Текст книги "Одиночество вещей. Слепой трамвай. Том 1."

39

…Ангелина Иосифовна сразу узнала любимую игрушку, погрызенную крысами, но живую в полувековой пыльной телогрейке. Когда она вытащила «ваньку» из опрокинутого крысами кирпичного домика, сдула пыль с круглых глаз, тот ответил ей глухим, но знакомым и родным до боли звоном. Она прижала его к себе, как и много лет назад, когда с ним прощалась. Дмитрий Степанович быстро перехватил игрушку. «Не насквозь», – внимательно рассмотрел бороздки крысиных зубов. «Звенел, когда грызли, – предположила Ангелина Иосифовна, – крысы этого не любят». Увидев горку песка в углу чердака, она вспомнила Борю, фиолетовый «Москвич», едва успевший затормозить возле их дома, и – не успевший затормозить, засыпавший «Москвич» песком самосвал на шоссе день спустя, потом, как в кино, перед глазами побежали кадры прожитой жизни.

Неужели пора, пожила и хватит, не испугалась, но удивилась Ангелина Иосифовна. Она чувствовала себя совершенно здоровой, готовой хоть сейчас играть в баскетбол в спортзале «Московского долголетия». Не сомневалась: она бы точно попала мячом в кольцо. Белотуннельное кино замерло на поле, где она когда-то собирала турнепс, а вокруг летала бабочка-траурница (а может, мертвая голова). Мелькнула мысль врезать ногой Дмитрию Степановичу по яйцам, вырвать «ваньку» и улететь к чертям собачьим этой самой траурной мертвой головой. Молодая Ангелина – живая голова – так бы и сделала. Пожилая (не молодая, но еще не мертвая) воздержалась. Как можно, вопросил внутренний бухгалтер, до вступления в наследство, оформления доли в холдинге?

Дмитрий Степанович между тем (Ангелина Иосифовна вскрикнула) оторвал «ваньке» голову, вытряхнул музыкальный механизм, отвинтил вытащенной из миниатюрного многоцелевого швейцарского перочинного ножика отверткой крышку.

«Так я и думал, микрофильм, – вытряхнул на ладонь крохотную круглую металлическую коробочку. – Какие чипы в середине шестидесятых, тогда работали на платах ЭВМ. Или, – задумчиво посмотрел на Ангелину Иосифовну, – понадобилась бы другая тара».

«Вы хотите сказать, – Ангелина Иосифовна безуспешно попыталась приладить оторванную голову на место, – что все эти годы эта хрень лежала в моей игрушке?»

«Вы сами вытащили игрушку из-под скамейки, откуда ее должны были забрать другие люди», – ответил Дмитрий Степанович.

«Что это?» – по инерции, понимая, что лучше не спрашивать, спросила она.

«Формула смертоносного вируса, – неожиданно ответил Дмитрий Степанович, – вы читали про него в “Прослушке”. Все могло случиться раньше, если бы вы, – кивнул на разломанного “ваньку”, – его не утащили».

Теперь точно застрелит, поняла Ангелина Иосифовна, прямо сейчас. Или потом, чтобы выглядело как несчастный случай или самоубийство, подбросит золотой пистолет. Она почему-то снова подумала про Дочь адмирала и купленные ею в аптеки препараты. Да при чем здесь это, разозлилась, какие препараты, о себе надо думать!

«Как же он оказался в моей игрушке?» – Ангелина Иосифовна прикидывала, сегодня позвонить юристу аптечного холдинга или завтра, когда будут на руках билеты… куда? В Зимбабве! Она слышала утром по радио, что туда теперь можно без визы. Европа свирепо отгораживалась от России, зато Африка дружелюбно распахивала двери. Стала вспоминать, не просрочен ли заграничный паспорт. Наверняка просрочен, сколько лет никуда не ездила. Завтра, решила, завтра беру долю налом и…

«Что? А… Долгая история», – Дмитрий Степанович как будто потерял к ней всякий интерес, и это насторожило Ангелину Иосифовну. Точно пристрелит, снова предположила худшее. Ей вдруг сделалось жарко, словно она уже сходила по трапу самолета в аэропорту Зимбабве (она не знала, как называется столица этого государства). Это, впрочем, можно было перетерпеть, хуже, что жарко и мокро стало в трусах. Неужели от страха? Нет, догадалась, это другое, началось! Но почему сейчас? Неужели убьет? Как же я доберусь до аптеки? Она неуклюже дернулась, как бы отстраняясь от интимно ползущей по ноге капли, да не одной! Надо в кафе, там туалет, вода, должна быть бумага.

