил воскресшего завхоза. Видимо, есть вещи, объединяющие людей крепче круговой поруки Клана. Например – мужское гаражное братство.

Мне было не слишком удобно: я сидел за спиной майора Хоря, в дурацком шлеме, норовящем сползти на нос. В коляске же, как поплавок в бачке унитаза, болтался Доходяга. На ноги его был накинут прорезиненный брезент, сам он судорожно обнимал бесформенный баул со своей драгоценной картотекой.

Не было похоже, что Доходяга наслаждается преимуществами своего положения. Выглядел он так, словно везли его не на встречу с его старым знакомым – завхозом, а в черной карете волокли на гильотину. Даже жалко его становилось, честное слово. Но своим непрекращающимся нытьем он способен, скорее, вызвать у окружающих головокружение и рвоту.

Мы неслись по улицам Москвы, нервно и отчаянно, как удирающие от партизан фрицы, неустойчивый экипаж болтало и швыряло в потоках машин, из которых на нас ошалело пялились конкуренты по выживанию на дорогах. Необъятная плащ-палатка майора развевалась на ветру, обхватывала меня, как живая, стремясь надавать пощечин, вывести из себя, и в итоге – выбросить из седла, как ковбоя на родео.

Я стойко держался, вцепившись в неудобное кольцо между ног: обхватывать майора за талию казалось мне противоестественным. Все это было похоже на смертельно опасный аттракцион, так что я даже не понял, где мы очутились, когда мотоцикл замер, взбрыкнув и чуть не кувыркнувшись через переднее колесо.

– Тут, что ли? – крикнул майор через плечо.

Я огляделся. Излучина реки, многоэтажки, мост… Похоже, оно – место, указанное в съеденной гонцом записке. Коломенское…

– Вроде бы… – неуверенно произнес я.

– Тогда слазь! – скомандовал Хорь.

Я подчинился, с радостью почувствовав под ногами твердый асфальт. Хотя мне все еще казалось, что земля вздрагивает и норовит уехать из-под ног. Доходяга возился в коляске, совершая бессмысленные движения, что вряд ли помогли бы ему выбраться, если б не майор. Тот подошел, откинул брезент и просто выдернул несчастного пассажира из коляски.

– Куда теперь? – поинтересовался Хорь.

Я махнул рукой в сторону реки.

Набережная была довольно пустынна, если не считать безумцев-рыбаков, пытающихся выудить что-то в сложном химическом растворе, именуемом Москвой-рекой. Так мы и шли мимо рыбаков, вглядываясь в лица встречных прохожих. Меня уже стали одолевать сомнения – правильно ли я запомнил текст послания – когда знакомый голос сообщил:

– Чего-то клев сегодня слабый. Наверное, давление низкое…

Слова эти прозвучали из бесформенной кучи, при внимательном рассмотрении, оказавшейся мешковатым маскировочным балахоном, из-под которого торчало длинное телескопическое удилище.

– Ну, ты, Матвеич, даешь, – сказал Хорь, внимательно оглядываясь по сторонам. – А костер и палатка где?

– Не видишь – маскируюсь! – сообщил Матвеич, вставая с маленького складного табурета.

– Ну, да… Ты первый, на кого лично я бы надел наручники. Или смирительную рубашку. Маскировщик…

– А что такое?! Что было, то и надел!

– Ладно-ладно. Вот, привел твоих подопечных…

– Да, вижу… – буркнул Матвеич, сердито глядя на меня поверх знаменитых очков. Он быстро сворачивал свой рыболовный лагерь. – Взять бы обоих – и в реку! Да только там и без них всякого барахла полно…

– Простите, Матвеич… – я переминался с ноги на ногу, как школьник. Мне и вправду было стыдно.

– Ладно, пойдем! Возьми рюкзак! —

Я взвалил на себя знакомый рюкзак – на этот раз с рыболовными снастями. Хотел было взять и пузатый потертый портфель, но его Матвеич мне не дал. Нетрудно догадаться, что в нем. Вздохнул – и зашагал вслед за Матвеичем и майором. Те двинулись вглубь парка, тихо и озабоченно переговариваясь. О чем – не разобрать.

Доходяга безвольно плелся следом. Открытое пространство явно действует на него угнетающе. Так ему и надо: пусть этот книжный червяк подышит свежим воздухом – меньше будет суицидальных мыслишек…

– Куда мы идем, вообще? – спрашиваю.

