Текст книги "Хамиты и симиты. Двуполярный мир. Том 3. Трансформация"

Посмотрим действующих лиц «Илиады». Главных – трое: Агамемнон, представляющий ахейцев, Ахилл – пеласгов и Одиссей – лелегов, а также примкнувшая к ним «Зевсова воля», озвучиваемая жрецом Калхантом. Агамемнон – «владыка народов», «повелитель мужей», властолюбивый, жадный, склонный к малодушию; Ахилл – «быстроногий», «пастырь народа», смелый, прямой, жаждущий славы; Одиссей – «многоумный», «многохитрый», «разумом равный Зевесу», готовый на всё.

То, что Агамемнон ахеец, сомнений нет. Он – атрид, сын Атрея, внук Пелопа, приведшего ахейцев в Пеласгию, царь Микен – главного города ахейцев. Одиссей – скорее лелег, чем пеласг; он царь Итаки, острова в Ионическом море, где вначале обитали пеласги, а потом куда были вытеснены ахейцами лелеги. В любом случае он – близкий к лелегам человек или стал их агентом влияния. Наконец, Ахилл – возможно, пеласг, сын Пелея и нимфы Фетиды, прадедом его по отцовской линии был Зевс, прабабкой – нимфа Эгина; дедом по материнской – морской бог Нерей, бабкой – богиня Океанида. Словом, парень был из морской семьи, никак не ахейской. А вот описание Гомером его молитвы о возвращении из боя любимого Патрокла [5,79, XVI]:

 
«Руки омыл и себе и, вином наполнивши кубок,
Стал посредине двора и молился, вино возливая,
На небо смотря; и не был невидим метателю грома:
«Зевс Пеласгийский, Додонский, далеко живущий владыка
Хладной Додоны, где селлы, пророки твои, обитают…».
 

Мог ли так молиться ахеец?» Вряд ли. Святилище (храм) Зевса Пеласгийского в Додоне с оракулом при нём существовали задолго до ахейцев и дорийцев; по легенде его основал Девкалион, греческий Ной, видимо, сразу после потопа на греческий лад. К Зевсу Пеласгийскому обращали свои молитвы пеласги, но никак не поздно пришлые малоазийские ахейцы-аххиявцы. У них были свои боги.

Есть и ещё одна версия этнической принадлежности Ахилла: он родом из небольшого племени эллинов, проживавшего близ Додоны и чтившая Зевса Пеласгийского. Племя это переместилось затем в Фессалию, локализовалось во Фтиотиде. По нашей версии эллины были одним из племён пеласгов или весьма близким к ним пеласгическим племенем. Других и не могло быть на священной для пеласгов додонской земле. Могли ли эллины быть пеласгическим племенем этнических греков (западная ветвь)? В принципе, да, могли. Так что Ахилл был либо пеласгом либо пеласгическим греком (кстати, это подтверждается его речами и поступками в поэме).

Напомним, что ахейцы появились в местах расселения пеласгов довольно поздно, где-то 3,5—3,4 тлн. Адаптировавшись в микенской культурной среде пеласгов, они скоро узурпировали власть и принялись ассимилировать приютивший их народ. Так что отношения между пеласгами и микенцами ко времени их совместного похода в Трою были достаточно напряженными, что и нашло свое отражение в «Илиаде» во взаимоотношениях Ахилла и Агамемнона.

Главной фигурой в поэме мы считаем Одиссея (видимо, Гомер считал также, посвятив ему отдельный эпос). Вот задачи, которые ему приходилось решать:

– добиться-таки отправки микенцев в Трою и начала войны;

– во избежание быстрого окончания войны: а) поддерживать баланс сил, ослабляя микенцев игрой на противоречиях между ахейцами и пеласгами, между Агамемноном и Ахиллом; стать для этого неформальным советником обоих вождей, сблизиться с ними; б) не позволять ахейцам до времени свернуться и отплыть домой под тем или иным предлогом.

Посмотрим на действия Одиссея, подключающего к ним по мере необходимости жреца-прорицателя Калханта (Калхаса [В: Калхас]). Кстати, внука бога Аполлона, который до такой степени на стороне троянцев (а значит, и лелегов), что воюет в их рядах.

