Текст книги "~ Манипулятор"

«Может, перезвонить ему?» Смотрю на телефон, но что-то подсказывает мне, что трубку он не возьмет.

«А может, мне отправить ему смс? Всего одну фразу: «Утром меня у подъезда не будет»?

Что я в итоге и делаю. Проходит секунда, потом другая, после чего от Лебедева прилетает ответ:

«Диана, пожалуйста, завтра в восемь утра я буду ждать тебя, ОЧЕНЬ. Не забудь паспорт. P.S. Прости, отвечать не могу, я за рулем. Тебе от Юльки привет».

Смотрю на мобильный, и мне так хочется взять эту вазу с цветами и запустить ею в стену, но… Но мои губы сами собой раздвигаются в легкой улыбке.

В ту ночь я так и не смогла заснуть. Пыталась уговорить себя, что сон придет, ворочалась с боку на бок, рассказывала себе, что утром я все равно никуда не поеду, но семь утра застают меня у окна в полном мейкапе и с чашкой крепкого кофе в руках.

«Во что я вляпалась?» – думаю я, рассматривая фиолетовые оттенки рассвета.

ЧАСТЬ 2. Последний мейк-ап дружбы

Манипулятор – игрок, заинтересованный исключительно в собственном выигрыше.

То ли Автор, то ли из Интернета

ГЛАВА 7. Офисное и личное

Люблю и ненавижу, ненавижу, что люблю.

Егор Крид, «Миллион алых роз»

1.

Диана.

«Нет, конечно, спокойно выехать в «Останкино» мы не могли. Встретив меня у подъезда, Лебедев прижал кончик языка к верхней губе, с любопытством меня оглядел. Поздоровался, любезно одарил меня комплиментом: «Прекрасно выглядишь!» и тут же распахнул передо мной дверцу своего джипа.

– Привет, – я еще улыбаюсь карамельной улыбкой, но уже вытягиваю руку вперед и щелкаю кнопкой на брелоке от своего «Опеля». – Ты тоже отлично выглядишь, но в «Останкино» я на тебе не поеду.

– В смысле, на мне? – Лебедев сощуривает один глаз.

– В прямом. Ты едешь передо мной и показываешь мне дорогу. А я еду следом за тобой.

– Ну и зачем эти сложности? – Он хмурится, не понимая.

– Затем, что я могу уехать из «Останкино» раньше, чем заканчивается твой рабочий день, и я не хочу быть к тебе привязанной. К тому же, у меня свои планы на вечер, и мне нужно в центр.

Вообще-то я всего лишь хотела заехать вечером в магазин на Тверской (весенняя распродажа, женские сумки, скидки). Но докладывать об этом Лебедеву мне неинтересно. Зато интересно было взглянуть на то, как после моего ответа у Ромки окаменеет лицо.

– Понятно, – помолчав, недовольно бросает он, после чего вынимает из кармана мобильный, делает пару шагов в сторону и принимается кому-то звонить.

– Вера? Да, доброе утро, – доносится до меня его внезапно холодный голос, от тона которого я, будь я на месте Веры, начала бы со страхом перебирать в голове все грехи, что есть у меня на совести. – Вера, относительно пропуска в «Останкино», о котором я тебе вчера говорил. Пожалуйста, закажи еще один, но к нам на парковку… Да, тоже на Диану Александровну Рыжакову… Номер машины? – Лебедев наклоняется и косится на номер моего серебристого «Опеля», пока я перчаткой стряхиваю с лобового стекла машины легкий пушистый снежок. – ВЕК 420. Диана, подожди, я тебе сам почищу стекло! – прикрыв динамик ладонью, вполголоса требует он. Получив мое вежливое:

– Спасибо, не отвлекайся, – Лебедев сердито дергает уголком рта и продолжает чуть более недовольно:

– Да, Вера, можешь оформить пропуск как гостевой. Да, пока не забыл: совещание у меня будет не в девять утра, а в десять. Напоминаю, что мне нужны все: Абгарян, Аасмяэ, Лида и «герой» нашего вчерашнего дня Венедиктов. Только, – быстрый взгляд на меня, – предупреди людей, что совещание пройдет не у меня в кабинете, а арендуй для него любую свободную переговорную… Да, все правильно. Все, спасибо, до встречи, – отстраненно добавляет он и убирает в карман телефон, продолжая разглядывать меня с непонятным сомнением.

