Текст книги "Хамиты и симиты. Двуполярный мир. Том 3. Трансформация"

СОДЕРЖАНИЕ

 
6.3.2.1. ЭНЕЙ
6.3.2.2. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПУЗЫРЬ
 

Среди множества народов древней Италии особым вниманием историков, большим даже, чем этруски (туски) [В: Этруски], пользуются ЛАТИНЫ: считается, что именно этот народ дал миру ЛАТИНСКИЙ ЯЗЫК (ЛАТЫНЬ) и построил на Тибре город РИМ, положив начало самой известной державе древности – Римской. Из вульгарной версии латыни вылупились современные романские языки, из Римской империи – Священная Римская империя. Без них немыслима современная Европа, а значит, и мир; при таком раскладе разве могли латины быть какими-то не индоевропейцами (ИЕ)?. Нет, конечно, не могли, права не имели! И действительно, по мнению учёных появились латины вместе с языково близкими умбрами, осками, самнитами и другими италиками из Центральной Европы где-то в X—IX вв. до н.э. [В: Италийцы]. Пришли и принесли с собой славный латинский язык, 100% ИЕ.

(В другом варианте пришли в XII в. до н.э. и принесли гипотетический праиталийский язык, из которого позже и вышла латынь [6.122]. Но так ли это? Попытаемся ответить на этот вопрос позже, пока же отметим, что приведённые утверждения нарушает все законы глоттохронологии [В: Глоттохронология]. Действительно, праиндоевропейский язык появился около 5 тлн, но уже через 1800 лет из него вылупился праиталийский, из которого ещё через 400 – латынь. Неслыханные скорости! Умеют западные лингвисты ускорить процессы эволюции языков, когда захотят!

Вообще же, глоттохронология отводит на распад языка и формирование из него языковой группы, т.е. на трансформацию праязык => язык приблизительно 4—5 тл, на трансформацию язык => диалект – 2,0—2,5 тл. (см. Введение). Для праиндоевропейского языка, сформировавшегося около 5 тлн, есть уточнённые методики, например [6.125], по которым латынь, появившаяся в VIII в. до н.э. отличается (по базовой лексике) от праиталийского языка примерно на … 8%! Этого недостаточно даже для диалекта.)

Точная локализация латинов неизвестна; твёрдо установленным наукой фактом считается, что к VIII в. до н.э. проживали они южнее и юго-восточнее тусков, граница же между латинами и тусками пролегала строго по Тибру. В отличие от урбанистической цивилизации этрусков, латины городов не строили, предпочитали жить в небольших поселениях, в основном в Альбанских горах, где находился и главная их деревня – Альба-Лонга. И вдруг что-то на них нашло – в VIII в. до н.э. соорудили Город городов – Рим. Очень напоминает автору ситуацию с Библией: древние евреи книг не читали, как вдруг – и написали Книгу книг (совсем как в анекдоте про неграмотного чукчу: чукча не читатель, чукча – писатель!). Правда, в этом случае выяснилось, что писатели-то – финикийцы, самый культурный народ того времени [П6-П13; гл. 6.2]. Может и здесь… того, Рим-на-Тибре построили этруски (кстати, этруски-тиррены – пеласгический народ, а пеласги – «родственники» финикийцев (см. разд. 5.2.2.1))?

Понимая всю нелепость ситуации, римские ревнители сквозь зубы допускают, что этруски могли принять участие в строительстве города: ну, стены возвели, улицы и площади вымостили, дороги (Аппиеву, например), водопровод и канализацию соорудили (акведуки и Клоаку, к примеру), общественные здания построили (Мамертинскую тюрьму, например) [В: Архитектура Древнего Рима]. Но на месте латинской деревни без дороги, водопровода и канализации, но с тем же названием! А значит, и город латинский!

Трудно вновь удержаться от аналогии и опять с евреями и финикийцами. Задумал мифический, но мудрый еврейский царь Соломон храм построить, какого свет не видывал. Обратился к финикийцу Хираму, царю Тира, которого пользовал при необходимости. Тот, как обычно: «чего изволите?» – «всегда готов!» Выделил зодчих, строителей и все необходимые материалы, храм построил. И прославил тот храм евреев и Соломона в веках! Посредством Библии, написанной… теми же финикийцами. Так, может, и латины – миф? Или, историчный Хирам – это мифический Соломон, а этруски – латины?