«Надеюсь, я вам больше не нужна, – Ангелина Иосифовна пыталась запихнуть в сумку расчлененного “ваньку”, одновременно нащупывая дрожащими пальцами коробку с прокладками. Дура, неужели не взяла? – Я подпишу бумагу о неразглашении, дам показания, все, что угодно».

«Вызову машину, вас отвезут», – достал смартфон Дмитрий Степанович.

«Куда?» – испуганно крикнула Ангелина Иосифовна.

«Куда скажете, – ответил Дмитрий Степанович, – с бумагой разберемся позже».

Что он имеет в виду, покраснела Ангелина Иосифовна, откуда знает про бумагу?

«Не надо, я на метро! Почему я?» – с отчаяньем прокричала в пыльную пустоту, должно быть, перепугав притаившихся под досками крыс.

«Просто вы оказались не в то время не в том месте. Или – наоборот, это как посмотреть. Я все-таки вызову машину, – сказал Дмитрий Степанович. – Вам надо успокоиться».

«Мне было пять лет, когда я нашла его под скамейкой!»

«Это и есть парадокс бытия. Иногда он растягивается во времени, как отсроченный приговор, – посмотрел на часы Дмитрий Степанович. – Приговорят человека или человечество к смертной казни, и они ждут исполнения приговора полвека. А потом вдруг выясняется, что в деле открылись новые обстоятельства, и приговор пересматривается, но уже по другой статье. И никакого значения не имеет, сколько вам было тогда лет».

«Что же тогда имеет?» – осмелилась поинтересоваться, стиснув бедра, Ангелина Иосифовна.

«Никто не может оказаться не в то время не в том месте. Только в то время и в том месте! Других вариантов нет».

40

Москва готовилась к обмену ядерными ударами с НАТО. Йод считался верным средством от радиации, запасы его в аптеке стремительно иссякали. В интернете множилось число «йодопоклонников», называвших его «жидким солнцем», «святой водой двадцать первого века». Ангелина Иосифовна читала, что в радиусе нескольких километров от ядерного взрыва все живое превращается в пар. Кому не повезет испариться, тех накрывает чудовищной силы взрывная волна, выворачивающая наружу, как чулки, глубокие шахты. Все логично, соглашалась она с государственной пропагандой, враги – в адский пепел, россияне – в райский пар. Потом наступит ядерная зима. Жидким солнцем романтичные французы еще называли коньяк. Он (теоретически) мог ненадолго скрасить жизнь, точнее, смерть уцелевшему человеку, но ядерную зиму ни йодом, ни коньяком было не победить.

Она уединилась в аптечном туалете с выбранным по наитию тампоном. Собиралась как бы между делом посоветоваться с опытными дамами, но на глаза попалась только Анжела, озабоченно перекладывающая коробки с йодом из «общего» в ящик для «внутреннего пользования». В слове климакс Анжела, презрительно поглядывая на Ангелину Иосифовну, делала ударение на втором слоге. «Климáкс на месте?» – однажды услышала она сквозь дверь голос Анжелы. «Сказала, что сегодня будет до конца», – ответили ей. О чем они, удивилась Ангелина Иосифовна, а потом догадалась, что речь идет о ней.

С тампонами не задалось. Оказалось, что у них существуют размеры. Она подобрала подходящий методом (в прямом и переносном смысле) тыка. Немало смутил ее и нитяной хвостик, за который тампон в определенные моменты следовало извлекать. Не напасешься, задумалась она, не обратно же его? А если выкидывать, то куда? Далеко не во всех туалетах имелись предназначенные для этого емкости. Женские хлопоты смущали эстетическое чувство Ангелины Иосифовны, но стимулировали материнское. Возможность (она надеялась, что не теоретическая) стать матерью наполняла ее тревожным беспокойством.

