Текст книги "~ Манипулятор"

– Папа. Я ослышался или ты все-таки это сказал? – тем временем шепчет мой папа.

С учетом того, что последний раз мое «папа» звучало, когда мне было тринадцать, вопрос более, чем уместный. И тем не менее.

– Слушай, кроме этого нам больше нечего выяснять? – морщусь я.

– Нет, ты это сказал, – упирается отец.

– Хорошо. Я это сказал. Лежи тихо, – повторяю я, заметив, что папа мой уже потихоньку потирает свой локоть. – Я сейчас скорую вызову.

Принимаюсь хлопать себя по карманам. «Господи, да где же этот чертов мобильник?»

– Я боялся, что ты уйдешь, – отец глядит на меня широко распахнутыми глазами, в которых, к моему смущению, появляется подозрительный влажный блеск. – Все нормально. Я просто испугался, что ты уйдешь. Я упал. Поторопился, и нога подвернулась. Я решил, что ты уйдешь, а мы так и не встретимся.

– Мы встретились. Уже, – замечаю я.

– Да, точно. Смешно. Но тот пацан… – и папка мой принимается искать глазами водителя – парня в спортивном костюме и лет двадцати пяти, который, весь бледный, трясется от ужаса слева от нас, – а, вот вы где. Спасибо, что успели остановиться, честно… Прости, Ромка, – вздыхает отец и прикрывает глаза, – я, кажется, день рождения тебе испортил.

– Ну да, это сейчас самое важное, – снова не удержался я.

– ГИБДД и скорую будем вызывать? – между тем дрожащим голосом вмешивается перепуганный парень.

– Да, – машинально отвечаю я.

– Нет, – отец мгновенно открывает глаза и раздраженно поджимает губы. – Не было наезда. И у меня всего лишь ушиб на локте… которым я, видимо, притормаживал. Честно, ребята, нечего панику поднимать. Я на стройке, когда теплицами занимался, еще и не так падал.

Когда я уже собирался ему запулить, что он бы, вообще-то, лучше помалкивал в ожидании скорой помощи, перед моим лицом оказываются руки Дианы.

– Рома, подожди. Дай я…

Поворачиваю голову. А она, оказывается, уже сидит на корточках рядом со мной и, прижимая плечом к уху мобильный, начинает, едва касаясь пальцами, быстро-быстро ощупывать руки и ноги отца.

– Что? Нет, открытых переломов не вижу, – говорит она в телефон. – И характерной деформации тоже… Патологическая подвижность суставов? А что это?.. А, наличие движения в зоне вне суставов? Да, поняла… Сейчас посмотрю. Нет, этого тоже нет.

Несколько ошалев от подобных профессиональных медицинских терминов, я, распахнув глаза не хуже отца, продолжаю смотреть на нее. Но дальше происходят совсем уж удивительные вещи. Диана интересуется в телефон:

– Что вы сказали?.. Хорошо, мы на «ты». Нет, костного хруста на месте возможного перелома я тоже не слышу. Что ты говоришь? Повтори громче, пожалуйста. Просто на улице плохо слышно… А, я тебя поняла, – и переводит взгляд на моего батюшку, который начинает – глазам не верю – расплываться в блаженной улыбке. – Больно, когда я вас здесь трогаю? А здесь? А тут? А здесь?

– Нет, – раз за разом все учтивее отзывается мой отец.

– Диана, что происходит? – отмираю я.

– Сейчас, Ром, подожди… А здесь? А пальцы на ногах и руках вы чувствуете? А пошевелить ими можете? А согнуть ногу и правую руку? Только аккуратней, я вас очень прошу. А повернуться, если только очень осторожно? – выслушав очередные инструкции по мобильному, продолжает Диана.

– Да, могу я, детка. Все я могу, – еще шире улыбается папенька. – Вот, смотри, все сгибается, разгибается и ничего нигде не болит. Только ушиб на локте, я же сказал… Ай! – и он вздрагивает, когда Рыжакова осторожно, но бойко добирается до его левого локтя.