В армии микенцев ахейцы сплачивались вокруг Агамемнона, у пеласгов такого лидера не было. Им мог бы быть Ахилл, но тот прятался где-то, явно не желая идти на эту нужную лишь ахейцам войну да еще под началом ненавистного Агамемнона. Для Одиссея такая ситуация была неприемлемой, он терял важнейший канал своего влияния на ход войны через манипулирование антагонистами – Агамемноном и Ахиллом. И вот уже Калхант, связавшись с богами, объявляет: без участия Ахилла поход на Трою обречен на неудачу. На розыски героя отправляется… Одиссей. «Многоумный» сумел не только найти Ахилла, но и, нажимая на кнопки тщеславия, убедить его участвовать в кампании.

Или вот. Не без труда собралась у беотийской Авлиды, в проливе Эврипа и в заливе Нотиос-Эввоикоса микенская армада, да попутный ветер не хотел нести её к Трое. Как всегда в таких случаях началось роптание, появились дезертиры. И тогда Калхант прорицает, что это богиня Артемида наслала безветрие и что она может быть умилостивлена только принесением ей в жертву Ифигении, любимой дочери Агамемнона. Последний оказался в ловушке Одиссея (который, кстати, обманом уже привез Ифигению в Авлиды): сохранить жизнь дочери он мог только ценой отказа от похода. Агамемнон выбрал поход; теперь он мог вернуться из Трои или со щитом (взяв Илион) или на щите (погибнув).

Здесь же, в Авлиде, Калхант истолковал знамение со змеей, уничтожившей восемь птенцов и их мать, объявив, что Илион будет взят на десятый год. По-видимому, девять лет требовалось лелегам для подготовки и осуществления военного этапа «дорийского вторжения».

Есть и другие подобные сюжеты о действиях Одиссея. Например, он подставляет Паламеда, ахейца, искуссного полководца и отважного воина, популярность которого у микенцев сравнима лишь с популярностью Ахилла. Паламед выступает за скорейшее окончание войны, Ахилл не видит в ней смысла – оба опасны для миссии Одиссея. «Многохитрый» убеждает властолюбца Агамемнона, что Паламед и Ахилл стремятся занять его место Верховного Главнокомандующего и предлагает избавиться от них. Ахилла Одиссей предлагает надолго отправить в командировку – разрушать и грабить провинциальные города Трои, Паламеда же обвиняет в измене. Подбросив тому ложное письмо с мешочком золота якобы от Приама за услуги и затем «обнаружив» это письмо в шатре Паламеда, Одиссей отправляет последнего на смерть. Позорную смерть через побивание камнями.

Но главное деяние Одиссея, вызванное опять-таки стремлением затянуть войну, это уже упомянутый нами «гнев Ахилла». «Разумом равный Зевесу» при распределении плененных Ахиллом троянок устраивает так, что Агамемнону достается Астиномия (Хрисеида), дочь Хриса, жреца Аполлона; себе же Ахилл по праву добытчика оставляет её кузину красавицу Гипподамию (Брисеиду), дочь Бриса, царя города лелегов Педас. Хрис предлагает Агамемнону «бесчисленный выкуп» за дочь, «владыка народов» отказывает ему в оскорбительной форме: «Не отпущу я её! Состарится дочь твоя в рабстве… Ткацкий станок обходя и постель разделяя со мною». Хрис взывает к Аполлону: «Пусть за слезы мои отмстят твои стрелы данайцам!». Так и происходит: «Пламя костров погребальных всечасно пылало повсюду» [5.79, I].

Снова ропщут микенцы, снова собираются домой. Ахилл (не без участия Одиссея, т.к. именно Калхант разъяснил «быстроногому», кто виноват и что делать) собирает народное собрание, которое требует от Агамемнона вернуть Астиномию отцу. Воспылал «повелитель мужей» гневом от такой дерзости, «его мрачное сердце ужасною злобой наполнилось» [5.79,I]. Но пересилил себя, трезво оценил обстановку и согласился вернуть наложницу отцу. При одном условии: ущерб будет ему компенсирован или же он силой заберет равноценный трофей у кого захочет, намекнув, что этим «у кого» будет Ахилл.