Она была готова подписать любую бумагу о неразглашении чего угодно, лишь бы ее оставили в покое. Большой разницы между «разглашением» и «неразглашением» Ангелина Иосифовна не видела. Кто бы поверил ей, если бы она «разгласила», что некие «неустановленные лица» решили (в планетарных масштабах) «перебрать людишек» посредством смертоносного вируса. Микрофильм с описанием вируса они (видимо, с целью активации, какой же еще?) вознамерились передать другим неустановленным лицам, спрятав его в оставленной под скамейкой в парке кукле-неваляшке, по-простому – «ваньке-встаньке». Но после случайного вмешательства пятилетней девочки Ангелины дело на полвека застопорилось. Или встало на предусмотренную паузу. Тут ясности не было. Что мешало злодеям похитить куклу из квартиры девочки? Тем временем (третьи?) – она запуталась – неустановленные лица продолжили дело первых в тайной лаборатории в горном ущелье, а четвертые уничтожили лабораторию, развязав военный конфликт на близлежащих территориях. Тогда, видя, что с вирусами как-то не заладилось, пятые неустановленные лица запустили глобальный экстремальный вариант: кого в пепел, кого в пар. Ядерный будильник пока усыпляюще тикал, но был готов в любую секунду зазвенеть.

Ее бы даже не стали преследовать за эту теорию, запирать в сумасшедшем доме. Сколько таких, как она, «жертв конспирологии» неистовствовало и кликушествовало в социальных сетях! Кто не слеп, тот видит, говорил в свое время Лаврентий Павлович Берия. Видит, да не знает, возражала ему Ангелина Иосифовна. Кто решил погубить человечество, оставив ему единственный выбор – между пеплом и паром? Рептилоиды, мировая закулиса, держатели капиталистического «общака», вековые ненавистники России – одним словом, обобщенные англожидосаксы, снисходительно объяснили бы ей общественно значимые люди, прорвись она с этим вопросом в эфир.

Будет у нас йод, у французов коньяк – будет и песня, прогнала она прочь гибельные мысли. Повешу в аптеке портрет Брежнева, решила и внезапно успокоилась: святой человек, как при нем жили, все для народа! Неожиданный порыв удивил, никогда прежде она не восхищалась Брежневым. Анжела рассказывала, как почитают Брежнева в независимой Молдавии. Это все телесный низ, вспомнила Бахтина Ангелина Иосифовна, раньше кровь омывала мозг, он, как топор, прорубался к истине, а теперь подтекает, как сломанный бачок в унитазе.

– К вам! – стукнула в дверь туалета Анжела. – Ждет в зале.

Придав лицу служебное (заинтересованно-никакое) выражение, Ангелина Иосифовна вышла в зал.

– Растут люди! – услышала голос Красного директора.

Не зря вспомнила Брежнева, тупо уставилась на его ботинки. К вечеру морозец прихватил слякоть, следов на аптечном полу не было. Андраник Тигранович носил похожие, но с алмазными стразами и золотой нитью в шнурках. В стиле Черного Пьеро, подумала Ангелина Иосифовна, хотя ботинки ведущего в кадр не попадали. Только блуза с блестящими пуговицами, как накидка фокусника, мерцала на экране.

– По делу? – спросила она, вспоминая, на «ты» или «вы» была с директором в прежние годы. – Или давно не виделись?

В аптеку тем временем заглянул неопределенного вида человек. Ангелина Иосифовна сразу поняла, что не за лекарствами. За ней? Но за что? И почему вместе с Красным директором? Неужели Дмитрий Степанович передал дело в ФСБ? Точно! Понятно, почему он смотрел на нее в Тихвинском переулке, как прощался. Ладно, забегало в голове: что они могут предъявить? У нее нет аккаунта в фейсбуке, она держит язык за зубами, следит за сочетаниями цветов на коробках в витринах, недавно поручила Анжеле отвезти на сборный пункт ящик с медикаментами. Та еще сделала кислую рожу, понесла что-то про русских оккупантов. Кому нужна ее Молдавия, что с того, что там – да не там, а в дружественной Приднестровской республике! – наши войска? Хвасталась, что подала на румынский паспорт, будет ездить, как домой, в Европу. Забыла, дура, что у России нет границ? Показала или нет мне накладную? – гневно уставилась на Анжелу Ангелина Иосифовна, но та только широко зевнула в ответ и неприлично, со стоном, явно вспоминая ночные радости, потянулась.