– Ром, – оторвав Айфон от уха, Диана выпрямляется и дотрагивается до моего плеча, – насчет локтя Арсен не уверен, говорит, что может быть трещина. Но что касается обеих ног и правой руки, то там в худшем случае только ушибы и гематомы. Потому что Арсен опять же говорит, что если бы не дай Бог, – она судорожно вздыхает, – был перелом позвоночника, твой папа чувствовал бы сильную боль и дыхание у него было бы затрудненное. Но он нормально разговаривает. Или была бы сильная головная боль, тошнота, рвота и онемение конечностей. Но ушиб там, на локте или же трещина, это выяснит только врач. Арсен мне сейчас телефон одного хирурга пришлет и скажет, когда тот подъедет. А пока надо помочь твоему папе, – при этих словах Диана виновато улыбается моему отцу, мол, простите, не знаю вашего имени-отчества, – встать и убраться с этой дороги. Асфальт холодный. И врача по возможности лучше ждать все-таки дома.

– Арсен? Какой Арсен? – не догоняю я, правда, непроизвольно обратив внимание на пару любопытных прохожих, которые к нам подбираются.

– Сейчас, Ром, еще секунду… Все, Саша, спасибо. И прости, что я вас дернула в свадебном путешествии. Да, еще раз огромное спасибо твоему мужу. Ну, пока. Созвонимся. – Диана прячет мобильник в карман. – Ром, Арсен – это муж Саши, тогда Аасмяэ, сейчас уже Сечиной, – преспокойно напоминает она. – Просто когда ты рванул… То есть, когда Рома к вам побежал, – любезно поясняет она отцу, который сейчас похож на довольного жизнью Шерхана, втихаря слопавшего двойную порцию, – я ничего лучше не придумала, как… – она переводит взгляд на меня, – позвонить Саше, чтобы она своему мужу-хирургу трубку дала. Он все-таки в Бакулевском работает.

«Потрясающе», – думаю я, глядя в ее чистые прозрачные серо-зеленые глаза.

– А вас Диана зовут? – тем временем томным голосом интересуется у нее папенька.

– Да, Диана, – очень мило улыбается Рыжакова. – А вас как зовут?

– А меня Владимир Иванович, – с достоинством отвечает отец и тут же, испортив все впечатление, подмигивает мне. Причем в его взгляде ясно читается: «Ох и хорошенькая».

«Ах ты Господи. Кому чего». Закрыв лицо ладонью, я трясу головой.

– Пап, – убрав от лица руку, говорю я, – ты встать сможешь? Давай подниматься. Я тебя к матери отведу. Будем врача вызывать.

– Да? А пожалуй что и пойдем, – и отец, сплетя со мной пятерню, начинает медленно, но довольно-таки уверенно подниматься. Парень-водитель, о котором все уже успели забыть, с облегчением на лице протягивает моему непутевому папеньке его тросточку. Диана поднимает с дороги запыленный букет и сверток отца. Любопытные вроде тоже отходят.

– Ромка, а я тебе такой подарок купил, – вздыхает отец, с грустным видом рассматривая пакет – единственное, что пострадало от встречи с «Тойотой». И – шепотом, стреляя в Диану глазами: – А кто эта девушка?

– Моя невеста, – не сводя с него глаз, ровным голосом отвечаю я.

– Понял! – реагирует мой понятливый папа. Рыжакова прикусывает губу, чтобы не улыбнуться. Но, судя по всему, батюшка мой ей понравился.

– То есть вы не будете скорую и ГИБДД вызывать? – с просветлевшим лицом уточняет парень.

– Нет, не будем, – отрезает отец. – Наезда ведь не было?

А вот я бы вызвал. Но вспомнив о том, как мой папаша и мы с Дианой бегали туда-сюда через дорогу на запрещающий сигнал светофора, за что нам впаяют нехилый штраф (что справедливо), а на парня для начала заведут уголовное дело для последующих разборок с моим отцом в суде за якобы на наезд на него на пешеходной «зебре» (что нечестно в данном конкретном случае), решаю все-таки промолчать. Но все равно открываю рот. Правда, уже по другому поводу.

– Сколько я должен вам за ремонт? – указываю на «Тойоту».

– Ромка, я сам заплачу, – вспыхивает отец.

– Какой ремонт, вы о чем? – искренне удивляется парень. – Машина целая. И если честно, – он быстро оглядывается по сторонам, – то я бы уже уехал. Только свой телефон мне на всякий случай оставьте. У меня, конечно, видеорегистратор есть, но если какой-нибудь остолоп догадается позвонить в ГИБДД или ролик на «Ютьюб» выложить, то… – он смущенно пожимает плечами, – сами понимаете.