– Отлично. Ну что, поехали? – не обращая внимания на его взгляды, я забираюсь за руль. Усевшись, собираюсь захлопнуть за собой дверь машины. Но Лебедев в два шага подходит ко мне и придерживает дверь рукой.

– Мне с какой скоростью ехать? – требовательно спрашивает он в зазор, образованный открытой дверью и аркой.

– А какая у нас в Москве? – Я неубедительно играю в наивную.

– А если я оторвусь от тебя? – игнорируя мои шутки, Ромка скептически оглядывает приборную доску моей маломощной машины.

«А вот и причина его сомнений».

– Не переживай, я успею.

– Ладно, как скажешь. Если что, разберемся. Только телефон под рукой держи. И пристегнись! – сердито добавляет Лебедев, после чего захлопывает дверцу с моей стороны, размашистым шагом возвращается к своему джипу, запрыгивает внутрь и, рывком развернувшись на пятачке, бодро дует вперед.

Дорога до телецентра занимает ровно то количество времени, которого мне хватает на то, чтобы прослушать по радио биржевые сводки и пару неплохих песен, поговорить с Лешкой по телефону («Да нет, у меня всё нормально, просто я тебе вчера не ответила, потому что поздно домой пришла») и оценить навыки Лебедева в деле вождения автомобилем. Уж не знаю, каким образом он прокладывал наш маршрут, выбирая малоизвестные мне объездные пути, лишенные вечных пробок, но перестраивался он с таким расчетом, что я каждый раз успевала вклиниться в свободной за ним зазор и вместе с ним проскочить все светофоры. К телебашне мы прибываем ровно в 8:55, как часы. Остановившись у шлагбаума, Лебедев выходит из машины и быстрым шагом направляется ко мне. Открываю окно.

– У тебя паспорт далеко?

– Нет. – Порывшись в рюкзаке, передаю ему удостоверение личности.

– Прекрасно, – махнув мне свободной рукой, типа, подожди, Ромка ныряет под навес будки рядом с закрытым шлагбаумом. Протянул книжечку паспорта охраннику, сунул руки в карманы пальто, наклонился к окну, притоптывая от нетерпения, и шлагбаум (красно-белая полосатая труба) поднимается. Благодарно махнув охраннику, Лебедев сбегает с крыльца. Поймав мой взгляд, командует:

– Поезжай за мной, – забирается в машину, и через пару секунд мы оказываемся на территории служебной парковки «Останкино». Еще минут пять уходит на то, чтобы разместить мой «Опель» на выделенном мне месте, и мы начинаем подниматься в серовато-белый приземистый корпус, фасад которого украшен громадными синими буквами «Телевизионный технический центр Останкино АСК-1».

Миновав рамки металлоискателя, Лебедев пережидает, пока сотрудник охраны сверит мои данные в паспорте с информацией на компьютере, и указывает мне на лифты. Когда мы пересекаем вестибюль, мобильный Ромки начинает разрываться от вызовов с интервалом примерно один звонок в десять секунд, будто кто просигнализировал окружающим о его появлении. «А он изменился», – думаю я, разглядывая его ставшие уж совсем ледяными глаза, обточившие скулы и губы, сжатые в суровую тонкую нитку. Ровный шаг, отточенные движения, отстраненные взгляды, которые Лебедев бросает на окружающих; стайки толпящихся в вестибюле людей (видимо, журналистов, раз среди них промелькнули лица Андреевой и Урганта). Но если часть окружающих почтительно здоровается с Лебедевым, то другая предпочитает опасливо обойти его стороной. Какая-то девица с длинными светлыми волосами у лифтов при виде Ромы перестает развязано хохотать и шлепать по рукам собеседника, испуганно подбирается, моментально прощается с ним и трусит к черной лестнице. И до меня доходит: Ромка здесь большой начальник, которого уважают и… и даже боятся.