– За советом, – отзывается Матвеич. – Он нам сейчас ох, как нужен…

Тут не поспоришь. С некоторого момента я окончательно перестал что бы то ни было понимать в этой жизни. Осторожно нащупал свой талисман во внутреннем кармане пиджака. Просто удивительно, как удалось сохранить эту картонку в последних передрягах. Сразу же вспомнилась Тома, и будто небо над головой потемнело…

Я даже перестал думать о том, что мощная, тупая, как паровоз, машина Контура уже работает против нас. Что где-то зашевелились суровые мужчины в форме, которым приказано найти и обезвредить… Даже не знаю, что им нашептали про нас Экзекуторы. Факт в том, что мощь государства бездумно направлена на горстку слабаков – как тяжелый сапог, запущенный в таракана…

Мы добрели до маленькой белой церквушки – или часовни – я в них не особо разбираюсь. Вокруг бродило достаточно много народа, но Матвеич уверенно направился к какому-то грязноватому типу, что расселся прямо на земле, прислонившись спиной к древней стене. Смотрел он в синее небо, и на лице его светилось совершенно идиотское счастье.

– Привет, Мокрица, – тихо сказал Матвеич. – Дело есть…

– Чего надо? – тип вздрогнул, на лице немедленно нарисовалась озабоченность.

– Ты что, не узнаешь меня? – терпеливо говорил Матвеич, пока майор Хорь перекрывал Мокрице пути к отступлению: малый явно норовил улизнуть.

– А я ничего плохого не делал… – казалось, этот странный тип сейчас разрыдается.

Дурачок какой-то… Лицо худое, голова грубо побрита наголо, щеки впалые. Возраст даже не определишь… Чего Матвеичу-то от него надо?

Сбоку появился молодой человек с редкой бородкой, в черной сутане. Посмотрел на нас настороженно. Но встретился взглядом с завхозом, молча кивнул ему и направился ко входу в церквушку.

Интересно, а церковь тоже включена в Контур? Надо будет спросить Матвеича на досуге…

– Хочешь шоколадный батончик? – предложил Матвеич.

– Да-а! – Мокрица снова осчастливил нас своей лучезарной улыбкой.

– Тогда пойдем…

– Он что, юродивый? – поинтересовался я у завхоза.

– Это ты юродивый, – последовал немедленный ответ. – А он – идеальный слабак. Будь с ним поделикатнее…

Ну, это вы как угодно называйте. Я же видел перед собой обыкновенного дурачка из лубочных фильмов по Древнюю Русь. Уж не у него ли собираются совета просить?

Добрались до какой-то неказистой беседки. Доходяга сразу забился в угол, завернулся в куртку и спрятался под капюшоном. Не переставая при этом судорожно сжимать баул. Мы с Матвеичем и майором молча наблюдали, как Мокрица поедает шоколадку. Зрелище, признаться, не для слабонервных…

В какой-то момент, Мокрица вдруг замер, уставился на меня, выпучив глаза. Батончик выпал из рук, и теперь на меня смотрел совсем другой человек – словно кто-то щелкнул невидимым переключателем.

– Ты… Ты… – заволновался Мокрица. – Вот ты и пришел…

Честное слово, ко мне будто электрические кабели подключили: меня прямо заколотило от невероятного коктейля чувств. Этот гаденыш сверлил меня взглядом, и казалось – с меня заживо сдирают кожу. Конечно, я готов был все списать на мнительность, но…

– Ты за все в ответе! Ты! За все! В ответе…

В меня уткнулся тощий и грязный палец. Сейчас бы ухватить за него и устроить наглецу взбучку. Но я словно выслушивал приговор – тот самый, который выносится раз в жизни и не подлежит никакому обжалованию. Я обливался потом, а мои спутники просто наблюдали – с живым интересом, даже азартно. Только попкорна в руках не доставало…

– Кто это такой? – вымученно спросил я. – Чего это он тыкает в меня пальцами?

– Слушай его, – сказал Матвеич. – Он не говорит пустых слов…

– Он что пророк? Пифия?! – меня начал разбирать нездоровый смех. Улыбка сползла с лица, едва я увидел глаза странного парня по прозвищу Мокрица.

Зрачки его закатились, веки нервно подергивались, и появилось жуткое ощущение, будто эти белки с тонкими кровавыми жилками проявились, чтобы пристальнее вглядеться в мою душу…

– Ты, слабак… – шептал он. – Ты должен спасти других, еще более слабых. Таких слабеньких, маленьких… Малюсеньких… Как я, как он, и он, и вот он… И тех, кто сильнее – ты тоже должен спасти! Вся надежда только на одного… Так бывает всегда – чтобы спасти многих, нужен всего один, единственный… И этот единственный – ты…

– Но почему снова я?! – вопль сам вырвался из моей глотки.

Прочь от беседки шарахнулась какая-то парочка с собакой на поводке. Собака унеслась первой, поджав хвост и нервно поскуливая. Забавная сцена, но мне было не до смеха.