– Пап, давай-ка мы с тобой кое о чем договоримся, – начинаю я спустя примерно минуту, когда мы с отцом уже миновали дорогу, а Диана, слегка отстав от нас по пути, отвлеклась на смс-ку, видимо, с телефоном хирурга, присланную ей четой Сечиных. – В общем, так. Мы сейчас поднимемся к матери и дождемся врача. Может быть, мы даже у нее пообедаем. И, может быть, ты останешься у нее ночевать, если тебя не заберут в больницу. И, возможно, мы даже все вместе попробуем хорошо провести этот день. Но это будет в первый и последний раз, потому что после этого мы с тобой разбежимся. У тебя своя жизнь, а у меня – своя.

– Ага, – грустно вздыхает отец, опираясь на мою руку. И, помолчав, добавляет: – Вот и мама твоя ровно тридцать четыре года назад мне то же самое говорила».

ГЛАВА 12. Последний мейк-ап дружбы

Твоя любовь умеет убивать. Моя сжигать.

А значит, мы в расчете.

Джио Росси

1.

Роман. Майские праздники.

«На исходе четвертый день пребывания в Стокгольме. Пообедав с Юлькой, я растянулся на кровати в двухместном гостиничном номере. Краем глаз наблюдая за дочерью, пытаюсь читать с планшетника новости. Но именно, что пытаюсь. И дело не в том, что Юлька лежит на животе на соседней кровати и с увлечением следит за перипетиями муми-троллей по телевизору – то есть ежесекундно смеется или время от времени пытается шепотом повторять за ними традиционные для этой страны приветствия «Гу мо́рон!» и «Гу да:!» (мумики, как Юлька их называет, изъясняются, понятное дело, на шведском, который местами звучит для славянского уха действительно очень забавно). Все дело в том, что Диана отсутствует уже третий час – отправилась на встречу с Панковым (черт бы его побрал). А этот номер (черт бы меня побрал) – подарок Дианы мне на день рождения. И если бы не моя мать с ее одобрительным: «Правильно, нечего на майские дома сидеть», не папенька с его восхищенным цоканьем языком и последующим обращением к матери:

– Верунь, а давай мы тоже на выходные в дом отдыха съездим? – на что мать задумчиво хмыкнула, и, главное, не Юлька моя, которая быстро сцапав мой не-восхищенный взгляд, моментально заныла: «Папка, давай поедем!», то я бы этот подарок не принял.

– Я тебе так благодарен, душа моя, ты себе даже не представляешь, – прошептал я Диане на ухо, нежно целуя ее рядом с ухом. После чего едва слышно добавил: – Я с тобой дома поговорю относительно подобных подарков.

«И деньги тебе тоже верну», – добавил я мысленно.

Но «душа моя» тут же сделала вид, что оглохла. Правда, все-таки чмокнула меня в щеку в ответ, смущенно поглядывая на мою мать и на Юльку (они сидели рядом напротив нас). И если Вера Сергеевна с тихой улыбкой смотрела на нас, то Юлька нам бешено аплодировала.

И, конечно, чего скрывать, получать подарки приятно. Неприятно получать дорогие подарки от женщины. Причем, «душа моя» (это уже по дороге от матери выяснилось) озаботилась тем, что прикупила себе отдельный одноместный номер в той же гостинице. Правда, на том же этаже и буквально за стенкой от нас. Как я был «рад» это узнать, вы себе даже не представляете! И в общем, история (мы не живем вместе, зато плотно встречаемся) повторялась. И хотя я отчасти компенсировал Диане ее кровные тем, что взял на себя ее визу, другие затраты и наш перелет по маршруту «Москва-Стокгольм» и «Стокгольм-Москва», чувствовал я себя… ну, не совсем, как альфонс, но примерно так же паршиво. Зато выиграл бонус: в тот же вечер уговорил Диану поехать к нам с Юлькой ночевать. Там мы и помирились. Хотя, в общем-то, мы и не ссорились…