У лифта Лебедев переводит телефон в беззвучный режим, и его словно чуть отпускает. В лифте сцена с окружающими нас людьми повторяется, хотя народ в лифте преимущественно скупо молчит. Мы выходим на шестом этаже, коробка лифта едет наверх, а мы направляемся по коридору налево. Запах кофе и табака, серые стены с развешенными на них постерами и фотографиями. На полу – толстая плитка. Двадцать метров пути мы проходим минут за десять: при появлении Ромки из кабинетов начинают выглядывать люди. Кто-то кивает Лебедеву, кто-то здоровается с ним, кто-то первым пытается пожать ему руку. Со стороны лестницы, рядом с которой висит значок «Запасной выход», появляется тонкая, как стебелек, девушка с синими глазами, густо подведенными черным карандашом. На девушке тертые джинсы и темно-серая футболка с надписью: «Психоанализ: заплати мне 1000 р. и жалуйся на себя».

– Доброе утро, Роман Владимирович, – звонко говорит девушка и с любопытством стреляет в меня глазами.

– Здравствуй, Рита, – ровным голосом отвечает Лебедев.

– Как вам это? – Девушка, смеясь, указывает на надпись у себя на груди.

– Идейно, – хмыкает Ромка.

Девушка расплывается в улыбке и, бросив на меня еще один любопытный взгляд, исчезает на лестнице. А из кабинета, отмеченного табличкой «Сценаристы», выскакивает взъерошенный молодой человек в черных брюках и свитере. Внешне парень очень похож на молодого Гарика Мартиросяна. При виде Лебедева «Мартиросян» застывает на месте и бухает прямо с порога:

– Роман Владимирович, здрасьте. Вы у себя утром будете? Мне поговорить с вами надо.

– Здравствуй. У меня с вами совещание в десять утра, – говорит Лебедев.

– Да нет, мне отдельно к вам надо зайти, – упирается парень, после чего звучит непонятное: «У нас логлайн съехал».

– Ну, через полчаса ко мне загляни, – подумав, соглашается Ромка.

– Спасибо, – и парень, поддернув рукава свитера до локтей, возвращается обратно в комнату.

Когда за молодым человеком со стуком закрывается дверь, из-за угла коридора неторопливо выходит стройная темноволосая женщина примерно моего роста, но средних лет, одетая в бежевый костюм (жакет и узкая юбка). У женщины короткая стрижка, умело подкрашенное лицо, на носу – симпатичные рыжие конопушки. «Привлекательная», – машинально отмечаю я. Заметив Лебедева, женщина внезапно замирает на месте.

– Привет, Вероника, – проходя мимо нее, ровным голосом здоровается Ромка. – Как дела? Ты у нас какими судьбами? – И он все-таки останавливается.

– Да вот, приехала подписанные бумаги забрать, – медленно, точно оправдываясь, отвечает женщина. Поймав ее взгляд, я слабо улыбаюсь ей, показывая, что меня она не задерживает, и принимаюсь изучать табличку на ближайшей двери. На табличке написано: «Соловьев Игорь Борисович, коммерческий директор, канал «ТВТ».

– А чего же курьера к нам не прислала? – Боковым зрением отмечаю, как во взгляде Ромки, обращенном на женщину, мелькает легкая неприязнь. Тем не менее, он продолжает держаться с ней довольно-таки приветливо.

– Да как-то не сложилось, – женщина коротко смеется, косится в мою сторону, после чего делает к Ромке осторожный шажок. – Ром, слушай, – она понижает голос, – у меня по нашим контрактам набежали кое-какие вопросы. Ты не возражаешь, если я тебе вечером наберу?

«Забавно, – думаю я. – Сначала Рита, теперь Вероника…» И в сердце холодной шипастой рыбиной соскальзывает укол ревности.

– Ну, набери, – между тем отстраненно произносит Лебедев. Задержавшись взглядом на его лице, женщина тихо вздыхает, прощается с ним и уходит. Лебедев внимательно глядит на меня, точно пытается угадать, как я к этому отнеслась. Делаю вдох-выдох, загоняя ревность подальше в глубины, и морщу нос:

– Знаешь, у тебя в «Останкино», по-моему, необратимое ЧСД развилось.

– ЧСД, это что? – не понимает Ромка.

– ЧСД – это чувство собственного достоинства, – поправляя рюкзак, усмехаюсь я, цитируя остроумных ребят с сайта «Луркоморье».

Лебедев с секунду молчит, по всей видимости, переваривая мой ответ, и на лице у него появляется уже нормальная, человеческая улыбка.

– ЧСД, говоришь? А знаешь, как меня здесь называют? – наклонившись ко мне, с заговорщицким видом шепчет он.