– Встал во дворе, – сообщил неопределенный человек Красному директору, – здесь нельзя, только по спецпропускам. Наберите заранее, чтобы я успел развернуться.

Не из ФСБ, всего-навсего водила, да еще без спецпропуска, отлегло от сердца.

– Это ты вырос, – решила на «ты» Ангелина Иосифовна, – пешком не ходишь, ботиночки прикупил, под Лениным, как я понимаю, больше себя не чистишь.

Красный директор напоминал ухоженного молодящегося артиста из телевизионного сериала, где простые русские люди живут в двухуровневых квартирах, обедают с коллегами по работе в ресторанах, одеваются как депутаты и никогда не ездят на немытых машинах. С его умеренно постаревшего, но свежего лица сошла прежняя нервная тревога. Гладким, спокойным было лицо. Такие лица бывают у людей, комфортно устроившихся внутри окружающего хаоса. Неужели депутат? В стране воров для умного человека всегда отыщется коридор возможностей, вспомнились мудрые слова Андраника Тиграновича. Хотя, конечно, далеко не все в стране воров распределялось по уму. Я вон какая умная, подумала Ангелина Иосифовна, а где мой коридор? Но, вспомнив про наследство, осеклась.

– По бизнесу или служишь?

А он вписался, с бабьим (откуда взялось?) интересом она продолжила осмотр бывшего начальника. Питается качественно, машина с водителем, шарф как у Пети. Она догадывалась, что Красный директор появился не просто так. Все по Фрейду – красный к красному! Происходящие в телесном низе процессы путали мысли, рвали логические цепи. Одну (привычную) часть своего сознания она контролировала. Вторая (новая, точнее, «новобабья») нахально и грубо перебирала мужиков на предмет… неужели потенциального отцовства для ее ребенка? В кругу соискателей значились: Петя, Дмитрий Степанович Гусев, с ходу – по принципу: раз пришел, пожалуйте бриться! – Красный директор и неизвестно почему Подвальных-дел-мастер. Он-то откуда, удивилась Ангелина Иосифовна. Хорошо, хоть Брежнева нет!

Кандидаты стояли перед ней, как голые мраморные статуи, а она, подобно женской реинкарнации Париса, ходила вокруг, блудливо выбирая, кому вручить яблоко. Она пришла в ужас, осознав глубину своего морального падения. Но созданная неуправляемой частью сознания античная мистерия развивалась по законам жанра. У похаживающей вокруг голых мужиков Ангелины Иосифовны обнаружилась незримо злоумышляющая конкурентка – Дочь адмирала. Она хотела испортить смотрины, отобрать яблоко, чтобы выбрать и вручить самой. Ангелина Иосифовна уступала ей Подвального и Красного, но Дочь адмирала не соглашалась, шипела, как Медуза Горгона. Диму и Петю не отдам! – храбрилась Ангелина Иосифовна, но чувствовала, что боги сдают карты не в ее пользу. Петя доверил Дочери адмирала ключи от своей квартиры, то есть по факту вел с ней совместное хозяйство, а Дима распутывал преступные геополитические заговоры англосаксов и знать не знал о матримониальных мыслишках подозреваемой свидетельницы. Эсхил отдыхал. Игра в отцовство стремилась к нулевой сумме.

– Пойдем ко мне в кабинет, – предложила Ангелина Иосифовна Красному директору. – Расскажешь, как пела когда-то Пугачева, где ты был, что видел и кого любил.

– Неужели тебе это интересно? – Красный директор извлек из внутреннего кармана пиджака файл с вложенной в него бумагой.

Как любой человек в России, Ангелина Иосифовна ничего хорошего от предъявляемых бумаг не ждала: долговая, просроченный платеж, штраф, уведомление от приставов, повестка в суд? У нее всегда становилось легче на душе, когда на выходе из подъезда она открывала почтовый ящик и видела, что он пуст.