Действительно, известно, что латины, в отличие от тех же этрусков, например, народ во многом мифический; их история и отчасти происхождение тесно связаны с героем античных эпосов ЭНЕЕМ. Впервые тот появляется у Гомера (VIII в. до н.э.) в IV Гимне и в «Илиаде» в качестве второстепенного персонажа, предводителя дарданов (не латинов от слова «совсем»), участвующих в защите Илиона, дальнего родственника троянского царя Приама. Прибыв в Илион незадолго до его падения, Эней отметился в боях, дважды чуть не погибнув. Боги сберегли его, вроде бы уготовив Энею участь послевоенного царя Трои. (Вслед за Страбоном город Илион мы считаем столицей царства Трои.)

Много позже, когда пришла пора связать Рим-на-Тибре с Троей и объяснить, откуда растут древние длинные ноги римской и европейской цивилизаций, уже оперившиеся латинские классики, среди которых и поэт Вергилий (I в. до н.э.) с его «Энеидой», критически переосмыслив Гомера, заставили Энея бежать из гибнущего Илиона, прихватив отца, сына и (нет, не святого духа, не дождётесь!) 20 (по другим данным 50) кораблей, набитых под завязку наиболее ценным имуществом Трои и… энеадами [W: Aeneads], его спутниками.

Гелланик Лесбосский (V в. до н.э.) в своём повествовании «О троянских делах» сообщает: «Проницательно глядя в будущее и понимая, насколько безнадёжно спасать город, большая часть которого уже утеряна, он задумал уступить противнику… а живую силу, отеческие святыни и сколько можно унести денег – спасти» [6.126]. Таким видит Энея Гелланик, живший в V в. до н.э., когда фальсификация истории ещё не вошла в привычку устроителей западной цивилизации. Герою не пришлось бежать из Троады, микенцы отпустили его на все четыре стороны: «Эней и его спутники, забрав имущества, сколько спасли во время бегства (из Илиона – авт.), в назначенный срок удаляются из Троады, передав ахейцам укрепления. Ахейцы же, согласно договору, предоставляют изгнанникам безопасность на всей захваченной ими земле, а также и на море» [6.126].

Ещё откровеннее высказывались об Энее другие авторы: «Менекрат же Ксантий заявил, что Эней предал город (Илион – авт.) ахейцам из вражды к Александру (царевичу Трои – авт.), и благодаря этому благодеянию ахейцы согласились на то, чтобы была спасена его семья. Примыкает же этот рассказ к тому, который начинается с похорон Ахилла таким образом: «Тоска взяла ахейцев, и им показалось, что войско лишилось головы. Однако после погребального костра они стали воевать в полную силу, пока не был пленён ими Илион, отданный Энеем. Ведь будучи отлучён от святых даров из-за Александра, Эней отверг Приама (царя Трои – авт.). Совершив же это, он превратился в одного из ахейцев» [6.127, I,48].

(Кстати говоря, Энея и его спутников ЭНЕАДОВ не следует путать с ЭНЕТАМИ – пеласгическим народом, который тоже защищал Илион, а после его падения поселился на северном побережье Адриатического моря и назвался венетами [В: Адриатические венеты]. Вот что утверждает по этому поводу Страбон (I в. до н.э.):

«… энеты (позднее – венеты – авт.) были самым значительным пафлагонским племенем, из которого происходил Пилемен (царь Пафлагонии – авт.) … лишившись своего вождя (Пилемен был убит Менелаем – авт.), они после взятия Трои переправились во Фракию и во время своих скитаний пришли в современную Энетику. По словам некоторых писателей, Антенор (советник Приама – авт.) и его дети также приняли участие в этом походе и поселились в самой отдаленной части Адриатического моря» [6.28, с.510—511].

Добавим, что Пафлагония размещалась в центре южного побережья Черного моря, в то время как Дардания, родина Энея, сына её царя Анхиза и богини красоты и любви Афродиты-Венеры, находилась в Троаде, северо-восточнее Илиона, близ пролива Геллеспонт (Дарданеллы). Как пел Гомер:

 
«Вслед их дарданцам предшествовал сын знаменитый Анхизов,
Мощный Эней; от Анхиза его родила Афродита,
В рощах на холмах Идейских, богиня, почившая с смертным»
[6.128, II; В: Дарданы].
 

(Не путать Идейские холмы Троады с Иудейскими Ханаана!) Любопытно, что и упомянутый Атенор, легендарный основатель города Патавия (совр. Падуя), также был дарданцем; однако, выходил он из Илиона не с энеадами, а с энетами.)