– Как? – А мне и правда интересно.

– Кащей.

– Как? – У меня брови ползут наверх. – Кащей?! – Я моргаю. – Да уж, Ром, нечего сказать, весело.

Впрочем, его прозвище многое мне объясняет. Скептически оглядываю его серый костюм, бледно-голубую сорочку и галстук в тон. Аккуратен, подтянут и холоден.

«Тогда уж лучше не Кащей, а Останкинский Снежный король».

– А знаешь, вообще-то похож, – тем не менее, говорю я. – А можно узнать, кто такой умный дал тебе это прозвище? Это Рита? Или…? – киваю вслед женщине в бежевом.

– Ты имеешь в виду Веронику? Нет, не она, – Лебедев смеется. – Но, думаю, с той, кто так назвала меня, ты очень скоро сама познакомишься.

«С той, которая так тебя назвала?»

– Ах, так, – прикусываю губу.

«Интересно, – между тем соскальзывает мне в голову, – я никогда не ревновала Лешку, Мишу и всех других моих прочих так отчаянно и самозабвенно, как ревновала Лебедева».

И я даже знаю, когда родилось это чувство. Это было, когда я впервые увидела его с Лизой. Видимо, я тогда уже понимала, что у них просто так всё не закончится. И я оказалось права: они поженились, и у них родилась дочь. А у меня к тому времени уже ничего не было: ни жизни, ни ребенка, ни Лешки…

– Что? Что-то опять не так? – вытаскивает меня из мыслей встревоженный голос Лебедева. Удивившись его тону, поднимаю глаза. А он, оказывается, наблюдает за мной.

– Да нет, все нормально. – Я небрежно пожимаю плечами и лишь бы перевести разговор на другую, более безопасную тему киваю на табличку, висящую на двери: – Слушай, а это случайно не тот Игорь, о котором ты мне говорил?

– Наблюдательная, – хвалит меня Лебедев. – Кстати, хорошо, что напомнила… А ну-ка, подожди. – И он, аккуратно меня обойдя, барабанит в дверь костяшками пальцев. Не дождавшись ответного «можно», толкает дверь и переступает порог. Пользуясь случаем, мельком оглядываю раскинувшийся передо мной интерьер помещения.

Известно, что понятие вкуса – вещь условная и растяжимая. И дело не в том, что у кого-то он хороший, а у кого-то не очень. Все заключается, по-моему, в том, к чему стремится сам человек, обставляя периметр. Кому-то надо красиво и дорого, кому-то уютно. Мой природный мир, например, состоит из контрастов, и я их обожаю. Ромкино жилье (насколько я еще помню его однушку и квартиру его потрясающей матери) представляло собой упорядоченность и удобство. В интерьере же Игоря намешено все: и серебристые жалюзи, и массивная темная мебель из породы «богато», и статуэтки и бюстики на шкафах, и вал дипломов на стенах, выкрашенных до кучи еще и в изумрудный цвет, что смотрится в спокойных сине-серых коридорах «Останкино» не столько роскошно, сколько вызывающе.

– Так, это кто? – рычат справа, от шкафов, и с корточек поднимается недовольный мужчина.

«Ромка, как я тебя понимаю!» – думаю я, разглядывая, как я уже осознаю, Игоря. Соловьев – это широкоплечий, высокий, даже очень высокий брюнет средних лет, которому, на мой взгляд, пошло бы слово «излишне». Излишне холеный, излишне броский (если кому-то нравятся мужские орлиные носы, пухлые губы, ровный загар явно искусственного происхождения и костюм, представляющий собой смесь из замшевого пиджака, ремня с логотипом известного бренда и золотых запонок на манжетах рубашки, выглядывающих из-под рукавов пиджака «ровно на столько»).

– Зайдешь? – тем временем, обернувшись ко мне, безмятежно интересуется Лебедев.

Я качаю головой, и Рома, кивнув мне, проходит в кабинет Соловьева. Оставив дверь для меня незакрытой, останавливается у стола.

– Доброе утро, – приветливо начинает он.

– Доброе утро, – выпрямляется Игорь и прокатывается по мне неприязненным взглядом, типа, а это кто?

– Это Диана, моя знакомая, она поработает у нас консультантом, – без особых эмоций представляет ему меня Ромка.