Возникла перепалка, в ходе которой «быстроногий» назвал «владыку народов» «образиной собачьей», «пьяницей жалким с глазами собаки и сердцем оленя» и в благородном собрании чуть не вспыхнула резня. Но обошлось. В результате: Агамемнон отправляет с Одиссеем (!) Хрисеиду к отцу и посылает людей забрать Брисеиду у Ахилла; Ахил с мирмидонцами выходит из подчинения Агамемнону, не принимает участия в боевых действиях, готовится к отплытию на родину. Словом, гневается. Микенцы деморализованы случившимся, терпят поражения одно за другим. В бенефициарах – Одиссей и стоящие за ним лелеги.

Интересно, что только за последний год войны (а именно о нем и рассказывает «Илиада») Одиссей дважды тайно ходил в Илион. Останавливался в доме друга, советника царя Илиона Антенора, подозреваемого в связях с микенцами. Возвращался всегда героем и чудесным образом. Уж не координировал ли он свои действия с лелегами? Например, просил троянцев отказать микенским послам, предлагающим разумный компромисс для окончание войны. Или нарушить договор о поединке Париса и Менелая, после победы Менелая в котором война также могла завершиться по обоюдному согласию. Как знать.

В общем, вчитываясь в текст Илиады, поневоле приходишь к мысли, что содержанием её является не т.н. «гнев Ахилла», спровоцированный отчуждением у него наложницы, мужа и братьев которой он совсем недавно убил, а титанические усилия хитроумного и отважного Одиссея по ослаблению микенского войска, по затягиванию Троянской войны всеми мыслимыми способами. В реальности вполне могла существовать в микенской армии группа пеласгов, решающая задачи Одиссея, использующая для этого противоречия между пеласгами и ахейцами, нежелание пеласгов-микенцев воевать с пеласгами-троянцами, поскольку, как сказал Ахилл:

 
«Я за себя ли пришел, чтобы против троян-копьеборцев
Здесь воевать? Предо мною ни в чем не повинны троянцы.
Ни лошадей, ни коров у меня ведь они не угнали, —
В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами богатой,
Нив никогда не топтали…» [5.79,I].
 

Глава 5.8. ДОРИЙСКОЕ ВТОРЖЕНИЕ

ГРЕКИ-ДОРИЙЦЫ

СОДЕРЖАНИЕ

 
5.8.1. БЛИЦКРИГ
5.8.2. РЕЗУЛЬТАТЫ
 

Пока Троянская война шла своим чередом, с положенными перерывами на обед (вот характерное: «Ну, отправляйтесь обедать, а позже завяжем сраженье… Дым заклубился над станом. Садились ахейцы обедать» [5.79,II]), сон и праздники с пирушками, лелеги в Южном Эпире и в Дориде вооружали «железом» отряды наиболее боеспособных дорян, западных и восточных соответственно. Замысел был таков:

1. Завоевать материковую часть Микенской Аххиявы, острова Критской дуги и примыкающую к ней область Малой Азии.

2. Осуществить это двумя волнами. Первая – быстрый военный поход (совр. блицкриг) объединенных отрядов дорийцев и киликийцев с лелегами во главе. Их задача – уничтожение городов, поселений, других объектов инфраструктуры, принуждение коренного населения (пеласгов, ахейцев и др.) к переселению на острова и в Малую Азию. Вторая волна – небыстрая миграция дорийцев, включая стариков, женщин, детей, на захваченные земли.

3. Блицкриг провести двумя колоннами: восточной – из Фессалии в пелопоннесскую Арголиду, западной – из Этолии через пелопоннесские Мессинию и Лаконию, по Критской островной дуге (Крит, Родос и др.) в Галикарнас (юго-запад Анатолии).