Отпущенный ахейцами «на все четыре», Эней, подобно Одиссею, странствует по морям и весям; в его семилетних приключениях (римские авторы называют это «римской одиссеей») особо выделяется эпизод с Дидоной [В: Эней; W: Aeneas]. Оказывается, наш неоднозначный герой, отбывший из Трои где-то в -1184 (-1207) г. по Эратосфену (Паросскому мрамору [В: Паросская хроника]), сподобился через 300—400 лет встретить царицу Дидону, основавшую город Карфаген в -814 г.

Вдова, красива, средних лет, верность мужу храня, полюбила его и взяла к себе жить. Однако бог Меркурий вовремя напоминает Энею о его предназначении. Долг побеждает страсть, Эней бросает вдову (нет, не за борт в набежавшую волну, оставляет во дворце) и отбывает в устье Тибра. Чтоб позаботиться о Риме – будущем могильщике Карфагена, а заодно и жениться на молодой латинской принцессе Лавинии. Неблагодарный! Ведь она (Дидона) так верила ему, так его любила!

Ночью к Дидоне явился муж-покойник, и позвал её к себе: он всё простил. Дидона откликнулась на зов с пониманием и, не вынеся мук попранной Энеем любви, велела сложить на холме у моря погребальный костёр «из смолистых ветвей и поленьев дубовых»; такой, чтоб дым от него был виден уплывающему в светлую даль любимому. На костре разместила их с Энеем брачное ложе и, «ногу разувши одну, распустив на одежде завязки», взошла на него с клинком Энея в руке и с последней мыслью в голове:

 
«С моря пускай на огонь глядит дарданец жестокий,
Пусть для него моя смерть зловещим знаменьем будет».
 

Не забыв до того обозвать возлюбленного «лицом кавказской национальности»:

 
«Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,
Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили».
 

А также очертить должное будущее отношение пунов-тирийцев к римлянам:

 
«Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть
Вечно должны: моему приношеньем праху да будет
Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы!
О, приди же, восстань из праха нашего, мститель,
Чтобы огнём и мечом теснить поселенцев дарданских
Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.
Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море —
Морю и меч – мечу; пусть и внуки мира не знают!»
[6.129, IV].
 

Так обезумевшей от любви Дидоной была заложена прочная основа для будущих Пунических войн; в -146 г. их результатом будет уничтожение с особой жестокостью Карфагена Дидоны Римом Энея. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Дидоне и Энее!

Правда, до Пунических войн Эней не дотянет. По одной из версий, оказавшись на земле латинов, он встретится с Латином, основателем племени латинов (это если последние прибыли в Италию до Троянской войны, а иначе – ещё один ляп). И, то ли одолев его, то ли обояв (Вергилий не парится: предначертание – и всё тут), женится на его дочери Лавинии; впоследствии энеады будут ассимилированы латинами. По другой версии – энеады никого не встретят в Италии, кроме диких аборигенов; слившись с последними, образуют славный народ латинов. (Это уже за гранью; спасти версию может лишь гипотеза, что аборигены-то и были латинами, но тогда она (версия) не «другая», а та же, что и первая.) Примечательно, что латины те говорили в лучшем случае на не существовавшем в природе праиталийском языке.

Судьба самого Энея также неоднозначна: он то ли погибнет, воюя с тирренами, (кстати, эти стычки римляне назовут «римской илиадой»), то ли сгинет без вести – утонет в речке Нумик или вознесётся на небо в полной амуниции и станет богом (не из последних: будет принят в пантеон по протекции матушки Венеры-Афродиты). Современные туристы могут поглазеть на раскопанный археологами Лавиний – город Энея [6.130], где якобы «латины устроили ему героон, отмеченный таким посвящением: „Отцу и подземному божеству, который разгоняет воды реки Нумик“ … От него остался небольшой холмик, а вокруг него – деревья, выросшие в ряд, приятно ласкают взор» [6.127, I,64]. Как это мило! И как предприимчиво.

Потомки Энея, начиная с сына Аскания, становятся, как и положено, первыми латинскими царями, перебираются в Альбанские горы, где поселяются в деревушке Альба-Лонга (до сих пор не найдена археологами) и мирно скотоводят там сотни лет. Пока близняшки Ромул и Рем (дети бога Марса, между прочим, -771 г.р.) не спустятся по реке с гор в корзине, подобно Моисею, отведают молока волчицы с насекомыми из клюва дятла и заложат в -753 г. на берегу Тибра город Рома (Рим). Правда, Рему хотелось заложить Реморий, а не Рим, но в споре победил Рома, т. е. Ромул, убив Рема за его мечты о Ремории [В: Ромул и Рем].