– Росздравнадзор, налоговая, Росреестр? – поинтересовалась, открывая дверь в кабинет, где совсем недавно пил виски, размахивал золотым пистолетом Андраник Тигранович. Ему тогда точно было не до соблюдения указаний Росздравнадзора. Кажется, он еще что-то говорил про волокиту с регистрацией договора аренды. Неужели, криво взглянула на Красного директора Ангелина Иосифовна, явился за взяткой? Вот тебе и коммунист! Или прочитал про самоубийство Тиграныча, узнал про наследство? Тридцать лет ни слуху ни духу, а как запахло деньгами, тут как тут! – немедленно подключилась бабья половина сознания, никому нельзя верить!

– Я не из инстанций, – успокоил, с интересом оглядывая кабинет Красный директор. – Мягко устроилась, – кивнул на кожаные кресла, – привез тебе проект постановления о Росглавмедпрепе.

– О чем? – растерялась Ангелина Иосифовна, вспомнив слова Дмитрия Степановича, что любого человека можно взять за «мягкое». И ты туда же, вздохнув, посмотрела на Красного директора.

– Российском государственном главке медицинских препаратов, – расшифровал он название неизвестной ей организации. – Все аптеки по указу президента будут скоро национализированы. Ты что, до сих пор не поняла, куда ветер дует?

Дура, провалилась в «мягкое» кресло Ангелина Иосифовна, надо было слушать юриста, брать налом! Кому ты теперь нужна, нищая! – подтявкнула бабья, похоже, по-ленински «всерьез и надолго» угнездившаяся в ней сущность.

– Успокойся, – сухо улыбнулся Красный директор. – Еще есть время сыграть на опережение. Он подпишет только после того, как разберется с нашими предложениями по Росглавмедпрепу.

– Вашими предложениями?

– Нашими.

– Извините, – пожала плечами Ангелина Иосифовна, – а вы, собственно, кто?

– Мы? – хмуро посмотрел на нее Красный директор. – Я работаю в правительстве. Предложения готовят эксперты из моего департамента. Есть люди, которым небезразлична судьба фармацевтической отрасли. Кстати, если тебя это интересует, я своих убеждений не менял.

– Машина с шофером, – сказала Ангелина Иосифовна, – ботинки за пятьсот евро (Анжела – сволочь, вот привязалось с этими евро, лучше бы не говорила!), костюмчик тоже не «Большевичка»… Забыла, как раньше называли таких коммунистов. Вспомнила: буржуазными перерожденцами! Ну да, помню, ты мне объяснял: одни живут жизнью идеи, другие – ее загробной жизнью.

– Гальванизируют идею посредством монетизации, – довольно кивнул Красный директор, – что, собственно, – посмотрел на Ангелину Иосифовну, – мы с тобой и проделали. Каждый, – снисходительно улыбнулся, – на своем уровне возможностей и везения.

Уровни разные, согласилась Ангелина Иосифовна, скользнув взглядом по часам Красного директора. У Андраника Тиграновича были скромнее. Странно, что Анжела не заметила. Ладно, она спец по ботинкам, часы – другой уровень возможностей и везения.

Она поняла, что пафосной, как в прежние годы, дискуссии о том, что делать, кто виноват, как реорганизовать Рабкрин (понятно как – превратить в Росглавмедпреп), не будет. Красный директор устал. И я устала, подумала она, страна устала, время устало, а самое печальное, устал ВСВР. Усталость, подобно формалину, консервировала окружающую жизнь. Внутри дергались редкие воздушные пузырьки. В них хотелось укрыться, как в уцелевшем домике посреди пепелища, но это был безвоздушный покой, когда делать нечего, плевать, кто виноват, и пропади пропадом Рабкрин! Ангелина Иосифовна вдруг резко, как совсем недавно к Брежневу, подобрела к себе и Красному директору. Критикуй не критикуй, все равно получишь… Ей захотелось рассказать бывшему начальнику про книгу «Мироустройство», ситуационных богов, усталость ВСВР, Андраника Тиграновича, Дмитрия Степановича Гусева, дикого карабахского кота, вирусы и «ваньку-встаньку». Возникла даже мысль пожаловаться на Анжелу, но она вовремя опомнилась.

– Помнишь наш разговор на складе? – спросила она, вспоминая, осталась ли хоть одна бутылка в баре под проигрывателем после обыска с изъятием предметов, на которых могли быть отпечатки неустановленных пальцев. Неужели унесли?

– О чем?

– Знаешь, что я тогда подумала?