Реализация замысла получила в истории название «дорийское вторжение». Его первый этап – блицкриг – случился до падения Илиона, где-то в 1185—1180 гг.; второй – заселение Микенской Аххиявы дорийцами – в течение еще двух-трёх поколений, т.е. 60—90 лет, до конца XII – начала XI вв. до н. э. Учитывая, что практически все воины Аххиявы были в Трое, участников похода было немного. Античный ритор Исократ говорил о 2000 человек, современный историк К. Мюллер поднимает планку до 20000 [5.3]. Думается, к истине (как и к событию) ближе Исократ: 2—5 тыс. воинов в восточном отряде и столько же в западном.

Косвенное подтверждение нашей версии вторжения обнаруживается у Гомера. Дорийцы у него не участвуют в Троянской войне, воспетой в «Илиаде»; однако уже в песне XIX «Одиссеи», повествующей о десятилетних странствиях Одиссея после войны, мы находим «дорийцев кудрявых» на Крите.

Последствия вторжения были серьезными [5.94]:

«Важнейшим жизненным центрам микенских государств был нанесен непоправимый ущерб. Погиб в огне пожара Пилос, Терапны, неподалеку от позднейшей Спарты, была разрушена огромная цитадель Гла (Арне) в Беотии, серьезно пострадали главные микенские центры Арголиды: Микены и Торинф. Зона разрушений охватывает также множество мелких неукрепленных поселений сельского типа на территории Беотии, Фокиды, Аттики, областей близ Истма, Арголиды, Лаконии и Мессинии.

О масштабах и последствиях катастрофы можно судить по следующим цифрам. Из 44 микенских поселений на территории Арголиды уцелело лиш 19, для Мессении аналогичное соотношение составляет 41 к 8, для Лаконии 30 к 7, для Беотии 28 к 5. Некоторые области средней и южной Греции, как явствует из этих данных, лишились большей части своего населения и почти совершенно обезлюдели. С другой стороны, в это же самое время наблюдается приток населения (очевидно, за счет беженцев из опустошенных районов) в места, не затронутые катастрофой… Ахайя, Элида, восточная Аттика, Эвбея, острова Ионического архипелага» [5.94].

«Зоны убежища», как представляется, по крайней мере, Аттика и Эвбея, были специально до поры до времени оставлены лелегами как «накопители» беженцев. Скоро дорийцы их станут выдавливать на острова и в Малую Азию. В частности, из пеласгов и (в меньшей степени) ахейцев Аттики, Эвбеи и Ионических островов будет формироваться малоазийская Иония.

В античной традиции «дорийское вторжение» известно как «возвращение гераклидов»; мы же, опираясь на мифы о постройке Посейдоном стен Трои и о взятии Трои Гераклом, связали мифических гераклидов с лелегами. Посмотрим, оправдана ли такая связка.

Геракл, побочный сын Зевса, должен был стать царем Аргоса, правителем Пелопоннеса. Да помешала невзлюбившая его Гера, законная супруга Зевса, стараниями которой его место занял ничем не примечательный Эврисфей; Гераклу же досталась роль «Золушки» при нем, вынужденной совершать «подвиги Геракла» по его прихоти. В конце концов, Геракл погибает, Эврисфей передает власть пелоптидам (потомкам Пелопа), гераклидов (потомков Геракла) изгоняют. Но проходит сто лет и гераклиды, возглавив дорийцев, на их копьях возвращаются на Пелопоннес, в свои законные владения.

В разделе 5.4.2 мы показали, что пелоптиды, вероятно, суть мифологическое отображение ахейцев; выше связали гераклидов с лелегами. В результате миф о «возвращении гераклидов» получает следующую интерпретацию.

Пеласги (род Эврисфея) конфликтуют с лелегами (род Геракла). С помощью ахейцев (род Пелопа), с которыми вступили в союз, пеласги выгоняют лелегов с их исконных земель (с Пелопоннеса, Крита). Вскоре и сами вынуждены уступить власть ахейцам. Проходит время и лелеги чувствуют в себе силы вернуться. Они вступают в союз с дорийцами, возглавляют его и возвращаются, покорив пеласгов и ахейцев.