(Кстати, греки держали Латина за сына или внука Одиссея (грек родил латина? Почему бы и нет: есть мнение, что латины – это испорченные греки (см. разд. 5.2.2.3)); но тогда Лавиния – внучка или правнучка последнего и, значит, между Энеем и Одиссеем, бок о бок стоявшими под Илионом, два-три поколения. Возможно ли такое? Путались античные писатели и в показаниях о Ромуле – то ли сын, то ли внук, то ли далёкий (в 17-ом поколении) потомок Энея. Победил потомок: между ними (Энеем и Ромулом) – как между Троянской войной (-1184 г. или -1207 г.) и основанием Рима (-753 г.), около 400 лет. К этому времени якобы и латынь отложилась от праиталийского языка, так что Ромул стал не только первым царём Рима, но и первым латинянином. Чудны дела твои, Господи! (Здесь и далее латины – это племя, возможно, мифическое; ЛАТИНЯНЕ – все носители латыни, языковая общность. вроде семитов.)

Итак, потомки Латина и Энея, образовавшие единый народ, говорящий на неизвестном языке, 400 лет скрывались в горах Альбы. Но не потому, что были неуловимы. А, наверное, по той же причине, по которой в то же время и на тот же срок «впали в кому» дорийцы после своего триумфального «дорийского вторжения» в Микенскую Аххияву [В: Тёмные века (Древняя Греция); П5].

Ещё одна странность. Якобы Публий Вергилий был недоволен своей поэмой «Энеида», написанной в пику Гомеру, бесконечно переделывал её, нарушая целостность повествования, даже сжечь хотел (ну прямо Гоголь!), да обошлось. При жизни поэта этот его десятилетний труд, «латинский ответ Гомеру», не был опубликован. От бесславного конца спас «Энеиду» якобы сам Октавиан Август, приказавший (после определённой правки) опубликовать её вопреки последней воле поэта [В: Вергилий]. Почему?

Одна из причин легко просматривается: Вергилий связал Рим с Троей царским родом Энея; возможно, особенно Октавиану понравилась новация поэта-учёного, установившего, что Энея можно считать прямым предком римских Юлиев. (К этому роду принадлежал и обожаемый Октавианом Юлий Цезарь (его приёмный отец), и бабка Октавиана Юлия, сестра Цезаря; видимо, относил себя к Юлиям и сам Октавиан, усыновлённый в род Юлиев, полным именем которого стало: Гай Юлий Цезарь Октавиан Август.) Для этого Вергилию пришла в голову гениальная мысль: назвать Аскания, сына Энея, вторым именем – Юл; от него по задумке поэта и пошли славные Юлии.

Упомянутая новация обласканного императором поэта была вполне ожидаема римской общественностью. Но как мог Вергилий, «учёный поэт», как его называли, связать Энея и Дидону, легендарных персонажей, разделённых веками? Поэтический вымысел? Возможно. Но он дискредитировал всю трояно-римскую идею поэмы, подсказанную, как некоторые считают, Вергилию самим Октавианом. И почему император не «поправил» поэта, а исправно и щедро платил за каждую строчку «Энеиды»? Ведь достаточно было только приказать – и карфагенские мотивы из поэмы вмиг бы исчезли. Не приказал. Не знал истории? Вряд ли.

Сочинители Трои, Рима и Карфагена не смогли увязать датировки своих сочинений? Уже «теплее». Но, как нам представляется, наиболее вероятным является то, что Троянская война, основание Карфагена и Рима были близкими событиями, позволяющими бежавшего из Трои Энея, его сына-внука Ромула-Аскания-Юла, заложившего Рим и тирянку-беглянку Дидону, основательницу Карфагена, показать современниками. Вне зависимости от того, мифическими, легендарными или историчными персонажами они были.