Игорь, подумав, расплывается в дружелюбной улыбке. Но то ли у меня уже сформировалось предубеждение против него, то ли это просто-напросто не мой тип мужчины, симпатию к Игорю я не испытываю.

– Игорь. И можно на «ты». Да проходите, чего в дверях-то стоять? – берет свойский тон Соловьев и разворачивается к Ромке. – Вы надолго ко мне? Могу коньяк, чай или кофе вам предложить, – небрежно произносит он, и мне на ум приходит картина «Крепостные в гостях у барина».

– Хочешь чай или кофе? Или у меня выпьем? – Ромка спокойно глядит на меня.

– Спасибо, но лучше попозже. – «И у тебя», – мысленно добавляю я. Но поскольку стоять у порога уже как-то глупо, я все же вхожу в кабинет.

– Мы ненадолго. Жарко в верхней одежде, – тем временем комментирует Ромка, глядя на Игоря чуть-чуть снизу-вверх (Игорь, по-моему, сантиметров на пять выше его). – Я, собственно, что хотел… У тебя какие планы на этой неделе?

– Ну, вообще-то у меня командировка в Питер, – снисходительно сообщает ему Соловьев. – Если помнишь, ты мне сам план подписал.

– Так командировки там вроде не было, – и Лебедев склоняет голову набок.

– Так и тебя вчера вечером не было, – смеется Игорь. – Так что я вчера к генеральному заскочил. Он мне и подмахнул.

– Так и Быкова вчера не было, – задумчиво отзывается Ромка.

– А-а… Ну да. Ну, то есть мне поездку в Питер секретарша его подписала, – Игорь хрустит пальцами.

– Ага. Тогда, пожалуйста, задержись с командировкой. Есть вероятность, что ты понадобишься мне в Москве, – говорит Лебедев, и у Соловьева загораются гневом глаза:

– То есть как? Но я, вообще-то, с людьми договаривался!

– А что, у нас рекламисты так заняты, что не могут перенести встречу на пару дней? – У Лебедева иронично ползет вверх правая бровь, хотя он старательно делает вид, что «всего лишь не понимает».

– Да нет, – Игорь встряхивает головой. – Просто я как-то рассчитывал на эту поездку.

– А я рассчитывал на тебя, – произносит Лебедев, и Игорь скисает.

«Бездарный ты игрок, Соловьев Игорь Борисович», – думаю я, оценив его мимику. Впрочем, если вдуматься, он и Ромка и выглядят-то, как два антипода. Один – светловолосый и хладнокровный, другой – смуглый и явно вспыльчивый. При этом Игорь изо всех сил пытается продемонстрировать, что он всегда на коне, в то время, как Ромка преспокойно напоминает ему, кто у них в доме хозяин.

– Окей, я отменю. Все равно оформить командировочные я еще не успел… Так мне эту поездку перенести или вообще отменить? – закидывает Игорь новую удочку.

– Пока не знаю. Но ближе к вечеру я скажу, – обескураживающе легким тоном заключает Ромка и, добавив: – Набери мне в шесть, хорошо? – выходит из кабинета, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.

– Слушай, – подумав, начинаю я, когда мы удаляемся от офиса Игоря, – а ты хотел показать мне этого Игоря или уделать его при мне?

– Честно? – Лебедев подстраивается под мой шаг. Киваю. – Ну, если честно, то я хотел совместить приятное с полезным.

– Приятным было, видимо, дать Игорю по башке? Молодец, это было почти красиво. А что тогда полезное?

– Ну, вообще-то, приятным было не дать Игорю смыться в командировку до того, как ты разберешься с акциями. А полезное – это оставить Игоря в Москве, потому что у тебя могут появиться вопросы по акциям. Вот и всё. Никакого второго дна, – и Лебедев пожимает плечами.

– Да? А если я споюсь с этим Игорем?

– Ты? Ну, это вряд ли. – Ромка останавливается у стеклянной двери, за которой просматривается периметр освещенного солнцем предбанника, обитая коричневой кожей солидная дверь и стол ресепшен, за которым сидит полная девушка с короткой челкой и в массивных очках в роговой оправе. Девушка глядит в монитор и что-то быстро печатает на компьютере.

– Вряд ли? – машинально наблюдая за девушкой, отзываюсь я. – А почему ты так решил?

– А он тебе не понравился.