И вот, проведя с нами три полных дня, в течение которых наша троица успела наведаться в туристический сувенирный Старый город (средневековые улицы, Королевский дворец и скульптура Железного мальчика, или Мальчика, смотрящего на Луну. «Пап, а он на Сашу Васнецова похож», – хихикнула Юлька, обойдя эту статую), парк развлечений Грена Лунд (нечто вроде Диснейленда) и тематический парк Скансен, где сегодня находятся не только старые шведские домики, которые шведы, кажется, свезли сюда со всех окраин страны, но и зоопарк, где Юлька сначала минут двадцать гладила ручных лемуров, после чего попыталась прихватить одного из них с собой в номер) – так вот, проведя с нами все эти дни, сегодня Диана за завтраком, улучив момент, когда Юлька отправилась к шведскому столу за добавкой омлета, равнодушным голосом предупредила меня (Господи боже, кто бы знал, как же я недолюбливаю эти ее ровные интонации из области «Лебедев, ничего страшного»):

– Ром, я сегодня буду встречаться с Панковым.

И настроение мое тут же поехало вниз. А я-то, признаться, уже решил, что Диана махнула рукой на свидание с этим перцем.

Впрочем, начало надвигающейся катастрофы я почувствовал еще вчера. Диана, которая с момента прилета и заселения в отель чуть ли не жаворонком каждое утро встречала нас на ресепшен, или за завтраком, или будила нас с Юлькой звонком по гостиничному телефону, или вежливым стуком в дверь, начала понемногу уходить в себя. Легкие паузы в разговоре, зависание и задумчивый взгляд в сторону. И было ясно, что ее что-то беспокоит, но что – понять я не мог. В итоге, покрутившись возле нее с вопросами, я списал ее состояние на усталость, на то, что нас много, а она, по большому счету, привыкла жить одна. И вот, пожалте бриться: за завтраком выясняется, что днем она отправляется на встречу со сволочным Лешей.

– Понятно. А где встречаетесь? – поинтересовался я, разглядывая ее лицо из-за кромки кофейной чашки.

– В парке рядом с вокзалом. Там напротив еще «Старбакс», – она едва слышно вздохнула.

– А как парк называется, можно спросить?

– Можно, Ром. – И в ответ прозвучало такое заковыристое название на шведском, что мне немедленно захотелось по старинке записать его на бумажке, а еще лучше, попросить Диану включить на своем мобильном геолокацию. Но тут как в случае с селфи на стоге сена – и хочется, и колется. К тому же, быстро сообразив, что подобная просьба – уже паранойя, я не стал озвучивать ей свое предложение. Вместо этого я спросил:

– Ты во сколько вернешься?

– Не знаю, Ром, – новый вздох, – но постараюсь пораньше. Но если я вдруг задержусь, то обедайте без меня.

– Теть Диана, а ты куда? – слышу я жалобный голос Юльки. Поворачиваю голову. Мой ребенок стоит с тарелкой омлета в руках и во все глаза глядит на Диану. И в Юлькином взгляде… Нет, не испуг, но что-то такое точно. Причем сознанием я успеваю отметить, что Юлька, видимо, растерявшись и испугавшись, что «теть Диана» уйдет, сама не заметила, как перешла с ней на «ты».

– Я? А я с дяденькой одним должна встретиться, – аккуратно забрав у Юльки тарелку, Диана ставит ее на стол и вдруг делает то, чего я никак не ожидал от нее: берет Юльку за руку, тянет к себе и усаживает к себе на колени. И мой ребенок начинает колупать пальцем воротник ее блузки и канючит:

– Диана, не уходи.

Машинально глотнув кофе (слишком горячий), я даже закашлялся.

– Юль! – прихожу я в себя.

Диана, бросив на меня быстрый взгляд, хмурится. Шепчет мне одними губами: «Отстань от нее», после чего прижимает к себе мою Юльку (или, судя по происходящему, частично уже не мою) и принимается рассказывать ей, что завтра мы все вместе обязательно отправимся на пароме в парк Юнибакен и Турку (эти названия я, очевидно в виду своего легкого шока запомнил), где есть долина муми-троллей, мир Астрид Линдгрен, Пеппи-Длинныйчулок и герои других мультфильмов. А пока папа (и такой взгляд на меня, от которого мне захотелось тут же отдать ей честь и сказать: «Есть!») сводит ее в Океанариум, пока сама Диана будет встречаться с этим дядей.