– Когда?

– Ты прав, – махнула рукой Ангелина Иосифовна.

Пусть думает, в чем прав.

Он бы не понял, скажи она ему, как ей тогда хотелось, чтобы у них получилось, как она рыдала на подоконнике, проклиная себя за глупость, а его за трусость. СССР не спасти, помнится, подумала она, глядя в спину уходящему со склада Красному директору, и того, что будет после СССР, тоже не спасти.

Она не решилась проверить бар. Ты что, остерегла бабья сущность, примет на грудь, полезет, а у тебя тампон. Надо было тридцать лет назад ему наливать! Ты права, «но пасаран», почему-то испытывая неуместное нервное возбуждение, согласилась Ангелина Иосифовна.

– Извини, у меня мало времени, опаздываю на заседание правительства, – посмотрел на часы Красный директор. – Вопрос о холдинге «Вам не хворать» – идиотское название, кто придумал? – в повестке, я докладчик. Кстати, это я настоял, чтобы тебя включили в реестр акционеров.

– А что, могли не включить? – Ангелина Иосифовна решила быть с ним вежливой, конструктивной и упрямой в битве за копейку, как капиталист с капиталистом.

– Легко. В уставе есть пункт: если держатели двух третей от общего количества акций голосуют против. Еще как могли. У правительства в холдинге только двадцать процентов, так что мне пришлось поработать.

– Зачем же тебе этот, как его… Росглавмед, если все аптеки национализируют?

– Знаю, ты мне не веришь, – улыбнулся Красный директор, напомнив на мгновение Ангелине Иосифовне себя прежнего, – но я остаюсь коммунистом. Социализм, национализация, народная экономика – последний шанс России. Хочешь, бери выше – для мира. Маркс, Ленин, Троцкий, Сталин это понимали.

– Но ты, – вздохнула после долгой паузы Ангелина Иосифовна, – в идею больше не веришь.

– Это не имеет значения, – ответил Красный директор. – Указ о национализации подготовлен и передан, – ткнул пальцем в потолок. – Шансов, что будет подписан, немного, ты права.

Он тоже не верит. Но если вдруг, понимая, что земля под ногами горит, подпишет, ты все потеряешь, потому что еще не вступила во владение. Сколько они тебе предлагали?

– Хочешь дать больше? – усмехнулась Ангелина Иосифовна, вспомнив неизвестно кем изреченную, но не стареющую истину: думай о человеке плохо – не ошибешься.

– Дело не в этом, – Красный директор говорил сухо, словно щелкал круглыми деревяшками на счетах. – Я по решению правительства выкупаю акции Тер-Гуланяна. Вместе с твоей долей должно получиться двадцать пять и одна сотая процента, то есть блокирующий пакет. Из бюджета выделяются средства на экстренное строительство трех фармацевтических комбинатов – в Москве, на Урале и Дальнем Востоке. Генеральным заказчиком должен выступить Росглавмедпреп, для этого он, собственно, и создается. Это не просто золотое дно, это билет в новый мир, в то, что будет после того, как здесь все закончится. Там будут задействованы технологии, которым нет аналогов, про которые никто не знает. Старый мир их боится. Над ними работали тайно – в избушках на курьих ножках, в крысиных норах, в бегемотовых джунглях, где не ступала нога человека. Мы – не боимся! Россия – модельная территория для испытаний новых технологий. Это ее единственный шанс перешагнуть в другую реальность поверх себя сегодняшней. Иначе – смерть, ее не будет. Все понимают, но говорить нельзя. Я переведу тебя на хорошую должность в моем департаменте, пущу на лекарственный рынок. Национализация аптек – мелочь, дымовая завеса. Ты даже не можешь себе представить, какие произойдут изменения. Ты не вошла в наследство, поэтому нужна нотариальная доверенность на управление твоими акциями. Никакого риска – продаешь правительству. Насчет ядерной войны не волнуйся, ее не будет. Подумай.

– Спасибо, что предупредил, – поднялась из кресла Ангелина Иосифовна. – Я подумаю.

Выбыл, приветливо улыбаясь, протянула руку Красному директору. Не быть тебе отцом моего ребенка. И социализму с национализацией не быть. А вот ядерной войне… Это как решит ВСВР.