– С чего бы такие выводы? – Я прищуриваюсь. – Вообще-то, внешне он симпатичный.

Вообще-то, после встречи с Вероникой и Ритой мне отчаянно хочется заставить его ревновать.

– Ну… – Лебедев, помедлив, приваливается спиной к стенке, – просто лет семь назад я, по-моему, неплохо тебя знал. И, как мне кажется, я еще умею в тебе разбираться. Пусть не всегда и не во всем, но хотя бы в принципиальных моментах.

– А времена меняются, – огрызаюсь я, некстати вспомнив его букет, выкинуть который у меня вчера так и не поднялась рука.

– Да, времена меняются, – помолчав, соглашается Лебедев. – Но кое-что остается.

Услышав это, я вскидываю на него глаза. Он глядит на меня. И мне дико хочется ему ответить, что – да, он прав. Времена меняются, но кое-что между нами осталось в силе. И это моя окоченевшая боль, ненависть, которую я периодически испытываю к нему, и которая, к сожалению, больше похожа на застарелую глухую обиду. А еще – это мой нерожденный ребенок, которого мы убивали с ним вместе. Он – когда бросил меня. А я – когда своей безумной истерикой среагировала на его слова. Но Лебедев, посмотрев на меня и словно считав мою злость, предлагает умышленно ровным голосом:

– Так что ты будешь, чай или кофе? Кстати, мою секретаршу зовут Вера, и если тебе что-то понадобится, а меня вдруг не будет на месте, можешь смело к ней обращаться. Впрочем, я сам вас сейчас познакомлю. – С этими словами он толкает дверь, и мне ничего не остается, как, закусив губу, переступить вслед за ним порог помещения.

– Вера, доброе утро. Диана, это Вера, моя помощница. Вера, это моя знакомая Диана Александровна, – представляет нас друг другу Лебедев.

– Здравствуйте, – просто и без ужимок отвечает Вера, поднимаясь из-за стола, на котором лежат кипы папок, бумаг и огромный дырокол. На Вере клетчатое платье, туфли на низкой подошве, в ушах – уместные гвоздики, на левой руке – неброские часы. И в целом, Вера одна из тех секретарш, кто к себе сразу РАСПОЛАГАЕТ. Пока я, задумавшись, разглядываю ее, Вера открывает шкаф и привычным движением протягивает Лебедеву «плечики». В себя я прихожу, когда Ромка делает попытку помочь мне снять пальто.

– Спасибо, я сама. – Я принимаюсь расстегивать пуговицы.

– Чай, кофе, минеральную воду? – между тем предлагает мне Вера.

– Кофе, – говорю я, пока Лебедев вешает в шкаф нашу одежду.

– Эспрессо, капучино, латте? – открывает новый список Вера.

– У нас еще и Берлинское печенье есть, – добавляет Лебедев. И меня так и подмывает спросить у него, это они тут так хорошо живут, или это он для меня постарался? Но воспитание все же берет верх:

– Только эспрессо. Пожалуйста.

Вера включает кофе-машину. Лебедев толкает дверь кабинета и с легким юмором в голосе предлагает мне:

– Ну что, заходи в мою берлогу.

Войдя, издаю короткий, едва слышный смешок. «Вот это я понимаю!» – думаю я, разглядывая вытянутую в горизонтальный прямоугольник комнату, где все напоминает прежнего Лебедева, и в то же время… И в то же время, говорит мне о том, что я не знаю этого человека. Например, в помещении нет так когда-то любимых им упорядоченных схем расстановки мебели. Зато есть светло-серые стены (традиционный стиль для «Останкино», как я уже понимаю). Есть низкие шкафы, высотой максимум ему по плечу, громадная телевизионная плазма, письменный (и довольно широкий, кстати сказать) стол с «островком» на два стула – и еще один, длинный, овальный, явно для переговоров. Этот стол поставлен в центре комнаты, и за него могут усесться разом… раз, два, три… десять человек. Остальные мелочи я рассмотреть не успеваю, хотя, если честно, хочется. Но я оттягиваю этот момент до того времени, когда я останусь здесь одна. Ну, или же освоюсь здесь до такой степени, чтобы спросить у хозяина кабинета, с какой радости у стены, противоположной к окну, есть еще одна дверь, плюс стоят обтянутые красной кожей африканские там-тамы, прикольный робот примерно в метр ростом («Интересно, а он ходит?») и висит пара довольно стильных афиш родом из «ТВТ» 90-х.