«Который был твоим мужем, да?» – чуть не добавил я. Но вслух этого не сказал (влетит) и, поставив чашку на стол, попросил о единственном:

– Позвони мне, пожалуйста, если хоть что-то пойдет не так.

– Хорошо. Я тебе позвоню, – без размышлений кивнула Диана, чем меня и успокоила.

Но не совсем.

Так что после похода с дочерью в Океанариум (тематические зоны и морские коньки, которых мы с Юлькой до этого ни разу не видели) мы отправились на обед, а затем в номер. Я – вроде как новости с Родины читать (то есть ждать возвращение Дианы), а Юлька – смотреть про муми-троллей, что можно расценивать как ее своеобразный тест-драйв перед завтрашним посещением Юнибакен.

– Пап, а шведский выучить сложно? – прерывает ход моих размышлений Юлька.

– Не знаю, не пробовал, – я машинально откладываю в сторону планшетник. – А что, ты хочешь попробовать?

– А-а… Ага. Мне нравится, как они разговаривают, – смеется Юлька и кивает на экран телевизора, где мумики пятый раз за последний час вежливо повторяют «гу да».

– Может, лучше английский выберешь? – предлагаю я. – Просто этот язык самый распространенный в мире.

Просто в свое время я учил его в школе. И хотя далеко я с ним не продвинулся (математика, физика и все такое), но для поездок за границу, где на английском разговаривает любой таксист, моих небольших знаний и миниатюрного словаря хватает на то, чтобы добраться туда, куда нужно не таксисту, а мне. Да и просто хотя бы попросить тот же чек в ресторане.

– Я подумаю, – важно кивает Юлька.

– Ну, подумай, – я снова тянусь за планшетником, но при этом поглядываю на часы. Четвертый час… «Где же ты, Диана?»

«Может, все-таки набрать ей?» – думаю я.

– Пап, – пользуясь тем, что мумики теперь прервались на рекламную паузу, Юлька садится и скидывает ноги с кровати, – а вы с Дианой поженитесь?

«Оп-ля».

– С тетей Дианой, – тем не менее, исправляю я.

– Нет, с Дианой, – упрямится Юлька. – Диана разрешила мне ее так называть. Так что больше она мне не тетя. Так вы поженитесь?

– Очень на это надеюсь, – я смотрю на дочь и пытаюсь понять, что у нее на уме.

И мне приходит в голову, что вообще-то я ни разу не разговаривал с Юлькой на эту тему. То есть у меня были отдельные попытки выяснить у нее, как она отнесется к этому. Но, по большому счету, разговора от «А» до «Я» у нас с ней еще не было.

– А что ты думаешь по этому поводу? – помедлив, начинаю я.

– Я? Я хочу, Диана мне очень нравится. И я… – Юлька медлит, мнется и внезапно выстреливает: – Я хочу, чтобы она была моей мамой.

И от этого признания холодеет сердце, потому что… Впрочем, очень сложно объяснить, что я сейчас чувствую. С одной стороны, я безумно рад, что моя дочь сама сделала такой выбор. С другой, я понимаю, что у Дианы, перенесшей… нет, не выкидыш, а, по сути, смерть ребенка, иная психология ценностей, и другой, может, даже более жесткий и правильный, чем у меня, взгляд на подобные вещи. Ведь ребенок – это обещание, которое ты несмотря ни на что должен выполнить.

– Юль, а можно дать тебе один совет? – Я сажусь на кровати, напротив дочери, которая продолжает внимательно смотреть на меня. – Ты сама должна спросить у Дианы, хочет ли она, чтобы ты называла ее ма…

Обрывок моей фразы тонет в звуке легких шагов за дверью. Юлька быстро оборачивается и глядит на дверь. Я машинально прислушиваюсь. С учетом того, что к нам уже третий день подряд в одно и то же время заглядывает горничная, которая то предлагает здесь что-то убрать, то принести нам чай или кофе, сегодня я повесил на дверь номера красную табличку, которая во всех гостиницах трактуется, как «мы спим». Тем не менее, шаги, легкие и неуверенные, останавливаются у двери. И следом за ними слышится шорох, точно кто-то, прижавшись спиной к стене, сползает на корточки. «Горничная? Ей что, плохо?» – приходит безумное в голову мне. Но сердце уже дало два глухих удара в висок, и на подкорке сознания секундой ранее появился тот образ, который я… просто почувствовал. Там, за дверью, Диана.