Все сходится. А если добавить мелкие детали вроде той, что по преданию гераклиды были царями Спарты, а родоначальником царей Спарты был Лелег: «Как рассказывают сами лакедемоняне, автохтоном (коренным жителем) в этой земле был Лелег, который и был ее первым царем» [5.34, III,1.1; 5.95], то связь мифических гераклидов с легендарными лелегами становится еще очевидней.

Итак, где-то в конце XII – начале XI вв. до н.э. «гераклиды» вернулись: лелеги привели в Микенскую Аххияву греческие племена дорийцев, которых римляне и назовут собственно «греками», а их страну – Грецией. Сами себя, как считается, греки звали «эллинами», по имени небольшого племени, что из эпирской Додоны переселилось в Фессалию, где всё и началось.

Но вернемся в Трою, где Илион еще не пал и Троянская война продолжается. Разбогатеть на войне у микенцев не получалось. Если и были несметные богатства у богатых городов Трои, то все они бесследно исчезли (все оставшееся «золото Трои», как известно, поместилось вначале в шали Софии, жены Г. Шлимана, когда она тайно выносила золото с раскопа, а затем в корзине под кочанами капусты, когда она контрабандой вывозила его из Турции; ныне это золото в запасниках музея им. А. С.Пушкина в Москве). Но это и понятно: Троя к войне готовилась.

Затяжная война постепенно переходила в колонизацию. У античных писателей можно найти сообщения, что микенцы на захваченных плодородных землях разбивали огороды, держали скотину и даже строились. Некоторые заводили семьи, имели детей от наложниц, женились на свободных троянках. Время стирало взаимную ненависть и жестокость начала войны. В отдельных районах из троянцев и микенцев формировалась этническая общность, которую позже греки назовут эолийцами. Завершить войну мешал лишь отказ Илиона вернуть Менелаю жену с украденной ею казной Спарты да, как требовал Агамемнон, справедливую пеню за причиненный всем микенцам ущерб. Илион, видимо, был готов на это, да тут прибывает Мемнон со своими эфиопами – последняя надежда Приама.

Впрочем, внести какой-то перелом в ход войны Мемнон не смог: Ахилл остыл, перестал гневаться, принял от Агамемнона щедрую компенсацию за нанесенную ему обиду, вышел к стенам Илиона, убил Мемнона (по версии «Эфиопиды») или Гектора (по версии «Илиады») и этим все закончилось: Илион пал. Конечно, без помощи троянского коня, ради которого защитники города якобы проломили крепостную стену, спасавшую их в течение 10 лет. Скорее всего, они выполнили все требования микенцев, выторговав себе право покинуть город без оружия и без имущества, отдав его на разграбление тем, кто этого так долго ждал. Царскую семью, вероятно, уничтожили.

По-видимому, через некоторое время илионцы вернулись в город. Вот и Страбон утверждает, что «город при взятии его ахейцами не был целиком уничтожен и никогда даже не был покинут жителями (надолго – авт.)» ([5.23], с.563). Вернувшиеся горожане, видимо, хорошо прибрались: большой удачей стала находка археологами одного (!) бронзового наконечника стрелы, похожего на ахейский, в черте Трои VIIa на холме Гиссарлык [5.96]. Кстати, те же археологи утверждают, что после взятия города микенцами он существовал еще целое столетие, пока его не заняли фригийцы [5.97].

Но радость победы была недолгой. Она мгновенно улетучилась, как только микенцы получили тревожные вести с родины о «дорийском вторжении». Началось их стихийное отбытие в родные пенаты. Агамемнон разумно предлагал возвращаться всем вместе, не распылять силы, столь необходимые для того, чтобы разобраться с пришельцами. Но куда там, даже брат его Менелай не стал ждать, отплыл опрометчиво один в свою Спарту. Не знал, бедолага, что Спарта уже не его.

В Греции они столкнулись с вооруженными «железом» дорийцами и разрухой, описанной выше. Семьи многих покинули свои дома и мигрировали в места, куда еще не дотянулись доряне, в основном, на острова и в горы. По-видимому, процесс этот был добровольно-принудительным. Тем, кто подчинялся, разрешали брать с собой имущество, в первую очередь скот и зерно; строптивых имущества лишали и вывозили на острова на судах лелегов.