– Ну и как тебе здесь? – интересуется Ромка.

– Мне? Уютно. – Я ставлю рюкзак на мягкое сидение обтянутого кожей стула, которое придвинуто к торцу стола для переговоров. – А где мне можно расположиться?

– Где хочешь. – Лебедев пожимает плечами, но его глаза перемещаются на островок рядом с его столом. – Хочешь, здесь?

«Нет, не хочу. Не хочу постоянно чувствовать на себе твои взгляды».

– Не возражаешь, если я здесь приземлюсь? – киваю на выбранные мной стол и стул.

– Диана, как хочешь, я же сказал. – Лебедев подходит к своему рабочему месту, отодвигает кресло и, перегнувшись через его спинку, включает монитор. Я слежу за размеренными движениями его длинных пальцев, и мне вдруг становится грустно. Мотнув головой, принимаюсь распаковывать свой рюкзак и по очереди выкладываю на стол планшетник, ноутбук и допотопный «Молескин», традиционно перевязанный завязкой-резинкой.

– Пароль от WI-FI дашь? – расстегивая жакет, поднимаю глаза на Лебедева.

– Да, конечно, – он называет пароль, не сводя с меня взгляда.

– Что? – не понимаю я.

– Ничего. Ты с собой всю эту тяжесть несла? – он кивает на мой заметно сдувшийся рюкзачок.

– Ну да. А что?

– А мне ты об этом, конечно, сказать не могла?

«Как ты достал меня со своим джентльменством, – думаю я. – Я тебя умоляю, прекращай вести себя со мной так, точно мы – все еще пара». Словно подслушав мои мысли Лебедев недовольно дергает уголком рта. Но молчит и, включив компьютер, направляется к шкафу. Открывает верхнюю дверцу, вынимает с полки непочатую коробку с Берлинским печеньем, ставит ее на выбранный мною стол, идет до угла стены и машет рукой, подзывая меня:

– Иди, что покажу.

«Ну, покажи». Направляюсь к Лебедеву. Он толкает дверь непрозрачного темного стекла, замеченную мной ранее. Подойдя, заглядываю в новое, открывшееся передо мной помещение. Маленький периметр уже знакомых мне останкинских серых стен (правда, в этот раз отделанных плиткой), причем в этой комнате разместились диван, холодильник и умывальник-тюльпан с зеркалом.

– Здорово, – хвалю я. – Светильник только смени. Хотя этот тоже вполне себе ничего.

– Да нет, я не к этому. – Ромка ерошит свои светлые волосы. – Я к тому, что если ты вдруг захочешь умыться или выпить – в холодильнике, кстати сказать, неплохое вино есть – или…

– Полежать на диване, – подсказываю я ровным голосом.

– …Отдохнуть, – огрызается Ромка. – То, в общем, можешь пользоваться всеми благами нашей останкинской цивилизации. Кстати, дверь изнутри закрывается.

И демонстрируя это мне, он пару раз крутит дверной задвижкой.

– Отлично, спасибо. А с кем ты делишь это помещение? – наивным тоном интересуюсь я, разглядывая зловещих размеров раскладной диван.

Лебедев опускает руки в карманы брюк и молча глядит на меня.

– Что? – простодушно хлопаю я ресницами.

– Ничего, – тоном, типа, ну и язык у тебя, отзывается Ромка. – Я здесь ничего и ни с кем не делю. Просто так бывает, что когда у меня много работы, я могу остаться здесь ночевать, вот и все.

– А что, после девяти вечера Юля домой не пускает?

Растекается пауза.

– И вот зачем я ей это показывал, а? – ни к кому конкретно не обращаясь, произносит Лебедев, разглядывая стены.

– Не знаю. Может, похвалиться хотел? – продолжаю упражняться я в остроумии.

– Так, всё. Закончили эту тему.

«Ну закончили и закончили», – мысленно парирую я. И мы возвращаемся в его кабинет. Через секунду за дверью, разделяющей основной офис Лебедева и предбанник, раздается заманчивый звон посуды. Прислушиваюсь к звукам, напоминающим то тихое звяканье, когда чашку ставят на блюдце. Проходит еще минут пять, и в «главную» дверь, предварительно постучав, входит Вера с подносом. На подносе – кофейник, две чашки, сахарница, молочник и прочая атрибутика.