– Юль, посиди, – я моментально скидываю ноги с кровати. Впрочем, я вру. Я уже стою у двери. Я распахиваю ее, но Юлька мячиком ныряет мне под руку».

2.

Диана. Тремя часами ранее.

«Я сижу в «Старбаксе». Вокруг четкая шведская речь и типичный скандинавский дизайн, который всегда напоминал мне этику протестантской церкви, слившуюся с идеей истинных европейских ценностей в репертуаре ИКЕА. Хотя лично я ничего не имею против первой (работать честно и добросовестно и жить единой дружной семьей) и второй (много стекла, много блестящей стали и дерева, плюс кое-где обязательно присутствует зеленое комнатное, радующее глаз, растение). Оглядываюсь в ожидании Лешки. Отмечаю, что люди сегодня, кажется, сговорились занять все столики справа, слева, спереди и позади меня. Молодой человек у окна громко переговаривается с кем-то по телефону. Девушка с длинной челкой лихорадочно что-то печатает на захваченном с собой ноутбуке. Парень справа потягивает из высокого стаканчика кофе и периодически глядит на часы. А у меня полное ощущение, что все они и вся эта шведская эклектика – всего лишь фон. В голове нет ни одной мысли, кроме той, что я пришла сюда навсегда разобраться со своим лучшим другом.

– Привет, дорогая!

Вздрогнув от неожиданности, поднимаю глаза. Напротив стоит Лешка. Руки в карманах темного пиджака, зачесанные назад длинные волосы. Рубашка, фривольно расстегнутая до середины груди. Блеск в глазах и довольная улыбка от уха до уха. Мы не виделись целых семь лет. И вроде то же лицо, но вместе с тем… «Как же он изменился», – поражаюсь я. Скайп и качество передачи видео, когда мы разговаривали с ним по скайпу еще три недели назад, не передавали ни этих морщин, накопившихся вокруг его глаз, ни его заметно потускневшего и словно растерявшего все яркие краски лица.

Лешка продолжает улыбаться мне и смешно морщит нос. Наклонившись, он шутливо трясет за меня плечо, и у него все те же теплые и… и цепкие руки. Он – другой. Исчезла юношеская слащавость. Он стал выше, крепче, брутальней и, чего там скрывать, интересней внешне. И только голос у него остался прежним, высоким. Может, поэтому еще вчера, договариваясь с ним по телефону о встрече, я ждала того, девятнадцатилетнего Лешку? А на свидание ко мне пришел чужак, семь лет назад заменивший мне по видео человека, с которым я когда-то дружила. А может, в свете нашего будущего разговора я заранее настроена против него? Возникает неловкость. Я мнусь.

Наконец, выдавливаю:

– Привет. Слушай я… я тебя не узнала.

– Вот, вот. Надо чаще встречаться. А то ты так глядишь на меня, точно призрак увидела. У тебя даже зрачки расширились, – Лешка хохочет, обнажая зубы в улыбке. – Ну, как дела? Ты давно здесь? – Он с шумом отодвигает стул напротив меня и садится. – А где ты поселилась? Почему не сказала мне раньше, что ты прилетаешь? Слушай, я… я безумно рад, что ты ко мне приехала!

Последнюю фразу он произносит чуть громче, чем мне бы хотелось. Не сводя с меня глаз, он продолжает забрасывать меня фразами и вопросами, и сам тут же на них отвечает:

– Ты, видимо, прилетела в Стокгольм вчера.

– А ты похорошела.

– Ты, вероятно, поселилась в гостинице, которая напротив.

А я нахожу, что в его манерах помимо ощутимых изменений во внешности появилось какая-то странная и лихая самоуверенность, которой в нем раньше не было. И мне с каждой секундой становится все неуютней.

– Тебе заказать кофе? – Возникает легкая пауза. Лешка пристально глядит меня. – Слушай, ты какая-то бледная. Тут душно, кажется? – Он оглядывает переполненный зал. – А хочешь, мы на улицу выйдем?