Смотрим даты основания: Карфаген – -814 г., Рим – -753 г., Троя – -1184 г. Выпадает Троя. А если приблизить её на 400 лет (время «отключки» греков)? Получим -784 г., вполне себе соседствующий с -753 и -814, точно посередине. Вот оно! ПОЗДНИЕ ФАЛЬСИФИКАТОРЫ «ЗАДВИНУЛИ» ТРОЮ В ПРОШЛОЕ НА 400 ЛЕТ, надув «хронологический пузырь» XII—VIII вв. до н.э. под названием «греческие тёмные века». Дорийцам пришлось заснуть, потомкам Энея – уйти в горы, вдове Дидоне – полюбить призрака Энея. Примечательно, что начало т. н. Древней Греции историки относят к -776 г. [В: История Греции]! Сравнивая эту дату окончания «темных греческих веков» и начала «светлых» и полученную нами аналогичную дату из анализа текстов Вергилия – примерно -784 г. – поневоле приходишь к мысли: историки всё знают. Но, как был уверен М. Жванецкий с А. Райкиным: «ДУРЮТ НАШЕГО БРАТА, ОЙ ДУРЮТ!»

Впрочем, может, и не знают (дурят-то в любом случае). На люфт между датировками Троянской войны и основания Рима обращали и другие исследователи (см. например, [6.120]); вот только к выводам в этой связи они приходили различным. Кстати, от Дионисия Галикарнасского узнаём: «Тимей Сицилийский (IV—III в. до н.э.), не знаю, на основании каких источников, передаёт, что возникновение последнего по времени поселения Рима или его основание, или как бы иначе ни назвать это событие (показательны мучительные поиски историка I в. нужного слова о случившимся с „вечным городом“ – авт.), произошло одновременно с основанием Карфагена» [6.127, I,74].

Но не будем торопиться с выводами, подобные тёмные времена есть в истории практически каждой страны. И объяснение этого феномена недостаточностью письменных источников в то или иное время по тем или иным причинам [W: Dark Ages (historiography)] не выглядит убедительным. Скорее, мы имеем дело с искусственно созданными лакунами для «священной» (и яростно защищаемой) истории избранных (египтян, евреев, греко-римлян) и неизбежно возникающими по этой причине хронологическими пустотами для всех прочих.

Одна исТОРия из ТОРЫ чего стоит! Или, к примеру, Третий Переходный период в истории Египта (египетское «тёмное время»), случившийся как раз в интересующее нас время, между XII—XI и VIII—VII вв. до н.э., и длившийся примерно 400 лет. Он вполне мог «надуть» похожие «пузыри» в истории стран Эгеиды (Греция), Месопотамии (Ассирия, Вавилон, Элам) и, как теперь выясняется, Италии (Лаций, возможно, Этрурия). Фараоны, зевая, объявили по казарме «отбой»?

Примечательно, что примерно это же время, XII—VIII в. до н.э., приходится на мифическую библейскую историю евреев: исход из земли египетской, завоевание Ханаана, эпоха судей, царство Сауда-Давида-Соломона. Лишь с VIII в. до н.э. появляется связанный с евреями предмет для обсуждения: называлось ли ли историчное царство Бит-Хумри (Самария), уничтоженное ассирийцем Саргоном II в -721 г., ещё и Израилем [П4]? Вполне возможно, что не египтологи надули обсуждаемый хронологический пузырь, а «ведущие семитологи». Прочувствуйте разницу.

(Однако, стоп. Во Введении мы обещали читателю, что не станем в этой книге углубляться в вопросы хронологической достоверности истории Древнего мира – так сдержим обещание. Заметим лишь, что всякая попытка хронологической увязки древних событий приводит нас к выводу о неадекватном поведении времени: оно ТО ПОЛЗЁТ, КАК ЧЕРЕПАХА, ТО НЕСЁТСЯ КАК АХИЛЛ.)

Сегодня общепризнано, что Эней Вергилия, его потомки Ромул с Ремом – миф; но в каждом мифе, как мы знаем, есть доля мифа. Объясняется это просто: чистых сказочников не так уж и много, для этого занятия нужен особый талант. Занимаясь же мифотворчеством, люди чаще пытаются натянуть сказочную красную шапочку на чьи-то реальные уши, то есть, по сути, сотворить не миф, но легенду. Вот и в нашем случае, ведь могло так случиться, что после «троянской войны» и «дорийского вторжения» на западном побережьи Центральной Италии высадилась группа мигрантов – беженцев Трои? (Напомним, что под «Троянской войной», возможно, скрывается, военная колонизация греками эгейского побережья Малой Азии в XII—XI вв. до н.э.)

Да, могло. Но откуда, чёрт побери, взялись встретившие их с распростёртыми латины? И латынь, на которой они обратились к прибывшим с тёплой приветственной речью? Широкая общественность имеет право знать. Вопрос этот по своей значимости вскоре может сравняться с извечным Вопросом вопросов: «Откуда взялись евреи?»