Это жалкое, склонное к припадкам, существо казалось мне теперь сильнее, внушительнее всех, кого я когда-либо встречал в своей жизни. Наверное, только сейчас я ощутил смысл странной формулы: «Слабость – антиматерия силы». Жалкий юродивый мог бы, наверное, водить за собой толпы верующих с горящими глазами. Но вместо этого он предпочел довести меня до предынфарктного состояния. Самым кошмарным было то, что я не хотел его слушать. Мне надо было бежать – куда угодно, только сразу и навсегда. Порвать с проклятым Кланом, забыть про все блага, перспективы надежду, которые я обрел – и бежать. Забиться в какую-нибудь вшивую нору и жить дальше жизнью ничтожества и неудачника – я больше не буду забираться на крышу, я смирюсь и стану, как все…

Но дергающиеся белки Мокрициных глаз не отпускали. Они гипнотизировали, высасывая какую-то скрытую во мне правду…

– Пришло время выбора… – покачиваясь в трансе, бормотал Мокрица, и слюна стекала из дрожащего рта мерзкой струйкой. – Время, когда слабость одолеет силу. Когда восстановится равновесие… Но ты должен измениться. Измениться… Твой час наступит, когда поменяются знаки. Минус на минус – это плюс… Как красиво! И как просто!

Мокрица тихо рассмеялся. Я не понимал ни слова из сказанного и молил Бога, чтобы потерять сознание и не видеть всего этого…

Матвеич же слушал внимательно и одновременно изучал мою реакцию.

– Герой… Нужен герой! – повышая голос, вещал Мокрица. Он улыбался, обнажая кривые желтые зубы, лицо его избороздили болезненные морщины. – Герой нужен всегда! Даже если его придется слепить из грязи, из никчемного куска земли! Герой нужен слабым, а у слабых свои герои… Ты – будешь героем?!

Мокрица вскочил на стол и теперь нависал надо мной, и слюна из оскаленного рта летела мне в лицо. От ужаса я был не в силах пошевелиться, и странные слова этого нелепого монстра несвежим ветром неслись на меня сверху:

– Это выбор… Главный выбор, ты понимаешь?! Ни он, ни он, ни я – а только ты можешь его сделать! Или ты решишься… Или все просто погибнут…

– Почему – погибнут? – выдавил я.

– Колесо уже вертится… – бормотал Мокрица. – Правила нарушены, жалость продается за деньги. Слабакам не по зубам игры с сильными. Правила нарушены – и слабаки умрут. Если не придет герой…

Мокрица еще ползал по столу, речь его стала совсем бессвязной. Но было видно, что неожиданный порыв страсти уже выжал из него все силы. Матвеич подхватил Мокрицу под руки, стащил со стола, усадил на скамеечку.

Какие-то дети, раскрыв рты, наблюдали за происходящим из-за кустов. Майор сделал зверское лицо, шикнул – дети исчезли.

– Какой еще герой… Что за бред, – скулил я. – Это же просто припадок…

Матвеич молчал. Майор тоже. Наверное, мне просто давали выговориться. Доходяга нервно вздрагивал в своем уголке. Похоже, на него увиденное произвело не меньшее впечатление, чем на меня.

– Матвеич! – взмолился я. – Ну, скажите, что-нибудь?! Это же все безумие, так?

– Безумие… – задумчиво проговорил Матвеич. – Само наше существование – безумие. Зачем нужны слабаки? В чем тут замысел? Может, ты и прав – черт с нами со всеми! Забьемся в угол, будем ждать, пока нас не начнут уничтожать одного за другим…

Майор хмуро смотрел в сторону. Наверное, им с завхозом не нужно было ничего объяснять. Один я, дурак, должен за все отдуваться!

– Но почему – уничтожать? – воскликнул я. – До этого не уничтожили – почему же теперь будут?!

– Да потому, что анималы уже землю роют – Штуку им подавай! – зло сказал Хорь. – А как приберут ее к рукам – все, конец гуманизму в отдельно взятой стране!

– Про тридцать седьмой год помнишь?! – мрачно сказал завхоз. – Про революцию? Про Смутное время?

– Что, тогда тоже?.. – пролепетал я.

– Тоже! – рявкнул Хорь, хлопнув по столу ладонью.

Доходяга испуганно икнул. Мокрица вздрогнул и вдруг жалобно захныкал. Матвеич подсел к нему и стал гладить по грязноватому «ежику».

– Это случается, – сказал Матвеич. – Штука уже попадала в руки анималов. И не только в нашей стране.

– А что, где-то еще есть? – тупо спросил я, тоскливо глядя в сторону. Я просто не мог больше смотреть на Мокрицу – как тот дожевывает шоколадку, подняв с земли и с животным удовольствием облизывая бумажку,

Жизнь вокруг шла своим чередом. Ветер играл желтыми листьями под ногами. Солнце светило насмешливо – совершенно не грея. По дорожкам гуляли парочки, носились дети. Никому нет дела то того, кому предстоит сделать выбор. Может, оттого, что выбор у каждого – свой?..

– Открою тебе еще один секрет, – невесело усмехнулся Матвеич. – Народы собираются не внутри государственных границ, а вокруг источника жалости. Пока кто-то хранит огонек сочувствия, сострадания и надежды – страна живет спокойно. Иначе…

– Иначе начинаются войны, – мрачно сказал майор.