К прибывающим микенцам отношение дорийцев было тоже разное. Те, кто выказывал лояльность к новым властям и сдавал оружие, могли присоединиться к своим семьям и разделить их участь; несогласных ждала либо депортация за пределы «дорийской» Эгеиды (южнее Критской дуги, в Центральную и Восточную Анатолию, на Северные Балканы, побережье Понта), либо смерть.

Ахейцы из отрядов братьев-атридов Менелая и Агамемнона, вероятно, не проявили должного понимания ситуации, пытались «бодаться» с пришельцами, но, видимо, Зевс окончательно отвернулся от них. Агамемнон был убит сразу (традиция приписала убийство его жене с любовником); Менелай с пятью кораблями отправился на юг, в Восточное Средиземноморье да и сгинул там (традиция рассказала о его втором свадебном путешествии с по-прежнему любимой и любящей Еленой). Многие ахейцы и пеласги, некоторые вместе с семьями, оказались на Кипре, в Памфилии и Киликии, где сформировалм т.н. «восточноахейский мир».

По-видимому, Пелопоннес и особенно Спарта (Лакония, Мессения) был зоной особого внимания дорян. Несмотря на то, что они оставили две исторические области – Аркадию и Ахайю – микенцам, последние не оставляли попыток вернуть себе весь полуостров. В результате в Спарте дорийцы ввели особый статус для захваченных бунтовщиков – статус «илотов» («взятых в плен»), государственных рабов, переданных во владение и пользование (но не в собственность) семьям дорян-спартиатов. Спартиаты были обязаны держать своих илотов «в повиновении с помощью морального и физического террора» [5.97]; на них устраивали охоту, регулярно били плетьми, заставляли напиваться до скотского состояния и т. п. До половины своего урожая илот отдавал хозяину.

Илоты, как правило, жили в долинах Пелопоннеса, занимались земледелием. Для микенцев, ушедших в горы и занявшихся скотоводством, спартиаты ввели другой статус – периэков («живущих вокруг») [5.98]. Формально свободные, периэки были лишены права участвовать в управлении страной (занимать выборные должности, участвовать в народных собраниях и др.); налоги же, которые часто походили на дань, платить были обязаны.

Похожая ситуация сложилась на Крите, где в ходе блицкрига западных дорян были разрушены Кносс, Фест и другие города. Появились там и свои «периэки», которые от морских и земных цунами ушли в высокогорья, создав там поселения типа Карфи [В: Карфи].

Отдельно нужно ещё раз (см. выше) сказать о засухе и голоде, которыми сопровождались описываемые события. Существует устойчивое представление и ряд доказательств, что в течение почти 300 лет, в XV—XII вв. до н.э. (по другим данным – в 1200—850 гг. до н.э. [В: Катастрофа бронзового века] или даже 600 лет, XV—IX вв. до н.э.) на Южных Балканах, островах Эгейского моря и в Малой Азии сложились неблагоприятные климатические условия для сельского хозяйства (засуха), сопровождаемая в ряде мест голодом. (Как видно, при любом раскладе в XII в. до н.э. был не лучшим в этом плане.) Некоторые ученые, например, Б. Фейган, полагают, что причиной тому послужили возникшие «атлантические штормы в середине зимы к северу от Пиренев и Альп, которые принесли более влажный климат в Центральную Европу и одновременно засушливый – в Восточное Средиземноморье» [5.87].

Но помимо неприятностей, доставленных природой, голод на Южных Балканах и в Северо-Западной Анатолии был во многом рукотворным: масштабные войны не способствовали пахоте и севу, сбору урожая, поддержанию в должном порядке ирригационных систем и т. п.

О голоде свидетельствуют и ряд документов, например, письмо некоего Уртену из города Эмар, найденное в архиве Угарита и датируемое 1185 г.: «Голод в нашем доме; мы все умрем от голода» [В: Катастрофа бронзового века]. Упоминал о голоде и Геродот, рассказывая о тирренах (см. разд. 5.2.2.1). Если ему верить, то именно этот голод заставил часть народа лидийского царя Атиса незадолго до Троянской войны мигрировать на запад, в Италию.