А мне почему-то кажется, что он тоже начинает ощущать неловкость при встрече. Еще одна пауза, и Лешка принимается по старой привычке быстро-быстро крутить на запястье все свои триста тридцать три неизменных фенечки. Когда его правая рука перестает мелькать перед моими глазами, я замечаю на его безымянном пальце обручальное кольцо. И этот до боли знакомый мне обод, который я сама ему когда-то надела, внезапно меня успокаивает. Но не так, как это бывает, когда ты знаешь, что все будет хорошо. А когда ты с полной ясностью понимаешь, что сегодня, сейчас все будет расставлено по местам, потому что для этого просто пришло время.

– Да, тут душно, – киваю я. – Давай действительно выйдем.

– А куда мы пойдем? – интересуется Лешка и наклоняется ближе ко мне. Его зрачки скользят по моей переносице и опускаются на линию моих глаз. Улыбка становится шире. – Слушай, а хочешь, ко мне поедем? Посмотришь, как я тут живу. Да, Милы нет дома, – небрежно замечает он, – она на верфи сегодня и до вечера не вернется. А я у начальства своего на целый день отпросился.

И эта фраза еще больше настраивает меня против него. Хотя семь лет назад я, не задумываясь, согласилась бы пойти с ним, куда угодно. А действительно, и что тут такого? Милы нет, а Лешка мой лучший друг. И по идее мы с ним никому и ничего не должны. К тому же, в девятнадцать так приятно ощущать себя как нечто высшее по сравнению со всеми его девушками, которых ты про себя называешь небрежным словечком «другие». Вы же с ним лучшие друзья, да? Не разлей вода… А это уже вроде как ставит тебя выше всех других его прочих.

Но беда в том, что тебе давно не девятнадцать, а двадцать семь. И ты понимаешь, что подобные вещи по отношению к Миле, то есть к той девушке, с которой он живет, это, как минимум, просто невежливо.

– Нет. Нет, давай-ка мы лучше в парке с тобой прогуляемся, – говорю я.

– Ну, в парке, так в парке. – Лешка смеется. – Слушай, ты такая пугливая стала.

Я отворачиваюсь. Лешка, довольный своей шуткой, наклоняется через стол, обнимает меня за плечи. Чуть ли не рывком притягивает к себе и жадно целует в щеку. Пока я, растерявшись от такого напора, ищу слова, чтобы вежливо попросить его не трогать меня, он, вздохнув, сам меня отпускает. Я первой поднимаюсь из-за стола. Ускоряя шаг, огибаю столики и первой прохожу через стеклянную дверь кафе, которую все-таки успел толкнуть для меня Лешка. Мы выбираемся на улицу и спустя пять минут уходим по асфальтовой серой дороге в зеленый сквер. Деревья, цветы. Памятник писателю Августу Стриндбергу (я недавно читала его романы). За зеленым холмом открывается сеть бутиков. Впрочем, неинтересно. Лешка молчит. Я подгоняю себя мыслями о том, что мне пора бы уже перейти к тому, зачем я его сюда вызвала. В этот момент Лешка предлагает мне светским тоном:

– Ну, рассказывай, как ты жила.

– Хорошо, Леш. Я недавно Лебедева видела, – начинаю я, как-то сразу и вдруг устав с ним играть в комедию встречи.

– Да ну? Ну и как там Воробей? От него, по слухам, жена ушла? – жизнерадостно улыбается Лешка.

– А ты с ней общаешься?

– Да нет. Года два назад случайно встретил ее в аэропорту. Так, поболтали с ней ни о чем. Правда, хотел у нее телефончик взять, но она отказалась. Пробормотала что-то, что не хочет вспоминать институт. Но, по-моему, соврала…

А я вспоминаю, как после дня рождения Ромки, когда мы подъехали к моему дому, Лебедев повернулся ко мне:

– Останься сегодня с нами.

– Ром, да у меня с собой из одежды на смену ничего нет, – шепчу я, растерянно глядя на Юлю, которая сидит на заднем сидении машины в обнимку со смешным Винни-Пухом.

– Теть Диана, пожалуйста, – кивает она, поймав мой взгляд.

– А на работу я как поеду? – Я кусаю губы, смотрю на Юлю и пытаюсь понять, зачем ей это так нужно?

– Я отвезу тебя на работу, – тихо говорит Ромка, не сводя с меня взгляда.

– А обратно я как поеду?

Честно, ненавижу поездки на такси. Кстати сказать, типично для всех, кто сам давно за рулем. Просто когда за рулем не ты или тот человек, с которым ты ездишь практически постоянно, то тебе кажется, что все другие водят абсолютно неправильно.