– Спасибо, Вера, – благодарит Лебедев и указывает ей на переговорный стол.

– Не за что. – Вера, ловко расставив чашки, исчезает за дверью.

– Угощайся, – Ромка кивает на кофе.

– А какая твоя? – Я разглядываю стандартные белые чашки.

– Бери любую, не ошибешься.

Следующие пять минут проходят в относительном спокойствии и тишине, изредка нарушаемой хрустом Берлинского печенья, которое наворачивает один Лебедев.

– Почему не берешь? – слопав пару «печенек», он закидывает ногу на ногу и вытирает пальцы салфеткой.

– Спасибо, я не хочу.

– А зефир в шоколаде хочешь? Могу сходить за ним вниз, в кафе.

– Спасибо, не надо. – В этот раз я лгу уже чисто из вредности.

– Хорошо, как скажешь, – Лебедев прикрывает коробку с печеньем, но оставляет ее стоять на столе, видимо, в качестве приглашения. Затем встает и переходит к шкафу, расположенному за его рабочим креслом. Я собираю пустые чашки на поднос. Лебедев, порывшись в шкафу, вытягивает две толстых папки. Прижимает одну к груди, кладет на нее другую, и со всем эти добром возвращается ко мне.

– Смотри, – он с легким стуком кладет папки на стол. – Здесь и здесь, – он поочередно прихлопывает папки ладонью, и из-под манжеты его рубашки показывается кромка трогательного красно-зеленого браслета, связанного явно детскими руками. – Не обращай внимания, это мне Юлька сделала, – поймав мой взгляд, Лебедев чуть смущенно и быстро поправляет манжету, убирая под нее браслет. – Так вот, здесь лежат акции, о которых я тебе говорил. Сознаюсь, я их все перебрал, и те акции, что показались мне прибыльными, я пометил в синюю папку. А в черной – те, что, на мой взгляд, представляют собой полную лажу. Но я все равно попрошу тебя посмотреть их все, потому что я могу ошибаться.

– Будет дурака-то валять, – я медленно откидываюсь на спинку стула. – Ром, ты же математик от Бога. Или ты решил, что мне в голову не придет, что ты мог без меня легко разобраться с этими акциями?

Вот он, заветный вкус победы, сладкий, как глазурь на Берлинском печенье – то, ради чего я, собственно говоря, и согласилась приехать в «Останкино». Чтобы вот так, легко и просто, дать понять Лебедеву, что водить меня за нос не надо.

– Диана, может, я и математик от Бога, – Ромка опирается на спинку стула, – но я никогда не работал с акциями так, как, по всей видимости, с ними работаешь ты. И у меня нет того источника информации, которым ты пользуешься. И мне пока хватает мозгов, чтобы понять: я не проведу аналитику по всем параметрам так быстро, как ты это сделаешь. Я и так с этими акциями кучу времени потерял. И мне проще заплатить тебе, чем…

– Так, стоп, стоп. Что значит, заплатить? – покачиваясь на стуле, манерно тяну я. Хотя, если честно, его замечание о моем опыте мне польстило.

– Заплатить – это компенсировать тебе затраты за участие в данном мероприятии, – устало поясняет Лебедев.

– Ром, вот скажи честно, а что, сразу было не ясно, что сумму в сто тысяч евро я взяла с потолка, потому что денег с тебя я в принципе не возьму? – Я смотрю на него, а он молчит. – И чем терпеть меня и наши пререкания, тебе не проще было нанять хорошую брокерскую контору, заплатить ей разумную сумму и без меня разобраться с этими акциями?

– Нет, не проще, – упирается Лебедев.

– Да? – удивляюсь я. – А почему?

– Потому что – и ты прекрасно об этом знаешь – несмотря на контракт, пункты неразглашения брокерами конфиденциальной информации заказчика и прочую рекламную ерунду, которую тебе обещают перед подписанием договора, на самом деле никто не даст тебе стопроцентной гарантии, что эти данные не уйдут к Игорю или к конкурентам канала.

– А, ну да. Зато если я подпишу с тобой договор, то буду приклеена к тебе до конца недели. Так? – добиваю его я, и в комнате разливается прямо-таки первозданная тишина.