– Я тебя очень прошу. Сделай исключение. Хотя бы в этот день, – произносит Лебедев.

– Вот. Пока вы договариваетесь, дома кот голодный сидит, – жалуется Юля.

И я… Я согласилась. Просто в этой просьбе было что-то о настоящем доверии, а не о мужском упорстве или детском упрямстве. И мы поднялись ко мне. Я предложила гостям попить чаю, пока я буду собирать сумку (ничего такого: джинсы, футболка). Юля от чая отказалась, но попросила у меня прогуляться по комнатам («Теть Диана, а можно я тут чуть-чуть похожу?»). Ромка, не разуваясь, отрицательно помотал головой на мое приглашение выпить чай, прикрыл глаза и прислонился к косяку двери в прихожей, о чем-то раздумывая. Потом была их квартира. Кот, которого Юля отправилась покормить. После мы с ней в четыре руки готовили ужин на кухне (было довольно забавно, поскольку Ромка в этот момент, оседлав стул, пытался читать ей сказку). Потом мы обсудили с Юлей платье для принцессы, которое надо было немедленно сшить. В семь вечера все вместе уселись смотреть мультфильмы по телевизору. В десять Юля сдалась и отправилась спать. Ромка поднялся с дивана и пошел искать мне полотенце. Я пошла в ванную. Вернулась в комнату уже в футболке и джинсах.

– Или ко мне. Будем кино смотреть, – и Ромка приглашающе похлопал ладонью по сидению дивану.

Сразу вспомнилось наше прошлое.

– Будем фильм смотреть, как тогда, семь лет назад? – улыбнулась я.

Он спрятал улыбку. И было кино, и Джеймс Бонд, и Моника Белуччи, чудесная и прекрасная даже в свои пятьдесят. И объятия Ромки. И его рука на моем плече, не такая навязчивая, которая минут пять назад трясла меня за плечо в кафе.

– Подожди, – Ромка встает и запирает дверь комнаты до щелчка. Ловит мой вопросительный взгляд: – Не хочу Юльку, если что, разбудить.

– Ром, я при ребенке не буду! – воспротивилась я.

– Так я тебе ничего и не предлагаю, – он склоняет голову набок.

– И все равно. Это неправильно, – продолжаю я.

– Все, все. Тихо. Я не собираюсь портить с тобой отношения своими… – он фыркает, – настойчивыми ухаживаниями.

И все равно кто-то из нас солгал – то ли я, то ли он. На том моменте, когда стрелялки перешли в титры, мы уже занимались любовью. Нежное, потрясающее прикосновение пальцев, и резкий изгиб моего тела.

– Ты такая красивая, – хриплый шепот и мурашки по коже, прожигающие до нутра. Он брал меня долго и нежно, раз за разом осторожно прижимая к моему рту ладонь, когда я стонала и металась головой по подушке. Не хотел, чтобы я разбудила Юлю.

– Вообще-то, больно, Рыжик. – Усмехнулся, посмотрел на свои искусанные мной пальцы. Медленно поднялся, выключил мигающий сеткой вещания телевизор и свет. Лег рядом и накрыл нас одеялом. – В Швеции я к тебе не приду, – помолчав, признался он.

– Почему? – не сразу спросила я.

– Потому что здесь наш дом – твой, моей дочери и мой. И если здесь закрытая дверь для Юли означает всего лишь закрытую дверь и не более, то там чужая страна и чужой номер в гостинице. И я не хочу, чтобы она испугалась, если я уйду. Вот и все. И без домыслов, Рыжик…

И вот я стою, смотрю на Лешку и прокручиваю в голове Лешкину фразу «Лиза его бросила». И мне очень хочется сказать ему, что таких, как Лебедев, не бросают – такие или аккуратно сливают вас, или просто уходят сами. И по идее, надо бы смолчать, иначе наш разговор пойдет не туда: Лешка прицепится к фразе, слово за слово, и завяжется спор… А с другой стороны, у нас, что, с Лешкой трое детей? Я с ним спала? Или я его крестила?

И я говорю:

– Леш, чисто для справки. Лиза бросила дочь и уехала из страны. Да, слушай, а ты зачем двенадцатого февраля к нему приходил?